В ушах был странный, шипящий шум, как будто где-то поблизости били огромные фонтаны. Несколько раз Александр останавливался и несколько секунд стоял, держась за стену, чтобы сморгнуть липкую пелену перед глазами и желая удостовериться: не спит ли он? Все это сейчас не мираж кругом?
Коридоры замка были подозрительно пустыми. Он встретил только пару сонных лакеев и несколько караульных, которые неподвижно стояли на своих постах, как маленькие деревянные фигурки из детского набора.
Снова поднялась метель. В панорамные окна гостиной галереи было видно, как мистически сиял между бегущих по небу облаков серебряный месяц. Этот месяц, и метель, и очертания предметов в тёмных комнатах — все казалось нереальным, и Александр чувствовал себя, как будто бы был он сильно пьяный, и его затуманенный разум раздвоился. Один был телом и шёл вперед, другой наблюдал за собой как будто бы со стороны.
— Ваше Высочество! — звук голоса резким эхом отозвался в тишине.
Александр вздрогнул и обернулся. Его догонял по коридору Платон Зубов. Волосы графа, мокрые от дождя и снега облепили казавшийся чрезмерно крупным череп. От Зубова пахло спиртным и блестящие в полутьме глаза выдавал возбуждение.
— Саша.... Что ВЫ здесь делаете? — тонкие губы искривились в юродивой улыбке, а лоб прорезала уродливая морщина.
Зубов сейчас в глазах его был страшен и Александр подумал, вдруг, с ужасом, что если Платон Александрович здесь, то стало быть здесь же и остальные... Он ничего не ответил и пошел вперёд, но Зубов нагнал его и жестко,больно взял за предплечье.
— Куда вы собрались?
— Нужно все отменить. Император знает.
— Ох... — граф прикрыл веки и облизнул губы. Хватка его стала сильней. — Ну коли он знает... Ваше Высочество... Вы тем более понимаете, что НЕЛЬЗЯ отменить.
Александр выдернул руку.
— Я знаю, что делать. Я все придумал, как разрешить.
— Сашенька... Ну что вы... — Зубов протянул к нему руку, и Александру показалось, что тот хотел снова его схватить.
Он оттолкнул графа и бросился бежать, и в ужасе ему казалось, что он слышит, как как приближается и нагоняет его топот позади сапог. Он обернулся. Коридор был пуст. Только стало как будто темнее, словно погасла часть канделябров.
Зубов видел его... надо спешить....
Он перешёл вновь на бег, задыхаясь, и летя по темному коридору, пока впереди не замаячила спасительная главная дверь на императорскую половину. Стоявший у двери караульный при виде него приоткрыл от удивления рот.
— Фамилия... Как зовут?.. — это первое, что пришло в голову спросить. Александр чувствовал сумасшедший стук сердца и нарастающую с каждой минутой панику.
— Рядовой... Алексей Агапеев... Ваше Высочество... — солдат машинально отдал ему честь.
— Алёша, мне теперь немедленно нужно к государю!
— Но император уже лег спать... — И в глазах молодого человека, который на вид был не старше его, мелькнула растерянность. — Прикажите разбудить? Что-то срочное?
Срочное? Срочное? Неужто тот думает, что он стоит здесь, среди ночи, потому что соскучился? Подойдя к Агапееву ближе, Александр почти приблизил вплотную лицо и прошептал:
— Отопри двери и впусти меня. А сам беги скорее вниз и предупреди охрану... Скажи, что на государя готовится покушение... Сейчас... Здесь...
На лице молодого человека отразился ужас. Он побледнел, уронил на пол ружьё и, достав ключи, стал отпирать замок. Открыв дверь и впустив Александра в темную, пахнувшую теплым воском прихожую, он бросился вперёд по коридору, но потом внезапно вернулся и растерянно оглядевшись как-то по-детски сказал:
— А мне же нельзя покидать пост...
— Кириллов, встаньте на место Агапеева, — приказал Александр проснувшемуся гусару, который дремал, сидя на стуле у двери в спальню. — Никого не пропускайте сюда!
Что-то в его напряжённом голосе и болезненной, нервной энергии заставило всех беспрекословно подчиниться, и Александр, подойдя к двери в спальню отца, забарабанил со всей силой по ней кулаком.
— Проснитесь! Ваше Величество! — он кажется кричал так громко, что должен был перебудить весь замок. За дверью вспыхнула полоска света, и он услышал скорее испуганный, чем сердитый голос отца.
— Кто там? Что случилось?
— Отец, это я... — он понизил голос. — Откройте, пожалуйста.
Повисла тишина. Александр стоял, держась за ставшую влажной от пота дверную ручку, и взгляд его задержался на единственном источнике света: иконе с лампадкой в красном углу. По спине холодным потом полз липкий ужас. Ему было страшно стоять здесь одному, и он готов был снова начать биться в запертую дверь, не понимая, почему отец его не открывает?
— Саша?.. Ты один?
— Да. Да, я один... Откройте.. Там... Пожар... На втором этаже. — Неожиданно произнес он и с облегчением выдохнул, когда услышал, как ключ повернулся в замке с той стороны. Дверь открылась.
Отец стоял на пороге, в халате и ночной рубашке, держа в руках свечу. Седые волосы были взлохмачены и торчали в разные стороны, придавая ему вид растрепанный и нелепый. Не став ждать,когда он опомниться, Александр отодвинул его, прошёл внутрь комнаты и выдохнул:
— Закройте скорее дверь!
Павел закрыл дверь и, к его облегчению, снова запер на ключ её. По широко раскрытым глазам и мгновенно вспотевшему лбу, было заметно,что он испуган. И Александр, вдруг, позабыл все, что собирался сказать. Собирался ли? Или это была лишь фантазия.. Разве он что-то придумал? Но он должен... Они скоро придут!
— Да что с тобой такое?.. — И взгляд отца зацепился, вдруг, за его пояс, где висел в кобуре ставший в один мир ужасно тяжелым проклятый тот пистолет. Видя, как в мгновение переменилось выражение лица императора, Александр, сам испугавшись, дернул рукой, как будто желая спрятать, прикрыть оружие. Но со стороны, боже мой, могло показаться, как будто бы он схватился за него совсем с другой целью!
— Отец, я здесь, чтобы предупредить Вас... я только хотел... — начал он.
В этот момент в прихожей раздался шум, топот шагов, и громкий голос, принадлежавший полковнику Аргамакову густым басом крикнул:
— Ваше Величество! Все хорошо? Нам сообщили о тревоге!
— Нет! Не открывайте! Они пришли убить вас! — Александр в ужасе бросился вперед и перегородил дверь.
— Что? — отец застыл,сраженный этой фразой и уронил мгновенно погаснувшую свечу. Спальня погрузилась во тьму.
Припав к пахнувшей смолой двери, Александр крикнул:
— Что вы здесь делаете? Где Кириллов?
Кажется, за дверью происходило какое-то замешательство и, хотя у Александра не было и тени сомнения, что Аргамаков солжет ему, он понятия не имел, что теперь делать. Ничто не помешает им выбить эту дверь,если будет нужно. Он начал задыхаться, чувствуя вновь подступающую панику и понимая, что видом своим и поведением пугает отца теперь больше, чем все они.
— Он внизу, с Агапеевым. Вы подняли тревогу. — После некоторого молчания раздался осторожный, но довольно спокойный ответ. — Ваше Высочество... что происходит? Отоприте дверь, пожалуйста.
— Ни за что! Вы сюда не войдете! Уходите немедленно!
— Но вы сами позвали..
— Убирайтесь! — он снова перешёл на крик.
— Хорошо...
Все, наконец, стихло. Ушли? Александр повернулся к отцу. Павел стоял в углу комнаты, возле кровати, сжимая в руках шпагу и другой рукой ухватившись, как за опору, за балдахин. Вид у него был такой, как будто бы он вот-вот упадет без сознания. И Александр со стыдом чувствовал, что сам до того напуган, что готов броситься за защитой он к тому, кого сам сюда шел защищать.
— Я все объясню Вам...
— Да уж... потрудись мне объяснить. Что ты устроил? — император присел на кровать, не отпуская шпаги.
Александр не знал, может ли подходить к нему, но на всякий случай остался на месте. Он начал говорить и его рассказ получился слишком сумбурным, чтобы из него можно было что-то понять. Он сказал, что знает наверняка, что сегодня, этой ночью, готовился дворцовый переворот целью которого было императора низвергнуть с трона. Что он пришел, чтобы его предупредить и кажется, говорил что-то еще, себя уже сам совершенно не помня. В этом рассказе не хватало много, не хватало главного о нём самом... о том, какое в этом он принимал участие. Но сказать всю правду до конца он сейчас не мог.
Павел встал и, подойдя к нему, внезапно коснулся лба его своей ладонью.
— Саша, да ты бредишь... ты болен... — медленно и будто в изумление произнес он. — Я немедленно велю вызвать тебе врача!
И к ужасу Александра он направился вновь к двери, единственной преграде, что отделяла и пока еще защищала их. Он бросился на колени и, ухватив отца за руку, рыдая, стал умолять не выходить.
— Ваше Величество! — внезапно раздался знакомый голос за дверью. — Это Петр Иванович... что у вас там происходит?
— Ну слава богу, Пален! — Павел недовольно выдернул руку, в которую Александр вцепился и стал отпирать замок.
— Нет, умоляю вас... ради всего святого... не пускайте его!.. Он вас обманывает!Это Пален организовал против вас заговор! Это он! — Голову пронзила такая адская боль, что Александр ухватился за неё и сжался, обнимая себя руками. Все кружилось и вертелось перед глазами и шум в ушах его совершенно оглушал.
— Кто там с вами? Великий князь? — голос графа звучит спокойно, ясно.
— Да и ему немедленно нужен врач! У него лихорадка... он в совершеннейшем бреду... не пускает меня вам открыть. Слышали, что он сказал? Что на меня готовят покушение!
Павел произнес это на удивление спокойно, но не спешил так быстро открывать, хотя Александр уже его не держал.
— Александр Павлович... пожалуйста, успокойтесь. Все хорошо. Там в коридоре караульные и гвардейцы. Вы сами велели позвать их. Мне их отпустить? Вы можете мне рассказать, что случилось?
— Вы издеваетесь? Я все рассказал! Слышите, Пален! Можете не притворяться? Я рассказал отцу о том, что вы затеяли!
— Что я участвую в заговоре? — неожиданно так же спокойно ответил он. — Его Величество в курсе. Я ему все объяснил. И объясню еще раз, если вы меня впустите.
— Что? — Александр не понимая, смотрел с надеждой на отца. — Нет-нет! Не верьте ему, не пускайте!
— Ну, хватит уже! Ты рехнулся? — Павел решительно подошел к двери и к ужасу Александра отпер ее. Он ожидал, чего-то ужасного, но Пален медленно вошёл в спальню, предусмотрительно подняв вверх руки, держащие свечу и показывая, что совершенно безоружен.
— Я без оружия, видите? Все хорошо... все спокойно... — граф посмотрел на Александра, которого уже с трудом держали ноги, как на больного.
— Петр Иванович, вы мне можете объяснить, что черт возьми происходит? — Павел отложил шпагу и указал рукой на сына. — Что он такое говорит?
— Его Высочество, очевидно
нездоровы. Тут нужен врач. За ним уже послали. Уверяю вас, что если бы сегодня вам бы угрожала опасность, я бы знал это прежде других. Вы понимаете, о чем я... — он улыбнулся своей бесконечно ободряющей улыбкой.
Той улыбкой, с которой он когда-то Александра убеждал, что ему совершенно нечего опасаться в этом деле. Что никто не пострадает. Что все будет хорошо.
— Не слушайте... он все врет... — прошептал Александр. — Он в заговоре против вас...
— Да, граф Пален все мне рассказал. Он вступил в ряды заговорщиков, с целью раскрыть их. Он расследует это дело, — в голосе отца прозвучали (невероятно!) нотки гордости.
Александр смотрел на Палена, чьи губы продолжали улыбаться, но взгляд его заставил Александра понять в одночасье, что он проиграл... он понял, что ТЕПЕРЬ будет...
— Ваше Высочество, теперь хватит ломать комедию. Я к вам всегда относился с симпатией... и мне жаль тех слов, что придется говорить. Вы, движимые благородным чувством, пришли государя об опасности предупредить? Но вы, конечно, не сказали о своей роли?
— го роли? — Павел теперь весь оборотился к Палену и от Александра сделал шаг назад.
— Вы помните наш разговор на днях? Что я сказал вам про цесаревича? Вы не хотели верить. Теперь я думаю, что стоит спросить его, откуда ему известно стало о заговоре? Могу предположить, что тут взыграла совесть или ваш сын струсил и пришел сюда себя в надежде обелить?
Повисла такая тишина, что стало слышно как ветер вновь завыл снаружи. Внезапно что-то скрипнуло в прихожей. Послышалось? Шаги? Как будто бы люди вошли в прихожую покоев... Люди, которые пришли за ним?..
Александр открыл рот, чтобы снова повторить то, что повторял, как безумный все эти минуты:«
не верьте ему... не верьте...»
Отец медленно подошёл к нему. Остановился. Невероятным, жутким блеском горели на лице его глаза. Александр видел в них собственное отражение, которое куда-то исчезло... И сам он исчезал...
— Это правда, Саша? — Тихо спросил он. — Ты в этом принимал участие? Отвечай.
Все внутри упало. И Александр, сломленный, обмяк и сполз к его ногам, не в силах уже сдержать рыданий. Ему было так плохо и он так устал... он так устал... он умирает, кажется...
Все это просто должно закончиться.
— Papa, je t'en supplie... S'il te plaît, pardonne-moi... — он прижал его руку к своим губам, целуя.
— Ты мне... На иконе сегодня... Клялся... Ты... — Павел отступил, вырвал руку и на лице его отразились ужас и омерзение, и в это мгновение Александр видел, как заулыбался стоявший за спиной его граф Пален.
Сатана.
— Зовите стражу. Пусть арестуют цесаревича! — если бы отец это закричал, дрожа от гнева, слова бы эти не прозвучали, так ужасающе теперь, когда он говорил их так медленно и так спокойно.
Non! Non... Non... Non!!!
— Ваше Величество, вы помните теперь? Что было дальше? Что вы сделали?
— Я бросился к его ногам, я плакал, я умолял простить меня. Кричал, что ошибался. Что Пален обманул меня. Но мои слезы вызвали в нём только ярость. Он схватил палку... Ту, что носил всегда с собой... И начал бить меня. Он словно сошёл с ума, ослеп и оглох. Кричал ужасные слова. Кричал, что я не сын ему и что он убьет меня. Я чувствовал в тот миг только его ненависть. И эта ненависть во мне самом вскипела и меня вдруг поглотила... Я увернулся от очередного взмаха палки, вскочил, выхватил свой пистолет и со всей яростью ударил по голове его рукояткой... Он упал... Мне кажется, я не понял в ту минуту, что я сделал. Я понимал лишь то, что он перестал теперь кричать. Он замолчал. Он больше меня не ненавидел.»
— Вы защищались...
— Я сам потерял сознание на несколько минут. Когда пришёл в себя, в комнате были, кажется, Зубов и генерал Беннигсен... И кто-то вроде бы еще. Они на меня смотрели с изумлением, а я смотрел на них и я не узнавал их в ту минуту. Спроси меня, кто сам я и где теперь, я бы не ответил. Потом вы вывели меня через тайный ход из комнаты в общий коридор. Мы,на удивление, никого не встретили. Пока мы шли, я все повторял, что «нужно послать за доктором... » Вы мне ответили: Не волнуйтесь. Мы это все сейчас решим.
Я как-то смог дойти до своих покоев. Там с Лизой был Уваров...Они ничего не поняли, а я ничего им не сказал. Я ничего не чувствовал. Ни страха, ни отчаяния. Я был не я.... Я только наблюдал. Я знал, что императора ударил он. Тот червь. Он был внутри, а я как будто бы снаружи.
Тот червь не сожалел. Он смог держать себя в руках. Я помню, Федя тогда сказал, что преображенцы подняли тревогу по его приказу и подняли мост, но потом им кто-то приказал опустить его... Наверное, полковник Аргамаков.
Я помню, как видел в окно замка сияние огня. Мне показалось, что здание охвачено пламенем, но это было отражение множества факелов в воде. Жена усадила меня в кресло и я помню, какой божественно прохладной и нежной была её рука. В тот миг я думал, что она меня, наверное, все же ещё любит.
Я ей сказал тогда, что мы с ней уедем. Может быть завтра. Уедем навсегда отсюда и все начнем с самого начала. Только она и я.
Потом я услышал в коридорах шум и подумал, что теперь все кончилось. Вы зашли без стука. Вы посмотрели на меня, как будто видели впервые. Я ждал, что Вы мне скажете.
— Я вам сказал: «Ваше Величество, ваш батюшка скончался от удара».
***
Елизавете Алексеевне сообщили, что император вернулся из поездки несколько часов назад, но сослался на плохое самочувствие и удалился к себе в покои. Это было странно. Александр обещал зайти к ней, сразу же, как он вернется, но если не зашел, то стоит ли теперь самой его беспокоить?
Она решила, что лучше подождать утра, но растущая тревога не отпускала. К шести часам пришлось выйти, чтоб принять Карамзина, который непременно хотел с ней выпить чаю. Его добродушный голос, несколько растерянный и нелепый вид и вот эта лёгкая нотка экзальтации, с которой он вёл беседу, сегодня особенно как-то раздражали. Карамзин напоминал ей муху, которая надоедливо, хотя и без вреда своим жужжанием вызывала желание устало отмахнуть её от своего лица.
Они часто говорили об Александре, вернее говорил практически только Карамзин, который выражал беспокойство душевным состоянием её супруга. Вот и в этот раз он пустился в пространные рассуждения о том пути и роли, которые императору назначил сам Господь и о том, как все они себя должны посвятить служению государю. Потом внезапно, как это с ним бывало, начать мягко он пенять на то, что император от обязанностей своих стремится устраниться и в частые поездки хочет уезжать, тогда как особенно теперь ему следовало бы оставаться в Петербурге. А ведь все они, и он в первую очередь, готовы ему помочь.
— Дмитрий Иванович, сколько помню, желающих помочь Его Величеству разделить тяготы правления всегда было у нас не мало. У меня, правда, создаётся впечатление, что императора вы считаете совсем беспомощным, раз постоянно даете ему свои советы и указываете на то, как должно ему жить. Считаю подобные заявления недопустимыми. — Елизавета с лёгким звоном отставила чашку с чаем, встала и, оставив Карамзина сидеть, смешно разинув рот, извинилась и вышла из гостиной.
Все они, все делают вид, что озабочены его душевным состоянием! Но Боже мой, им не состояние Александра важно! Они вовсе не помочь ему хотят, а стремятся утвердить над ним своё влияние!
Императрица хотела пройти к себе, но тягостное чувство не отпускало. Она спать не сможет пока не убедиться, что с Сашей все хорошо! Пока не пожелает ему просто спокойной ночи и не получит ласковое рукопожатие и поцелуй в ответ. Его не было всего лишь несколько дней, а она так по нему соскучилась!
Камердинер в покоях Александра извинился и сказал, что государь просил его не беспокоить. В другой момент она ушла бы. Но не сейчас. Елизавета уже вернула себе собственноручно ей отданное когда-то право быть его супругой и настаивать, если видеть хочет его она.
— Зайдите к нему и ещё раз спросите.
Слуга вернулся через несколько минут. Ответ был тот же. Император приносит ей извинения и просит передать, что к ней зайдет с утра, так как очень устал с дороги.
Она вернулась к себе в покои, утешая себя мыслью, что теперь он хотя бы знает, что она заходила.
Было ещё рано, но Елизавета вызвала служанку, чтобы раздеться и легла, с грустью предвкушаю, что сегодня её ждет ночь в сомнениях и страданиях. До самого утра пока она не увидит дорогие сердцу, добрые, грустные глаза. Пока он не улыбнется ей и не скажет, что все в порядке.
Ах, не в порядке! Она чувствует: он там, у себя один страдает!
Снаружи пошел дождь и мерное стучание капель по стеклу постепенно убаюкало и усыпило. Сон был нервным, прерывистым. Ей снилось, как в холодный, синий, предрассветный час тихо скрипнула дверь и муж вошёл к ней в спальню и казалось, что это слезы Александра вместо дождя стекают по стеклу окна. Ей снилось, что он беззвучно подошёл и сел на краешек её кровати и, сидя там часы и годы, безмолвно, в одиночестве страдал. Он много лет не решался её своей болью потревожить.
Она должна немедленно проснуться... Иначе он уйдет!
Елизавета встрепенулась и, открыв глаза, увидела в полутьме его лицо. Так это не был сон!
— Саша! — она резко села на кровати и порывисто обняла его.
Он прижал её к себе крепко и, ничего не говоря, с какой-то отчаянной, благодарной нежностью поцеловал в лоб и в губы. Сквозь воздушные занавески пробивался слабый свет.
— Который час? — зачем-то она спросила.
— Очень рано. Пять утра, — он взял её лицо в ладони и с удивлением рассматривал, как будто бы видел в первый раз. — Я теперь все вспомнил. И тебя. Я виноват... Я так ужасно виноват... А ты ведь всегда была... Мне так плохо... Лиза...
Он обнял её за талию и опустив на колени голову, уткнулся ей в живот. Она не стала переспрашивать и обняв его, тихо произнесла:
— Мой любимый...
Она всегда была с ним рядом и всегда с ним будет.
***
Ваш батюшка скончался от удара...
От удара скончался Ваш батюшка...
Скончался батюшка от удара Вашего...
Пален сказал это. И в этот момент я увидел, что на полу, забившись в углу, рыдает маленький ребенок.
Этим ребенок был я. И мне было пять.
И я понял, что отца нет больше. Кто-то схватил меня за руку грубо и вытащил из кареты. Кричала женщина. Мама.
— Ну хватит.. Хватит реветь... — сказал Григорий Григорьевич и встряхнул меня.
— Я должен вернуться. Я уронил леденец!
Очень жалко. Но слишком поздно. Карета уже отъезжает. Я не могу перестать плакать.
— Ну, хватит ребячиться! Возьмите себя в руки и ступайте царствовать! — граф Пален ловит и тащит ребенка из угла, размахивается и дает ему пощечину.
Ребенок упал. И тут он поднялся. Червь. Я с изумлением вижу его. Я его раньше никогда не видел. Это не мужчина. Но и не женщина. Это существо без пола и с отвратительным лицом. Он толст, неопрятен, свисают почти до живота длинные, спутанные волосы и большие груди. И он скользкий. Он как будто чем-то покрыт. А из одежды на нём лишь одна сорочка. Я вижу, что он очень рад и он совсем не боится. Он идет с Паленом, и я иду за ними. Ребенок устал плакать и уснул где-то в углу.
Я боюсь, что Червь сейчас сделает что-то. Что он нас всех выдаст и все решат, что убил я. Червь очень гордится. Но он хитрый. Он притворяется и он играет.
Мы прошли в какую-то комнату, где было много пьяных офицеров. Потом прошли с ними на балкон и Червь перед гвардейцами разыграл отвратительную комедию. Хватался за сердце, вздыхал, одним словом хотел показать, что он никого не убивал. Что он хороший. Но я-то все знал и подумал, что вот сейчас очень хороший момент. Я мог бы сбросить его с балкона. Я подкрался сзади, чтобы толкнуть его, но не успел. А когда мы вышли, он так поглядел в мою сторону, что я понял: он догадался.
Пален ему тоже не верит. Червь не такой хороший актёр, которым хочет казаться. Он обязательно выдаст себя. Свою радость. Я должен за ним проследить и убить его, потому что он ещё что-то задумал.
Мы вернулись обратно и я почувствовал, что очень устал. В комнату вновь зашли какие-то люди. С ними был Костя. Костя! Костя все знал. Он смотрел на Червя и я знал, что он ему не верит.
Кто-то, вдруг, вбежал в комнату и закричал, что императрица проснулась, что она шумит, волнуется и хочет учинить скандал. Что её сдерживают, но она отказывается подчиняться. Что она хочет править. Править? Это невозможно. Но все же я с облегчением вздохнул, но Червь разозлился и был недоволен.
Сказали, что мне лучше пойти к ней самому. Я разбудил и взял с собой Ребенка, потому что ему было страшно и он не мог оставаться один. Червь исчез, но я знал, что на самом деле он притаился. Он ждет момента. Но он старается никогда не попадаться на глаза maman.
Мы шли и шли очень долго. Иногда я засыпал. Я помню, что проснулся в большой тёмной комнате. Это была мамина спальня. Я здесь уже был вчера.
Мама лежала на кровати и горько плакала. И тут Ребенок, увидев её, вырвался из моих рук и с криком «мамочка, мама! » к ней побежал. Но она не узнала его и его в отвращении от себя оттолкнула. Он вновь расплакался и мне было так жаль его. Он ни в чем не был здесь виноват.
В комнате был кто-то ещё. Был Ники...Он стоял в углу, испуганный, держа в руках какую-то игрушку.
Несчастный брат мой, я никогда не любил тебя.
Сказали, что надо ехать теперь в Зимний. И снова появился Червь. Я не мог выносить его присутствия и старался не замечать его, держа за руку Ребенка. Мне все равно, что он собирался сделать. Нужно было лишь улучить момент, когда мы одни останемся, потому что вокруг нас постоянно были люди.
И я дождался. Было пять утра. Лизхен уснула прямо в кресле в нашей гостиной. Червь пошел в спальню и я пошел за ним.
— Ты убил его. Ты мразь. — Сказал я.
Он посмотрел на меня и рожей своей мерзкой мне улыбнулся. Я думал: «ведь он такой урод и как его никто не видит?»
Отец видел. Он ему сказал: «Ты мне не сын».
— Я сделал то, что должен. Теперь мы в безопасности. Он должен был подохнуть.
— Нет. Теперь подохнешь ты.
Я бросился к нему, схватил его за горло и стал его душить. Но он был скользкий, липкий и пальцам не удавалось никак его сильнее ухватить. Тогда я изловчился, схватил его за ногу и потащил его к окну. Червь хрюкал, сопротивлялся, он говорил мне: «Ты без меня умрешь!»
Ребенок в ужасе смотрел на нас из-под кровати. Я мысленно ему сказал: все будет хорошо!
Мне удалось Червя схватить и вытащить на подоконник. Я давно хотел его убить и вот представилась возможность. Я держал его за горло и пытался спихнуть вниз, но он в меня вцепился и тянуть стал за собою. Ещё немного... Мы оба сорвемся вниз.
Внезапно чьи-то руки схватили меня и потащили в сторону. Подальше от Червя. И голос знакомый, полный страха и отчаянья шептал: «Нет, Саша! Нет!»
Потом я увидел самого себя. Я лежал на большой кровати в странной, застывшей позе. Вокруг меня группа людей. Среди них граф Пален. На кровати сидит Виллие с встревоженным лицом.
Я в недоумении смотрю на молодого человека, который лежит, застыв, с открытыми глазами. Он умер? Умер я?
— Что с ним, Виллие?
— Это схизис. Расщепление души и ума.
Я смотрю и слушаю их и не пойму. Неужели они меня не видят? Да вот же я стою!
— Они о нас не знают. — Раздаётся голос. — Твоя жена тебя спасла.
Червь стоит рядом со мной. С другой стороны стоит, уткнувшись мне в живот Ребенок. Мы трое наблюдаем за Александром из темноты. И все мы трое — Александр.
— Что же теперь будет... Что делать?
–Есть человек один. Он вылечил Михаила Михайловича Сперанского. Я привёл его. Позвольте, позову.
В комнату зашел высокий человек, в обычном штатском платье. В маленьких очках. Ему лет сорок пять на вид дать, никак не больше. По звуку голоса я понимаю, что он иностранец, хотя и говорит хорошо по-русски. Он к Александру садиться на кровать и просит, чтобы остальные вышли. Все выходят и остаемся только мы. Мне кажется, что с нами что-то происходит. Нам, всем троим, становится почему-то очень холодно и маленькая комната становится больше и я слышу, как голос в голове моей, размеренный, спокойный произносит:
— Вы теперь заснете. Вам ни к чему здесь быть. Вы ничего не вспомните... Вам ничего не изменить... Все, кто есть здесь — спите...
И я пропал.
Он чувствовал прохладный ветерок и пахло нежными духами. Александр открыл глаза и увидел их — жемчужные бусы на белой, красивой шее. Глубоко вздымается, затянутая в холодный голубой шёлк грудь. Вьющая прядь волос упала, щекоча на его лицо. Сюзанна убрала её за ушко и его поцеловала. Александр лежал головой на её коленях и с наслаждением ощущал, как ласковая рука заботливо касается его волос, приятно гладя.
— Саша... Милый... Ты очнулся... — Сюзанна улыбается и в зеленовато-голубых её глазах мерцают, словно драгоценные бриллианты слезы.
Прекрасный ангел. Она его спасла.
Александр смотрит на нитку жемчуга и его жена отстегивает её и куда-то убирает. Не Сюзанна... Это Лиза. Лизхен.. Тогда с ним была она. Она спасла его в ту роковую ночь, когда он пытался убить себя и выброситься из окна. Она была с ним пока он несколько часов лежал, не приходят в сознание, в бреду, в мозговой горячке. Когда на трое раскололась его душа.
Теперь он помнит все.
