Дисперсия звёздного света

Видишь ли, Свет истины, что ищешь ты, Остался в ускользнувшем прошлом. Глупые Твои надежды и мечты — Всего лишь сказки и не больше, Ведь этот мир Не приучен к добру и любви... ("Kimi no gin no niwa", Kaido Ren&Delvirta cover) У комнаты, в которой он жил, были белые обои. Потолок тоже был белым, а напротив большого окна, выходившего на восток, стоял огромный, во всю стену, шкаф-купе с зеркальными раздвижными створками. Светлые занавески почти всегда были раздвинуты, так что в комнате было очень светло. Пока синеватые сумерки не сгущались окончательно, и не приходилось зажигать лампу, озарявшую всю комнату прохладным светом, можно было с подоконника шестого этажа, — тот, разумеется, тоже был белым, — выглянуть во двор, прижавшись к стеклу щекой. Там всегда было прохладно — едва ли действительно холодно, но достаточно, чтобы спать под колючим шерстяным одеялом и пушистым пледом с нарисованным на нём ночным небом. Мальчик очень любил этот плед: тот был тёплым, мягким и очень красивым, со светло-золотыми звёздами на ярко-синем фоне... а ещё под ним было совсем не страшно спать. В белой комнате не было времени. Иногда на улице темнело, тогда можно было зажечь лампу — и, в общем-то, отличий между ней и светом за окном почти не было. Когда приходило утро, нужно было щёлкнуть переключателем. Этого хватало, чтобы не путаться. Мальчик любил двигаться под музыку, и места для этого хватало с избытком. Он кружился, подскакивал, резко вскидывал руки и ноги, словно пытался повторять движения, которыми люди обычно били друг друга... это можно было бы сравнить с танцем, если бы танец был так же беспорядочен и эйфоричен. Пока дыхание не сбивалось окончательно, а сердце не начинало стучать в груди так сильно, что его стук отдавался в ушах, мальчик танцевал, подпевая не в такт и радостно смеясь. Тогда он, не дожидаясь, когда музыка кончится, падал на кровать с чёрной железной спинкой, похожей на кованую решётку ворот, за которыми спрятан чей-то волшебный сад. За спинкой кровати, правда, были только стена с одной стороны и старое расстроенное фортепиано с другой, но у мальчика всегда были книжки, которые становились отличным способом заглянуть туда, куда ему всегда запрещали смотреть. Мир, про который мальчик слышал так много страшного, в историях, напечатаных на белой бумаге, казался таким красивым, светлым и интересным, что поверить в его жестокость не выходило. "Даже если там действительно много плохого, пока люди пишут такие истории, правда ли стоит бояться того, что находится за дверью? — думалось ему, — Да и, в конце концов, если я всегда буду здесь, что случится, если мне всё-таки придётся выйти из комнаты?..". Впрочем, дверь всегда была заперта, так что узнать, что за ней, было невозможно. Мальчика это немного волновало, но, пока у него были книжки, всё было в порядке. Часы без батареек стояли на месте, одинаковые дни повторялись, как будто поставленные на репит, и, как и всегда, ничего не происходило, как и за много лет до этого — ведь, даже если на улице что-то менялось, снег таял, дождь оставлял за собой радугу, а звёзды и луна с рассветом исчезали, уступая место на небе солнцу, в белой комнате всё ещё было светло и прохладно. Мягкий плед всё ещё был мягким, танцевать всё ещё было здорово, а нажимать на кнопку, чтобы вспомнить, что наступило утро, всё ещё было естественно... На обоях, правда, появились бурые пятна, но это почти ничего не значило.