V. Исповедь

Из дневника доктора Эттингера: События, которые я хочу описать теперь, воистину, достойны стать сюжетом приключенческого романа. Никогда бы не мог представить, что могу стать участником подобного действа. Я писал уже о нарастающем недовольстве в обществе, связанным с влиянием на императора баронессы Крюденер. О "болезненном" религиозном пыле Александра стали все больше говорить в Европе, при чем в довольно саркастической манере. Особенно усердствует в ехидстве Англия, отношения с которой у России все более напряженные. Граф Аракчеев, граф Уваров и князь Волконский, люди, которые при других обстоятельствах едва ли могли бы сойтись, в конечном счете объединились, чтобы найти доказательства преступного умысла баронессы лично. В итоге решено было действовать хитростью, потому что император к доводам разума остаётся глух. Когда граф Уваров лично, своими глазами увидел в покоях Александра то, что можно было назвать привидением, то решил, что тут не обошлось без чёрной магии Крюденер. Мне же, как и остальным, подумалось, что мы имеем дело с инсценировкой. Кто-то намеренно пытается напугать Александра. Напугать до такой степени, что он и вправду сошёл бы с ума. Но ради чего? Показал я им письмо Леопольда и вырезку из газет, о тех загадочных смертях знатных граждан и следов, которые вели к Крюденер. Меня обругали за то, что я со всем этим не пришёл раньше. Был выбран момент, когда Александр уехать должен был из Царского села в Петербург, по просьбе Уварова никому о своём отъезде не сообщая. Императору было сказано, что во дворец приглашён будет священник, чтобы осветить комнаты и нечистую силу, если она там и есть, всю изгнать. И вот этот образованный, умный, без сомнения человек, с полной серьезностью отнёсся к мероприятию изгнания бесов! Александр готов скорее поверить, что его одолевает нечистая сила, чем то, что он мог стать жертвой банального обмана! Обман этот был мне очевиден, но жизнь убеждала меня многократно, что если человек не желает увидеть всю правду, то бессмысленно переубеждать его. И вот наша компания под покровом ночи прибывает во дворец, чтобы расследовать это дело на месте.Мы должны были расположиться вчетвером в покоях императора и ждать. Предупрежденный начальник охраны нас пропустил с чёрного входа, и мы прошли в императорские покои - князь Волконский предусмотрительно устроился в спальне, изображая как будто спящего там Александра. Мы же втроём спрятались в кабинете, из которого был выход в гостиную. Там граф Уваров впервые увидел «призрак». Должен сказать, что я мало верил в успех нашего предприятия. Никто не мог гарантировать, что «призрак» или что-то это там, появится именно вот этой ночью. Ещё казалось странным, что «видения» мучали Александра исключительно здесь, в Царском селе. У нас была несколько часов, чтобы сделать все незаметно, а после пришлось бы дожидаться возвращения Александра, чтобы устроить другую засаду. Граф Аракчеев очень ловко натянул по гостиной ловушки из ниток, привязав их к стульям, сказав при этом, что «ловить призраков» ему не в первой. В кадетском корпусе, где он был надзирателем за учениками, ему не раз доводилось отлавливать хулиганов. И вот, под белым покровом июньской ночи, мы вчетвером принялись ждать...черт его знает чего. Сейчас,когда я пишу об этом, то все происходящее кажется мне сном.. —Фёдор Петрович, Вас из комнаты легко заметить. Вы больно ростом высоки. Встали бы за дверь. Или вон... забрались под стол..»- шепотом произнёс Аракчеев, обратившись к графу Уварову, стоящему за занавеской. —Высок ростом!? - громким шепотом ответил Уваров, возмутившись.- Да мы с вами одного роста, Алексей Андреич, вы шутить изволите? Не полезу я под стол! Вас между прочим тоже видно! Максим, стоявший в нише между окном и книжным шкафом, наблюдал эту перепалку, сдержав улыбку. Аракчеев «цеплял» Уварова буквально за каждый шаг. Тот злился, негодовал, но в ответ лишь оборонялся, тем самым давая повод думать, что влияния и прав у Аракчеева несомненно больше. —Ей Богу, не могу поверить, что сам вот, лично руку приложил, чтобы вернуть его обратно в Петербург...Язва! - пробурчал Уваров в сторону Максима.- Я будто всю семью его лично порешил...так смотрит! И что я дурного ему сделал? —Фёдор Петрович, вас не только видно, но и слышно хорошо...- раздался в ответ невозмутимый голос.- От чего вам бы не встать посреди гостиной? Призрак вас явно не боится, коли один раз уже показался.. Перепалка эта продолжалась в вполголоса ещё несколько минут, после чего все стихло,и слышно было только тиканье часов. Максима начало клонить в сон. Он не представлял, сколько времени прошло, но сомневался, что они смогут выстоять всю ночь. Уваров через некоторое время последовал «совету» и влез под большой письменный стол, очевидно из соображений обыкновенного удобства. Максиму тоже хотелось сесть, а лучше лечь. Он все чаще прикрывал глаза и их держал закрытыми, прислушиваясь. Тишина как будто нарастала и погрузившись в неё, можно было различать уже и другие звуки. Дыхание, легкий скрип половиц, стук ветки по окну и приглушённый шелест ветра. Он, кажется,все-таки заснул и был разбужен странным шумом - раздался тихий скрежет, скрип и,вдруг, окно гостиной распахнулось. Резко, как будто что-то дернуло его. Мужчина вздрогнул и услышал, как под столом хрипло произнёс Уваров: «слышали?» Все замерли. Неужто ветер? Максим в этот же момент увидел, как Аракчеев, стоявший за соседней занавеской, приложил палец к губам. Опять все стихло ненадолго. Внезапно откуда-то возникла полоска света. Она скользнула по полу гостиной, и исчезла. Такое чувство, как будто где-то приоткрыли дверь...Но дверь в покои предусмотрительно была закрыта ими изнутри, как всегда была закрыта на ночь. Сердце невольно забилось чаще и сильней в груди, как бывает в минуты страха, хоть Максим убеждал себя, что бояться им совершенно нечего..Внезапно стало отчетливо слышно это - шаги! В гостиной кто-то ходит! Очень тихо, медленно, как будто бы на цыпочках. А следом -стук! Тоже тихий, аккуратный, как будто деликатно кто-то стучит в дверь «тук-тук».. Со своего места Максиму сначала было плохо видно, пока она не появилась…Женщина в дверях. Она стояла на пороге кабинета, вся в белом, с длинною фатой, покрывавшей голову. Как ни пытался Максим собраться, но при виде будто плывущей в темноте фигуры его обдало леденящим ужасом. И когда Аракчеев резко отдёрнул занавеску и громко произнёс «хватай ее!», то несколько секунд Максим не мог пошевелиться. Вспыхнул свет в спальне, где был Болконский. Фигура же молниеносно метнулась обратно в комнату, и через секунду раздался тихий вскрик и звук падения. —Гляди-ка...сработала ловушка..- кряхтя Уваров вылезал из-под стола. Когда он и Максим зашли в гостиную, там были уже Волконский и Аракчеев. Они стояли над лежащим на полу «привидением», и граф довольно бесцеремонно сдирал фату, приговаривая «а ну..кто тут у нас? Огня несите!» Фата была отброшена, а вместе с ней и парик...какого же было изумление, когда глазам всех предстал, испуганно сжимаясь, юноша лет семнадцати. Переодетый в платье, сильно напудренный, в перчатках. Он глядел на них во все глаза и на лице его был одновременно ужас и обреченность. —Ну вот и ваше привидение..- Аракчеев брезгливо, но не сильно пнул парнишку сапогом.- Ну и откуда взялся? Кто послал? —Никто...я сам..- пискнул парень,и тут же был поднят Уваровым с пола, резко за грудки. —Сам? Шутник тут выискался... шутить пошли в тюрьму! - он поволок его к двери, и парень разрыдался. Он плакал и повторял, что ничего плохого он не делал, что зла никакого не желал. Что он по просьбе своего друга, но имени назвать его никак не может. На вопрос, как он проник в покои и откуда у него ключи, он молча подошёл к стенному шкафу, открыл дверцу и к изумлению здесь всех их взору предстала дверь. Тайный ход! Из шкафа вёл проход, через который парень входил и выходил из комнаты. Итак, одна загадка была разрешена. Злоумышленник проникал в покои Александра через тайный ход, ведущий в гостиную. Там он «шумел», изображая привидение, более того, мы обнаружили, что к окну была привязана верёвка, а между рамами лежал кусочек ткани, не позволявшей полностью ее закрыть. Стало ясно, что в деле наверняка принимал участие кто-то из прислуги. В задачи «призрака» входило пробираться в покои глубоко ночью, стучать, тихонько плакать и вздыхать, перекладывать предметы, проливать чернила. В прошлый раз он оставил на письменном столе женскую перчатку, а до этого цветок. А маскарад этот был на случай, если Александр, вдруг, обнаружит гостя. Впрочем, император, очевидно был так напуган, что и не думал никого среди ночи в комнатах искать. Оставался ряд вопросов, на который нам нужно было найти ответ. Как сам Александр не догадался, что кто-то проникает в кабинет через потайную дверь в шкафу? Кто знал вообще об этом ходе? Я пришёл тут к выводу, что инсценировка вся была устроена довольно ведь бездарно и в любом другом случае преступник легко был бы обнаружен. Тот,кто все это придумал, знал о состоянии Александра, о его страхах очень хорошо. Знал, что он поверит и испугается. Что не станет искать рациональных причин происходящего, избрав лишь две: либо он сошёл с ума, либо в Царском селе завёлся призрак его сестры. Нет, это определённо человек к Александру близкий. Он знал, на чем играть… —Так что с ним делать? Аракчеев задумчиво смотрел на поникшего на стуле паренька, который напоминал уставшего актёра в гримерной после спектакля. С размазанной от слез косметикой, он выглядел жалким до брезгливости. —Гадать тут нечего. Есть только один юродивый, который помимо того, что непроходимо глуп, так ещё и известный любитель драматичных зрелищ… В комнате повисла тишина. Волконский как будто догадавшись, нахмурился, смутился и отвернулся. Уваров в недоумении глядел то на паренька то на Аракчеева. —Фёдор Петрович, Отсюда до имения князя Голицына сколько будет верст? *** Визит свой мы князю нанесли с утра. Граф Аракчеев, Уваров и я, хотя я и против своей воли. Я не мог понять, почему Аракчеев так упорно настаивает на моем присутствии и участии в этих делах и все же я поехал, признаться, больше из любопытства. Князь Волконский с нами не поехал и несчастного юнца забрал с собой. Было обещано, что ему не будет наказания, если он подтвердит имя человека, который давал все поручения и напишет полное признание во всем. Наше дерзкое вторжение с утра застало князя ещё в постели, хоть времени шёл уже одиннадцатый час. Дом министра просвещения Голицына поражал своей нелепой обстановкой. Здесь в глаза било несочетание стилей - темно-зелёные занавески с рюшами, красный бархатный диван, кованая мебель, шкура медведя на стене, при этом я насчитал не менее чем три иконы-одна из которых, как дюседепорт, висела на стене, словно благословляя каждого сюда входящего, а две другие, в рамках стояли на каминной полке. В гостиной был бардак, на столе лежала неубранная посуда, стояли фужеры от вина, лежала табакерка, которую Уваров, хихикая, тут же сунул мне под нос- и там на покрытой лаком поверхности была нарисована иконка! Сам хозяин вышел к нам в голубом байковом халате, расшитом экзотическими цветами и чепце. Он был маленького роста, а лицо его хотя и идеально выбритое, ухоженное, моложавое носило отпечаток хронической печали, о чем говорили опущенные уголки губ и глаз. На руках князь Голицын держал маленькую белую кучерявую собачку, на ошейнике которой болтался медальон с изображением, к счастью, не иконы, а на этот раз своего хозяина. При виде гостей Голицын съёжился, сначала испуганно засуетился, изображая гостеприимство, но после первых же резких слов Аракчеева сломался, закрыл лицо руками и повалился на диван. —Ну, Александр Николаевич, где эта баба? - Аракчеев подошёл к нему и тот вынужден был встать. Подбородок князя дрожал, как у человека, который сдерживает рыдания. —Я попрошу вас сбавить тон...я.. —Брось. Мы поговорим с ней и уйдём.- Аракчеев бесцеремонно встряхнул его за плечи, при том довольно грубо, и князь рукой молча указал на дверь, ведущую из дома в сад. Аракчеев вышел, и с князем остались Максим и граф Уваров, который все же не сдержался, и обрушил на Голицына весь гнев. Обращаясь к нему по имени, на «ты», он обзывал его разными словами, смысла которых точно Максим не знал, но мог догадываться, что были они не лестны. Князь сидел с поникшей головой, стащив чепец, представивший взору обширные залысины. По высокому лбу его стекали капли пота. Вид у него был до того несчастный, что Эттингеру стало моментально его жаль. —А как быть, скажи мне, Федя, если других знаков он не понимает? Если по-другому не достучаться до него?- внезапно воскликнул князь в какой-то ажитации. Голос его стал выше, в нем слышать можно было визг. - Екатерина Павловна одна, одна имела эту силу доносить до него истинную божью волю, которую она ощущала всем сердцем настоящей патриотки! Бог через неё хотел с ним говорить! — Не обессудь, но дом придётся обыскать, - Аракчеев вернулся в дом, и Максим заметил, что руки он вытирал платком. Эттингеру не хотелось размышлять, что именно граф ими делал. Максим испытывал одновременно и сострадание и отвращение к сидящему на диване человеку, который явно хотел держаться лучше, но все равно заплакал и нервно заикал. Мы поднялись на второй этаж. Там, в небольшой каморке, пристроенной к хозяйской спальне, на стенах развешен был тот инвентарь, который используют в извращённых играх любовные маньяки - маски, веревки, плетки, какие-то щипцы. — Фу, мерзость…- стоящий в комнате Уваров невольно покраснел.- Чертов содомит…и у него в соседней комнате иконы! Доктор, это как назвать? В одной комнате он молится, а в другой грешит…фу, видеть не хочу…-он вышел, а Аракчеев, напротив, с каким-то странным, как Максиму показалось, оживлённым интересом разглядывал здесь все вокруг. Граф не выглядел ни удивлённым, ни смущенным и подумалось, что то, что все называют половыми извращениями представляет для него как будто интерес. —Откуда вы узнали, что он в этом замешан?- спросил Максим. —Голицын главный в Петербурге покровитель этой бабы, и Александра в прошлом близкий друг. Росли вместе, в Царском селе. Ну а мальчишка тот по виду..как раз из его свиты. О пристрастиях князя все знают. Вот он каков...министр Просвещения ..Богомол…- ухмыльнулся Аракчеев. Голицын плакал, рвал волосы, переходил от мольбы к угрозам и наоборот. А говорят, что психическое расстройство не заразно! Я имел возможность увидеть и баронессу Крюденер. Когда она, как и Голицын поняла, что слёзы тут не действуют, а Аракчеев заявил, что отошлют ее теперь в Европу, с ней сделался большой припадок- она вся изогнулась, затряслась, изображая то ли религиозный экстаз, то ли одержимость бесом. Мне, который видел подобное неоднократно, было баронессу только жаль. Я не мог объяснить им, что не смотря на то, что женщина эта мошенница, она не симулянтка. Она верит во все, что движет ей. Верит в это и Голицын - униженный своими наклонностями, страдающий от них, и вместе с тем, в своих грехах совершенно чистый, как ребёнок. Когда мы были с ним вдвоём, он сказал мне внезапно искренне и честно: "Вот вы, доктор, в Бога ведь не верите, я прав? Я вижу по глазам, что вы, как и я был в прошлом - атеист. Да-да! Ведь я не верил. И сопротивлялся, когда император должность мне мою вручил. Но теперь я знаю, что это и был мой шанс. Я наконец-то обрёл Бога и перестал задаваться вопросом: почему? Почему же я таков, какой я есть? И знаете..- он улыбнулся, глядя на меня блестящими от волнения и слез глазами.- Он знает, что пусть я порочен и слаб, гнусные стремления мне чужды. Я всю жизнь старался творить добро и никому не желал зла. На моей совести нет подлинного преступления! Он создал меня таким и меня любит! Любит! А может ли быть грехом любовь? А что до Александра Павловича…ему известно, как я его люблю! Но кое-кому тут ревность не даёт покоя..тому, у кого чёрная душа!" Среди бумаг Голицына и в письмах баронессы нашли все подтверждения. Оказалось несложным проследить всю хронологию за последние полгода - Крюденер просто раздувала уже имеющиеся страхи, играя на слабостях императора и чувстве вины его за смерть сестры. Было не трудно заставить его поверить, что дух ее может с ним посредством Крюденер вступать в контакт. Если в глубине души мы страстно желаем что-то, то ухватимся легко за самый безумный повод, позволивший наши желания воплотить. И она, и князь наотрез отказывались признавать здесь корыстный умысел.Да, император посылал им деньги, но все они были потрачены на благотворительность и тому были в подтверждение документы. А если что-то и ушло на сторону, то концов тут было не собрать.Одним словом, единственное, что можно было представить против - это дешевый спектакль с "призраком", при этом ни Голицын, ни баронесса не могли толком объяснить, какой была их цель. Одного только я не могу понять: возможно ли чтобы эта, несомненно, глубоко больная женщина проделала все это сознательно и с какой-то целью? Или за ней действительно стоит кто-то другой? Она, как и князь Голицын мне показались слабыми созданиями, такие могут быть удобным орудием в руках других. Чтобы при случае на них, как на юродивых свалить все. Нет, эта история кажется мне очень странной. В конечном счете, все сошлись на том, что эти двое и впрямь помешанные, а за болезнь, как говорится, тут не судят. *** —Это правда, Александр Николаевич? Взгляд императора не выражает гнев, скорее только одну усталость. Князь Голицын в светло-коричневого цвета сюртуке, с щегольски подвязанным голубым платком на шее, улыбался. Он сидел на стуле перед Александром, закинув нога на ногу, тогда как остальные - Максим и Аракчеев стояли. Теперь, причёсанный, хорошо одетый, в пенсне, он всем своим гордым видом будто говорил им: я вас не боюсь! Чего бояться человеку с чистой совестью? Максим стоял в углу, чувствуя себя то ли дворецким, то ли надзирателем, а может быть, и санитаром. Аракчеев и Уваров о сцене в Царском и неприятном разговоре имении князя промолчали. Голицын, по-видимому, молчать не стал. Максим не знал, что было сказано и между кем, но только император их всех созвал к себе,устроив что-то вроде очной ставки. Голицын был против Аракчеева, и тот наоборот. Максиму же было с укором сказано: «а вам-то не стыдно интриговать? Вы обучились у моей матери, Максимилиан?» Максиму было нечего ответить. Он смотрел на князя, который в свою очередь с вызовом глядел на всех. Голицын обвинения все отвергал: представление с привидением было не его идеей. Он этому противился, но на шаг этот решился из любви. Нет, он отвергает обвинения в ереси, он православный христианин. Ни разу в жизни он не нарушил ни закона, ни полномочий. Да, он верит баронессе, которая показала ему свет. И что в итоге есть разные способы доносить глас божий- и он вполне признаёт, что ими выбран был не самый лучший. —Вы пытались свести императора с ума! - в какой-то момент рявкнул, стоявший рядом с Александром Аракчеев. Голицын снял пенсне и аккуратно стал протирать его носовым платочком, после чего надел опять. —Напротив, я лишь хотел делать разум его тверже. Я, как и вы, не задумываясь, отдам за него жизнь. —Александр Николаевич, я верю, что ты действовал из благих побуждений, но ты перешёл границы,- Александр смотрел строго, но голос его бы мягок и терпелив.- Ты злоупотребил моим доверием. Я очень огорчён.Доктор Эттингер, а Вы что думаете? Князь устраивал против меня интриги? - внезапно обратился он к Максимилиану.- Вы ведь хороший знаток душ. Четыре пары глаз уставились на Максимилиана. —Я полагаю, князь Голицын, попал под чрезмерное влияние собственной болезненно экзальтированной натуры. Мне здесь не видится злой умысел,- тихо ответил он. Голицын улыбнулся, опустив глаза. Александр молчал. Он не злился, а выглядел скорее огорченным. Как будто бы такому разоблачению был сам не рад. Стоит ли удивляться, что наказания не последовало? По крайней мере того, какое ожидать могли бы. —То что он сделал — плохой поступок. Но не преступление,- в конечно счете сказал он, когда Голицын покинул кабинет и их осталось трое. Ты не доволен? - произнес он, взглянув на Алексея, у которого и правда был хмурый вид. — Ваша воля. По мне так то, что он больной дурак - не служит оправданием. Таких как он, легко другим использовать будет в своих целях. —Он уже наказан, - тихо произнёс Александр. - Его милосерднее пожалеть. Максим, задержитесь, пожалуйста, мне с вами нужно поговорить. Аракчеев вышел. Александр указал Максимилиану на стул, где несколько минут назад сидел Голицын. Некоторое время они сидели в полной тишине, при этом доктор Эттингер заметил, что глаза императора как будто увлажнились от подступивших к ним слез. —Я знаю, что и вы действовали из благих побуждений, но отныне я вас прошу: ни в каких, даже самых благотворительных интригах участие не принимать.Я вас ПРОШУ.Для вашего же блага...-тихо произнес он.- Вы здесь иностранец.Вы многого не понимаете. Не вмешивайтесь ни во что.Политику не обсуждайте.Вас, как и Голицына легко использовать из-за вашего незнания… Максиму стало неприятно от этих слов. Кто их говорит ему? Человек, которого обвел вокруг пальца переодетый в женское платье юноша?Которые сам разговаривает с тенями и теряет память на ходу? Ведь это ОН должен здесь следить за состоянием Александра, а не наоборот! —Помните, я вам рассказывал, что в юности поцеловал однажды мальчика...и это увидел мой воспитатель и наказал меня потом..-Александр улыбнулся, смахнув кончиков пальца своевольную слезу. — Это был он. Саша Голицын. Несчастный друг мой..вы знаете, что я последний, кто имею права тут его судить. *** —Дуся! Дуся! Заливистый хохот и топот бегущих ног. Хлопает дверь и комната погружается в тишину. В этой пронзительной тишине происходит, сейчас, кажется, так много, что Александру одновременно отчаянно хочется ее нарушить, зайдя в комнату, и одновременно страшно туда войти. Он ждёт несколько секунд и, тихонько толкнув дверь, заходит. Он видит то же, что несколько минут назад… Груда сваленных на пол одеял, подушек и полулежавший среди цветных лоскутов мальчишка в нелепом, неуклюже напяленном женском одеянии - самодельная юбка из павлопосадского, серо-голубого платка обвёрнута вокруг тонкой талии, выпущенная наружу белая рубашечка расстегнута, и в открытом вырезе виден кружевной, грубо пристегнутый на хлястики воротничок. Когда юноша, услышав шаги, поднял голову, то стало заметно нелепые румяна и полустертую помаду на детском ещё лице. —Саша…они опять тебя доставали?- Александр подошел и осторожно опустился рядом, на пол, дёрнув его за рукав. - Ты зачем это им позволяешь? Саша Голицын вытер рукавом нос и отвернулся. Он не плакал, как в тот…в другой раз. Можно сказать, он привык к той роли, которая отведена была ему царевичем Константином и его друзьями и, кажется,более неприятным для него было теперь от Александра услышать такой вопрос. —И что я могу с ними сделать? Их же трое…и все больше меня.. Пока двое держат с двух сторон, третий на распростертым под ним безвольным телом выделывает «жесты»…У Александра перед глазами по-прежнему стоят эти картины, заставляющие кровь прилить к лицу. —Ты старше их! Не позволяй так…с собой обращаться..- Александр достал из кармана свой носовой платок и, чуть послюнявив, стал аккуратно стирать с лица Саши пудру и румяна. Несколько секунд Голицын позволял кусочку ткани старательно касаться губ и щёк, размазывая алые разводы по бледной коже, потом, внезапно, отбросил его и руку и встал. —Ты был там. Я тебя видел. Ты стоял за дверью! Ты смотрел..ты не участвовал..но ты мне не помог.. Он развязал платок, швырнул тот на пол. Потом сорвал, рассыпав, бусы и зло рванул воротничок. Александр чувствовал, как щеки покраснели теперь от жгучего стыда, и слёзы подступили к глазам. Саша обошёл его, толкнув плечом, и вышел из комнаты. Александр опустился на груду смятых одеял и невольно вскрикнул -рассыпанные бусины больно врезались в колени. Он хотел вскочить, но, вдруг, застыл и, крепко сжав зубы и зажмурив глаза, вдавил стеклянные шарики коленями крепче, усиливая боль, и так стоял, считая про себя до ста. Стоявшие несколько минут назад в глазах картины. Унижение…как ужасно! Противно…и вместе с этим хорошо. Они все дети. Он и Костя…что они могут сделать? Саша молча все терпел. Лежал, как тряпичная кукла, безучастно. А он стоял там…в стороне. Смотрел. Он заслужил… *** —Прошу Вас, Александр Николаевич! Лакримоза! Саша Голицын садиться за рояль, театрально откинув полы камзола. Его Сиятельство стоит неподалёку. Кивок…и пальцы юноши ловко бегут по черно-белым клавишам, рождая радостный и лёгкий звук. Голицын сидит, закусив нижнюю губу и прикрыв глаза. Музыка даётся ему легко. Александр с завистью слушает чистые аккорды, - почему сам он не может так играть? Без напряжения, игриво, как будто никто специально музыке и не учил. Как будто бы сами пальцы ее рождают. Он видит, как рука учителя одобрительно опустилась на плечо. —Чудесно, Саша! Очень хорошо! Умница! У Александра внутри все сжалось. Эта похвала должна была ему достаться! Он отложил скрипку и подошел к окну. —Ваше Высочество! Куда вы? Теперь ваша очередь! —Я не хочу играть. Кто-то позвал его Сиятельство, и он вышел из комнаты, оставив их вдвоём. Александр повернулся к Голицыну. Тот сидел, опустив голову и собственные рассматривая ногти. Собранные в хвост темно-русые вьющиеся волосы, светло-голубые, всегда какие-то бесконечно грустные глаза на улыбчивом лице. Он подчеркивает их цвет, нося голубой камзол и голубой платок. Всегда есть что-то голубого цвета. Изящество…само изящество Александру, кажется теперь небесно-голубым, если у этого определения могло б иметься чувство цвета. Саша Голицын старше Александра на три года, но разница внешне эта не видна. Часто говорят, что они похожи, вот только сколько б не носил Александр голубой, он утонченнее,остроумнее, талантливее и изящнее все равно не станет. «Голицын, как лёгкое перышко, плывущее по течению…куда-то да занесёт. Лёгкое, а потому плывёт без страха.» Без страха и без стыда. —Ты на меня обижен, Дуся?- Александр подошел к роялю и облокотившись, щеку подпер рукой. Он ни за чтобы не признался, что обижен сам. За любовь его Сиятельства, за музыку, за легкость, за изящный голубой… —Нет. -Голицын улыбнулся. А он бы на его месте на себя обиделся. Ведь он практически перестал общаться с ним, из-за насмешек Кости. «Ну что ты, с Дунькой водишься? Так что же..давай я вас поженю!» Голицын терпит плохое обращение, издевательства, тычки. Он терпит то, что Александр сам бы,кажется, ни дня не выдержал. Он потянулся и быстро, чуть грубовато поцеловал Голицына в щеку. Тот улыбнулся и чмокнул его в ответ. Это приятно, чувствовать, как чьи-то губы касаются щеки, как кто-то обнимает. Александр знает, за что он любит Сашку - тот ласковый и можно его в любой момент его обнять. —Друзья?- он протягивает руку. Голицын слегка демонстративно закатил глаза, вздохнул, потом взял его ладонь и церемонно поднёс к губам, целуя. «Ах, Ваше Высочество! Вы так добры, и так любезны! Разве вам можно отказать?» Александр выдёргивает руку, смеётся и, разом отбросив всякое смущение, Голицына заключает в объятья горячо. На душе становится в один момент так радостно и так легко. *** —Я не вступался за него, в моменты когда над ним издевался мой брат. Не защищал его от гадких шуток, я называл его своим другом и одновременно позволял в компании нашей быть шутом. Саша был мастер рассказывать анекдоты и в лицах изображать других, и все знали, что если нападает скука, надо позвать «малыша Голицына, «Дуньку», он развеселит. Я при посторонних с ним вёл себя, как и другие, а он всегда готов был поддержать меня, когда мне было тяжело. Он тот, перед кем не стыдно было мне заплакать, кто если надо, мог просто рядом посидеть.Так часто потом я слышал этот вопрос: почему Голицын? Он эпикуреец, гедонист, он бесполезен, смешон, наивен, он имеет извращённые наклонности, у него нет глубокого ума. На это я неизменно отвечаю: у него глубокое есть сердце. Он добр, как никогда не умел быть добр я. В нем искренности много, как в ребёнке. Голицын - даже во времена, когда он был атеист, был ближе к вере, чем любой из нас. Он никого не осуждает, хотя бы его осуждали все. Он сумел остаться честным человеком в окружении подонков и лжецов. Он моя совесть, Максимилиан…как я могу ему не доверять? Я его люблю всем сердцем. Александр говорил все это как будто бы больше для себя, и Максим подумал, как много было в этих словах чувств. Он сам чувствовал, как будто своим разоблачением они совершили подлость. —Ваше Величество, вы ведь знали о тайном ходе из гостиной… - не выдержав, спросил Максимилиан. —О нем знал не только он. Я знаю, откуда эта идея…мы в детстве играли часто в привидений. Саша любил розыгрыши. Однажды он якобы разыграл моего отца…шутка вышла неудачной. Голицын был отставлен от двора. Но знаете…с его уходом кошмары отца не прекратились. Хм..Вы думали всем этим огорчить меня? Напротив, мне стало легче. Но дело в том…-Александр подошел к нему почти вплотную и тихо произнёс: - Я ведь по-прежнему его иногда слышу..плач. Не только там, в Царском селе. И это не плач Екатерины. —А чей же?- слегка сглотнув, спросил Максим. —Моего отца.