***
У министра иностранных дел Австрии Меттерниха весь день путался в голове, начиная с утра, когда вместе с переваренным кофе ему принесли газету с известием: в результате продолжительной болезни скончался на острове св.Елены. Наполеон Бонапарт. Едва дождавшись окончания дня на службе, он вечером, придя домой, достал из ящика письменного стола письмо. Лежавший на самом дне, сложенный несколько раз квадратик дешевой, серой бумаги. Плохого качества чернила стерлись в сгибах, и Клеменс, держа письмо в руках, боялся, что он распадётся в них, как паутина. Я знаю, что правители мира сего, наивно полагая себя господами над народом, трясясь от страха в дворцах своих, мечтают, чтобы имя мое выбито было скорее на надгробие. Я это пишу без презрения, Клеменс. Я сам себя долго таковым считал. И,как прошедший этот путь от низа до самой вершины и сброшенный с неё вниз вновь, я кое-чему мог бы их научить. Они (я знаю, что не ты) наивно верят, что с моим исчезновение демон, угрожающий их власти, покинет этот мир навсегда. Я болен. Знаешь, обои в моей спальне переклеивали пять раз подряд. И должен сказать, что каждый раз после этого «ремонта» мне становится все хуже. Есть много способов убить человека и отравление один из самых испытанный и надежный из них. Впрочем, не об этом я хотел бы тебе написать. Я пытался это сказать тебе при личной встрече, но ты, упрямый, никогда меня не слушал. Не упрекаю. Я сам был таков. Но все же знай, что не я был худшим из того, что могло и может с ними со всеми случиться. Что неумолимо надвигается на нас всех…Настоящий демон воплощён не в человеке из плоти. Он сеет другой, кровопролитный дух..Он захватил Францию прежде меня. И вам не остановить его. Перечитав письмо, Меттерних бросил его в камин и, наблюдая, как пламя постепенно поглощает строчки на бумаге, ощущал, как будто бы в этот момент они вновь огнём выжигаются у него в мозгу. Постучавший слуга осторожно объявил, что к ужину прибыл император Александр. Клеменс постоял немного, улыбаясь с закрытыми глазами. Ближайшие несколько часов опять играть роль…и перед кем! Перед тем, кого Наполеон с полувосхищением называл северным Тальмой! Что ж, неважно, ведь сценарий к пьесе пишет теперь он. —Клеменс, я знаю, что вы всегда в глубине души симпатизировали Наполеону. Вы знали его лучше, чем я. Может быть, вы ответите мне на вопрос. Ведь он был тираном. Он не дал Франции ни свободы, ни справедливости. Он залил мир кровью…но все же они обожали его. Даже мы, враги его, смотрели на него с восхищением. Почему? Клеменс следил за усталым лицом Александра,на которое,в полумраке канделябров, падали тени, меняя его выражение, словно по воздуху скользящие маски. Они сидели в кабинете Меттерниха уже почти два часа и оба, охваченные смутной тревогой, не решались поговорить о самом главном - о будущем. —Он не дал Франции свободу, потому что прекрасно понимал, что свобода ей не нужна. Никому не нужна. Французский народ боготворил его за славу побед, за ту самую пролитую кровь, как вы сказали. Он дал французам возможность почувствовать себя победителями, хозяевами мира. Он дал Франции власть. Люди легко откажутся от свободы в обмен даже на эту иллюзию… —Меня всегда поражало то, с каким цинизмом вы занимаетесь политикой, плетёте интриги против тех, кто нравится вам во имя тех, кого вы презираете.Ваши мысли, чувства и ваши поступки удивительным образом живут сами по себе и отдельно друг от друга! - можно было ожидать, что Александр произнесёт это с усмешкой, но губы его, напротив, скорее недовольно поджались. Клеменс вспомнил про Вильгельмину и подумал, что в тот единственный раз он потерял голову и позволил чувствам вести его. Александр заставил его потерять голову. Он улыбнулся и, подавшись вперед, сопроводив свою проникновенную интонацию тихо скрипнувшим креслом, произнес: —Не имеет значения, что я чувствую, думаю, кто мне нравится и кого я люблю. Я имею своё мнение и умею высказывать его, если надо. Но оно не имеет значения. Я - функция, Александр. Я рука власти, закона. Я отстаиваю интересы моего государства и моя задача поддерживать мир, не допускать кровопролития и защищать институты австрийской империи. Есть нечто, что должно стоять всегда выше наших собственных чувств и симпатий - это закон и наше слово. Александр, не мигая, смотрел на него, с какой-то жадностью вбирая слова. Его рот был чуть приоткрыт, а зрачки глаз казались расширенными и почти неподвижными. Меттерних подумал, что вот сейчас в голове русского императора рождается новая совершенно система..и он, австрийский министр, ее новый автор. Это заставило его сердце как-то по-особенному горячо и влажно забиться в груди. Он развязал свой шейный платок и расстегнул верхнюю пуговицу, видя, что Александр наблюдает за каждым его движением. —Я не чудовище,- он улыбнулся.- Я человек самый обычный и у меня, конечно, есть чувства. Вы имели возможность это увидеть. Я человек, а человек слаб. Но моим слабостям я предпочитаю не искать оправданий..но поверьте, я очень терпимый к чужим…- последнюю фразу он произнёс едва слышно, приподняв слегка уголки губ, так что лицо приобрело выражение понимания и нежности. Встав с кресла, он не спеша потянулся. Обойдя Александра, он встал позади и небрежно опустил ладонь на его плечо, которое в мгновение ока стало жёстким и напряженным. Клеменс наклонился к его уху, уловив мускусный, сладковато-пряный запах одеколона и при этом ощутив какой-то смутный, почти эротический трепет. Так привлекательной девушке на ушко шепчешь сладостный комплимент, произнести который в полный голос не позволяет пристойность. —Ваше Величество, хочу чтобы вы знали и не сомневались…Не взирая на прошлые наши разногласия..У вас в Австрии есть друг. И если вам понадобится помощь… Он видел с боку, с полуспины, как прикрылись веки Александра и напряжение в плечах чуть спало. —Благодарю вас. Клеменс ещё несколько секунд держал свою руку и затем отошел. «Должно быть и ТЫ чувствовал свою власть соблазнителя…зная, какой мучительно-постыдный секрет он хранит про себя…Да, я избрал неправильную стратегию, соперничая с Александром, как с мужчиной. Гораздо легче его покорить, обратившись к той части, которая, как барышня, жаждет внимания. —Отдохните перед отъездом…-с улыбкой сказал он и заметил, как потух взгляд Александра. Очевидно, что тот не в восторге от мысли о возвращении на родину. Что ж, в задачи Меттерниха входило теперь, чтобы его общество было для императора максимально приятным. Спустя четверть часа, проводив гостя, Меттерних прошёл в комнату, где за высоким письменным столом сидел, листая военный атлас, невысокий, светловолосый мальчик лет десяти с красивым, но болезненно-бледным лицом. Увидев Клеменса,он вскочил из-за стола и бросился ему в объятья. Меттерних расцеловал молодого человека в обе щеки и потрепал по голове. Глаза у него точь в точь такие же как у тебя..но в них нет огня. Взгляд твоего сына, как мертворожденное дитя… —Вы не скучаете, Ваша Светлость?- улыбнулся он. -Простите, что так задержался. Был важный посетитель…А ведь у меня к вам дело. Взяв за руку, он усадил мальчика на кровать и присел с ним рядом, приобняв за плечи. Рука нащупала в кармане то, что там искала. Меттерних взял руку юноши и положил на ладонь ему монетку. —Что это?- тот с любопытством стал рассматривать маленький предмет. «Ты знаешь, я бесконечно благодарен тебе за заботу, которую взял ты на себя о моем сыне. Когда я услышал, что Луиза оставила его при дворе и уехала, то не мог в это поверить - ведь она мать! Она могла отвергнуть меня, но не его. Главное, что омрачает безмерно мои дни - это не страдания от болезни, а мысль,что я никогда не увижу его. Ты присылал мне портрет. Я ношу его в нагрудном кармане. Единственное о чем я сожалею - так это то, что я не смог быть ему отцом. Мне бы хотелось, как и всякому отцу, чтобы мой сын сохранил обо мне добрую память. —Франц, спрячьте и не показывайте никому. Это принадлежало вашему отцу..и это Вам на память о нем…- мягко сказал Меттерних. В безжизненных глазах на мгновение вспыхнул огонёк. Он все понял. Мальчик зажмурился и прижался к плечу Меттерниха, глухо заплакав.1822. Царство Польское
Хотя была уже середина апреля, но тепла как будто бы совсем не предвиделось. Холодный, резкий ветер раскачивал по-прежнему совершенно голые ветви деревьев. Мрачно нависало над городом свинцово-серое небо, роняя капли дождя на пожухлую, прошлогоднюю траву, без намека на молодые ростки.Унылый пейзаж за окном, тем не менее, завораживал князя Чарторыйского, который вот уже почти час сидел за столом в своём кабинете. Сегодня, как впрочем и вчера, и всю неделю подряд ему не писалось ни строчки. Адам перевёл и бросил в корзину уже несколько листов бумаги, рисуя бездумно каракули и глядя в окно, где вновь заморосил дождь. Рядом стояла чашка с остывшем чаем, заботливо принесенным для него Анной, который он только чуть пригубил. Чай был безвкусный. Он с равнодушием думал, что это почти что преступно теперь позволять себе просто так созерцать туман за окном. Между тем погода так прекрасно сочеталась с его состоянием, что он готов был вот так бесконечно сидеть, ощущая эту странную, неживую гармонию с миром. Анна, заставав его сидящим вот так, неподвижно, с раннего утра в кабинете, сказала,шутя, что он похож на печальное привидение. Она и не подозревала, как оказалась точна в своём определении. Это мука, заставлять себя каждое утро подниматься с постели, идти в кабинет, делая вид, что тебе надо работать, а на самом деле сидеть так, целый день глядя в окно, мучаясь чувством вины за бесполезность проживаемых дней.Он, князь Чарторыйский,всегда так гордился, что живет для большой цели. Что ж…он достаточно пожил, чтобы понять - цель эта ему не по плечу. Он,жалкий, сидит в своём проклятом имении. Здесь, в родовых стенах, чувствуя себя будто в огромном гробу. Он с ужасом думал, что может прожить так еще много лет, постепенно старея и превратившись в живого мертвеца. Дети, о которых так мечтала жена, и те не привнесли в его жизнь радости и вдохновения. А ведь он и женился ради детей.Ради потомства, которое считал своим долгом оставить. Адам медленно провёл пальцем по поверхности стола и несколько мгновений задумчиво разглядывал осевший на коже тонкий слой пыли. Шум голосов на первом этаже дома вывел его из оцепенения. Шаги нескольких пар ног по лестнице и дверь в кабинет приоткрылась. Он увидел растерянное лицо дворецкого. —Ваша Светлость..тут вот..к вам..господа...-заикаясь, произнес слуга, и был тотчас оттеснен двумя офицерами и худым, пожилым мужчиной с реденькой козлиной бородой, в черном сюртуке, в котором Адам без труда узнал местного прокурора Яна Казимира - умного человека, но настолько продажного, что своим присутствием тот оскорблял занимаемый им пост блюстителя закона. Чарторыйский и не подумал при нем встать. —Князь Адам Чарторыйский… Адам равнодушно смотрел на заикающегося прокурора, который зачитывал с листа канцелярский, сухой набор слов. В коридоре раздался шум и Анна, испуганная попыталась прорваться с комнату, и Адам слышал ее почти истеричное «что происходит?» —Соблаговолите с нами пройти, князь...- виноватым, совсем не повелительным тоном произнес прокурор.-Вот приказ о вашем задержании и обыске. Адам молчал несколько секунд, прислушиваясь к своим ощущениям. Дрогнет ли в страхе сердце в груди? Из настенных часов с грохотом, заставившим всех вздрогнуть, вылетела кукушка. Он подумал, он был готов, что его повезут в главную городскую тюрьму, но его отвезли в центр Варшавы, на какую-то квартиру, где с ним долго и нудно беседовал прыщавый польский юнец, который называл себя следователем по делу о «филоматах» Виленского университета. Он с до глупости важным видом начал его заверять, что ему нечего опасаться и всего лишь нужно дать показания. А потом были были фамилии…Некоторые из них он знал хорошо, другие слышал впервые. Ему подсовывали какие-то то письма, бумаги, учебные книги. Среди «улик» лежал даже томик стихов! Адама спрашивали, что известно ему, как попечителю университета и округа, об этих людях. Почти все они были студенты, преподаватели, профессора. Услышав словосочетание «революционные силы», Адам не удержался от улыбки. Это не понравилось этому маленькому подлецу и он засуетился, перебирая бумажки. Возможно от одной из них зависела чья-то жизнь. —В чем конкретно состоит обвинение против меня? —Вас ни в чем пока не обвиняют. Вы по делу у нас проходите…ээээ….как…ээээ..свидетель…Вам нужно дать показания. —Вы хотите сказать, дать НУЖНЫЕ ВАМ показания? - он отпихнул от себя очередную бумажку, чем заставил того покраснеть. - Я не знаю, кто вы и куда меня привезли и отказываюсь говорить без присутствия моего адвоката. --Эт-т-о...вы...зря...! - следователь» вскочил , сгрёб документы и выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Чарторыйский встал и прошелся по комнате, разглядывая без всякого интереса предметы,чтобы сосредоточить внимание хоть на чем, пока не услышал позади хорошо знакомый ему уже голос: —Ну здравствуй..Адам Адамович. В дверях, улыбаясь, стоял Николай Новосильцев или «Николай Николаевич», -так всегда, по имени отчеству члены Негласного комитета звали его даже между собой, за глаза. Так всегда обращался сам Адам к людям, которые были ему неприятны, будто бы желая, через такое сухое обращение подальше отделить человека от себя. Испещрённое глубокими морщинами, красное, рыхлое лицо Новосильцева, с клочками редких волос на голове заставило в ужасе содрогнуться при мысли, что ведь и он сам уже стар. Ты осознаешь собственный возраст, увидев старого друга, которого не пощадили года. В том как он обратился к нему со словами «ну что же..присядем..?» слышалась не скрываемая издевка. Да, Новосильцева Адам из всей их старой «компании»больше всех не любил, хотя и признавал за ним ум. Но что толку в уме, если пропитан он внутренним ядом, который отправляет даже самые трезвые и светлые мысли. А ещё Николай Николаевич пил и, не имел,кажется, привязанности ни к чему в жизни по-настоящему кроме спиртного. Чарторыйский и сейчас как будто ощутил запах лёгкого перегара, которым был пропитан дорогой, но до неряшливости замусоленный светло-зеленый сюртук. Они сели за стол, один напротив другого. Неизвестно откуда взявшаяся служанка вошла, чтобы подать чай. Одна чашка для одного человека поставлена была перед ними на стол.То, как Новосильцев, помедлив секунду, к себе ее пододвинул, сделало совершенно ясным для Адама их разговор. « Тебе ведь известно...- самым небрежным голосом произнес он, - что нынче я советник при нашем наместнике...» Всем было прекрасно известно, что пост наместника за князем Зайончиком был абсолютно формален, и если бы Новосильцев сказал, что он доверенное лицо Константина, это вызвало бы меньше теперь отвращения. Но Николай Николаевич никогда не имел привычки называть вещи своими именами, выбирая для них более оригинальную форму, что делало его и прекрасным оратором и,в глазах Чарторыйского, отменнейшим подлецом. —Я должен принести извинения за Виктора и за то, как они вломились к тебе. Он в этом деле человек неопытный...не знает, как говорить. Мне жаль, что наша встреча проходит в такой обстановке... «Врешь. Ты этому рад. И наверняка все было с твоего одобрения..»- про себя подумал Чарторыйский, не стараясь придать даже вид дружелюбия лицу. Далее последовала пространная речь о том, как Новосильцев (посредством судьбы) назначен теперь( к счастью для него,Адама) председателем комиссии расследовавшей преступления тайных студенческих организаций Виленского университета. —Твое имя по этому делу значится как имя попечителя университета и округа. Сам понимаешь, никак не получалось тут миновать разговора. Я и рад был бы тебя в это дело не вмешивать. Я в общем, даже и не сомневаюсь, что ты в этих дрянных делах не замешан..поэтому от тебя тут нужно просто содействие, как свидетеля... Только теперь Адам заметил у него в руках небольшой портфель для бумаг, из которого тот, как недавний предшественник, стал извлекать документы. Отличался лишь темп- мальчишка делал это нервно и быстро, Новосильцев же будто намеренно растягивал каждый момент. —Вот что..Николай Николаевич.. Кто бы из вас не придумал раскрутить это дело и поступить так подло с этими молодыми людьми..кто бы не преследовал здесь свою больную идею..в этом от меня помощи вы не дождётесь. - Адам говорил тихо, но достаточно твёрдо, чтобы слова эти не было нужды повторять. — Если я и буду с кем обсуждать это дело, то только с самим Александром. И мне есть что сказать ему, так и знай. Новосильцев несколько секунд сидел, улыбаясь, после чего обреченно вздохнул. —Ты совершенно не изменился. То, с каким высокомерием и презрением ты смотрел на нас всех…ты даже не пытался понять тех, кто проявил к тебе столько добра! - он встал и направился к двери.- Я хотел по-хорошему, потому что ОН так хотел. Из старой любви к тебе. —Так передай ЕМУ, что есть предел того, что может снести человек…а я ради него много вынес. - Адам произнес эти слова на ломаном русском, бросая их в спину Новосильцеву у самой двери. Тот задержался на мгновение, но не обернулся и вышел. В комнате не было часов и трудно было определить сколько прошло времени, но за окном, с замутнённым стеклом постепенно темнело. Адам не пытался сам уйти, позвать кого-то и продолжал сидеть точно так же, как он сидел у себя в имении, с утра, будто оглушенный. Звук тихих голосов за дверь и та открылась вновь. Увидев вошедшего, Адам в изумлении встал. Он думал, что сможет выиграть на своём собственном поле у любого из русских, но не предполагал, КТО теперь станет здесь игроком. ***Санкт-Петербург
—Его Величество просил его не беспокоить... —Я приехал к своему брату и, черт подери, придётся ему побеспокоиться! - Константин поджал побелевшие губы и угрожающе шагнул в сторону камердинера, который пытался ещё что-то сказать, но, очевидно, взвесив последствия ожидающие его в случае непослушания с обеих сторон, предпочёл пропустить великого князя в покои. Подойдя к двери спальни, Константин секунду помедлил, занеся руку, а потом, громко и с силой постучал. Не получив ответа, он дернул дверь и вошёл в темную из-за плотно занавешенных штор комнату. Быстро раздернув их, он повернулся к кровати, на которой, укрывшись с головой одеялом, лежал Александр. —Саша. Нам нужно поговорить. Молчание. Константин присел на кровать, бросив взгляд на прикроватную тумбу, где в непривычном для Александра беспорядке стояла чашка с водой, валялся скомканный носовой платок, нитка жемчуга, и какая-то склянка. Взяв последнюю, Константин понюхал ее и почувствовал,как едва отступившая ярость вновь хватает за горло. Он резко потряс брата за плечо, а со словами «да черт же тебя подери, опять лауданум!», попытался усадить его на кровати. Александр был в сознании, но полон той отрешенности и блаженства, которые делают разум помутнённым достаточно, чтобы все равно что спать наяву. Константин смотрел в опухшее от долгого лежания лицо с тяжёлыми веками и сжав его обеими ладонями, яростно прошептал: —Проснись! Иначе я позову медика! —Костя...- Александр наконец-то открыл глаза, но,взглянув на него, тут же снова закрыл.- Ради Бога оставь меня теперь..Я очень устал, у меня ужасно болит голова… —Голова! У него болит голова!-Константин вскочил и отошел к окну, демонстративно повернувшись спиной. Злость сменилась усталостью и отчаянием. Mama говорит, на Сашу слишком много свалилось. А на него? Кто-то здесь думает о ком-нибудь кроме собственной боли? —Я писал тебе. Ты не отвечал на мои письма. Я посылал людей и ни один из них не смог пробиться через него…Я думал, Аракчеев воздвиг вокруг тебя стену, в своей одержимости всем управлять. Но я ошибся..он делает это по твоей просьбе. Он говорил, пользуясь моментом, что у Александра нет сил даже выставить его вон. За эти три года много чего накопилось, что ему хотелось сказать, но его всегда прерывали. Ему давали поручения и возлагали ответственность, просили советов, но никогда им не следовали. Не давали свой долг исполнять. Польша…проклятая Польша. Все это от начала и до конца было желанием Александра. Что он пытался там сделать? Воздвигнуть свой маленький рай? Константин помнил тот ужасный осенний вечер, когда брат появился на пороге его дома, чудовищный..весь в крови. Он было решил, что тот ранен и на несколько мгновений весь мир сузился до одного только беспросветного страха. И только фраза «кровь не моя», заставила выдохнуть в облегчении. Сюзанну убили. Кому же эта девчонка сдалась? Первая мысль, что покушение было на Александра, но тот отверг это, сказав: «Если бы они хотели убить меня, то там была такая возможность. Нет..они хотели причинить мне боль. Заставить страдать.» Девочку жалко, но для Константина происшествие это было прежде всего знаком объявления войны. Той войны, которой он ожидал и так боялся. Тот кто сделал это, знал, что Сюзанна была проституткой. Что дело не станут публично расследовать, чтобы не запятнать репутации самого Александра. Пришлось, конечно, поработать с редакторами местных газет. Злата Хмелевская исчезла внезапно и бесследно и так же, как появилась. Память о ней должна была рассеяться быстро, как пыль. Заказчика, конечно же, не найти. Александру пришла пора спуститься с небес. Ему хотели плюнуть в лицо и нашли для этого омерзительный способ. Сквозь зубы у Константина рвалось неприемлемое «ты, ты сам во всем виноват! Если тебе так отвратительно бремя власти, так сделай наконец то, чем так ты грозишься! Отрекись! Он повернулся к сидящему с опущенной головой Александру, вытащил из кармана своего сюртука сложенный лист бумаги и протянул ему со словами «я хотел лично это тебе показать» . Тот взял его и вынужден был встать с кровати и подойти к окну, чтобы прочесть. Глядя, как он близоруко щурится на ярком свете, Константин подумал, что не может быть брат его быть на самом деле так слеп. А если же нет…то неужели он сознательно все разрушает? «Он ведь становится похож на него…на отца..» —Что это?- Александр в недоумении указал ему на листок. —Это чистосердечное признание. Он берет ответственность за происходящее в Виленском университете целиком на себя. Взамен он просит смягчить наказание профессорскому составу и некоторым из особо одаренных студентов, вроде Мицкевича. Отпустить их нельзя, но можно попробовать... —Это невозможно.-Александр отшвырнул бумагу. -Ты сам говорил с ним? Он тебе это сказал? —Не я. Новосильцев. Не понимаю, чему ты удивлён. Чарторыйский ненавидит Россию. И нашу семью. И эти твои полумеры! С поляками так нельзя! Если ты не решился сделать его королём, то придётся в конечном итоге упрятать его в тюрьму! —Замолчи! - Александр почти это крикнул и закрыл руками лицо. -Я должен поговорить с ним. Сам. Я не верю… —У тебя будет такая возможность. Князь в Петербург прибыл вместе со мной. -Константин подошел к нему вплотную и процедил.-Кончено, Саша. Если остановить их..то только так! Я ведь предупреждал тебя! Теперь слишком поздно! Теперь не получится по-хорошему! —Это решать не тебе.-Голос Александра наконец-то окреп в достаточной степени чтобы в нем прозвучали жёсткие нотки. -Приведи его. Я буду лично с ним говорить.