V. Исповедь

Сперанский встретил Максимилиана в изящно завязанном бархатном шлафроке, надетым поверх домашних брюк и белейшей батистовой рубашке. В распахнутом воротничке была видна золотая цепочка, на который, по-видимому, висел нательный крестик. Тонкие, редкие волосы мужчины были аккуратно уложены и зачёсаны назад, идеально выбритое, холёное лицо излучало приветливость, дополненную едва уловимым запахом духов. Сперанский встретил Максима в прихожей лично и предложил снять уличную обувь, надев пару домашних туфель, призывая при этом «чувствовать себя, как дома». В просторной, с большим вкусом обставленной квартире царил порядок и уют, свойственный тем не менее одинокому мужчине. Нигде не было заметно ни орнамента из цветочного рисунка на обоях, ни маленьких подушек, ни ковриков, ни милых накидочек, ни покрывальцев и салфеток, - одним словом ничего, что говорило бы о присутствии хозяйки. Однако вся обстановка - практичная, явно созданная руками человека, обладающего прекрасным вкусом и одновременно умом и чувством меры к себе располагала. С первых минут Максиму здесь понравилось. Он не заметил так же и прислуги, зато проходя по коридору мимо открытой двери кабинета, оценил огромный книжный шкаф и рабочий дубовый стол с массивным, обтянутым шелковой материей стулом, чем-то напомнивший Максиму трон. Сперанский провёл его в столовую, где был накрыт уже к обеду стол- на три персоны. —Вы не возражаете, нас будет трое…- Михаил Михайлович улыбнулся, взглянув в сторону, и Эттингер только теперь заметил высокую худощавую фигуру в форменном мундире, смотрящую в окно. Мужчина обернулся, и Максим узнал графа Аракчеева. Он постарел с тех пор, как он видел его в последний раз, ещё кажется, что в Вене-сильнее обозначились глубокие морщины на лбу и возле губ, прибавилось седых волос, щеки впали, однако взгляд остался тем же - проницательным, внимательным и недоверчиво-холодным. Однако вполне искренняя улыбка смягчила этот взор. —Я рад вас видеть, доктор,- обратился к нему Аракчеев на немецком. —Не знал, что вы в Петербурге! Я тоже очень рад..- за четыре года проведённых здесь, Максим действительно ни разу не видел Аракчеева. —Месяц как приехал. Я, знаете ли, следовал вашему совету..больше отдыхать. Здоровье мое не позволяет подолгу находится в городе. Так что доныне пребывал у себя в имении…Оттуда вёл свои дела. —О, Максим Максимович, вы видели б его Грузино!- засмеялся Сперанский, отодвигая стул и по-хозяйски приглашая всех за стол.- Будь у меня такое хозяйство, я бы сам хоть навсегда покинул Петербург! Просто рай земной! —Врешь, Михаил Михайлович, знаю тебя..не променял бы службу Петербургскую и городской шик ты на деревенский воздух,- с каким-то странно-довольным видом произнес Аракчеев. Сели за стол. Максим отметил, с каким непринужденным изяществом хозяин дома расправил белую платяную салфетку и подоткнул ту за воротник. Он сам ухаживал за гостями, извинясь, что слуг утруждает прислуживанием за столом только в случае больших компаний. Еда так же была простой, но сервированной тем не менее красиво и с большим искусством - соленья, красная рыба, расстегаи, два вида салата, - мясной и овощной, суп-уха на сливочном бульоне. На горячее был кролик в сметанном соусе - нежнейший, таящий во рту. Из спиртного - лёгкое белое вино и настойка на клубнике. Все было безумно вкусно, но все трое ели и пили мало, больше беседуя между собой, чем орудуя ножом и вилкой. Простота, приятные манеры и чувство юмора Сперанского действовали на Максима опьяняюще поболее чем хмель - он сам расслабился, разговорился. Граф Алексей Андреевич был более молчалив, но по тому как расправилась его грудная клетка и на губах время от времени возникала легкая улыбка, было очевидно, что и он чувствует себя в высшей степени здесь хорошо. Максиму было немного странно видеть их двоих вместе за столом, общающихся в совершенно дружеской манере. Два этих типа личности казались ему несовместимыми, и в глазах Эттингер роднило их только то, что с обоими он чувствовал себя комфортно. За столом нитью беседы ловко и непринуждённо управлял хозяин - Сперанский рассказывал о том, как «покорял Сибирь», высмеивая местные особенности и нравы населения так остроумно, что, казалось, его служба там могла бы стать сюжетом для театральной комедийной пьесы, которую он сам бы и написал. Он так же расспрашивал Максима о жизни в Вене, о практике врача и о том, как ему живётся теперь здесь. —Надолго думаете у нас тут задержаться? - поинтересовался он, чем внезапно поверг этим простым вопросом в ступор. Максим ведь совершенно не представлял, каким по продолжительности будет его пребывание в России. —Все будет зависеть от того, насколько востребованы будут мои услуги,- осторожно ответил он. —О, тогда вам придётся остаться тут навеки! В таких врачах, как вы, здесь все нуждаются! - воскликнул Сперанский. - Я слышал о нескольких интересных случаях, где вы помогли. Расскажите подробнее о вашей концепции лечения! Он проявлял такой живой и искренний интерес, что Максим, который очень не любил обсуждать с кем бы то ни было медицину, здесь совершенно раскрепостился и поделился своими наблюдениями. Особенно Сперанского интересовало наследование психических болезней. Когда Максим высказал предположение, что истерия и прочие нервные расстройства берут своё начало в трагических событиях детства и проговаривание страхов и тяжёлых чувств ведёт к освобождению, Сперанский задумчиво сказал: —Как жаль, однако, что Вас здесь не было при покойном Павле. Всегда считал, что разум его был ясен и именно болезнь нервов и воображения стала причиной всех бед. Да, я верю в лечение разговором, доктор Эттингер! —Павел Петрович пал жертвой негодяев, воспользовавшихся его благородством и добротой..- внезапно с какой-то яростью произнес Аракчеев. В столовой на несколько секунд повисла тишина, которую нарушил внезапный и несколько зловещий бой больших часов, висящих на стене. —Предлагаю выпить кофе в кабинете!- Сперанский встал и улыбнулся, восстанавливая этой улыбкой вновь на секунду утраченное равновесие. Они перешли из столовой в кабинет, где очень приятно был приглушен свет и горел камин, и расположились за небольшим столиком, где предусмотрительно уже накрыт был поднос с кофе и пирожными. Михаил Михайлович открыл ключом сервант и достал оттуда бутылку марочного бренди. Аракчеев пить отказался, а Максим выпил с удовольствием, наконец поняв, что в Сперанском отлично от других: тот во всех своих манерах, стиле жизни, даже внешнем облике напоминал гораздо больше европейца чем кто бы то ни было из русских, кого Максим встречал. Он не пытался искусственно подражать чужому стилю в угоду моде, как многие дворяне, нет, он был естественен сам по себе, тому же и по-немецки и по-французски говорил так хорошо, что если бы Максим не знал, что хозяин дома русский - то ни за что бы не поверил в это. Взгляд Эттингера, расслабленный, блуждая, упал на женский портрет, висящий на стене. На картине была изображена очаровательная девушка в белом платье, с пепельными волосами, украшенными розой. Художник явно писал портрет с любовью, потому что от картины веяло какой-то неземной возвышенностью и казалось, что женщина на нем, могла бы быть святой. —Это моя жена, Элиза,- Сперанский проследил его взгляд и с нескрываемой нежностью глянул на картину. —О, так это ей мы обязаны таким чудеснейшим обедом..- решил сделать комплимент Максим, но заметил тут же, как взгляд Сперанского, вдруг, потускнел. —Элиза умерла уже почти как двадцать лет назад. Чахотка.С тех пор я больше не женился…- тихо произнёс он, и Максиму показалось, что прекрасные глаза его наполнились слезами. Он смутился. —Простите, я не хотел вам напоминать… —Ну что вы, ерунда. Это я излишне сентиментален. Вам, как доктору и как учёному, наверное, это покажется смешно…но я влюбился в Элизу тогда с единственного взгляда..и на всю жизнь. Даже теперь, спустя столько лет, я не могу сказать о ней иначе, как о своей жене..Ее давно уж нет со мной, а между тем моя любовь осталась. —Нет, я понимаю вас..-Максим отвёл глаза, ощутив, вдруг, грусть. Он и правда понимал. —А вы…не женаты? —Нет. И детей нет. Так сложилось, что я посвятил жизнь медицине и работе.. —Ну что же, стало быть здесь собрались три одиноких мужчины..холостяк, вдовец…- Сперанский глянул на Аракчеева.- Алексей Андреевич, как правильней сказать? —Я разведён. -Коротко бросил тот, внезапно нахмурившись, как будто бы смутившись разговора. В этот момент в кабинет тихонько постучали. Сперанский извинился и вышел, оставив дверь чуть приоткрытой. Максим, так как сидел лицом, мог видеть, как в коридоре тот разговаривает с девушкой, почти точь в точь напоминающий портрет. Не будь он скептиком, то решил бы, что видит привидение. Доктор Эттингер встал, сделав вид, что хочет рассмотреть поближе книжный шкаф и подошёл к двери. До него донеслись лишь только обрывки разговора, и удивило Максимилиана даже не то, что Сперанский обращался к девушке «Elise», а то, что разговор их шёл на английском. Когда тот вернулся в комнату, Максим обратил внимание, что он предусмотрительно закрыл плотнее дверь. До ужаса хотелось спросить, кто это видение с портрета и он надеялся, что Сперанский сам расскажет, но увы. Разговор между тем зашёл о приближённых к императору придворных, и Максима поразила внезапная язвительность, с которой Сперанский стал комментировать окружение Александра. В этом чувствовалась даже не злость, нет…какой-то презрение. Вспомнили и Уварова. Максим, которому здесь было мало что сказать, посмеялся над его общительностью и чудовищным немецким языком. Было действительно что-то странно приятное в том, чтобы теперь им всем троим здесь обсуждать это, будто образуя какой-то тайный клан. —Ох, Фёдор Петрович…человек, безусловно, очень преданный государю. Очень. В этом его достоинство. А недостаток…что он…как бы это сказать..- Сперанский в своей манере закатил глаза. —Что он дурак, - буркнул Аракчеев. - Глуп, как сивый мерин. —Ну это прямо грубо, Алексей Андреевич,- на губах Сперанского между тем возникла довольная улыбка, демонстрирующая, что он в общем-то с характеристикой согласен. —Что? Всем известно, как он сделал карьеру. Рожей! - в тоне Аракчеева ощущалась какая-то особенная неприязнь, едва не ненависть. Коснулись так же баронессы Крюденер и ее влияния на Александра. Сперанский, который отсутствовал последние годы при дворе довольно притворно сокрушался, что император часто награждает своим доверием довольно странных людей. «А ведь он не любит Александра…»- подумалось Максиму. Между тем время шло, пора было откланиваться. Максим попрощался с хозяином, получив в ответ уже новое приглашение и заверения в большом расположении. «Мне кажется, Максим Максимович, вам все же нужен друг. Моя кандидатура совершенно тут для вас свободна»,-его чудесная улыбка невольно наполняла сердце тёплом. Максим подумал, что с удовольствием навестит Сперанского ещё. Они вышли вместе с Аракчеевым. Уже на улице граф выразил желание подвезти его в своём экипаже и едва они очутились в карете наедине, заметил: «При Сперанском будте осторожнее. Он умён, как черт,но совсем не безобиден, как Уваров. Так что же…тот с вами о деле уже переговорил?» Максим не сразу понял, что Аракчеев имеет в виду его разговор с Уваровым о Крюденер. —Это моя была идея, - вас привлечь!- с довольным видом заметил тот. -И так я и знал, что он все разболтает! Но только вы молчите! Не говорите никому. Там все не так уж просто. —Алексей Андреевич, - решился Максим задать мучивший его вопрос.- А вы не боитесь, что Александр разозлится? Кажется, что эта связь много значит для него. —И что с того?- граф усмехнулся.- Пусть злится. Его гнева я не боюсь. Не те уж годы… Что-то странное прозвучало в этих интонациях. Даже не обида…какая-то подавленная злость. «Так посмотреть на всех, так Уваров, кажется, единственный, кто любит Александра..- подумал он.- И уж не потому ли, что он дурак?» *** На следующий день Максимилиан обедал у Нарышкиных и между делом упомянул о том, у кого вчера побывал в гостях. Дмитрий Львович, узнав об этом, встревоженно отложил приборы и посмотрел на жену, как будто бы у неё ища поддержки. «Как! Вы были у Сперанского? Но для чего? То есть…зачем? Ох, лучше вы об этом нигде не распространяйтесь! Ни к чему вам водить знакомство с ним..» — Но почему?- не понимал Максим.-Я знаю, что он был в опале некоторое время, но ведь это в прошлом. Император вернул его на службу и лично мне он показался очень приятным и умным человеком..» — Не знаю, что вам и сказать. Михаил Михайлович безусловно человек больших способностей и ума..но все же я бы никогда не рекомендовал его в друзья..- осторожно ответил Нарышкин.- О людях вроде него говорят «осадочек остался…» —Да? А вот даже граф Аракчеев с ним водит дружбу. Хотя здесь говорят, что Сперанский был оставлен его усилиями.. —Как!- воскликнул Нарышкин в шоке. - Вы и с Аракчеевым теперь общаетесь? Ну вы нашли себе компанию! Зачем вам это? Бросьте! Почему-то слова Нарышкина на Максима произвели обратный эффект. Из всех людей, кого он встречал здесь Аракчеев и Сперанский на его взгляд только и заслуживали внимания. Их не любили. Но за что? За их ум? За их талант? За то, что Александр так высоко их ставит? Или дело все в происхождении? Оба они выскочки, которые сделали карьеру благодаря своим достоинствам и трудолюбию. Зависть, вот что вызывают они в других… После обеда он вышел с Марией Антоновной гулять в сад. Она спросила, удалось ли ему поговорить с Александром о Софье и очень огорчилась, узнав, что нет. Максим смотрел на женский профиль, темный завиток волос, играющий у основания шеи и вспомнил о Сперанском и его жене. Человек, способный на такое глубокое чувство не может быть дурным. А что же сам он? Не совершает ли он ошибку, скрывая чувства? Но что же даст ему откровение? Кажется с ее стороны есть надежда на взаимность, но…на что рассчитывать? Мысль о том, чтобы стать любовником княгини, как когда-то был им Александр в нем вызывала оторопь. Нет, нельзя так опорочить чувство. В любви без верности нет смысла. « А ведь многие уже считают меня ее любовником…»- с грустью подумал он. —Мария Антоновна, за что при дворе так не жалуют Сперанского, может быть объясните мне хоть вы? - нашёлся он на что перенаправить свои мысли. - Я готов внять любым предупреждениям, если мне объяснят в чем состояло преступление этого человека? —Я всегда старалась держаться в стороне от политики, но насколько мне известно..из того, что обсуждал мой муж..Сперанский якобы подталкивал Александра к союзу с Францией. Говорят, что он симпатизировал Наполеону и сделал многое для заключения мира в Тильзите. Что он Россию пытается переделать на европейский лад. Максимилиан молчал в эту минуту почувствовав, что Сперанского полюбил ещё сильнее. —Максим, я должна вам кое-что сказать. Хочу чтобы вы знали это..Не о Сперанском. Есть более опасный человек. Граф Аракчеев больше чем просто приближённый Александра. Он…-она запнулась и покраснела. —Его любовник?- докончил за неё Максим. - Я подозревал это. Нарышкина в изумлении взглянула на него, непонятно чему больше поразившись: что этот факт ему известен или тому, что он говорит об этом так спокойно. —Он готов на все ради достижения цели. Даже на такое…Когда-то он способствовал падению Сперанского, а потом, как я слышала, именно он его вернул..зачем? Я не знаю, но знаю, что этот человек никогда и ничего не делает просто так. Он злой и бессердечный! Я не удивлюсь, если вас попытаются втянуть в какую-то игру! Вы не должны участвовать!- она вдруг схватила его за руки и произнесла с жаром.- Как бы я хотела, чтобы вы были далеки от всех этих людей! Вы лучше их! Вы другой…вы не похожи..таких, как вы…- она запнулась и внезапно глаза ее наполнились слезами и через секунду они побежали по ее щекам. Она расплакалась так горько, что он испугался. Пытаясь ее утешить, Максим обнял ее за плечи и привлёк к себе. Он был в шаге от того, чтобы забыться и поцеловать ее..Княгиня внезапно высвободилась, будто чего-то испугавшись. —Максим, я была так эгоистична, когда просила вас приехать..я этого хотела для себя! Теперь же я прошу вас: уезжайте! Оставьте все и возвращайтесь в Вену! Меня мучают ужасные предчувствия про вас! Он не успел даже ничего ответить ей на это. Нарышкина внезапно резко встала и быстрым шагом направилась по тропинке к выходу из сада. *** «Тук-тук…» Громкий стук в дверь заставил Александра вздрогнуть и резко проснуться, сев на кровати. —Кто?- нарочно очень громко спросил он, будто бы звук голоса мог разогнать химеры ночи и вернуть безопасность дня. Кто может стучать? Лакей, охранник? Запер ли он сегодня спальню на замок? Он запирает ее уже третий месяц перед тем, как окончательно лечь в кровать, но вот сейчас никак не мог вспомнить… Подождав несколько секунд мужчина медленно слез с кровати, накинул халат и подошел к окну, чтобы приоткрыть шторы. Холодный свет огромной луны показался таким ярким, будто он посмотрел на солнце. Полнолуние.. Стук не повторился. Ему, наверное, приснилось..Александр хотел уже пойти и лечь обратно, но внезапно остановился - звук несколько раз осторожно дёрнутой дверной ручки был слышен совершенно отчётливо. Император бросился к постели, достал из-под подушки пистолет и, стараясь ступать бесшумно, подошёл к двери. Та выходила в гостиную, а значит, кто-то зашёл в его покои из коридора. Кто мог пройти мимо охраны? У кого есть ключи? Он поискал глазами часы и пощурившись, с трудом, но разглядел что время на них -три утра. Три! В два часа должна быть смена караула. А если ее не было? А если…кто-то из них? Будь это слуга или дежурный - он бы непременно бы отозвался. Но тот, кто там за дверью..молчит.. Александр приложил ухо к створке и, естественно, ничего не услышал. Он взглянул на пистолет в своей руке и ключ, вставленный в скважину. После истории с несчастным Ожаровским, где переплелись в сознании сон и явь, он боялся допустить роковую ошибку. Что если и сейчас ему..все кажется? Не в силах так стоять, он подошёл к столу, чтобы зажечь лампу, взял ту, повернул ключ, потянул за ручку и рывком открыл дверь. Слабое сияние огня осветило комнату, по стенам заскользили кривые, дрожащие тени силуэтов мебели. Гостиная была пуста. Так невыносимо трудно сделать шаг, покинуть безопасное пространство спальни..но запереться там, дрожать от страха до утра..нет, ни за что! Александр остановился, сжимая в мокрой ладони пистолет. Воспоминания вновь лавиной хаотичных, рваных картин накрыли его, вызвав головокружение. Он видел все, словно сквозь пелену, как сон…все это было или только приснилось? Или он спит по-прежнему…сейчас? —Ваше Высочество, вот, взгляните сами. Приказ об аресте. Вас и вашего брата Константина. Граф Пален держит документ в вытянутой руке, протягивая ему, но Александр не хочет брать его. Не хочет прикасаться. Ему достаточно различить видимую в полумраке так хорошо знакомую ему до мелочей подпись отца.. —Как? И Константин...? Взгляд Палена блестит, как зрачки в ночи у кошки. Внимательный, серьезный, он тем не менее пугает отсутствием малейшего волнения и движения зрачка. Александру кажется, что на него сейчас смотрят два стеклянных, ненастоящих глаза. —Мы больше не будем встречаться с вами. Есть слух, что на днях меня отставят от двора. И вышлют из Петербурга. Знайте: теперь он подозревает вас. Нет, не подозревает...он знает. —Что если сознаться?- вырвалось невольно. - Пётр Николаевич, он не чудовище. У него есть сердце. Он простит. Глаза напротив моргнули, и через секунду Пален прижал его к стене, зажав ладонью рот. Александр не успевает даже испугаться или возмутиться. — Если вы сознаетесь, Вам придётся назвать имена тех, кто готов рискнуть жизнью ради вас! Хотите,Ваше Высочество, сознавайтесь!- он произносит «Ваше Высочество» с насмешкой, в которой слышится, как будто он, Александр, этого титула не достоин. Слабак. Хватка ослабла. Александр зажмурился, задержал дыхание и медленно приоткрыл веки. Рядом- никого. Пален исчез, как призрак. Александр выходит из кладовой,до ужаса боясь задеть предметы. Никто из них не принёс с собой огня, чтобы не привлекать внимание и раствориться в темноте, став частью ночи. Ночи, где готовят преступление…где он готовит преступление! Отсюда до покоев минут пять, но это если очень быстрым шагом. Пустые темные коридоры Михайловского замка холодны, от них веет сыростью. И смертью. Ему кажется, что в подвале должно быть много крыс. Иногда ночью, когда он лежит в постели, ему чудится, что он слышит в стенах их тихий писк. Александр быстро идёт, почти летит по коридору, и, вдруг, шаги! И звук голоса такой знакомый… На несколько секунд тело замирает, отказываясь повиноваться. Александр вцепился ледяной рукой за стену, как будто пытаясь в ней найти опоры. Сомнений быть не может - по коридору идет император! На стене справа мелькает, заползая выше, тень.Александр успевает нырнуть за угол ровно за секунду, как в коридоре возникает силуэт. В ночной рубашке и халате, Павел идёт, держа в руке подсвечник. Он что-то едва слышно бормочет и Александр понимает, что отец говорит с самим собой. Павел останавливается возле окна и к отчаянью Александра, в усталости присаживается на низкий и широкий подоконник. Маленькая, склонённая фигура…кажется немыслимым, что в прочие минуты она может внушить страх. Александр думает о том, что он из своего укрытия отца отчётливо так видит, а тот и не знает, что он здесь. А если б узнал? Как заворожённый, не в силах отвести глаз, он чуть выглядывает из-за угла, стараясь не дышать. В какой-то миг Павел,вдруг, поднимает голову и смотрит прямо на него. Нет..он смотрит в темноту. Александра, скрытого во мраке он не видит. Внезапно отец закрывает лицо руками и по шумному дыханию и неровно вздрагивающим плечам становится понятно, что он плачет. Лысеющая голова без парика, взъерошенные, редкие, почти уже совсем седые волосы…жалкая оболочка безумца! На миг, только лишь на краткий миг возникает желание сделать шаг, выйти и отца с сострадаем обнять, утешив. Развеять подозрения, все объяснить, и в эти несколько минут совершенно все исправить... Глаза начинает жечь от слез, но в мыслях перед ними снова возникает роковая подпись... Поздно. Внезапно Павел, будто услышав что-то, резко встаёт и хватает поставленный на пол подсвечник. Слабый свет озаряет лицо, искажённое гримасой страха. —Эй, кто там? Выходи!- внезапно кричит он и делает шаг как раз в ту сторону, где из-за угла за ним наблюдает Александр. Секунды на то, чтобы увернуться и не быть увиденным…Сердце, кажется, совершенно перестаёт биться и висит в груди как будто бы на тонкой ниточке. Вот-вот та оборвётся и он умрет…умрет у ног отца, вот прямо здесь.. —Oh, mein Gott, was macht Sie hier?* -раздаётся, вдруг, громкий голос. Свет уходит. Женский голос и шаги. Мама! —Komm, mein Freund, komm…* Сердце снова забилось. *** —Император позвал меня к себе на рассвете. И шести ещё не было. Захожу к нему, а он сидит у себя в опочивальне, на кровати, не одетый, в одной рубашке…Весь замученный, под глазами мешки..словно ночь не спал. И ко мне обращается, знаете так…робко что ли..Федя, говорит, могу я тебя попросить у меня ночевать? И добавляет: у меня ночью здесь кто-то ходит… И смотрит на меня, ждёт, как я среагирую. Ну а что я? Я сперва спросил: кто же это может ходить ночью? Он: не знаю! Но я точно слышал. Ты мне не веришь? И я понял, что очень он боится, что я и, правда, не верю. Ну я согласился, конечно! Какой тут разговор. Говорю: хотите у дверей вашей спальни тут лягу или у самой кровати - мне ничего! У него на лице облегчение..Но дальше! Я лёг в гостиной. На диване. А о том, что я у него сплю, никому не сказали. И в первую же ночь…-Фёдор Уваров сделал многозначительную паузу. Сидевшие в карете рядом с ним граф Аракчеев, князь Волконский и Максимилиан не сводили с него глаз, что тому, очевидно, очень нравилось. Максим краем глаза отметил, как на лице графа заиграли желваки от стиснутых челюстей, а взгляд и так довольно мрачный, буквально каменной плитой опускался на Уварова. Фёдор Петрович говорил по-русски, и Максим должен был придавать лицу выражение равнодушия, свойственное непониманию. —Ну и?- не выдержал Волконский —И в первую же ночь я проснулся от шороха…открываю глаза и, вдруг, вижу - женщина! - выдохнул Уваров. Аракчеев закатил глаза, а князь Волконский не сдержал усмешки. —Надеюсь, ты сделал вид, что даму не заметил? Женщина в покоях Александра Павловича явление конечно же смущающее, но в общем понимания достойное.. —Да вы не поняли!- горячо воскликнул мужчина, сорвав в ажиотаже с головы шляпу и сжав ее на коленях,- Это не просто какая-то там дама! То есть…Она была вся в белом…и одежда и сама..то есть белая..на лице вуаль. Я проснулся, сел, машинально за шпагу…а она стоит посреди комнаты…А потом рукой так сделала…- он показал в сторону. - Я глянул …и пока глядел…ее уж нет! —Долго ты стало быть таращился…- буркнул Аракчеев и Максиму пришлось приложить немалые усилия, чтобы не прыснуть со смеху. —Вы знаете, я мало чего боюсь,- оскорбленно заявил Уваров.- Мне не трудно сразиться с кем угодно. Но одно дело ловить каких-то негодяев..а другое - привидений! —То есть дама это, по-твоему призрак?- Волконский приподнял бровь. —Откуда же мне знать. Я призраков в жизни не встречал..но дело ведь не в том, что она вся белая…появилась из ниоткуда и исчезла..тут другое…- он понизил голос и очень серьезно посмотрел на них.- У неё лицо было…один в один с Великой княгиней Екатериной Павловной. Вот будто бы она стояла..как живая. А может и она. Только не живая… В карете повисло тягостное молчание на несколько секунд пока та, наконец, не остановилась у подъездной дорожки екатерининского дворца . Вся четвёрка вышла. Небо было, как бывает в белые ночи - светлым, но будто бы затянутым плотными кучевыми облаками и сумеречный синий свет придавал очертаниям деревьев и фигур парка мистические и призрачные очертания. Эти летние, Июньские ночи Петербурга Максиму полюбились невероятно. В это время года сумерки будто застывают - в иные дни им отмерено так мало, буквально несколько десятков минут, прежде чем день отдаст вечеру свой пост. Белые ночи - словно останавливают время… —Прекрасная погода для ловли привидений…- Волконский потянулся и зевнул.-Ну что, Фёдор Петрович..может быть, вам надо было попросить сопровождать нас кого-то из церковных? А ну как правда…сила тут нечистая? Он говорил с мягкой иронией. -А вы, Алексей Андреевич, верите в призраков? Аракчеев пожал плечами. —Готов поверить, коли своими глазами увижу. И пожалуй, глаз тут будет недостаточно…надо бы и пощупать.. —Что ж вы..будете даму щупать? Будь она и призрак?- в притворном ужасе произнес Волконский. —Доверю эту миссию Фёдору Петровичу. Он мастер таких дел. —Сперва пусть она пощупает вот это..- Уваров показал на висевший на поясе тяжёлый револьвер. - Пойдём с торца. Камергеров и прислугу я предупредил.. —Вы бы объявление его повесили в парадной..чтоб ваш призрак знавал, когда тут появляться..- язвительно произнес Аракчеев. Все четверо посмотрели на раскинувшийся перед ним золотисто-голубой фасад дворца, который в этот час выглядел, как и регулярный парк чуть жутковато - Как будто бы при свете дня и совершенно пуст. —Идемте. И да хранит нас Бог,- князь Волконский надел шляпу и решительно направился вперёд.