Когда спадает маска наёмника

— Со следующей недели к тебе будут ходить репетиторы, я не хочу, чтобы ты остался в выпускном классе еще на год. Хэ Чэн лежал рядом, подперев голову рукой, и успокаивающе поглаживал лицо возлюбленного свободной ладонью, пропускал стремительно отрастающие волосы сквозь пальцы, умело обходя рану на затылке, иногда наклонялся к нему для быстрого поцелуя, когда видел, что Шань начинает губы дуть. — Кого хочешь себе в сиделки? — Кого-нибудь молчаливого и не достающего, — говоря об этом, Мо вдруг вспомнил Цзяня И — с такой сиделкой он бы в первые два часа повесился. — Хуа Би? — предложил Чэн. — Шутишь, что ли? Я с ним и до первой операции не доживу. — Гуань Шань помолчал с закрытыми глазами, ощущая кожей ласковые прикосновения губ возлюбленного. — Ты присмотришь за мамой? Ей будет плохо без меня. — С самого первого дня, малыш, — шепнул Хэ Чэн, наконец, успокоившись, положил голову на подушку, ткнулся носом в местечко за ухом, довольно замурчав. — Не переживай об этом. Я больше не позволю навредить вам. — Я знаю, — заулыбался Шань. — Ты большой, сильный и надежный. Я тебе верю. — Котенок? — позвал тихонько Чэн, когда Мо уже было задремал. Дернул носом, мол, слушаю. — Я говорил с Тянем. Он сказал, что тебя пытались… изнасиловать. Шань помолчал, обдумывая. Интересно, а Хэ Тянь уже знает, что его лучший друг и старший брат уже как четвертый месяц в отношениях, или он это сказал, чтобы брата позлить. Вот, мол, как твои «деловые партнеры» с детьми поступают. — Главное слово «пытались», — выделил Гуань Шань, не открывая глаз, чтобы Хэ не увидел, как воспоминания действовали на него. — Но того мудака ты убить не сможешь. Дважды не умирают, знаешь? — Ты… убил его? — А что? — ощерился Мо, распахивая глаза и поворачивая голову к Чэну. — Ты бы хотел, чтобы я покорно перед ним ноги раздвинул? Я тогда пиздец дико испугался. Решил, лучше сделаю так, и сдохну либо я, либо он, но не позволю… касаться себя, — закусил губу, сдерживаясь, — как это делаешь ты! Если бы остальные… были бы такими же извращенцами, как и тот, кого я… я предпочел бы перегрызть себе вены, я бы повесился на той цепи. Это не сложно. Он замолчал, увидев глаза Чэна, выражение его лица, сложночитаемого — смесь уважения, шаткого бешенства, безграничного доверия, гордости за своего маленького любовника, не позволившего осквернить свое прекрасное тело. Толика страха за то, что ему пришлось пережить. Чувство вины, что не смог защитить. — Прекрати смотреть на меня так, будто я твоя самая главная ценность, — пробурчал Мо, недовольно дергая плечом, в который Чэн уперся подбородком. — Почему я должен прекращать, если это так и есть? — в недоумение спросил мужчина, целуя его в шею. — Ты мой драгоценный котенок, — пробормотал ласково на ухо, — мое яркое солнце в предсмертном тумане. — Завались, а! — буркнул Мо, безбожно краснея. — Нет бы просто сказать, что любишь меня, так нет, развел сопли. Тоже мне, глава преступного синдиката. — А я не хочу «просто», — воспротивился мужчина. — Я хочу, чтобы ты знал, кто ты для меня. Хочу, чтобы ты утонул в моих чувствах, как я тону в твоих. Мне постоянно кажется, что я не достоин тебя, не достоин быть рядом. Ты презираешь таких, как я, богатых высокомерных ублюдков, презираешь и ненавидишь. А меня полюбил. Часто спрашиваю себя: почему? почему я? Такие чистые невинные котятки не должны любить таких ободранных и потасканных жизнью псов. А ты полюбил. И продолжаешь, несмотря ни на что. — Чувствам вообще, в принципе, нет объяснений, — хмыкнул Шань. — Так что не ищи в этом смысла. Отдайся на волю нефизического и, может, поймешь. И да… — Я тебя тоже, — перебил Хэ Чэн с улыбкой. Гуань Шаню ничего не оставалось делать, кроме как последовать своему совету. Вот только без физического — мягких распаляющих поцелуев — он пока обходиться не мог. К лучшему, наверное.

***

С этих пор дни для Гуань Шаня сливались воедино, бесконечные осмотры, постоянное присутствие врачей, сменяющие друг друга сиделки — парень и девушка немногим старше его самого, оставляющие его на ночь, когда приходил Хэ Чэн. Он всегда приходил только ночью. Но Шань не скучал. Его друзья обитали в его палате с начала открытия приема посетителей и до глубокого вечера, пока разгневанные врачи не выгоняли их, кормили его, издевались над ним, пользуясь его беспомощностью. С ними было весело. Каждый день занятия с репетиторами, сиделки выполняли роль его правой руки, конспектируя, сам Шань здорово поднатаскался по учебному плану, впрочем, скучать ему не приходилось. Особенно, когда операции дали положительный исход и он действительно поверил в чудо, начиная помаленьку потихоньку разрабатывать кисти. Пока ему сложно давалось даже самое простое движение, типа сжать ладонь в кулак или хотя бы дотронуться пальцами до центра ладони, но он уже мог почувствовать мягкость волос Чэна или насладиться колючестью его щетины. Пусть и не в полной мере, но все же. Тем не менее, месяц, проведенный в больнице, сводил с ума. Надо же было так сильно выпасть из жизни. Замененные внутренние органы отлично прижились, сломанные кости правильно срастались, душевные раны превосходно лечил Хэ Чэн своим присутствием, не давая упасть в пропасть страхов и панических атак. Он научился умело прогонять ночные кошмары. Сегодня Чэн неожиданно завалился в палату посреди дня, чем очень удивил возлюбленного. Гуань Шань бессмысленно залипал в телевизор, пока Мэй кормила его порезанным на дольки яблоком. Шаню не нравились яблоки, он кривился, но послушно открывал рот и работал челюстями. — О, а ты чего сегодня рано? — с улыбкой спросил он появившегося на пороге мужчину. Мэй, поклонившись Хэ, мигом испарилась из палаты, ойкнув за дверью. Видеть, напоролась на замершего статуей Хуа Би, что неизменно сопровождал Чэна. — Появилась свободная минута, решил пообедать с тобой. — В подтверждение своих слов Хэ Чэн показал Мо пакет в своих руках из их любимого ресторанчика. Рыжий протянул к нему руки, когда он подошел ближе и послушно наклонился к парню, чтобы Шань огладил его лицо ладонями, изучая, запоминая, исследуя. С тех пор, как к нему вернулась какая-никакая чувствительность, это стало его любимым занятием. Гладить лицо, пусть отрывисто и дергано, ощущать каждую маленькую неровность, чувствовать щекотку от трехдневной щетины, осторожно касаться ресничек, оглаживать брови. Чэн в такие моменты замирал, терпеливо ожидая, пока мальчишка не закончит со своей новой традицией, и под конец обязательно расцеловывал каждый палец. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, расставляя на переносном столике на коленях парня картонные коробки с лапшой, стаканчики с кофе, еще какую-то мелочевку. — Сейчас более-менее лучше, — честно признался Шань, послушно открывая рот, чтобы принять порцию самой вкусной лапши в городе. — Боли почти нет. Мне окончательно перестали давать обезболивающее, но все терпимо. Только иногда адски колотит, но это не то, с чем я не смог бы справиться. Хочу, чтобы ты забрал меня домой. — Малыш, я уже говорил тебе, что ты будешь под тщательным контролем врачей до полного восстановления, — терпеливо пояснил Хэ Чэн, продолжая кормить его и себя. — Знаю, как тебе это не нравится, но я должен быть уверен, что тебе больше ничего не грозит. Ты сильно пострадал. — Я знаю. Но это не отменяет того факта, что я быстро восстанавливаюсь. Врачи говорят, что никаких отклонений от нормы нет, новые органы исправно работают. Руки только, вот что бесит. — Гуань Шань устало посмотрел на свои ладони, лежащие по бокам от тела, слабо шевельнул пальцами. — Знаешь, как отвратительно я себя чувствую, даже задницу сам подтереть не могу. Ненавижу себя за это. — Котенок, — ласково улыбнулся Чэн, склоняясь к нему для теплого поцелуя в лоб, — ты в этом не виноват. Все виновные уже отбывают свое наказание. Представь только, как красиво они сейчас выглядят, обгрызенные морскими обитателями. — Ты знаешь, как поднять мне настроение, — рассмеялся Шань. — Пить хочу. — Осторожно, горячий, — Чэн осторожно приложил стаканчик с кофе к его губам. — Я не только знаю, как поднять тебе настроение, но и как уронить его, тоже. — Что такое? — скривился парень, за секунду прогоняя в голове все самые ужасные варианты, которые мог бы предложить ему Чэн. — Завтра утром я улетаю в Гонконг. — Мужчина положил ему в рот кусочек мяса, пристально наблюдая за тем, как тщательно он его пережевывает, оттягивая момент ответа. — Ненадолго, на самом деле. Недели на две всего. — Всего?! Думаю, две недели я смогу без тебя потерпеть, — ободряюще улыбнулся Гуань Шань, укладывая одну руку ему на колени. — Только ночью будет пусто и холодно. — Обещаю, когда я приеду, заберу тебя из больницы на несколько часов, — пообещал Чэн, погладив его по голове. — Волосы так отрасли, как раз сходим в парикмахерскую. Дальше они продолжили болтать о чем-то совершенно неважном. Хэ Чэн рассказал немного о предстоящей поездке, попросил не волноваться, так как на рожон он точно не полезет, особенно после того, как полтора месяца назад устроил Ханчжоуновскую резню голыми руками, что еще две недели крутили по телевизору. Он, конечно, вышел сухим из воды, но рисковать все равно не станет. — Чэ-е-ен, — задумчиво протянул Гуань Шань, раздумывая, пока мужчина убирал пустые коробки обратно в пакет, — у меня тут нарисовалась одна маленькая неприятная проблема. Давно уже, все никак не мог тебе о ней сказать. — Что-то серьезное? — нахмурился Хэ. — Ты говорил об этом с врачами? Или требуются какие-то особые специалисты? — Да. Специалисты. Особые. — И красноречиво так посмотрел на одеяло в районе паха. — Врачи здесь не помогут. — Хэ Чэн приподнял одеяло, заглядывая внутрь, и его глаза удивленно округлились, а рот неконтролируемо открылся. — В общем, вот. Я уже не знаю, что делать. При любом упоминание о тебе, от единственной мысли о тебе. — Чэн перевел на парня тяжелый взгляд, а тот замотал головой, как будто сам удивился реакции своего организма. — Слушай, я контролировать его не могу. Он на тебя, как солдат при командире. Ты ж сам вроде хотел, чтоб сразу при виде тебя вставал. И, и вот. Мэй и Линк теперь думают, что у меня на них по очереди. — Замолчи, — тихонько потребовал Хэ Чэн, устало потирая пальцами глаза. — Хотел, да, признаю. Дохотелся, блять, — ругнулся себе под нос и с жалостью посмотрел на возлюбленного. — Неприятно? — Есть немного, — скривился Шань. — Неудовлетворенный я тут такой, естественно, неприятно. Яйца скоро лопнут. Не могу же я Мэй просить, чтобы она мне подрочила. — Поднял на Чэна смущенный, но умоляющий взгляд. — Помоги, а? Мы столько вместе не были, ты же не прикасаешься ко мне совсем… там. А я с ума схожу без тебя. Ты-то взрослый, тебе легче. — Тут бы я поспорил, малыш, — как-то невесело усмехнулся Чэн и погладил его по волосам, наклоняясь к его лицу для успокаивающего поцелуя. — Я вечером приду пораньше, — шепнул на ухо, прихватывая мочку губами, — мы вместе примем душ или ванну. Наверняка, ты никому не позволяешь тщательно себя мыть, да? — Шань нервно сглотнул. — А потом мы поиграем. Чтобы тебе совсем скучно не стало, когда я уеду. — Обещаешь? Хэ Чэн запустил ладонь под одеяло и сжал болезненно стоящий член, лаская большим пальцем сочащуюся смазкой головку, перехватил дрогнувшие в тихом блаженном стоне губы парня своими, целуя спокойно, умиротворяюще. — Обещаю, — и убрал руку, засранец. — Чэн? — Мо с недоверием посмотрел на него, замечая в теплой стали уже знакомые смешливые искринки. — Ты же не сделаешь этого? Не сделаешь ведь, правда? — До вечера, котенок, — рассмеялся через плечо Хэ Чэн, уходя. — Ненавижу, — разозленно крикнул ему в спину Гуань Шань, мысленно кидая в закрывшуюся дверь вазу с цветами. Все, что хотелось сделать наяву, теперь он делал мысленно. Даже расчленял смеющегося над беспомощностью возлюбленного Хэ Чэна и то мысленно.