Шкатулочка

      Доёну кажется, что он действительно крупно облажался во взрослой жизни лишь пару раз. И в обоих случаях винить было некого, кроме него самого.       Первым косяком было то, что он проспал собеседование на работу его мечты потому, что до глубокой ночи смотрел дораму. Как итог: обещанное ему место отдали сокурснику, а Доёну, средненькому выпускнику экономического, не нашедшему другой работы, пришлось согласиться на предложение двоюродного брата.       — Работа — не бей лежачего, знай себе, отслеживай расписание зала, отвечай на звонки, следи, чтобы душевые не засорялись, проверяй работу очистительных установок бассейна, заполняй журналы, — Чону бухнул на стол кипу прошитых бумаг, — работать будем вдвоём, я раньше и один справлялся, но немного заполошно было, потому подкатил, к кому надо и мне разрешили нанять напарника, — Чону улыбнулся так кокетливо, что Доён догадался как именно подкатывал тот к начальству. — Ах да, ещё тут тренируется молодёжная сборная, они на особом положении. Любой каприз, поддержка, улыбочки, обнимашки, не переживай, они милые ребята, порой даже слишком, — Чону как-то мечтательно закатил глаза, а Доёну почему-то стало неловко. Но не настолько, чтобы отказаться от работы в лучшем физкультурно-оздоровительном комплексе их района, построенном крупной корпорацией. Так, Доён стал, грубо говоря, администратором, рассказывая при этом сокурсникам, что устроился в сфере спортивного менеджмента социально-значимого объекта корпорации государственного масштаба. Доён умел завернуть в громкие слова даже самые тихие дела.       На деле спортивный менеджмент заключался в унылом заполнении журнала учёта приобретённых абонементов, в периодическом переписывании непонятных цифр с панелей водоочистительных и кондиционерных установок в другой журнал, и каких-то мелких неясных заботах, что выматывали за день гораздо больше, чем действительно серьёзная работа. Примерно через неделю Доён понял, что Чону прекрасно справился бы с этим самостоятельно, если бы не пропадал по полдня в кабинете директора Ли.       Упомянутая ранее молодёжная сборная пропадала на очередных соревнованиях и Доёну радоваться бы, что жизнь течёт медленно, спокойно, размеренно, но нет же! Доёну хочется приключений! И вот тебе, Доён, получи и распишись, ребята вернулись в родимый бассейн и приступили к тренировкам. О том, что ждать это сборище шумных переростков в качестве избавления от повседневной скуки так себе затея, Доён понял буквально через несколько дней.       — Хён, мы с ребятами сегодня собираемся в бар после тренировки, — На Джемин, милашка-улыбашка растёкся по его стойке администратора и кокетливо повозил тонким пальцем по прозрачному плексигласу.       — Я думал, что спортивная надежда Отечества по барам после тренировок не ходит, — Доён укоризненно покачал головой.       — Напрасно думал… — вздохнул Джемин и притворно надул губы, — Мы, кстати, так и не отметили нашу победу, а Чону-хён куда-то пропал, а без старшего нам в бар нельзя, правило клуба.       — Джемин, я, признаться, так себе ходок по увеселительным заведениям…       — Доён-хён, так и скажи, что ты — нецелованный цветочек, не пьёшь, не куришь, с девушками не общаешься, чего тянешь с отмазками? — на его стойку закинул сумку самый, пожалуй, занозистый из членов сборной, Ли Донхёк.       — Ничего я не нецелованный! — возмутился Доён. С этими подростками-переростками надо было держать ухо востро, вот только Доён не сразу это понял, а зря.       — А кто целовал тебя, Доён-хён? — сбоку от стойки нарисовался Ли Джено.       — Так! Кышь отсюда, дети! — замахал он руками на молодёжь, столпившуюся у стойки, словно Доён за нею мороженое раздавал.       — Мы давно уже не дети, — хмыкнул Джено и забросил сумку на плечо, скользнув кончиком языка по уголку изогнутых в улыбке губ, и, вероятно, вот тогда бы Доёну задуматься о том, чтобы бежать к чёрту из этого спортивного центра, но кто же слушает своё шестое чувство? Явно не Ким Доён, подвиснувший на этом розовом остром кончике, проходящемся по алому изгибу.       Давно-уже-не-дети всё припирались возле его стойки, когда к их толпе подошёл капитан команды.       — Цыть! Кто за клуб? — гомон прекратился и все трое подняли руки, глядя на Марка Ли.       — Я тоже!       — И я!       — Я!       К группе присоединились ещё три пловца.       — Окей, единогласно, — кивнул Марк, поворачиваясь к Доёну, — сорян, бро, либо ты находишь Чону, либо идёшь с нами, третьего не дано, — пожал плечами капитан.       — Чувствую себя воспитателем в детском саду, — фыркнул Доён, мысленно проклиная Чону и директора Ли.       — Ещё неизвестно, кто из присутствующих больший ребёнок, — хмыкнул Лю Янян и все рассмеялись. Все, кроме Доёна, который точно знал, что он тут самый невинный и нецелованный. Девушками так точно, а о другом пока умолчим. Чону так мило краснел и недвусмысленно фыркал, когда вспоминал какие-то истории о том, как сборная собиралась куда-то на посиделки. В этих историях периодически мелькали разные девушки, что на их компанию спортсменов в клубах клевали на раз-два, но Доён в этом заинтересован не был.       — Мне, как минимум, нужно досидеть смену, — Доён попытался было воззвать к голосу разума в лице Марка, но тот безапелляционно отрезал.       — Ну так и мы не сию секунду отправляемся туда. Сейчас у нас занятия в тренажёрке, потом едем ужинать в пиццерию, потом отмечать в какой-нибудь клуб.       Ну да. На моменте с ужином в пиццерии, в голове Доёна снова пронеслось, что перед ним дети, и плевать, что им уже за девятнадцать. Он почувствовал себя невыносимо старым в свои двадцать шесть, вспомнив про отварную курогрудь и подвядшие листья салата на свой одинокий ужин.       — Возьмите и меня в пиццерию! — как-то слишком отчаянно вырвалось у него.       — Окей, мы пока в зал, потом заберём тебя, — деловито кивнул Марк, и Доёну подумалось, что к капитану стоит держаться поближе.       А зря.       Собственно, он и оказался причиной второго крупнейшего провала в жизни Доёна.       — Фу, блин, в туалете кто-то покурил и у меня теперь вся толстовка провонялась! — пожаловался Марк после тренажёрки.       — Как это покурил?! Кто?! — следить за исполнением внутреннего распорядка тоже входило в обязанности Доёна, помчавшегося тут же обнюхивать весь состав сборной, который к тому моменту единственным оставался в здании кроме Доёна, но что это курил не он, Доён был уверен.       — В туалет ходили? — строго спросил он у Деджуна и Шотаро, выходящих из раздевалки. Те в ответ ошарашенно помотали головами и пошли по коридору, переглядываясь между собой. — Стоять!       Он нагнал ребят и принюхался: пахло чем угодно, кроме сигарет.       — Ты чего всех нюхаешь? — в коридор вышли Донхёк с Яняном, которых он тоже безрезультатно обнюхал.       — Не курили в туалете? — уточнил он на всякий случай.       — У нас никто не курит, Доён-хён, — Джемин, тоже вышедший из раздевалки, игриво подмигнул ему и прошмыгнул мимо.       Упорный Доён нагнал и его, принюхиваясь к взъерошенной макушке. Табачным дымом не пахло, но какой-то едва уловимый запах присутствовал. Какой-то приятный, с ума сводящий, пробирающийся не только в лёгкие, но и, казалось, под кожу. Доён сделал шаг назад от ухмыляющегося Джемина и, растерявшись от странного двусмысленного взгляда, пробормотал:       — Ты тоже не курил…       — Не-а, — протянул Джемин, сверля его взглядом исподлобья.       — Ну… хорошо…       Доён отступил ещё несколько шагов назад и во что-то врезался спиной. В кого-то, если говорить точнее, а ещё точнее, в Ли Джено. Тот поймал Доёна за предплечья, поворачивая к себе полубоком.       — А меня будешь нюхать, Доён-хён? — от низкого голоса мурашки по коже, а глаза так и бегают от улыбающихся глаз к уголку губ, по которому вновь скользит острый кончик языка.       — Б-б-бу-ду, — заикаясь бормочет Доён.       Он, не выворачиваясь из чужих цепких рук, вытягивает шею и тыкается носом куда-то в скулу, громко втягивая воздух.       Вот.       Он.       Нет, не нарушитель порядка, курящий в туалете спортивного комплекса. Вот он: второй провал во взрослой жизни Доёна. И зовут этот провал — Ли Джено. Ли Джено, что пахнет так, что его хочется то ли съесть, то ли облизать, то ли втереть себе под кожу. Доёна его запахом накрывает словно волной, укутывает тёплым одеялом, уносит куда-то вдаль, где есть только он и Джено. Парень пахнет гремучей смесью древесного парфюма, цитрусовой свежести одежды, но под всем этим плотным слоем стелется и клубится аромат его пота, кожи, волос, и Доён хочет в этом запахе утонуть, захлебнувшись.       — Доён-хён? — из прострации его вырывает насмешливый голос Джемина, — Всё в порядке?       Хотел бы он ответить «Да», но Джено смотрит из-за плеча в его расширенные зрачки и, сжимая длинные пальцы на предплечьях, ухмыляется, вновь проходясь языком по губам.       — Хочешь ещё меня понюхать? — хриплый шёпот выжигает остатки разума, но вместе с тем возвращает на бренную землю, когда Доён едва успевает остановить своё протяжное «Да», рвущееся наружу при выдохе.       — Всё в порядке.       Доён всё-таки вырывается из цепких пальцев, которыми, кажется, прожгло рубашку насквозь. Он краснеет и мелко семенит в сторону технических помещений, мечтая провалиться сквозь перекрытия, но всё так же остаётся на третьем этаже.       — Эй! Доён-хён! Мы будем ждать тебя на парковке! — кричит вслед ему Джемин, но Доён уже захлопывает за собой дверь, и в гуле кондиционерных установок позволяет себе тихонько простонать и немного побиться головой о стену. Чёртов Ли Джено. Он словно наваждение. Его запах — новый кислород для Доёна, без которого ему душно и тошно.       Спрятаться навечно в полумраке комнаты, заставленной моторными блоками кондиционеров, кажется не такой уж и плохой затеей, но на телефон приходит уведомление, затем ещё одно, и ещё, и ещё, и ещё. Он обречённо достаёт телефон из кармана, попутно поправляя член, чтобы не выпирал так навязчиво.       — Ты где, хён? — интересуется Марк.       — Я уже завёл машину, спускайтесь, — торопит его Шотаро.       — Я съем всю пиццу, что предназначена тебе, — приятного аппетита, Донхёк.       — Мы сейчас пойдём искать тебя, хён, — надо перепрятаться, чтобы Джемин не нашёл.       Телефон снова пиликает.       — Кто не спрятался, я не виноват.       Доён едва не роняет телефон, резко пряча его в карман брюк, и краснеет ещё больше. Потому что ему на самом деле очень хочется, чтобы Джено его здесь всё-таки нашёл. Он прикрывает глаза и пытается вспомнить его запах в мельчайших деталях, уловить его отголоски в воздухе, выдыхаемом из лёгких, почувствовать шлейф, который мог остаться на кончике языка, но безрезультатно. Аромат уплыл, растворился, оставив Доёна наедине со стояком и раскрасневшимися щеками. Телефон разражается звонкой трелью, и Доён дрожащими руками скользит по экрану с фотографией Чону.       — Доён… — голос у брата какой-то запыхавшийся и сдавленный, — мелкие хотят в бар и потеряли тебя… — он приглушенно стонет в сторону, но Доёну всё более, чем понятно, — я сейчас очень занят и не могу поехать с ними, поэтому прошу, нет, умоляю, иди уже на эту чёртову парковку!       — Я… — пытается было возразить Доён, но Чону сбрасывает звонок, оставляя Доёна снова наедине с его проблемами.       Делать нечего, и он с безнадёжно стоящим членом и обречённостью во взгляде, достойной тех, кто поднимается на эшафот, спускается на парковку. На всей огромной территории сейчас лишь три машины: директора Ли, охранного агентства, что обеспечивает безопасность спорткомплекса, и минивэн, возле которого одиноко топчется капитан.       — Ну наконец-то! — Марк приветливо хлопает Доёна по плечу и заталкивает в салон, захлопывая за ним дверь.       Очевидно, ребята привыкли ездить на конкретных местах. Очевидно, количество мест рассчитано как раз на их сборную. Очевидно, единственное место, куда Доён может приткнуться — между улыбающимся Джемином и копающимся в телефоне Джено. Очевидно, Доён страшно нагрешил в прошлой жизни, что теперь вынужден дышать через раз, но и этого достаточно, чтобы краснеть от мыслей, лезущих в голову.       — Хён, тебе плохо? — его пылающей щеки касается прохладная ладонь Джемина, к которой он поворачивается даже слишком резко, вдруг понимая, что от неё самую малость пахнет Джено. Доён списывает всё на то, что тот сидел рядом с другом.       — Нет, просто душно, — натянуто улыбается он в ответ.       — Я открою окно, — Джено кладёт ладонь на его колено и, нависая над гибнущим в эту секунду Доёном, тянется к окну со стороны Джемина, впуская свежий воздух в салон. Шум улицы снаружи сообщает, что они уже где-то едут, а Доён даже не заметил, как они тронулись. Очевидно, он тронулся первым. Джено, всё не садясь на своё место, всё упираясь в его колено, поворачивается к Доёну, — Так лучше?       Так ни черта не лучше! Так он едва не утыкается в губы Джено. Так перед глазами тонкие ключицы, видимые в вороте провисающей футболки. Так во рту скапливается слюна и он нервно облизывает губы, отворачиваясь к Джемину, что смотрит пристально на эти самые губы. Доён, кажется, немного ошибся в подсчётах, и провал у него на самом деле не второй, а два точка один и два точка два.       — Фу, Джено, хорош тут подмыхи проветривать! — момент гибели Доёна рушится Донхёком, сидящим за их спиной, — Ты вообще мылся после тренировки?       — А я то думаю, кто тут сдох в машине? — язвит Янян.       — Если жарко, я лучше кондиционер включу, Джено, пристегнись, пожалуйста! — Шотаро подаёт голос с водительского места, поглядывая в зеркало заднего вида.       Джено садится обратно, и его бедро прижимается к бедру Доёна, до безумия горячее, обжигающее сквозь одежду. Джемин запускает игру на телефоне, удобнее раскидывая ноги, и Доён теперь зажат с двух сторон. Водитель кому-то сигналит и резко перестраивается в другой ряд, отчего Джено немного наваливается на Доёна, но почему-то не торопится возвращаться на своё место.       — Почему за рулём самый младший? — нервно хихикает Доён, оборачиваясь к Деджуну, Яняну и Донхёку, но те тоже уткнулись в телефон и игнорируют вопрос.       — Потому что у старшего, очевидно, нет прав, — в самое ухо тихо отвечает Джено.       Доён начинает паниковать.       — Потому что у старшего другие проблемы, — хмыкает Джемин с другой стороны и кладёт свою ладонь на другое колено, то, что не сжато ладонью Джено.       Доён опускает взгляд на свои колени с чужими руками на них и понимает, что конкретно так проебался: штаны топорщатся слишком очевидно, выдавая его с головой, то есть, простите, членом. Он нервно сглатывает и просто смотрит перед собой, уткнувшись взглядом в белобрысую макушку Марка. Если бы Доён умел, то прямо с этого сидения телепортировался куда-то, где в воздухе не растворён Ли Джено, но Доён не умеет. Если бы Доён умел, то обязательно помолился бы сейчас об избавлении от стояка, от запаха Джено, въевшегося ему даже в дёсны, от двух юных тел по бокам. Но Доён не умеет. Потому Доён принимает решение просто быть, просто дышать, хоть от каждого вдоха и становится тяжелее и тяжелее в голове и паху. Наваждение.       Хвала небесам, или кому там ещё, но хвала: парни вскоре убирают руки с его коленей, чтобы играть в телефонах, а Доён, застыв гипсовой статуей, добирается живым до пиццерии. Но видимо где-то там на небесах всё-таки сидят какие-то шутники, ухахатывающиеся сейчас над несчастным Доёном, вновь оказывающимся зажатым между двумя Дже, но на этот раз на диванчике пиццерии. Молодёжь хохочет, что-то рассказывает друг другу, а Доён механически жуёт свой кусок пеперонни, которая на вкус как Джено, отпивает молочный коктейль — тот тоже с привкусом Джено. Доён психует, срывает со стакана крышку и носом ныряет внутрь, втягивая воздух. Отбой тревоги, коктейль всё-таки пахнет клубникой и бананом. Он ставит стакан на стол, резче, чем следовало, и сталкивается с недоумевающими взглядами семи пар глаз.       — Мне показалось, что клубничный сироп не добавили, — бормочет он, в то время как болтовня вокруг вновь разгорается.       Ребята обсуждают тренера другой сборной, любовницу тренера, любовницу любовницы тренера, а Доён понять не может, откуда они знают все сплетни.       — Доён-хён, а как ты относишься к однополым отношениям? — в хитрых глазах Донхёка попытка смутить.       — Дело не в гендерной принадлежности, когда речь заходит о каких-то чувствах, — Доён смотрит в свой пустой стакан из-под коктейля.       — А если дело только в сексе? — настаивает Донхёк, решивший видимо поразвлекаться за его счёт.       — Да, — поддакивает Джемин, — можно ведь чисто по-дружески трахнуть кого-то.       Деджун давится пиццей, а Марк бьёт себя ладонью в лоб.       — Если по-дружески и оба не против, — пожимает он плечами, не понимая, как разговор вообще перетёк в такое русло.       — О-о-о, так наш хён прогрессивных взглядов? — хохочет Янян.       — Я ненамного старше вас, — обводит он взглядом присутствующих, упорно игнорируя двоих, что сидят слишком близко, учитывая, что на диванчике ещё достаточно свободного места. Джено потягивается и закидывает руки на спинку.       — Значит, мы можем быть друзьями, хён?       В пиццерии довольно жарко, и Доён-хёну снова кажется, что он сейчас погибнет от запаха Джено, стекловатой набивающегося в его лёгкие.       Как они оказываются в клубе, Доён точно не помнит. Как не помнит и то, сколько выпил. Он уверен, что на самом деле ничего, ведь они только пришли, а пьянит всё-таки от Джено, всё так же находящегося поблизости. Ребята мельтешат, снуют, меняются местами, приходят и куда-то уходят, а Доён всё сидит в углу, зажатый горячим телом, что никаких поползновений не предпринимает, но и в покое тоже не оставляет. Прилипала. В какой-то момент он понимает, что так дальше продолжаться не может, и молочный коктейль настойчиво просится наружу. Он выбирается из-за стола, игнорируя пристальный взгляд Джено, не обращая внимания на то, как тот касается его бедра, пока Доён прорывается к свободе, и сбегает в туалет, надеясь там найти спасение.       В дверях туалета он сталкивается с высоким курчавым мужчиной в галстуке, решительно толкающим дверь наружу так, что та едва не врезается в Доёна.       — Извините, — кланяется тот и в бешенстве убегает, бормоча под нос что-то вроде «чёртова кошечка».       Кроме мужчины Доён никого не встречает, потому начинает шумно и, наконец свободно, дышать. Тут пахнет чистящими средствами и освежителем воздуха, но Доёну кажется, что он теперь сам выдыхает аромат Джено, а плечо, к которому периодически прижимался парень, пропахло его потом. Хочется плакать от бессилия перед этим безумием. Он остервенело трёт руки мылом, смывает пену, смотрит на своё несчастное отражение, цепляется взглядом за чьи-то отпечатки на стекле и хмыкает. Насколько надо быть отчаянным, чтобы трахаться в туалете? Впрочем, ответ на этот вопрос он знает точно, потому что ему невыносимо не хватает запаха и тепла Джено рядом. Он умывается, трёт теперь с мылом лицо, а когда смывает пену и промокает влагу с ресниц бумажным полотенцем, то вздрагивает от тёмного взгляда за своей спиной.       — Дже?! — едва успевает он пискнуть, когда Джено вжимает его бёдра в умывальник, оставляя мокрый поцелуй на дрожащей шее Доёна.       — Мы ведь можем быть друзьями, хён? — хриплый шёпот стекает по шее, сползает под воротник рубашки и незримыми каплями ползёт ниже по груди, закручиваясь тугой пружиной в животе.       Доён выворачивается в его руках, сжимающих талию, и глаз не может отвести от улыбающихся губ, от тонких ключиц, от Джено в целом. Вместо ответа он утыкается носом в надплечье, ведёт по шее выше, едва касаясь кончиком, и дышит, дышит, дышит, шумно втягивая воздух, словно пытаясь запахом наполнить лёгкие до отказа. Где-то за ухом, запах кожи смешивается с ароматом волос в смертельный для рассудка Доёна коктейль. Он дрожит в объятиях Джено и вновь возвращается к точке невозврата, что у Джено на шее находится. Доён вновь ведёт по тому же маршруту, но на этот раз не кончиком носа, а широким мазком языка. Джено остаётся на языке приторной горечью и солоноватостью пота. У Доёна закатываются глаза, а слюни бегут, как у бешеной собаки. Руки сами забираются куда-то под футболку, кончиками пальцев пробегаясь по твёрдым кубикам. Он вновь и вновь с животным урчанием вылизывает шею парня, задерживая плотно прижатый язык под челюстью, там, где пульс ощущается особенно чётко. Джено — самая вкусная конфета, самый сладкий десерт и ароматный фрукт, Доёна накрывает ещё больше, когда парень притирается к нему пахом.       — Так и будешь вылизывать мою шею? — хрипит Джено, сжимая пальцы на бёдрах настолько сильно, что потом, похоже, останутся синяки.       Доён не отвечает, разворачивая их так, что теперь Джено практически садится на раковину. Он задирает парню футболку и пробует на вкус его живот. Божественно. Он слюнявит пупок, ведёт языком выше, периодически потираясь то носом, то щекой о мокрые следы, что сам же на чужом теле и оставляет. Он трётся о Джено, словно кот, перед которым рассыпали валериану. У парня уже весь живот и грудь мокрые, он раскраснелся и часто дышит, пока Доён сходит с ума от его запаха, опускаясь на колени. Ему плевать, что кто-то войти может, его это заводит ещё больше, заставляя прямо у зеркала, даже не в кабинке, расстёгивать чужие штаны.       — Эй, давай подмоюсь? — Джено пытается остановить Доёна, придерживая за плечо, но тому плевать, потому что Джено даже там пахнет великолепно.       Доён пьяно смотрит в его глаза и мотает головой, не в состоянии говорить, только вылизывать и потираться лицом о кожу. Он стягивает чужую одежду до колен, понимая, что Джено во вполне себе очевидном восторге от того, что Доён вытворяет. Его член прекрасен, но Доёну нужно удовольствие иного рода. Он чуть отодвигает его в сторону, утыкаясь носом в складочку между ногой и яичками. Парень выбрит, но лёгкая щетина отрастающих волосков цепляет язык Доёна, когда он пытается скользнуть им в это укромное место. Джено шипит, хватаясь ладонями за раковину, и Доён протяжно стонет, носом тыкаясь в гладкие яички. Он готов вылизывать Джено весь день, нюхать и нюхать его, потом заставить пробежать парочку километров, и снова обтереться об него всем телом. Доён хочет пахнуть Джено, всеми его запахами: потом, слюной, спермой. Он хочет быть под Джено, хочет быть с ним, хочет… В голову закрадывается мысль, что от Джемина пахнет Джено неспроста. Ревность колет где-то между рёбрами лопуховой колючкой, и эта перемена настроения не укрывается от Джено.       — Что случилось? — он за волосы оттягивает Доёна от своего паха.       — Ты встречаешься с Джемином? — Доён сам свой голос не узнаёт, такой осипший, глухой, чужой.       — Нет, мы просто трахаемся, по-дружески, — обыденно отвечает Джено, пожимая плечами.       — Давай тоже так дружить? — вырывается у Доёна, когда он поднимается с колен. От собственной слюны, смешанной с чужим потом, зудит лицо, корень языка болит от непривычной нагрузки, — Я хочу тебя вылизать полностью, всего-всего…       — Поехали ко мне? — Доён часто кивает в ответ, — Только… Как насчёт того, чтобы Джемин трахнул тебя, пока ты будешь меня облизывать?       — Э-э-э, а ты? — растерянно тянет Доён в ответ, краснея больше от мысли о том, как ему нравится эта затея, чем от смущения.       — А потом и я, — Джено так же невинно улыбается, пожимая плечами. — Он сейчас стоит снаружи и ждёт нас, караулит дверь. Я сюда пришёл, чтобы предложить ко мне поехать, а получил пробную версию того, что меня ожидает.       — И как? — Доён сам не знает, как реагировать на то, что только что открыл в себе.       — Мне понравилось, — Джено мило улыбается, словно Доён тут только что слюняво не сходил с ума, и всё происходящее — норма, — Так как? — он склоняет голову набок и вопросительно выгибает бровь.       Доёну кажется, что он во взрослой жизни пока ещё ни разу не облажался. Потерять работу скучным бухгалтером ради того, чтобы найти того, кто принимает и разделяет твоё безумие?       Он кивает в ответ, потому что говорить сложно — болит язык и челюсть. И, судя по ухмыляющемуся Джено, Доён теперь вообще в молчуны заделается.       Только, т-с-с…