V. Исповедь

Требование срочно явиться во дворец застало Меттерниха рано утром в борделе, где он, воспользовавшись тем, что супруга с детьми гостила у своих родителей, провёл ночь, наслаждаясь обществом черноволосой красавицы-мулатки Эстер. Девушка поступила в публичный дом в начале недели и почти сразу попала в «личное пользование» к господину министру. Вся прелесть положения состояла в том, что Меттерних боролся с «оплотами разврата» в Вене, взяв дома терпимости лично под свой жёсткий, но очень даже благосклонный контроль. Фактически, заведению, чтобы получить разрешение работать, необходимо было получить прежде личное одобрение господина министра. Меттерних закрыл больше половины венских борделей, оставшиеся же должны были ежеквартально платить «особый налог», большая часть которого шла Меттерниху лично в карман. Помимо того, он в каждом из них оставался привилегированным гостем. Встревоженный срочностью, подхихикающий взгляд очаровательной Эстер, Меттерних одевался так поспешно, что забыл застегнуть пуговицы на брюках и манжетах рубашки, а так же обронив где-то свои часы. Таким образом он вошёл к уже давно ожидавшему его Францу в непривычно разобранном виде,мечтая о завтраке или хотя бы о чашке кофе, но Император явно был недоволен, что поиски его доверенного лица заняли так много времени и бросил вместо приветствия: — Вас не было дома! - и, окинув взглядом Меттерниха, взволнованно произнёс: - Что с вами случилось?Почему вы в таком виде? —Меня ограбили, Ваше Величество. Я был в полиции и..ах это чертовски долгая история, которую мне не хочется вспомнить. Что же случилось? Меттерних не знал, почему сказал именно это и боялся, что Франц с его странной, мещанской сентиментальностью начнёт выпытывать подробности,и тогда он обязательно где-нибудь «потеряется». Клеменс замечал, что всё чаще и чаще лжёт в разговорах с Францем. Лжёт в мелочах,сам не понимая, зачем эта ложь. Растущее год от года глубокое раздражение,усталось от службы,толкало его оградиться как это только возможно от всего, что связано было и с императором и со двором. Но Франц, кажется, был настолько взволнован и погружён в свои мысли, что бросив короткое: «прошу вас, застегните только штаны!», упал в своё кресло и с несколько драматическим видом, протянул Меттерниху утреннюю газету. Судя по довольно скромному размеру заметки, которая была расположена даже не на первой полосе газеты, можно было сделать вывод, что редактор был смущён и сбит с толку, не зная, какое значение стоит придавать данному инциденту, который, с одной стороны был, несомненно, скандальным, с другой...говорить о подобных вещах, тем более касательно иностранцев, стоит всегда с осторожностью. «Министр иностранных дел Великобритании найден мертвым в собственном доме»,- гласил заголовок. Меттерних пробежался глазами по тексту, где с сухой формальностью сообщалось, что лорд Роберт Каслри , будучи пятьдесяти трёх лет от роду, вечером 12 августа был найден мертвым в своём кабинете прислугой. Предполагаемой причиной смерти мужчины стало самоубийство через перерезание горла перочинным ножом. Далее перечислялись звания, награды и государственные должности занимаемые Каслри в разное время, а так же выражались соболезнования его друзьям и близким. —Мда...неожиданное и ужасное известие...- Клеменс отложил газету, уже успокоившись на собственный счёт. —И это всё, что вы можете на это сказать? Клеменс, вы прочитали? Здесь написано: самоубийство через перерезание горла! Вы в это верите? Это абсурд! Лорда Каслри, несомненно,убили! Худощавое, морщинистое лицо Франца подёргивалось и кривилось, пока он ходил туда-сюда по кабинету, обхватив свои узкие, костлявые плечи руками, как будто бы мёрз. В последний год австрийский император впал в меланхолию сменявшуюся припадками подозрительности. Не затихающие Революционные настроения в Европе вызывали в нем ужас. На прошлой неделе полиция Вены из-за жалоб соседей на пьянство и шум совершенно случайно "накрыла" на квартире некоего второсортного венского актёришки целую банду, состоящую из двух русских , итальянца и поляка, тайно распространявших листовки с призывами к свержению монархической власти. Это известие,а так же дошедшие до Австрии новости о волнениях в Польше до того напугали Франца, что он приказал Меттерниху немедленно писать Александру. «Это пламя необходимо гасить в самом зародыше! Огонёк спички может устроить пожар! О чем думает Романов? Напишите ему! Российский император так много выступал за нашу активность в подавлении революции, но не видит того, что происходит под его же носом, в России! Эта зараза придёт от них к нам! Клеменс,раскройте глаза ему! Скажите: мы поможем ему, если требуется! Через объединение усилий мы подавим этот нарыв, не дав гною излиться..» Меттерних удержался комментировать это сравнение. Дать гною прорваться, несомненно, с медицинской стороны решение лучшее, нежели позволить ему воспалить всё внутри. —Вы едете в Англию завтра, если я не ошибаюсь. Оцените их обстановку. Я ни чёрта не верю газетам! -и добавил, уже скорее жалобно, нежели с возмущением: Клеменс, вы знаете, и в худшие годы я никогда не говорил этого... Даже когда Бонапарт грязными своими сапогами топтал мой дворец... Когда я лежал с тяжёлой болезнью на фронте...когда всё эти беспорядки в Испании.. Но сейчас я говорю вам об этом открыто: я боюсь. Я очень боюсь. *** Туманный Альбион встретил министра иностранных дел Австрии ровно так же, как встречал и всегда: дождём, промозглым, сырым воздухом, запахом навоза и ни на что не похожим городским лондонским шумом. По сравнению с изящной, чинной, спокойной и размеренной великосветской Веной, которую Клеменс так любил, Лондон казался ему грязным, грубым рабочим, кричащим и стучащим кулаком в кабаке. Прибыв в город, Меттерних не без глубокой досады узнал, что теперь место покойного Каслри на министерском посту. занял сэр Джордж Каннинг. Каннинг уже занимал кресло министра иностранных дел в 1807-1809 годах, и Клеменс рассчитывал, что в одну реку, этот выскочка - ирландец войти не сумеет, но увы, именно Каннинг лично встретил его входа в Вестминстерский дворец, куда Меттерних отправился в первый же день по приезду. Этот невысокий, нервный, с нездоровым, землисто-серым цветом лица и возбужденно-бегающими глазами мужчина выглядел довольно отталкивающе в сравнении с обладавшим аристократической внешностью несчастным Каслри. Отношения между политиками были так же крайне натянутыми-Меттерних узнал, что незадолго до смерти между Каслри и Каннингом произошёл публичный конфликт, прямо в парламенте, едва не обернувшийся дракой. Каннинг был в оппозиции консервативной партии тори и, что гораздо важнее теперь для Меттерниха, одним из главных критиков деятельности Священного союза в Европе. Клеменс не ожидал ничего хорошего от их разговора. Расположившись наедине в холодном,темном и чопорно(несомненно на ирландский манер!)обставленном кабинете,с окнами выходящими в сторону Темзы(эта река всегда казалась Меттерниху отвратительно грязной) двое мужчин обменялись присущими моменту формальными любезностями-Каннинг поинтересовался, не утомился ли Меттерних в дороге, а тот в свою очередь выразил соболезнования в связи с кончиной Каслри. —Должен признаться вам честно, трагическая кончина моего предшественника не стала для меня неожиданностью, -холодно заметил Каннинг,с нескрываемой небрежностью откидываясь в кресле с весьма потертым зелёным сукном. -Душевное здоровье лорда Каслри давно вызывало опасения в обществе. Его необдуманная политика, интриги и больное воображение пошатнуло не только авторитет Великобритании в мире, но и едва не поставило страну на грань новой войны. Я не буду лгать, что огорчён его смертью. Меттерних попытался разузнать подробности смерти Каслри, которые действительно выглядели странно, но Каннинг с явной неохотой говорил на эту тему, заметив, что всё это уже не имеет никакого отношения к делу. — Надеюсь, вы понимаете, что с его...уходом...сменится и позиция Англии. Я не разделяю взглядов Каслри в вопросах внешней политики. Великобритания в дальнейшем будет придерживаться позиции невмешательства в дела других стран. Это касается так же любой поддержки движений Священного союза Европе. «Проклятый либерал, от него точно ничего не добьёшься...»-с досадой подумал Меттерних. Он обратил внимание, что Каннинг, разговаривая с ним, то и дело срывался на кашель, попутно вытирая мятым платком мокрый лоб. Он говорил энергично и быстро, но энергия его казалась болезненной, Клеменсу подумалось даже, что министра слегка лихорадит. —Послушайте, господин Меттерних, ведь вы же умный человек... Уже от одной этой фразы Меттерних готов был заскрежетать зубами. Господин Меттерних! Что за вульгарщина? —.... Неужели вы не понимаете, что своими действиями Священный союз не только не поддерживает мир в Европе, но, напротив, лишь подбрасывает дров в революционный пожар? Вы, в отличие от русского императора,чья политика мне была ближе намного до 1810 года, кажетесь человеком вполне разумным и рациональным. Мне кажется, нам всем не хватает этой трезвости мысли. Представьте, что на вас несётся большая телега. Вы бросаете ей камешки под колёса. Вы думаете, что так сможете её остановить? —Что же вы предлагаете? Может быть встать у руля её? Возглавить безумство? -не смог удержаться от сарказма Меттерних. —Совсем нет. Дать людям то, что увлечет их внимание и даст надежду на будущее. Когда же вы всё поймете, что будущее Европы не за монархией... Каннинг встал и,подойдя к книжному шкафу, где небрежно были навалены книги, открыл нижний стеллаж, достал и поставил перед Меттернихом миниатюрную модель из сцепленных друг с другом вагончиков, стоящих на рельсах. —Это альтернатива телеги? -улыбнулся Меттерних. -Изобретение мистера Треветика? Так вы противопоставляете революции... Паровоз? —Прогресс, господин министр. Прогресс! - лицо Каннинга даже поменяло оттенок с серовато-зеленого на более тёплый и розоватый, очевидно из-за прилившей крови к лицу. - Англии не страшна революция, так как людям здесь есть чем заняться! Мы совместно создаём наше общее будущее! «Если Каслри и был сумасшедший, то этот почитатель машин не лучше. Впрочем, живи я в таком отвратительном климате, то наверняка бы тоже сошёл с ума,»-подумал Меттерних, но вслух любезно произнес: Я могу поговорить с Его Величеством королём Георгом? —Не думаю, что эта беседа будет полезной для вас и... -Каннинг многозначительно посмотрел на него. -И приятной. Но, впрочем, извольте. От Каннинга Клеменс уходил, утешая себя только мыслью, что судя по нездоровому виду,этот ирландец может пробыть на своём посту очень недолго. Георга Меттерних не видел несколько лет, и за это время габариты короля Англии, и так немалые, кажется, увеличились вдвое. Шестидесятилетний Георг страдал от подагры, отёков,ревматизма, что не мешало ему сохранять удивительно жизнелюбие и поразительное, почти кокетливое изящество, с которым тот нёс на встречу Клеменсу своё тучное тело, напоминающее завёрнутый в парчу и шёлк мешок с мукой. Очевидно на лице Меттерниха отразилось всё изумление этими драматическими переменами, потому что король, приветствуя его,весело произнёс: —А, Меттерних! Рад видеть вас в добром здравии! Не правда ли,я похудел? На его заплывшим жиром лице задорно и несколько неестественно блестели ярко-голубые глаза. Их взгляд, открытый и добродушный,был единственным,что казалось приятным в наружности короля. Меттерних не нашёлся что ответить на этот пассаж и, смутившись, был рад поприветствовать так же подошедшего к ним герцога Кларенса, который с усмешкой отвесил ему церемонный поклон. Высокий, подтянутый, моложавый, Кларенс казался карикатурной пародией на своего венценосного брата и,словно желая усилить контраст между ними, сопровождал непопулярного в народе Георга почти на всех официальных встречах и выходах. Всём было известно, что корону от бездетного Георга унаследует именно он. За обедом, на который Меттерних был торжественно приглашён, он испытал всё грани неловкости, наблюдая, как Георг с аппетитом поглощает намеренное количество блюд, запивая всё сладким бургундским вином. И хотя сам австрийский министр частенько спаивал своих знатных иностранных гостей, желая развязать их язык, Георг вызывал в нём желание ровно обратное - обед был бы приятнее, если бы Его Величество побольше молчал. —Вы виделись с Каннингом, как мне известно. У.уу.. С ним недавно знатнейший вышел спор у Уилла! Каннинг,видите ли, выступает активно за отмену рабства, тогда как мой брат... —... не делай из меня монстра, Джордж, перед нашим гостем. Как и любой человек,имеющий сердце, я почитаю рабство за зло, но поверьте, -Кларенс обратился к Меттерниху, -Я много где путешествовал.. Наши рабы в Вест-Индии живут лучше, чем бедные эти шотландцы! Ей Богу, им нечего есть! Не уверен, что в таком состоянии эти люди могут наслаждаться свободой,за которую так сражается Каннинг... —Шотландия! Я бы с удовольствием её посетил... Но не с моим состоянием здоровья. .. —Тебе бы это было полезно, Джордж, в свете моих ненышних слов. Пожить в Глазго неделю другую. Сократить рацион, -не скрывая ехидства произнёс Вильгельм. —Ты прав, но ведь туда мне надо доехать! Жалко карету...-король и не думал обидеться на эти слова.- Может быть, паровая машина проявит себя более выносливой,чем бедные лошади и меня туда отвезут! -расхохотался Георг, стукнув пухлой ладонью по столу, а Клеменс поперхнулся. —Клеменс,а как здоровье любезного Франца? -поинтересовался король. —Он не настолько полон оптимизма, как вы, Ваше Величество, -Меттерних надеялся, что вот сейчас сможет перевести разговор в нужное русло. -Революционные настроения в Вене... —О, мои врачи пророчат мне скорую смерть, и я с этим согласен! -перебил его Георг. - Признаться, мне кажется чудом, что я жив до сих пор, чем не повод для оптимизма? Что касается революции, то я вовсе не против её.. Где угодно, Бога ради, только не в Англии... Хахаааааах! Случайно или специально, но Георг ловко уходил от обсуждения любых политических тем и когда Клеменс упомянул Россию и Александа, король неожиданно вспомнил о его покойной сестре. —Признаться, мне до сих пор ужасно неловко перед Александром за тот их визит в Лондон! -он взволнованно приложил руку к груди. - Я так и не успел принести извинения княгине Екатерине. Она умерла.. Такая молодая! Мы шутили с Уилом тогда совсем не смешно! У моего брата есть такая манера:когда ему очень нравится женщина, он от волнения начинает вести себя, как свинья! Сказав это, Георг нервно захихикал, а Кларенс резавший бифштекс, даже не переменился в лице, хотя Клеменс и заметил, что взгляд герцога помрачел. —У меня странное чувство юмора, Меттерних, его мало кто в жизни мог оценить. Но что поделаешь.. Мне катастрофически не везёт в жизни.. Я вынужденно правил как регент при живом, но сумасшедшем отце, мне пришлось жениться на нелюбимой женщине и она оказалась совершеннейшей стервой.. Разумеется,англичане её обожают, а на себя я собрал уже коллекцию из издевательских карикатур. И всё же, заметьте, Англия процветает, как никогда! Не кажется ли вам, что это чудесно, когда благополучие страны не зависит от того, в каком состоянии пребывает король? В последеднюю фразу Георг вложил, как будто бы особенный смысл и за столом на несколько мгновений повисла глубокая тишина. К десерту пыл короля поугас. От обильной еды Георг стал вялым и сонным. Вильгельм отказался пить чай и отлучился куда-то,и они переместились из столовой в маленький, уютный кабинет, где короля встретила радостным лаем маленькая собачка породы пекинес. Георг плюхнулся в кресло, с удовольствием вытянув похожие на сардельки ноги к камину, а Меттерних решил воспользоваться моментом, чтобы расспросить его о происшествии с Каслри. В отличие от Каннинга, король проявил больше чувствительности. Он в волнении громко сморкнулся в платок и подавшись ближе, тихо произнёс: —Кошмарное происшествие! Несчастный Каслри... Он нравился мне до того, как окончательно спятил! Представьте себе: он был совершенно не тот, за кого себя выдавал! И Георг с придыханием поведал, что незадолго от смерти с именем Каслри оказался связан настоящий скандал: лорда застукали с переодетым в проститутку мужчиной. А позже в спальне полиция обнаружила тщательно спрятанную женскую одежду,белье, парики и карточки с непристойным изображением мужчин. —Бедняга Роберт, оказывается, был содомитом! Ей Богу, лично мне всё равно, моя жена какие только грязные слухи обо мне не распускала.. Но кажется, Каслри просто не смог пережить такого позора! Я думаю, он убил себя от стыда! Меттерних почувствовал, как в груди заколотилось сердце. Он вспомнил Венский конгресс. Странное поведение Каслри на балу, который давал Александр. Его панику, ужас... Черт побери, ведь Каслри, должно быть, воспринял ту шутку с переодеванием на свой собственный счёт! И если тайная страсть русского императора не сильно удивила Меттерниха, то теперь он был поражен. Роберт! Вот уж кого бы в подобных пристрастиях он бы не заподозрил... —Ваше Величество, -немного помолчав произнёс министр, -Вам не кажется странным, что Каслри выбрал такой ужасающий способ покончить с собой? Я уверен, что в его доме нашлось бы оружие удобнее ножа... Или верёвка.. —Да, Клеменс, но логика сумасшедшего не может быть нам понятна! А ведь на лицо были всё признаки! Вообразите, из-за чего вышел конфликт у него с Каннингом! Роберт явился в палату лордов и стал требовать, именно требовать в самой дерзкой форме, чтобы Британия объявила войну России! -Георг ухватил Меттерниха за лацкан сюртука. -Я был там, и он вот так вот схватил меня! И у него едва ли не текли слюни! Кошмар... Начать снова войну с её ужасными тратами, когда перед нами такие блестящие перспективы! Ненавижу войну! Такое может предложить только безумец..И эта его одержимость Россией, знаете...Он постоянно был озабочен врагами вокруг! Они посидели ещё некоторое время, не обсуждая, в сущности, ничего интересного. И если Каннинг интересовался индустриальным прогрессом и грезил железной дорогой, то мечты и амбиции короля Англии распространялись в лучшем случае на будущий театральный сезон, а в худшем - относительно меню завтрашнего обеда. В конце их разговора Георг и вовсе истерически прослезился, ни с того ни с сего вспомнив о Наполеоне,и признался, что как христианин,всегда в душе сочувствовал участи этого"корсиканского чудачка". В какой-то момент король задремал прямо посреди разговора,и его мирный храп был для Меттерниха явным сигналом, что пора уходить. В коридоре он встретил Вильгельма, который любезно взялся его проводить и заодно, как показалось Клеменсу, дополнить своими комментариями эту странную встречу. —Не придавайте значения словам Джорджа сегодня и его странному поведению. Большую часть времени он находится под воздействием лауданума.. Смерть нашей Шарлотты* сильно его подкосила.К тому же его мучают сильные боли. Он давно уже отошёл от всех дел. Они шли по опустевшему холлу,и шаги их казались неестественно громкими в тишине. Меттерних замедлил шаг и остановился перед висевшим на стене огромным парадным портретом. На нём был изображён Георг III - высокий мужчина с красивым,добрым, но одновременно холодным и отстранненым лицом. Герцог Кларенс, заметив его взгляд, произнес: —Это удивительно, но не смотря на болезнь,наш отец до конца оставался любим своим народом и семьёй.. Воистину, нет страшнее бремени для человека чем лишиться разума. Меттерних, конечно же знал о трагедии в королевской семье. О душевной болезни Георга, вынудившей парламент признать его недееспособным и отстранить от управления страной, передав бразды правления его старшему сыну Георгу. —Подумать только, -продолжал герцог Кларенс, задумчиво и будто бы говоря сам с собой. - Мы восхищаемся прогрессом, подарившим нам паровоз. Новые виды оружия, новое освещение...воистину 19 век -век открытий. Но мы ни на йоту не продвинулись в познании души и лечении душевных болезней. Я бы отдал всё на свете тому мудрецу, который сумел бы излечить моего отца и вернуть ему разум. Поверьте, Клеменс.. Иначе как варварством назвать то, что делали с ним эти врачи,я не могу. Я думаю о величии страны и одновременно о том, как слабы мы по-прежнему в медицине. Знаете, она стояла перед этим портретом точно так, как вы сейчас, - внезапно произнёс Вильгельм.- Княгиня Екатерина Романова. Она видела нечто схожее в судьбах наших семей.Она сказала, что её брат, Александр, надеялся, что им удастся обеспечить отцу их такой же достойный уход. Я ответил ей, что это было бы невозможно в России. Что там не любят слабых правителей и они не живут долго. Ей не понравился мой ответ.. -Вильгельм усмехнулся и опустил взгляд. —Это правда, что говорили... Будто бы вы сделали ей предложение о браке? - не удержался Меттерних. —Не совсем так. Я сказал ей всё то, что только что вам озвучил... А после сказал, что нахожу её восхитительной женщиной. И спросил: не желает ли она стать следующей королевой Великобритании? - герцог засмеялся, -И знаете... Клянусь вам, она желала! Я видел это желание в её синих глазах..у неё, знаете, взгляд был... Как у дикой кошки. Безумный. У меня хватило безрассудства сделать ей преложение..но у неё хватило рассудка, чтобы мне отказать. Вообразите, какой бы вышел скандал..Она строила из себя русскую патриотку. Но сгорала от желания быть королевой где-нибудь в Европе. Впрочем... - Вильгельм вздохнул, провожая Меттерниха к выходу, -Учитывая печальное наследство наших семей, едва ли бы брак этот дал нам радостные плоды. Уходя и прощаясь с герцогом Кларенсом, Меттерних ещё раз выразил соболезновая в связи с гибелью лорда Каслри. —Он был вашим другом, как мне известно. Какая страшная смерть... Кларенс ничего не ответил, только кивнув. Казалось, упоминание о дружбе с Каслри было ему неприятно. Вернувшись в гостиницу, в свой вечно сырой, не смотря на разогретый камин, номер, Меттерних написал несколько деловых писем, в том числе Францу, сообщив, что англичане дали понять: на их помощь в борьбе с революцией можно не надеяться. В своей шутке Георг вполне выразил глубинное отношение Британии к этому вопросу: они не против, если революционный хаос ослабит Австрию, Францию, Италию и конечно же, Россию. Уверенность, с которой Каннинг заверял, что революция Великобритании не грозит, одновременно злила Меттерниха и восхищала. Что ж, в следующий раз когда Ирландия обратиться за помощью, Австрия будет с большим сочувствием относиться к её просьбам.** Время было не позднее и,закончив дела, Меттерних решил поужинать в единственном трактире неподалёку, где подавали,на его вкус, съедобные блюда. Английская кухня,тяжелая и жирная, с её жареной рыбой и мясом, картофелем, пудингами, слоеными пирогами и почти полным отсутствием приправ казалась Меттерниху такой же отвратительной, как и погода. В небольшом пабе на соседней улице поварами были индусы,и все блюда были щедро сдобрены ароматными специями, без которых желудок Клеменса отказывался переваривать местную пищу. На улице вновь заморосил мерзкий дождь, и лужи на мостовой напоминали чёрные кляксы. Проезжавший кэб обрызгал грязью, испачкав новые брюки. За углом орал ругательства и справлял нужду прямо на асфальт пьяница. Вечерний Лондон, город преступности, свободного хаоса, с его тёмными закоулками, хранящими страшные тайны,не вызывал желание прогуляться,и Клеменс решил, что быстро поест и отправится спать. В заведении было много народу и шумно, но в этом был даже плюс, ведь любой желающий мог запросто затеряться, заняв место где-нибудь в уголке. Англичан здесь было немного, зато хватало шотландских и ирландских рабочих,которые, сидя за закоптелами деревянными столами,напоминавшими срубы, вливали в себя пинтами пиво и эль, словно воду. Исходившая от этих людей грубая, животная энергетика одновременно отвращала и манила. В Вене бедность и порок хоть и существовал, как и везде,но был всё же не настолько заметен. Меттерних взял виски и жаркое из цыплёнка с пропаренным рисом, от которого исходил божественный аромат, и устроился в дальнем углу, у стены. Здесь можно было в уединении наблюдать за всем, что происходит в зале, оставаясь почти незаметным. —Здравствуйте, Ваше Сиятельство.. От неожиданности Меттерних едва не опрокинул тарелку. Из тёмного угла справа показалось лицо человека. Присаживаясь за угловой стол, Клеменс не обратил внимание, что с другого бока кто-то сидит. Или сосед его подкрался бесшумно, как призрак? Меттерних взгляделся в лицо человека.Он был индусом, довольно красив и через мгновение министр его вспомнил.. —Вы... Вы работали у Вирджинии в доме..Вас зовут... -он судорожно пытался вспомнить экзотическое имя индуса. —Элиар, господин министр. Эта встреча здесь и сейчас смутила Клеменса и немножечко испугала. Может ли быть совпадение или этот человек просто следил за ним?Что же он делает в Лондоне? Оба молчали. Индус пил что-то из высокой кружки, медленно вытирая губы рукой. Взгляд Меттерниха привлек крупный перстень на его правой руке-голова льва с рубиновыми глазами. Невольно Клеменсу подумалось, что странно молодому человеку без роду и племени носить такое дорогое кольцо. А главное, оно показалось ему смутно знакомым.. —Что же вы делаете в Лондоне? —Элиар навещал старинного друга... - на губах индуса возникла загадочная улыбка. —Хм... Черешневые глаза молодого мужчины смотрели одновременно лукаво и холодно. —Если господину министру интересно... Я занимаюсь всё тем же - торгую любовью. —Для этих людей? - не удержался от изумления Меттерних, кивнув на работяг. —Нет, конечно. Клиенты Элиара знатные люди. Знаете, в Лондоне много богатых господ, готовых платить за любовь... Пусть я не так красив, как был Чандр, но на всякого найдётся здесь спрос. —Красивый перстень, -Меттерних указал на кольцо. -За любовь тебе так хорошо платят? —Это подарок моего доброго друга. Он умер и перед смертью оставил мне его в качестве небольшого наследства.., -коротко ответил индус и вновь неестественно широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. -А что же... Господин министр интересуется? Я думал, у вас другие пристрастия... —Твои услуги мне не нужны. - Меттерних усмехнулся и принялся за еду, которая неожиданно стала казаться безвкусной. Ему было не по себе сидеть рядом с Элиаром и тем более с ним говорить. Насколько же черт возьми мир этот тесен! Впрочем, его не интересовал совсем этот содомит, чье присутствие напоминало Меттерниху о не самых приятных моментах в его жизни. Он быстро доел свой ужин, взял шляпу и, не прощаясь, покинул трактир, не допив даже свой виски. Переходя дорогу к отелю, он провалился в очередную грязную лужу, выругался и.. Занеся ногу на тротуар, внезапно застыл. Перстень! Он вспомнил, где его видел. Это кольцо принадлежало лорду Каслри. В привыкшим к чтению полицейских отчётов мозгу Меттерниха быстро сработал, сопоставив всё,логический механизм. Он так и стоял посреди улицы, раскрыв рот, всё ещё не в силах поверить... Не может этого быть... Король Георг сообщил, что накануне смерти Роберта поймали с переодетым в проститутку мужчиной. Перстень мог попасть к индусу только одним путём... Развернувшись, Меттерних бросился обратно к трактиру, но Элиара и след простыл. На их столике одиноко стоял опустевший бокал,и только в воздухе как будто бы витал неуловимый запах сандала.. Безумие... Невозможно...совпадение? Но эта странная интонация и усмешка, с которой индус говорил! «Он убил Роберта и снял с него перстень, обставив всё, как самоубийство... Но для чего?» Меттерних плохо спал ночью. В голове у него, сквозь полусон, мелькали странные образы. Утром он снова думал об этом странном происшествии, которое казалось теперь ему сном. Он ни с кем не мог поделиться даже своим подозрением, потому что тогда бы пришлось рассказывать о своём знакомстве с индусом и многое объяснять. «Бедняга Роберт...Всем выгодней было здесь объявить тебя сумасшедшим и назвать самоубийцей. Какие скелеты в шкафу ты ещё от всех утаил?» Всё дни до возвращения в Австрию Клеменс чувствовал себя отвратительно. Внутри что-то скребло, не позволяя отвлечься и ощущение, будто бы он что-то ещё упустил, мешало заниматься делами. Элиар сказал "старого друга"... Выходит, он ещё раньше знал Каслри. Меттерних вспомнил, как покойный Чандр в рассказе своём упомянул, что служил у знатного английского лорда до того, как попасть к Бонапарту. Что если этим лордом был Каслри? Чандр...его убийцу так и не нашли.Меттерних тогда был уверен, что индус пострадал по ошибке и покушение было на Александра. Но что если... Нет? В одно утро он,охваченный сильнейшим волнением, приказал поднять бумаги и принести ему дело Чандра Модеуса. Он лихорадочно перечитывал полицейский отчёт, сам не понимая, что именно он ищет. И он нашёл. Недостающий элемент,сложивший картину,был в описании оружия преступления. Меттерних сидел над разбросанными по столу документами, не сводя взгляда с рисунка кинжала, которым был нанесён смертельный удар. Точнее сказать, что смотрел он на рукоятку, где в причудливом узоре рельефа вырисовывалась голова льва. Лев.. Такой же точно, как на перстне, который он видел у Элиара.И если тот действительно принадлежал Каслри... Мужчина закрыл глаза, хватаясь за гудящую голову. Всё то, что сложилось в точную и логичную последовательность в его мыслях,было слишком чудовищным и невероятным. Этот кинжал... Не зря он показался знакомым.Однако тогда он не мог вспомнить, где видел его, потому что даже близко не думал о Каслри. Он бы и не вспомнил, не увидев у Элиара кольца, который носил Роберт. На левой руке! Меттерних впился глазами в отчет следователя. Убийца индуса предположительно был леворукий...писал ли Роберт левой рукой, черт возьми? Элиар убил его из мести за своего брата? Но откуда он знал? И чем Каслри помешал несчастный индус? Случайность? Метил в другого? Меттерних вспомнил тот день, когда привёл Чандра в свой дом, чтобы тот свидетельствовал относительно извращённых пристрастий Александра.. Клеменс тихо застонал, вспомнив, что в гостиной тогда ожидал его Каслри. Он всё ему рассказал! И тот мог узнать Чандра... Он испугался, что молодой человек сдаст и его. Может быть,братья Модеус его шантажировали? Меттерних отложил все бумаги и подошёл к окну, чтобы прислониться к стеклу лбом и почувствовать холод. Он всё равно не до конца понимал...кого Роберт тогда так боялся? Неужели на убийство его толкнул страх перед разоблачением? И чего ради было делать всё самому? Он мог нанять бы убийцу.. «Он хотел, чтобы подозрения пали на Александра... Он думал, что русский император всё знает про него. Что это? Неужто просто паранойя?» Не смотря на то, что у него не было теперь никаких доказательств,и изменить он ничего точно не мог, Меттерних всё же не мог отделаться от мысли, что за несчастным Каслри стоял кто-то ещё. Можно ли быть уверенным, что Элиар всё же убийца, если присвоил кольцо? Или он явился к Роберту и напугал его так, что нервы мужчины сдали и он... Ножом вспорол себе горло? Столько вопросов, на которые уже не получить ответа. Странно. Всё это было по-прежнему очень странно.