***
На Сардинии стоял прекрасный июльский вечер. Остров насквозь продувался лёгким свежим бризом, в том числе и небольшой посёлок недалеко от побережья. Единственный в поселении скромный собор впитывал солнечный свет весь день, и сейчас в сумерках светлые стены, казалось, излучали сияние. Люди, словно привлечённые этим сокровенным свечением, действительно более охотно заходили в церковь, создавая вокруг неё небольшие столпотворения и короткие очереди из человеческих тел. Парень неподалёку их воодушевления не разделял, только угрюмо проводя фигуры взглядом. Он прибирался на прилегающей садовой территории, ожидая, когда закончится последнее на сегодня служение. И хотя, сколько себя помнит, он всегда помогал здесь с делами, наличие большого скопления прихожан его вовсе не радовало. В этот день, двадцать лет назад, местный священник взял под опеку странного младенца с розовыми волосами. Ребёнок получил его фамилию — Винегар. Тогда же новый опекун дал ему и имя. Доппио появился на свет не в лучших обстоятельствах, поэтому его рождение новоиспечённый отец сразу решил справлять именно в день появления мальчика в своей жизни. А когда подросший парень узнал об этом, сам ничего менять не стал. И вот сегодня, сметая по пути мелкий сор и листья, юноша прохаживался вдоль тропинок в ожидании отца, чтобы после вместе вернуться домой и отметить важную дату. Успев существенно погрузиться в свои мысли, Доппио опомнился и резко одёрнул себя. Отведя взгляд от толпы, он вновь посмотрел под ноги, где находился собранный им мусор, как вдруг заметил колыхание травы чуть поодаль. Наверняка очередная ящерица или лягушка. Он постоянно вылавливал различную мелкую живность в самых труднодоступных и потаённых уголках, так что у него выработался рефлекс на такие незначительные движения. Не сумев отказать себе в удовольствии, он подкрался поближе, дабы удостовериться в подозрениях, и в следующий же момент привычным движением выловил искомое существо. — Прости, приятель, но ты пойдёшь со мной, — начал было парень, как вдруг озадачился, поднося земноводное ближе к уху. — Что? Просишь отпустить? Ну-у, нет, — он снисходительно ухмыльнулся. — Не думай, что можешь так легко уговорить меня. Давай лучше придумаем тебе имя. С этими словами он отложил метлу и направился на задний двор в поисках ёмкости для своего трофея, радуясь появившейся возможности отвлечься от тяжёлых размышлений.***
Спустя какое-то время, когда Доппио уже сделал всё необходимое, он услышал, как со стороны фасада его зовёт отец. — Ты закончил? — спросил священник, как только тот подошёл ближе. — Угу, — не глядя на отца, розоволосый принялся отряхивать руки от земли, в которой испачкался при ловле лягушки. Тогда мужчина сразу заметил подмышкой у сына стеклянную банку с несчастным созданием, щедро усыпанным растительностью. — Снова поймал кого-то? — вздохнул священник, качая головой. Не то чтобы он был разочарован чужими увлечениями, но у него был серьёзный повод беспокоиться за социальное благополучие своего чада. — Тебе следует больше общаться с реальными людьми, а не со всякой живностью, Доппио, — мягко попросил он. — Ты уже вырос, избрал стезю в жизни, и я, конечно же, рад за тебя. Но любому живому человеку необходимо, по крайней мере, иметь хороших друзей, заручиться их поддержкой на будущее. Про семью уж я молчу. — Отец, я это прекрасно понимаю. Но, ты же знаешь, я редко нравлюсь людям, — холодно подчеркнул парень. — А с ними, — он похлопал по банке, — мне спокойнее. — Знаю. Дело твоё, — старик сдался, заметив чужое напряжение. Он был внимателен к чувствам сына и поспешил его немного утешить. — Ты волен поступать, как пожелаешь. Однако я верю, что любые решения рано или поздно выведут тебя на верный путь. Доппио слегка улыбнулся в ответ, благодаря за понимание, хотя, если говорить откровенно, переживания достаточно ощутимо тяготили его. Он старался подавлять негативные чувства и держаться молодцом, но обсуждать это с опекуном совершенно не входило в его планы. Юноша не хотел, чтобы тот беспокоился, не хотел создавать впечатление, будто неспособен разобраться с проблемами самостоятельно. Поэтому просто молча принял его слова, не имея намерений ни поддерживать, ни отрицать сказанное. Священник выдержал небольшую паузу, завершая неудобную тему, и переключился на более позитивную ноту: — Ну что, готов отпраздновать за ужином? Юбилей, как-никак. — Конечно, — Доппио одарил старика ещё одной светлой улыбкой, несмотря на полное отсутствие восторга внутри, и послушно последовал за ним.***
По пути к дому им пришлось пройти через все эти толпы снующих туда-сюда, гуляющих под вечер прохожих. Доппио напрягался в таких ситуациях, потому что в их небольшом поселении имел не самую завидную репутацию. С ним не общались. Кто-то избегал его из-за связи со священником, кого-то раздражала его рассеянность и странные причуды, кому-то не нравился его вычурный вид. Никто из тех, кого он даже косвенно здесь знал, не упустил бы возможности подшутить или высмеять его, если представится удобный случай. Как бы то ни было, подобное давно стало мелочью, на которую Доппио прекратил реагировать. Больше всего он опасался тех, чьё чувство юмора тесно граничило с жестокостью. Обычно, когда он с отцом, его никто не трогал. Насчёт же этих отморозков парень не был уверен наверняка. Проходя по улице, Винегар боялся лишний раз столкнуться с кем-то из них, поэтому прятал лицо, опуская голову вниз так, что подбородок практически касался груди, но его насыщенного цвета волосы не позволяли ему полностью скрыться от чужих глаз. Он сплетал их в тугую сложную косу, чтобы они не слишком сильно рябили перед носом у людей, и всё равно отчасти привлекал ненужное внимание.***
Жаловаться на свою жизнь юноша считал неправильным. Его вырастил священник, он неизбежно формировался в религиозной среде, что заложило в нём основы благодарности и любви к миру. Несмотря на то, что в бога Доппио перестал верить ещё будучи подростком, в нём всё равно укоренились качества, позволяющие ко многому относиться проще. У него была крыша над головой, еда и вода, был любящий отец, любимое дело — так успокаивал себя парень в то время. Сейчас он мог бы добавить к списку ещё несколько пунктов: неоднозначные школьные годы уже позади, он получил работу, которая ему нравится, отсутствующие отношения можно было компенсировать, даже если это разговоры с «живностью»… «Разговоры, которые и близко не стояли с настоящей дружеской беседой или с теплом человеческого тела рядом», — вторило подсознание. Вес этих доводов действительно был мал и спокойствие они дарили ложное, однако Винегар старался верить в лучшее. В последнее время сохранять оптимизм стало труднее — не без вины докучающих ему ублюдков, — самообладание давало трещины, и порой розоволосый пугался себя даже больше, чем своих мучителей. Пару раз, стоило парню провалиться в глубокую задумчивость, его охватывал неконтролируемый гнев и обида. От эмоций буквально темнело в глазах, но краем сознания он чувствовал, будто наружу вырывается нечто, неясное и дикое. Однажды такой случай закончился плачевно для одной из пойманных им лягушек. Очнувшись от наваждения, Доппио был вынужден лицезреть месиво из кожи и кишок в собственных окровавленных ладонях. Он просто раздавил несчастное создание голыми руками. Юноша не сдержал слёз. Ему было жаль невинное существо, его душили сдерживаемые годами переживания, и он не понимал, что с ним происходит. Как всё повернулось таким образом? Доппио ещё долго сидел, смотря на свои руки и безмолвно плача.***
Скромно отметив с отцом свой «день рождения», Винегар отправился на побережье. Его с детства тянуло к морю, он провёл много часов на берегу, слушая прибой и любуясь красотой волн. Даже профессию выбрал соответствующую и стал моряком. Сейчас же он стремился забыться наедине с природой, наслаждаясь прекрасной панорамой, открывающейся за скалистым холмом на окраине посёлка. — Хэй, какая встреча! — лицо Доппио мгновенно скорчилось от абсолютного разочарования, и он нехотя обернулся на не предвещающий ничего хорошего голос. — Что наш малыш делает здесь ночью совсем один? Всё-таки не повезло. Люди, столкновения с которыми ему удалось избежать днём, уже перелезли через каменные уступы, по-видимому, собираясь повеселиться на побережье и направляясь в его сторону. Нелицеприятных мужчин было трое, но говорил тот, что всегда проявлял наибольшую инициативу в попытках поиздеваться над ним. — Слышал, тебе стукнуло целых двадцать годиков? А ты никак всё ходишь в девках? Папочка слишком трясётся над твоей невинностью? — парни отвратно гоготали, как это обычно бывает во всех подобных случаях, и Винегар судорожно выдохнул в попытке успокоиться. Обидчики терроризировали его почти два года, ровно с момента, когда одно единственное, сначала воодушевляющее знакомство обернулось для розоволосого крайне неудачно — с их подачи. Они узнали о нём много того, что им не следовало бы знать. После эта шайка не отставала, бывало, избивала его, в прямом смысле обозначив личной грушей для битья, и парень чувствовал, как с каждым разом точка невозврата становилась всё ближе. — Может, нужна помощь с этим щекотливым вопросом? Мы никому не скажем, честное слово! — послышался опять глумливый смех. — Лучше отвалите сейчас. Вы меня достали! — у Доппио нервно стучали зубы, но он не собирался просто терпеть и трястись, решив сразу дать выход агрессии. Так было немного легче. — Сколько можно?! Если надо самоутвердиться, покривляйтесь друг перед другом! — Ни хрена себе, — поразился другой. — Он, кажется, чересчур осмелел, с тех пор как вышел в море, — поделился он выводами, после обратившись уже к Винегару. — Неужто надеешься прикрыться новыми приятелями? — Постой-постой, — заговорил первый снова, приблизившись вплотную и больно ухватив юношу за челюсть. — Я тут подумал, вдруг он под них стелется? Знаешь, среди них такое бывает, — он сделал неопределённый жест свободной рукой. — Тогда наверняка уже не скаж-агх! — негодяй вскрикнул от боли, а потом заметил своё хрустнувшее предплечье, переломанное под углом, как спичка, но вместо криков и брани изо рта мужчины внезапно хлынула кровь, и он захрипел, булькая жидкостью в глотке. Что-то нечеловечески мощное и крупное вцепилось в его шею, сжимая без колебаний, сходу ломая кости и разрывая мягкие ткани внутри. Доппио рычал со злостью: — Не смей меня трогать! — нечто немного приподняло уже обмякшее тело и с огромной силой швырнуло в землю. Если приглядеться, можно было различить какое-то призрачное цветастое пятно, но судя по всему, видел его только Винегар. Он не осознавал что-либо ясно за пеленой гнева, но краем сознания отметил, что всё это действо едва ли вписывается в рамки реальности. Его руки оставались на месте, и кроме эмоций, приводящих в движение его разум, он даже пальцем не шевельнул. Тем временем брошенный мужчина умер в тот же миг, как ударился об землю. Третий обидчик, как слабое звено отмалчивающийся до настоящего момента, шлёпнулся задницей на песок, утратив способность стоять. Второй поначалу впал в ступор при виде развернувшейся бойни, однако последовал за рефлекторным импульсом — атаковать в ответ — и бросился вперёд. Только его усилий было недостаточно, чтобы остановить неизбежную смерть. Минуя слепые выпады, его шею точно таким же образом сдавили, и вскоре он отправился вслед за первой жертвой. В эту секунду рассудок Доппио начал проясняться и его глаза сфокусировались, пытаясь оценить происходящее, когда третий из компании нашёл в себе силы кое-как подняться и засеменил прочь, намереваясь во что бы то ни стало унести ноги подальше от этой чертовщины. Юноша успел только бросить взгляд в сторону убегающего, как грудь мужчины в мгновение ока пронзило что-то тонкое и острое, поблёскивая, словно огромная металлическая игла.***