ФЛОРА.
Она хочет провалиться сквозь землю, исчезнуть, испариться, перестать существовать — что угодно, лишь бы не чувствовать себя такой идиоткой, и не слышать задорный хохот друзей и своего наставника. Щеки пылают огнем, Флора чувствует жар даже на кончиках своих ушей, понимая, что ко всему прочему еще и выглядит, словно переспелый томат. МакОлей расталкивает локтями людей, пробираясь сквозь шумную толпу, и слышит, как все вокруг нее смеются. И девушка уверена, именно она — причина их смеха и желает поскорее убраться из этого места, спрятаться в гулкой тишине старого замка. Она выходит к длинной аллее, ведущей к главному входу, прилагая все усилия для того, чтобы не бежать. Музыка, раздающаяся из огромных колонок утихает, на сцену выходит директор местной школы, знакомый Флоре по игре в волейбол, и пока он объявляет программу сегодняшнего праздника, внимание собравшихся во внутреннем дворе замка людей обращается к говорившему. МакОлей радуется, что перестает быть объектом веселья для разряженного в старомодные костюмы люда, их смех и любопытные взгляды для нее невыносимы. Флоре необходимо найти тихое, уединенное место, чтобы успокоиться и если бы не народ, толпившийся у праздничных столов и палаток, и не остатки собственной гордости, она бы перешла на бег. Ох, если бы она могла сейчас седлать лошадь! Флора уже пустила бы ее в галоп, устремившись в лес или в бескрайние поля за деревней. Ветер бы трепал ей волосы, освежая голову, выдувая оттуда все мысли. В небе бы раздались раскаты грома, разразилась бы гроза и на сердце стало бы легче. Но сегодня МакОлей не может себе этого позволить. В эту секунду тоска по дому достигает своего апогея и соленые капли слез скатываются по ее щекам. «Какой кошмар! Так опозориться на глазах у всей деревни! — горько думает про себя богиня Грома и Молний. — Вот зачем я стала спорить с этим несносным, нахальным, самодовольным придурком о старинной традиции горцев?! Вечно так и тянет меня ляпнуть что-нибудь противоположное тому, что говорит Расти». Флора зла на саму себя, на своего наставника, на девочек, которые покатывались со смеху ей вслед, на этот чертов килт и свое упрямство. Ей хочется кричать, но вместо этого она с негодованием смахивает предательские слезы от жгучей обиды. «Вот, папа, как твоя дочь сходит с ума. А все потому, что я постоянно находилась на ферме, в замкнутом пространстве, изолированная от остального мира. Не имея абсолютно никакого опыта в общении с молодыми людьми, не зная, как реагировать на их шутки, заигрывания или попытки уколоть гордость. Почему нельзя было начать заниматься со мной раньше, чтобы научить контролировать физическую сторону своей силы? Или отправить на обучение этому еще тогда, как только я начала разбрасываться молниями направо и налево?» Кипя от злости и негодования, девушка вытирает рукавом льняной блузы соленые капли с лица и оглядывается. Шум толпы остается за каменными стенами замка, в его затемненных и гулких коридорах стоит тишина. Флора всё еще не привыкла к мрачноватой атмосфере родового замка МакКуарри, которая царит здесь в каждом его уголке. Даже ярко светившее солнце, пробиваясь сквозь толстые стекла окон, редко появлявшееся из-за свинцовых туч, не в силах привнести в эту атмосферу ни грамма беззаботного лета, к которому так привыкла девушка у себя дома. Минуя пустую гостиную, МакОлей выходит в другой коридор, который ведёт к узкой лестнице, а та — на несколько метров вниз, в зал для занятий с оружием. Девушка открывает тяжелую дверь и проходит в центр зала. Она медленно опускается на маты и проводит по их шершавой поверхности ладонью. Еще не так давно МакОлей рухнула на него, как подкошенная, когда Кун проверял их с девочками физическую подготовку. Но Флоре кажется, что это было целое тысячелетие тому назад. Ведь за это короткое время, что она на самом деле находится на острове Хайвей, девушка очень многому научилась. Что ни говори, а учителя из МакКуарри хорошие, даже из вспыльчивого Зака, которого Летта ненавидит (что впрочем, глубоко взаимно), вышел прекрасный наставник, именно в плане обучения. У Флоры есть все основания гордиться собой: она теперь может контролировать свои силы гораздо лучше и не бросается молниями, стоит лишь слегка понервничать, и все это благодаря индивидуальным занятиям с Расти; Кун доволен ее успехами в рукопашном бою и уже пообещал приступить к выбору оружия; Джед, конечно, молчит, но стойко терпит ее жалкие попытки применения телекинеза, чтобы наконец сдвинуть деревянный кубик с места; Флора стала самой первой (ну, не считая Летты, конечно, ведь от нее все равно никто не требует никаких особых успехов, единственное, в чем у блондинки наблюдаются успехи — так это занятия книжной магией) ставить защитное поле. Пусть зыбкое и нестабильное, но все же. И еще, Флора теперь умеет читать карту звездного неба и знает немало легенд и историй о созвездиях. По рукам девушки тут же пробегают мурашки, стоит ей только подумать о бархатной небесной синеве со светящимися яркими искрами. В Шотландии не часто бывают ясные ночи, но Расти знает заклинание, которое разгоняет тучи на небольшой промежуток времени. И эти несколько часов наедине с ночным небом в компании с наставником для МакОлей — долгожданное и волшебное завершение нового для на острове Хайвей, несмотря на все его насмешки. Она, конечно, ни за что не признается, но эти ночные уроки, на которые Расти неизменно вызывает ее на крышу замка, самые желанные из всех. И даже индивидуальные занятия с ним в лесу не вызывают такого трепета. В лесной чаще Флора чувствует себя, как дома. Высокие деревья, зеленые, высокие травы, пение птиц, крохотные насекомые — всё это для нее естественная, родная атмосфера. Но на крыше замка под черным, высоким небом, усыпанным звездами, Флора буквально дрожит не от холодного ветра, но от восторга. И несомненным плюсом ночных уроков является то, что в темноте Расти не может видеть, как то и дело ярким румянцем вспыхивают ее щеки. А у ее наставника незаметно для него самого меняется тембр голоса, становится чуть хрипловатым, глубоким и завораживающим, стоит ему посмотреть в небо. Расти с таким упоением рассказывает ей легенды о звездах, что Флора только и делает, что разглядывает его идеальный профиль, а не небо, завороженная звуком его голоса. Девушка глубоко вздыхает, громко хлюпнув носом, и опускает голову на согнутые в коленях ноги. Гулкая тишина зала успокаивает, но не может заставить Флору забыть свою выходку с клетчатым коричнево-зеленым килтом. «Стыдоба. Как мне теперь смотреть ему в глаза?» Сколько она так сидит, Флора и не замечает. Слезы быстро перестают катиться из глаз и даже злость немного отступает, остаются только чувства растерянности и неловкости. Внезапно, она ощущает легкое движение прохладного воздуха, наполненного ароматом терпкой полыни и мускуса, и тут же сильные руки смыкаются на ее плечах, заключив девушку в объятия. — Уже не злишься, — Расти утыкается носом в плечо МакОлей, и она, почувствовав его теплое дыхание на своей коже, вздрагивает. Флора предпринимает попытку освободиться из его рук и вскочить на ноги, но Расти предугадывает ее реакцию и обнимает девушку еще крепче. МакОлей не видит его лица, но готова поклясться, что он ухмыляется. — Пусти, — шепчет девушка, широко раскрытыми глазами уставившись в стену напротив. — Ну уж нет, — хмыкает парень, все так же дыша ей в шею. — Мне не улыбается потом разгуливать со сломанным носом. — Что, боишься потерять свою привлекательность? — ехидно интересуется девушка, а сердце ее при этом слишком часто бьется в груди. — Ревнуешь? — сладким шепотом спрашивает Расти, касаясь губами мочки ее уха. Кровь мгновенно приливает Флоре к лицу, и щеки пылают ярким румянцем. Сердце в груди теперь замирает, и она на несколько секунд прикрывает веки, чтобы выровнять сбившееся дыхание. Девушка радуется, что Расти не видит ее лица, смущенное и взволнованное одновременно. — Вот еще, — выговоривает Флора, втайне наслаждаясь теплом его сильных рук, как бы она ни брыкалась, но объятия Расти МакКуарри кажутся ей чем-то правильным и естественным, — делать мне больше нечего, как тебя ревновать к этим вертихвосткам. — Ревнуешь, — утвердительно говорит Расти и рывком разворачивает девушку к себе. Она снова вздрагивает. Его глаза с длинными темными ресницами впиваются в ее покрасневшее лицо. От неожиданности Флора не успевает состроить скептически-презрительную физиономию, которую старалась использовать всегда, лишь бы он не догадался, что его постоянные намеки на ее влюбленность абсолютная правда. — Как всегда краснеешь, Рыжик, — по лицу Расти расплывается широкая самодовольная ухмылка, и зеленые глаза Флоры опасно сужаются. — Обещаю тебе, как только я доберусь до ножниц, ты распрощаешься со своими роскошными волосами, — тут же идет в атаку девушка, напрочь позабыв про интимный тон, каким МакКуарри спрашивал о ее ревности и свое смущение. — Почему ты так заводишься, когда я называю тебе рыжей? — идеальные брови взлетают вверх, в синих глазах мелькает неподдельное удивление. — Я не рыжая, дурья твоя башка! — выпаливает Флора, сделав попытку скинуть его руки со своих плеч. — Нет, вот смотри, — Расти пропускает сквозь пальцы длинную прядь из ее хвоста, — на свету они отливают рыжиной. — Зачем ты дразнишь меня? — тихо, устало спрашивает девушка, чувствуя, что ее злость испаряется и вместо нее в груди разливается горечь. — Я не рыжая, у меня нет веснушек на носу, как у Зака, и вообще… — Ты что, боишься, что мне не нравятся рыженькие? — и снова на его лице с высокими точеными скулами появляется самодовольное выражение. — Да кому ты нужен? — Флора надувает губы и отворачивается от пронизывающего взгляда синих глаз. — Неужели, считаешь себя таким неотразимым? — А что, по-твоему, я не хорош собой? — абсолютно честное изумление в голосе Расти заставляет Флору вновь повернуться к нему. — Снова краснеешь, — слегка прикрыв веки, ставит диагноз Расти, — просто признайся наконец, что ты от меня без ума. — И откуда ты такой умный взялся? — еще больше краснея, сердится Флора и вскакивает на ноги. — Что ты о себе возомнил? Думаешь, раз такой красавчик, то я должна сразу же упасть к твоим ногам? — Вот что ты опять разоралась? — спокойно спрашивает парень, поднимаясь на ноги вслед за девушкой. — Нет, чтобы признаться уже, наконец. — Иди ты, Расти МакКуарри, в лес да по ягоды, понял? — МакОлей готова взорваться от негодования и охватившего ее смущения. — Так ты признаешься? — сверля ее упрямым взглядом синих глаз, требует МакКуарри, воинственно скрестив руки на груди. — Нет! — рявкает Флора и делает попытку оттолкнуть наглеца с дороги. — Ну, а теперь? — вдруг, она оказывается прижатой к стене зала, МакКуарри крепко обнимает ее за талию, при этом не прекращая самодовольно улыбаться. — И не надейся, — испуганным шепотом произносит девушка, чувствуя, что сердце ее готово выскочить из груди. Красивое лицо наставника в опасной близости и Флора боится своей собственной реакции на его действия. «Что, если я ему скажу, скажу вслух то, что он так жаждет услышать?» Словно в ответ на ее мысли, Расти еще крепче прижимает девушку к себе, пробегаясь длинными смуглыми пальцами по ее спине, убирает за ухо непослушную прядь, выбившуюся из хвоста на затылке и целует. Флора удивленно выдыхает но, почувствовав такие желанные, мягкие и нежные губы на своих губах, неожиданно для самой себя капитулирует. Ее пальцы путаются в его волосах цвета горького шоколада, голову дурманит терпкий аромат мускуса и полыни, а перед закрытыми глазами вдруг искрятся звезды. Она несмело отвечает на его поцелуй, стыдясь своей неопытности, но Расти так нежен и одновременно порывист, что Флора быстро забывает об этом. — Признаешься? — хрипло шепчет Расти, отрываясь на мгновение от ее губ. — Да, — чуть слышно выдыхает Флора, сдаваясь на волю чувствам, опуская все барьеры, которые возводила между собой и непреодолимой силой его притяжения. Он вновь целует ее, еще более страстно, чем в первый раз, и Флора жалеет, что в ее груди так мало воздуха, она бы ни за что не хотела останавливаться. — А ты? — зачем-то спрашивает девушка, когда становится нечем дышать. Она крепко прижимается к Расти всем своим существом, словно желая слиться с ним в одно целое, ощущая жар его тела и сбившийся ритм сердца. Расти отстраняется от нее, так же неожиданно, как и коснулся ее губ своими. Его синие глаза с расширившимися от страсти зрачками, внимательно смотрят на Флору, словно пытаясь найти ответ в ее чертах. Он молчит так долго, что это время кажется для девушки вечностью. Руки Расти все так же крепко обнимают ее за талию, но выражение его лица серьёзное и сосредоточенное, как в ту ночь, когда Рейна спрыгнула с крыши школы. — Нет, — дрожащими губами выговоривает Флора, чувствуя, как глаза против ее воли наполняются слезами, — нет? — Я… — кажется, Расти не находит слов для ответа. — Меня к тебе тянет, я ничего не могу с собой поделать, но... — едва слышно отвечает парень, и в холодной тишине зала его голос звучит громче, чем нужно. — Хватит, — обрывает его попытки что-то сказать Флора. Ей не нужны его оправдания или извинения. Она крепко сжимает зубы, гордо вздернув подбородок, боясь показать свою боль, которая вдруг пронзила сердце. — Ты не понимаешь, — зажмурившись, мотает головой Расти, — я должен объяснить. — Не нужно, — ее губы снова предательски дрожат, а голос едва не срывается. — Нужно, — упрямо говорит он, вновь впиваясь взглядом в лицо девушки. — Ты мне нужна. Это единственное, что я знаю. Но понятия не имею, что будет, когда встречу свою вторую половину. Что, если я потеряю голову и даже не захочу видеть тебя? Что, если я вдруг полюблю ее настолько, что даже звезды перестану слышать? На последних словах его голос становится испуганным шепотом, и это подстегивает Флору разозлиться на него еще сильнее. «Это уже чересчур! Мне что, еще и пожалеть тебя нужно?» — думает она про себя. — Тогда зачем ты сейчас целовал меня? — выкрикивает вслух девушка, с силой отталкивая парня от себя. — Зачем ты заставил меня признаться в том, что я… — Что ты от меня без ума, — глухо и виновато заканчивает за нее Расти, опуская руки, которые только что крепко держали ее талию. — Зачем? — снова задает вопрос Флора, чувствуя, как по щеке катится слеза. И ее злость испаряется, оставляя после себя пустоту и боль. — Не думаю, что смогу дать тебе ответ, — говорит МакКуарри, поднимая на нее глаза. — Что ж, ты добился, чего хотел, — тихо шепчет девушка, упавшим, тусклым голосом. Она вжимается спиной на стену, ища в ней поддержки, чувствуя, как дрожат колени. — Позволь мне забрать твою боль, — с надеждой спрашивает он, делая шаг к Флоре. — Что ты о ней знаешь? — криво улыбнувшись, спрашивает его в ответ девушка, сминая пальцами темно-зеленую юбку платья. — Я ее чувствую, как чувствую и то, что ты меня любишь. — Не смей! — восклицает Флора, зажмурившись. — Не смей говорить об этом! — Я могу ощущать эмоции ловцов и поэтому знаю, как тебе больно, — он проводит ладонью по щеке Флоры, но она резко дергается, отворачиваясь. Его жалость она не вынесет. — А чувства людей, обычные чувства людей, ты можешь испытывать? Он молчит. Он снова молчит так долго, что Флора не выдерживает виноватого взгляда синих глаз и, снова оттолкнув Расти от себя, быстрыми шагами направляется к выходу. Но не успевает девушка коснуться пальцами дверной ручки, как свет в зале гаснет, оставляя ее и Расти в кромешной мгле. Слышится звук борьбы и яркий луч звездного света рассекает сгустившийся мрак.МИНАЛЕТТА
Сегодняшний праздник — Лугнасад — начинается здорово, просто отлично! Веселье, что царит во внутреннем дворе замка, заряжает позитивным настроем и несмотря на откровенно паршивое настроение, через какое-то время и я не прочь потанцевать под традиционную музыку, подпевая старинным песням на старошотландстком и староирландском языках, которых, к сожалению, не знаю. Мне стала нравиться идея средневековых нарядов, несмотря на то, что я изначально отнеслась к ней скептически. Сперва, моим планом было просто пить эль где-нибудь в дальнем углу замка, желательно в одиночестве, но подхватив общий настрой, понимаю, что тоже не прочь повеселиться. Я смеюсь от души над выходкой Флоры и, не смотря на то, что понимаю, какой спектр эмоций испытывает подруга, не в силах утихомирить рвущийся наружу хохот. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не появляется мой наставник в традиционной одежде горцев. Мое настроение меняется, как по щелчку пальцев. Хочется сбежать и немедленно, так далеко, чтобы меня никто не смог отыскать и просидеть там до тех пор, пока моя внезапная влюбленность в Куна МакКуарри не выветрится, как алкоголь из крови. Но я не умею перемещаться в пространстве, как большинство ловцов, поэтому этот вариант мне не светит. А мой светловолосый монстр ведет себя, как ни в чем ни бывало — предается каким-то ностальгическим воспоминаниям вместе с Джедом после интимного шоу, устроенного Флорой и Расти. Я закатываю глаза и отворачиваюсь, кровь шумит у меня в голове, и я машинально касаюсь пальцами своих губ — они еще помнят поцелуи, которые Кун дарил другой девушке. Судя по поведению моего наставника, из нас двоих только для меня ночные поцелуи так много значат. И внезапно, начинаю ненавидеть свое красивое старомодное платье в коричнево-синюю клетку, потому что подобное платье могла носить она, таинственная возлюбленная из прошлого моего наставника, и я не имею никакого отношения к этому прошлому. Ревность проявляется приступом удушья, и я пугаюсь самой себя. Ну за что мне это, где я так согрешила? Такое ощущение, что в прошлой жизни я топила котят и отбирала деньги у стариков, или построила финансовую пирамиду, обобрав многодетные семьи до нитки, а потом скрылась и прокутила все украденное на Канарах, не отказывая себе в удовольствиях. Надеюсь, так оно и было, а то как-то обидно сейчас получать такие «подарки» судьбы ни за что. Тащу Рейну и Эмили к палаткам, где громко обещают крепкий эль, огненный виски, сладкий пунш и всевозможные лакомства. Не то, чтобы я люблю выпить или привыкла заливать горе вином, но сейчас мне просто необходимо снять напряжение. Сестра с готовностью бросается в толпу впереди нас с Эмили, и мы оказываемся у шатра с местной выпечкой. Ну почему из всех палаток и шатров на этом чертовом празднике Рейне нужно выбрать именно ту, где за прилавком стоит Софи, преданная вооздыхательница Куна МакКкуарри, которой я бессовестно наврала в нашу первую встречу? Софи, конечно же, узнает меня и улыбается, но улыбка эта выходит натянутая. Дергаю Рейну за рукав и шёпотом объясняю, кто перед нами и предлагаю свалить по-тихому. Но поздно, горшочек с моим феерическим везением начинает варить — позади нас уже собралась очередь, и Софи молча сует нам в руки сдобные булочки с фисташками и ванильным кремом. Эмили указывает на свободную лавку у одного из столов, и мы с облегчением усаживаемся на нее. К своему стыду понимаю, что своим настроем порчу девчонкам праздник, они смотрят на меня в недоумении. Без аппетита съедаю булку и все же отправляюсь за напитками, и разживаюсь для нас элем с местной вискикурни. Выпив его залпом, морщусь от солодовой горечи, Рейна в изумлении пялится на меня, и я отшучиваюсь. Но через некоторое время атмосфера праздника и отсутствие на горизонте Куна МакКуарри делают свое дело — я расслабляюсь и мне становится лучше. Видимо, секрет в том, чтобы МакКуарри-старшего не видеть. Внимательно рассматриваю Рейну и Эмили, только сейчас отмечая, как к лицу девочкам эти старомодные платья: глубокий красный цвет лифа и юбки, разбавленный тонкими зелеными клетками, преображает мою сестру, выгодно оттеняя белизну кожи, теплоту аметистовых глаз и шелковистые черные волосы; Эмили выглядит еще больше похожей на саму себя, чем в обычной одежде — сейчас она точь-в-точь та самая девушка, что я видела в воспоминаниях Захари, МакФи в этом небесном платье выглядит настоящей леди из старинной книги. Думаю про Флору, вспоминая детали ее наряда и не могу сдержаться, снова смеюсь, хотя понимаю, что подруге было ужасно неловко за такой конфуз. Надеюсь, Расти сможет все уладить, и Флора скоро успокоится. Но их что-то давно нет, это несколько странно. Закончив с небольшой трапезой, мы с девочками решаемся прогуляться по территории и поискать Флору. Но, не проходит и получаса, как начинается истинное «веселье». Внезапно для нас троих, Кун под одобрительные крики, появляется на сцене, объявляет какой-то конкурс и начинает вызывать из толпы парней для состязания. Народ волной течет к помосту, и наши с Рейной руки разъединяются. Я еще вижу темноволосую голову сестры и мелькающее небесно-синее платье Эмили в толпе, но докричаться до них уже не могу, мой голос теряется в общем гвалте. У меня нет желания лезть на рожон, тем более, что настроение людей меня не захватывает. Это совершенно не в моем духе, но я не хочу кричать, толкаться, подпрыгивать повыше, чтобы увидеть, что происходит на сцене, делать ставки на то, кто же выйдет победителем. Втайне ото всех, я желаю любоваться своим наставником издалека, мечтательно улыбаясь, и чтобы этого никто этого не заметил. Выбираюсь из толпы, наугад раздавая извинения и вздыхаю с облегчением, оказавшись на опустевшей площадке, уставленной столами. До меня доносится громкий голос Куна, усиленный динамиками. Сегодня он особенно прекрасен: в серых глазах танцуют смешинки, на губах мелькает такая редкая улыбка, которая делает его хмурое и строгое лицо по-детски наивным и трогательным; традиционный наряд горца так идеально подходит ему, что у меня невольно перехватывает дыхание, стоит только бросить взгляд в его сторону. Я уже хотела было отыскать для себя укромное место, чтобы спрятаться и приступить к своему любованию, как мой взгляд натыкается на хрупкую фигурку, у большого деревянного стола. Это маленькая светловолосая девочка в зелёном традиционном платье. Она прижимает к себе котенка и плачет, не издавая при этом громких воплей, как это обычно делают дети. Даже не подумав о дурном, я направляюсь к малышке. Ей на вид года четыре, по щекам катятся крупные горошины слез, а голос уже сиплый от тихих рыданий. Ну как бы мне могла прийти в голову мысль, что в этом-то и подвох? Малышка радуется, когда я проявляю внимание и подхожу к ней, расспрашивая про родителей. Девочка сразу же тянет меня за юбку подальше от сцены и заставленных кушаньями столов к заднему двору замка. Я бросаю косой взгляд на котенка, которого девочка держит в крепких объятиях, и про себя отмечаю, что он не собирается на меня шипеть. Либо девчушка так действенно обнимает белый пушистый комок, что тот не решается даже пискнуть, либо он просто на меня не реагирует. В общем, слово за слово и вот я, Миналетта МакЛанси, добрая душа, стою перед стойлами для домашней скотины на заднем дворе, оглядываясь вокруг в поисках матери малышки, которая обязательно должна была быть там. По легенде. — Как зовут твою маму? — я наклоняюсь к девчушке, которая уже вовсе не плачет, а озорно улыбается мне во весь рот. — Дежи, — говорит мне ребенок, по-детски не выговаривая букву «р» и отдирает от своего платья несчастного испуганного котенка. Он, естественно, тут же поднимает шерсть на загривке и начинает шипеть. Девчушка заливается смехом, словно такая реакция ее забавляет и вообще, все очень весело, да и про маму свою она напрочь забыла. Заметив мой ступор, ребенок просто-напросто швыряет несчастное животное в меня, кот шипит, в полете расставив лапы и выпустив когти. Он цепляется за мою клетчатую юбку, мгновенно взбирается по ней мне на плечи, оттуда на голову и, вонзив свои острые когти мне в кожу, громко и затравленно шипит. Кот в шоке, я тоже. Наверное, со стороны все выглядит смешно, особенно мои удивленные глаза и нелепая поза, но на деле мне жутко больно. Пробую отцепить котенка, но тот еще сильнее впивается в мою кожу когтями, и я чувствую, как по лбу стекает горячая дорожка крови. Смахнув ее рукой, я готова зареветь от досады и боли. Такое невезение — котенок, вцепившийся мне в башку — для меня в этот момент настоящая проблема, но не такая масштабная, как я думаю, увы.