Шкатулочка

      Среди сотни разных вещей, которые не любит Ли Тэён, есть одна, совершенно особенная: чувство, что твои странности покажутся кому-то дикими. Среди десятка вещей, которых Тэён боится, самое сильное: быть отвергнутым.       Он стоит у фургончика с едой и наблюдает как юркий парень, раздавая направо и налево улыбки, принимает заказы у группки щебечущих студенток.       — Соус сливочный или грибной? — уточняет заказ очередной клиентки, зарисовывает грибочек на бланке и отдаёт его напарнику, что крутится у дымящейся плиты. Рассчитывает девушку и просит подождать 10 минут. — Подсказать?       Тэён настолько погружён в свои мысли, что не сразу догоняет — обращаются к нему.       — А, — путается в буквах, в мыслях, — о. Не. Спасибо.       Парень кивает, улыбаясь сверкающе-белозубо и из-за отсутствия клиентов отступает глубже в фургончик, натягивая чёрные латексные перчатки, чтобы помочь с готовкой. Вот. Тэён ненавидит его: непонятное чувство, что начинается с щекочущего ощущения на шее сзади. Оно собирается в какой-то липкий комок и медленно сползает вдоль по позвоночнику, размазываясь словно подтаявшее мороженое. Парень сцепляет пальцы в замочек, словно хирург, поправляющий перчатки перед операцией. Комок опускается ниже лопаток, и у Тэёна спирает дыхание. Ему кажется, что он сейчас задохнётся. Парень достаёт картонные стаканчики и заряжает кофе-машину, готовя напиток, заказанный одной из девушек. От липкого следа, оставляемого комком странного чувства, к лопаткам и далее к плечам тянутся словно колючие проводочки, по которым течёт ток — слишком слабый, чтобы дёрнуться, слишком сильный, чтобы игнорировать. Собираясь в полноводные реки на плечах, жалящее ощущение спускается ниже, разбегаясь по пальцам, отдаваясь покалываниями в самые кончики.       — Надумали что хотите заказать? — парень окликает его из недр фургончика.       — Я ещё думаю, — а сам думает лишь о том, как восхитительно смотрятся чужие ладони, затянутые в латекс, и ненавидит чувство, возникающее, пока он пялится.       — Вы приходите сюда подумать раз в неделю, как раз когда моя смена, я узнавал, — парень усмехается и его голос почти не слышно из-за шипения масла в воке, в котором другой человек обжаривает овощи.       — Извините, — Тэён тушуется и собирается уже отойти от прилавка, как откуда-то сбоку слышится.       — О, Тэён! Дарова!       Джонни большой, шумный, раздражает Тэёна тем, что его всегда слишком много и тот слишком дружелюбный. Он сгребает его в охапку, стучит по спине своими будто деревянными ладонями и, отпустив, поворачивается к прилавку, за которым возникает тот самый парень.       — Джонни! Привет! — в чужом голосе столько энтузиазма, будто брата родного увидел. — Как дела? Как подсолнух?       Тэён в недоумении переводит взгляд на коллегу — не замечал за ним особой любви к растениям.       — Отлично, — он закатывает рукав и сгибает руку. — Всё зажило, спасибо.       Парень тянется вперёд, подтягивает чужое предплечье к себе, внимательно вглядываясь, сжимая и растирая кожу пальцами, всё затянутыми в чёрное. Тэён в это время дышит через раз, потому что ненавистное ощущение затапливает как река, прорвавшая плотину. Он понимает, что ещё мгновение, и его возбуждение станет слишком очевидным. Резко смотрит на пустое запястье, будто проверяя время, и, ахнув, на пятках разворачивается прочь, слыша вслед своей удаляющейся спине:       — Приходите через неделю, может всё-таки надумаете что-то заказать!              — Странный он, — Джонни чешет в затылке.       — Ага, — Тэн кивает и стягивает перчатки, убирая в сторону, — хороший знакомый?       — Коллега, Ли Тэён, — Джонни наконец поворачивается обратно к собеседнику.       — Этот Ли Тэён не маньяк случаем? — усмехается Тэн. — А то приходит, смотрит как я готовлю, потом молча уходит.       — Не думаю, что маньяк, а вот что застенчивая стесняха — это да.       — Стесняха, — эхом повторяет Тэн, глядя на перчатки, лежащие на панели. Он успел заметить, как расширяются чужие зрачки каждый раз, как он их надевает. — Слушай, возьми мою визитку, вдруг кому понравится твой подсолнух.       На следующий день Тэён, подкараулив Джонни у курилки, словно невзначай спрашивает.       — Так у тебя есть тату?       — Да, — тот расстёгивает пуговицу на белоснежной манжете и подворачивает рукав. — Скажи же, классная, — Тэён кивает, всё не решаясь спросить. Хорошо, что Джонни любит потрепаться. — Тэн набивал.       — А Тэн это? — Джонни конечно болтун, но натолкнуть его на верный путь необходимо.       — Вчерашний парень из фургончика, — он щурит один глаз от дыма сигареты, зажатой в зубах, пока возится с маленькой пуговичкой, застёгивая её обратно. — Он работает в тату-салоне и раз в неделю подменяет сестру в фургончике в её выходной.       — А-а-а, — протягивает Тэён.       В следующий перекур он снова ждёт, когда Джонни появится в конце коридора, изнывая от душащих вопросов. Тот идёт вальяжно, переговариваясь с кем-то по телефону. Тэён бормочет себе под нос.       — Шевели батонами, трепло.       Когда Джонни наконец доходит до курилки, медленно убирая телефон в карман, Тэён едва за руку его не хватает, чтобы затащить внутрь помещения, где шумно работает вытяжка.       — А Тэн аккуратно работает? — Тэён с места в карьер со своими вопросами срывается и летит кувырком под откос своего безумия.       — Ну да, — тянет Джонни, прикуривая.       — Просто я давно хотел что-нибудь набить, но боюсь антисанитарии, а то один мой друг сделал тату, так у него потом воспалилось всё, — врёт не краснея.       — Чистенько у него, аккуратно, в перчатках, инструменты обрабатывает, картридж при тебе вскрывает, пеной протирает, — Джонни закатывает глаза. — Это ведь основа, так все работают. Тут надо выбирать не только по чистоте рабочего места. Дай докурю, дойдём до меня, дам его визитку, видимо для тебя как раз была, — Джонни подмигивает, а Тэён краснеет.       Для него…       Этим же вечером, пролистывая страничку в Инсте с чужими руками, бёдрами, плечами и остальными частями тела, украшенными разноцветными и классически-чёрными рисунками, Тэён едва не задыхается, когда видит на фотографии самого мастера, держащего тату-машинку в ладонях, затянутых чёрным. Он рассматривает чужие руки, перебирается взглядом к открытой улыбке и проваливается в тёмные, лисье-хитрые глаза. Подписавшись, Тэён идёт дрочить. И это он тоже ненавидит — хочется увидеть на себе чужие латексно-чёрные ладони, а не свои тощие пальцы.       Тэён в своей одержимости чужими руками готов зайти далеко, потому тянет на себя дверь тату-студии. Тэн в сообщениях упомянул, что у него сейчас плотная запись, но они могут встретиться вечером и обсудить, что Тэён вообще хочет.       Тэён плохо соображает что именно хочет, но желание в его голове собирается в пару чётких образов: руки Тэна в чёрных перчатках на нём и руки Тэна в чёрных перчатках в нём.       — Привет, проходи, — улыбчивый Тэн встречает его у пустующей стойки администратора, запирая вдруг дверь на замок. На недоумевающе-испуганный взгляд поясняет, — мы уже закрыты, не хочу, чтобы кто попало запёрся, пока будем говорить.       Тэён неопределённо-сдавленно угукает, проходя по светлому коридору. Его воображение почему-то рисовало мрачный и тёмный кабинет, завешанный постерами, заклееный странными наклейками, на деле — из мрачного тут только Тэён, вдруг понимающий, какой он идиот. Влажно расфантазировался о выдуманном тату-мастере, который сейчас достаёт альбом эскизов и протягивает его своему будущему клиенту.       — Посмотри, пока я буду прибираться, возможно, чем-то вдохновишься, и решишь, что хотел бы.       Тэн отворачивается к столику, принимаясь совершать манипуляции, в которых Тэён вообще ничего не понимает кроме одного: чужие руки завораживают и без чёрных перчаток.       — Можно начать с чего-то малюсенького, вроде эмоджи, цветочка, звёздочки, только берегись, — усмехается Тэн, раскладывая мелочёвку по ящикам, а Тэён уже даже не берёжется — смотрит безотрывно в чужую спину и думает лишь об одном. Точнее о двух. — С тату часто случается, что начинаешь с мелочи, а заканчиваешь полноцветными рукавами, хотя я предпочитаю акварель.       — Акварель? — как зачарованный повторяет Тэён.       — Да, показать?       Тэён не уверен, о чём именно его спрашивают, но кивает китайским болванчиком и чуть не давится слюной, когда Тэн стягивает лонгслив и демонстрирует собственное предплечье.       — Нравится?       Из груди Тэёна вместо ответа вырывается сдавленный хрип.       — Мне тоже нравится, — Тэн отворачивается обратно к своему столу, не удосужившись одеться, но Тэён ему за это только благодарен. Вероятно, именно в этот момент он осознаёт, что дело не только в чужик руках, но и во всём остальном, что к ним прилагается.       — А это больно? — спрашивает севшим голосом.       Тэн поворачивается боком и — Тэён вообще дышать забывает — натягивает перчатки. Чёрные.       — У каждого свой болевой порог, — пожимает плечами, глядя в потолок, поправляя на пальцах латекс.       Тэён, едва не капая слюной, пялится на точёный профиль, длинную шею, татуированные плечи, тонкие, но крепкие руки, чёрные ладони, в конце концов.       — У каждого свои границы.       Он поворачивает голову и Тэён закашливается — всё-таки подавился. Тэн на него смотрит так странно, словно знает, что творится сейчас в голове Тэёна. Словно видит в его взгляде невыносимое желание почувствовать прикосновение и чуточку больше. Тэн медленно подходит и, снимая с Тэёна кепку, немного наклоняется, чтобы заглянуть в его глаза.       — А где твои границы, Тэён?       Тот гулко сглатывает и косит на чёрные ладони.       Тэн перехватывает этот взгляд: голодный, отчаянный, умоляющий. Он выпрямляется и, глядя сверху вниз, касается указательным нижней губы по центру.       Тэён как заворожённый приоткрывает рот и касается языком латекса. Он гладкий, безвкусный, будто пакет, но то, что под ним скрывается человек, конкретный сногсшибательный человек, от которого отделяет это тонкое, но ощутимо чужеродное — сводит с ума.       Тэн проскальзывает пальцем, а следом и средним, глубже, касаясь языка, хозяйничая, проводя по чуть острым зубам и оглаживая щёку изнутри.       У Тэёна глаза закатываются, а по подбородку течёт слюна. Он смыкает губы, насколько позволяют, и принимается посасывать пальцы, характерно двигая головой, чтобы насадиться глубже, а затем с пошлым хлюпаньем и мурашащим шуршанием перчаток, выпустить их на свободу, и снова насадиться и насладиться.       — Тэён, у тебя есть какие-то границы? Есть что-то, чего мне делать не стоит?       До Тэёна его слова доходят сквозь туман. Туман этот плотный, с лёгким химозным ароматом и привкусом. Чтобы ответить, ему надо выпустить пальцы изо рта, но нет ни сил, ни желания, потому поднимает взгляд на Тэна и отрицательно мотает головой.       — Скажи словами, что ты понимаешь, на что даёшь мне разрешение, — он тянет пальцы прочь, а Тэён тянется за ними, как голодная собака.       — Понимаю… — во рту неприятно пусто и хочется это исправить как можно скорее. — На всё согласен… Вообще.       И это правда. Скажи ему Тэн сейчас снять штаны и пройтись на руках по улице — сделает, если только тот пообещает прикоснуться.       — Ты столько смотрел, бедняжка, — в голосе заботливое сочувствие, пока вторая рука гладит нежно по вискам, щекам, векам. — А я всё понять не мог, чего ты хочешь. Молчал и смотрел, — он почёсывает подбородок, будто ластящемуся коту. — Если бы раньше сказал, я бы помог, глупышка, — Тэёну скулить хочется, когда Тэн стягивает с него худи с майкой и толкает в плечи, заставляя откинуться на кушетку. Под спиной шуршит какой-то материал, похожий на ткань, которым кресло у стоматолога накрывают. — Ты такой стеснительный и такой… отчаянный, — Тэн усаживается на его бёдра и ведёт по обеим рукам от кистей по предплечьям, то тут, то здесь прихватывая и потирая пальцами, всё затянутыми чёрным.       Тэён дрожит, хоть ему и жарко от тяжести чужого тела, от нежной жадности, с которой ладони Тэна гладят плечи и подбираются к шее.       — Пожалуйста, — у него нет сил формулировать мысли внятно, лишь одно невыносимое, выжигающее дотла желание, — прикоснись.       Тэн оставляет одну ладонь на шее, легко, невесомо, словно придерживает Тэёна на месте, пока вторая ладонь сползает ниже и чуть кружит по животу. Он приподнимается, пропуская пальцы под пояс штанов, оглаживая и сжимая.       Тэён стонет от откровенно интимного прикосновения, в котором не чувствует самого Тэна, лишь перчатку, за которой тот прячется. Он выгибается навстречу, приподнимая бёдра, вытягивая шею, раскрываясь. Самые смелые фантазии и близко не стояли к тому, что сейчас Тэён испытывает. И дело ни в прикосновениях, ни в ощущении латекса на коже, а в том, как Тэн на него при этом смотрит. Тэён готов сдаться ему на милость ради такого взгляда: томного, сладкого и пьянящего, словно вишнёвый ликёр.       — Тебе надо в душ? Здесь есть, — Тэн ласкает его под одеждой и заставляет покраснеть от обычного в данной ситуации вопроса.       — Я чистый, — смущается и пытается спрятаться в сгиб локтя, но Тэн перехватывает его руку и заводит над головой, прижимая к кушетке.       — Готовился?       — Мечтал.       — О чём?       Тэён снова пытается спрятать смущённый взгляд, но удаётся это ему плохо: Тэн нависает сверху, щекоча подбородок длинной подвеской, заглядывая в самую душу.       — О тебе, — Тэён нервно сглатывает и краснеет по ощущениям ещё больше, — о твоих руках на мне, и… — он жмурится и выпаливает на конце выдоха, — во мне.       — Оу, — хмыкает Тэн, — а мне сказали, что ты застенчивая стесняха.       — Я стесняюсь, — кивает Тэён, всё не открывая глаза.       — Хочешь? — шёпот Тэна звучит у самого уха. — Я завяжу тебе глаза?       Тэён собирается было кивнуть, как передумывает и открывает глаза.       — Я хочу смотреть.       Тэн улыбается мягко и встаёт, чтобы раздеть безбожно краснеющего Тэёна окончательно. Он достаёт из шкафа плотную подушку, обматывает её пищевой плёнкой от большого рулона, заворачивает в ту же медицинскую ткань, что покрывает кушетку, и закрепляет каким-то тканевым скотчем.       Тэён подозревает, что у всего этого есть свои названия и думает спросить при случае, чувствуя укол, когда в голове всплывает вопрос: а будет ли этот случай? Или это разовая акция, чтобы отвадить настырного парня? За ту минуту с небольшим, что Тэн занимается приготовлениями, Тэён успевает настолько загнать себя куда-то в угол, что Тэн спрашивает, возвращаясь.       — Не передумал? Всё хорошо? — Тэён часто кивает, на что Тэн улыбается. — Знаешь, на этой подушке конечно бывали чужие задницы, но исключительно в художественных целях, хотя признаться, — он тупит взгляд и хмыкает. — Ты сам — искусство, и я думал о тебе в своём кабинете, правда немного в другом ключе, — он растерянно вертит в руках подушку. — Реальность превзошла ожидания. Можно я на тебе потом порисую?       — Всё, что угодно, — Тэён взгляд не может отвести, вдруг осознавая, что кроме того, что Тэн невыносимо горячий в этих своих перчатках, так ещё и невообразимо милый, когда забавно морщит нос, улыбаясь, когда в глазах скачут озорные смешинки.       Примерно в тот момент, когда Тэён тяжело дышит и стонет в голос от пальцев Тэна, хозяйничающих в и на нём, он понимает, что дело совсем не в перчатках. Те, конечно, придают пикантности ситуации и послужили катализатором и предлогом того, чтобы Тэён до хруста выгибался на кушетке, но когда Тэн, вознеся его до небес, снимает их и гладит по лицу голыми руками, чуть отдающими химозно-парфюмированным запахом, именно в тот момент Тэён понимает, что хочет большего. Больше прикосновений голыми руками, больше улыбок Тэна, больше встреч после работы и не только ради сбившегося дыхания Тэёна, со стонами приподнимающегося над подушкой навстречу чётким движениям. Больше всего, что только может быть между двумя людьми, один из которых считает себя немножечко сумасшедшим, повёрнутым на чёрных перчатках и бесповоротно втрескавшимся в другого. А другой считает того очень милым и самую малость чокнутым, когда вырисовывает на коже, покрытой испариной, какие-то загадочные узоры.       — Тэён, — окликает тихо.       — Ммм? — вопросительно мычит, задремав на твёрдой кушетке, пока по коже чуть скребёт фломастер.       — У меня конечно нет чёрных презервативов, но я хотел бы…       — Зачем тебе чёрные презервативы? — открывает один глаз и прыскает от того, насколько смущённым выглядит Тэн.       — Тебе же нравится, когда…       — Мне понравился чёрный латекс на твоих руках. На остальном я предпочёл бы классический, — фыркает.       — Вообще-то, перчатки из нитрила, а латекс у меня самый обыкновенный, — тянется в сторону и достаёт презервативы. — Могу я?       — После того, что между нами произошло, ты спрашиваешь можешь ли меня трахнуть? — Тэён приподнимается, опираясь на локти.       — Я, вообще-то, джентельмен, и мы пока не в тех отношениях, когда инвазивный секс предусмотрен по умолчанию, — Тэн вопросительно выгибает бровь, когда Тэён прыскает на его слова. — Что тебя рассмешило?       — Инвазивный секс. Ты странно выражаешься.       — Я хотя бы выражаюсь прямо, а не пялюсь молча на руки какого-то парня в фургончике с едой два месяца подряд, — Тэн закатывает глаза и порывается встать с кушетки, но Тэён придерживает его.       — Ты хочешь, чтобы я попросил тебя трахнуть меня? — Тэн закатывает глаза ещё больше. — Нет, не так… Ты хочешь, чтобы я умолял взять меня? — Тэён замечает, как на чужих губах проскальзывает улыбка, и сам улыбается своей догадке.       — У каждого есть кинки. У кого-то скромнее, у кого-то диковинее, — пожимает Тэн плечами. — Главное ведь найти того, кто будет готов исполнить твои прихоти и желания, правда?       Тэён кивает и садится на кушетку рядом с Тэном, тянется за поцелуем и шепчет, когда получает желаемое.       — Ты нашёл меня, всё исполню, только не останавливайся, детка, и загадай желание.       Среди нескольких вещей, которые любит Ли Тэён, есть одна, совершенно особенная: его парень. Тэн.