Торговец смертью

На его лице была непроницаемая маска. Персефона так же молча шла дальше, не зная, как реагировать на такое. Пусть знает. Он мог узнать только от двух человек, и если ему это доверили, значит — достоин. База встречала их едва уловимым напряжением, что царило в воздухе. С виду все было нормально, каждый знал, что ему делать. Занимались своими делами. Однако приглянувшись к людям и на мгновение оценив эмоциональный фон, она почувствовала еще и едва уловимую горечь. И легкий оттенок паники вперемешку со страхом. Только Дмитрий со Вторым были по виду абсолютно спокойны. Бывшие военные. Такие ничего не боятся, их учили по-другому. Иногда на них оглядывались, признавая в ней новоиспеченного лидера-заместителя. Люди вглядывались в нее, стараясь подметить каждую деталь. Они искали в ней хоть толику сомнения. Персефона была готова к этому, и держалась настолько спокойно, насколько могла в такой ситуации. Пусть даже рядом не было ее верного друга, мужа и господина. У нее не было права дать слабину. Этим людям нужно было новое лицо, не обремененное старыми предрассудками. Новое лицо, у которого был за спиной багаж доверия. И она собиралась только приумножить его. Меньшее, что Персефона могла сделать, это не отвлекать Энтони заботами о людях. Подошва обуви глухо опускалась на бетонный пол. Впереди был Совет. Там будут самые ближайшие люди Энтони, которые так или иначе проявили себя. Каждый из них руководствовался своими мотивами, принимая участие в этой борьбе, и ей пора вмешаться. Можно было играть роль манипулятора, делать все чужими руками и оставлять за собой шлейф интриги. Однако сейчас у нее была роль руководителя. Персефона рада, что пошла на ту встречу. Проведя время бок о бок с людьми организации, она больше понимала ту роль, которую стала… не играть. Жить этой ролью. Роль была проста. Нужно сберечь и сплотить людей. Всех людей. Силы организации рассеяны по всему миру. И только благодаря грамотному управлению, совмещенному со здоровыми головами на плечах людей, им удалось добиться всего. Персефона помнила ту небольшую группу в прошлом. Знали ли они, что все дойдет до такого маразма? Аид стал идеальным лидером. Он всегда был рациональным, расчетливым и даже суровым. Успех при выполнении задания имеет для него наивысшую ценность. За то время, пока ее не было, он изменился. Стал более лояльным к людям. Настолько, что считает их своими людьми. Несмотря на свое прошлое, он начал ценить их. Каждую жизнь. Он единственный, кто откликнулся на зов тех, что утопали в грязи этого мира. Единственный, кто не побоялся стать между своей природой и таким хрупким человеческим миром. После последней встречи с мнимой властью, в которой он потерял нескольких лучших… он потерял и частичку себя. Персефона корила это за себя. За то, что втянула его во все это. Во всю эту гнилую систему; в эту ужасную авантюру. Раньше, за много веков до того, как они стали близки, он говорил ей очень злые слова. Называл фантазером, ломал все ее надежды и любовь к людям. Каждый раз выворачивая их суть на поверхность. Тыкал носом в это. Персефона ненавидела его за этот эгоизм, за свою проклятую натуру. Потом, все же, до нее дошло. И сейчас она чувствует, что ему было больнее всего. Больнее всего от собственного бессилия. От осознания того, что они будут такими до конца своих дней. От осознания того, что ничего сделать не сможет. Пытался показать ей это, пусть и так грубо. Аид, ее дорогой супруг, оказался самым храбрым из всех богов. Не побоялся пойти против чужих замыслов. Взял на себя это бремя. Возглавил людей. Раньше же он всегда был по ту сторону баррикад, только распоряжаясь невидимым миром. Сейчас же он стал одной из главных ключевых фигур. Пошел на сделку со своей сущностью. Ей было проще. Он всегда ограждал ее от всего плохого, от того, что могло ей навредить. А сейчас, она сталкивается с настоящей сущностью этого мира. «Когда ты оставлял за плечами свой мир. Свою прежнюю жизнь. Думал ли ты, что мы окажемся в таком положении? Что сотрутся все границы? Обнажатся черные помысли? Мой дражайший супруг… моя самая зимняя ночь и мой самый долгожданный рассвет.». Ей хотелось прикоснуться к нему на расстоянии, стирая слепые границы реальности. Хотелось быть рядом с ним. Но она понимала, что так только навредит. А потом увидит только неуловимый упрек во всем его естестве. И с болью почувствует колкий вопросительный взгляд. Или нет. Аида нельзя предсказать. Дмитрий и Второй негромко переговаривались, идя впереди. Она четко слышала их слова, несмотря на то, что говорили они тихо. Обсуждали то, что случилось. — Про пропажу сейфа с сывороткой мы узнали совсем недавно, — что? — как раз когда Энтони ушел с территории базы. Кто-то воспользовался секретными кодами, доступными только Энтони. Кто-то из близкого окружения. — Сейф украден? — грузно уточнил Второй, понимая, чем им это грозит. — Удалось вернуть пропажу до того, как она покинет нашу территорию, — невесело отозвался Дмитрий, понимая, что раз уже кто-то захотел ее заполучить, это значит, что среди них есть засланный козачок. Тем не менее, у Персефоны от сердца отлегло, — этого человека и допрашивать не пришлось. Сам не выложил. Сказал, что это помогло бы эпидемии, что сейчас возникла в одной из стран… — Это же полная чепуха, вы узнали, кто стоял за ним? — А сам разве не знаешь, кто? Они некоторое время шагали молча. — Он еще так заявлял, что нужно это сделать, иначе весь мир будет в руинах. И я даже не знаю что из этого хуже, то, что он оказался предателем, или то, что он до сих пор не понял, что за всем этим стоят определенные люди. Сыворотка нужна им явно не для простых людей. Для себя и родственников, в лучшем случае. — Их человек пытался похитить сыворотку, разве мы не можем заставить их взять на себя ответственность за это? — Второй и сам понимал, что это было нереально. Но надежда все еще теплилась в нем. Как и в каждом из них. Что все будет справедливо. — И что толку от этого? Сыворотка находится у нас. Никто не поверит нам, но зато сразу постараются свернуть стрелки на нас. Якобы мы сами эту заразу и выпустили. А теперь не хотим делиться сывороткой. Второй все не сдавался. Его речь приобретало яркие нотки ярости и бессилия. Ужасное сочетание. — Мы можем заставить их признать то, что они сами начали стрельбу… — он замолчал. — Да мы ничего и не можем. У нас нет таких ресурсов, как у них. Они в любом случае сделают нас виновными, и мы ничего не добьемся. Да… такова уж была доля неугодных правительству. Все перевернут. Смешают с грязью. Антиутопия по всей ее красе. Дальше мужчины не говорили. Они просто обменялись информацией и поговорили. Как старые друзья. Пусть их разговор и закончился на невеселой ноте, когда это их жизнь была веселой? Обычная будничность. Только Персефона пыталась бороться с осадком на душе. И вспоминала Аида. — Помни, Персефона, что стая уважает силу, а не логические аргументы*, — Второй снова мягкой тенью оказался рядом, когда они уже были возле входа в Совет, — незачем давать им глупую надежду. В новом мире этому нет места. Скулить времени нет по тому, что было. Пока… есть еще время пытаться идти в завтрашний день, которого может и не стать. Что еще взбредет в голову этим… нелюдям. На душе появилось неприятное послевкусие после сказанных слов Второго. Неприятие. Но такова уж современная реальность. У нее было время пожить для себя, не вглядываясь в призрачное будущее. А сейчас время осталось только для одного. Для того, чтобы попытаться отвоевать себе свободу и тех людей, которым суждено проснуться. Персефона все понимала. — Не в моих правилах помогать мертвецам, потому что в мире… пока еще есть достаточно живых, нуждающихся в помощи и я остановлюсь только тогда, когда спасу последнего. — Это, наверное, самое правильное, что она могла сказать для того, чтобы показать свое отношение Второму. Тот только горько усмехнулся, отводя свои серые глаза в сторону. Совету пора было время начаться. И Персефона это понимала. Она еще раз взглядом окинула фигуру Дмитрия, что стоял прямо, не двигаясь, смотря только на нее. На Второго, что подпирал стену, думая о своем. На Мишель, которая опиралась на костыль. Вот ее команда поддержки. Но даже в этих трех людях она видела свою цель. То, ради чего все это создавалось. Мрачно усмехнувшись в такт своим невеселым мыслям, она прислонилась к тяжелым дверям, отворяя их. Неяркий свет освещал все это не слишком большое помещение. Здесь был собран небольшой состав людей. Самых главных. Она смотрела на каждого через призму того, что ей оставил Энтони в помощь. Глядя на лица незнакомых людей, у нее в голове светились имена каждого. Их заслуги. Их тайные мысли. Каким бы не был каждый здесь присутствующий… они все жили одним. Исполнить свою миссию любой ценой. За ними были сотни, тысячи людей, которые вглядывались в их лица и шли следом. Ей нужно было показать силу. Силу, что скрывалась в ней. Она подстраивалась под то, в чем нуждались люди больше всего. Это не была уловка, это было то, к чему стоило обратиться, чтобы не терять время. Персефона была уверена в самой себе и то, что сможет заменить Аида на некоторое время. И если потребуется, то и в будущем тоже. У них будет время удостовериться в том, что она достойна того, чтобы за ней следовать. Пусть это и не была привычная организация со строгой иерархией, они все, все еще оставались людьми. Им всегда нужен кто-то, кто шел бы впереди. На кого они смогли бы равняться. Кто был бы для них справедливостью, защитой. И она была на своем месте. Появилась в нужное время. Как же все сложилось… в идеальный узор. Стало понятно кому, что и зачем было нужно. Становилось тошно. Персефона отпускала свою силу. Позволяла ей растекаться тихой рекой, позволяла ей пронизывать каждого сидящего. У нее не было устрашительности Аида, которая заставляла людей падать на колени, плакать и просить о помощи. Ее сила была мягче. Мягче, и намного более коварной. Заставляла людей привыкать, привязывать к себе и не отпускать. Потому, при всей своей любви к ним, она старалась не связываться с ними. Слишком были велики последствия. Сейчас же она была человеком. Человеком с божественной сущностью. В ней текла сила, данная ей Богом. И эта сила не могла навредить таким же, как и она. Потому она позволяла ей мягким куполом покрывать каждого. Второй за ее спиной улыбался, понимал, чем вызваны чувства в людях. Понимал и молчал. Остальные же менялись на глазах. Их сомнения во взглядах, их усталость, что залегла грубым камнем на их лицах развеивалась. Терзания в душе уходили, оставляя после себя только спокойствие. Теперь, они были готовы. — Сперва нужно залечь на дно. Раствориться. По крайней мере, для общественности. Энтони дал четкие указания не вмешиваться в то, что он делает, — Персефона стояла у своеобразной сцены, только опираясь на нее спиной. Не к чему было показывать собственное превосходство. Эти люди пережили очень многое. Каждый из них был профессионалом своего дела, — и готовиться. Что-то грядет. Пока вестей от Энтони нет, мы будем подчиняться его приказу. Я тут только для того, чтобы показать вам, что все идет так, как нужно. Она помолчала, вглядываясь в напряженные фигуры каждого. Провела рукой по волосам. — Однако и Энтони человек. Я не понимала и не понимаю его самоуправства. Потому, подумайте над тем, чтобы выбрать несколько людей из своего окружения. Тех, кто сейчас ничем не занят и сможет помочь нашему основателю в случае чего. — Это ли не будет ослушанием? — голос подал некий Харли. Он был координатором сектора разведки. Было вполне логично, что он первый засомневается в чем-то. Глаз-то уже наметан. — Предлагаете ничего не делать и оставить его там одного? Я посмотрю на то, как вы будете справляться без него, несмотря на то, что каждый из вас лидер не хуже него, — Патриция решила зайти с другой стороны, — вспомните, чем он жертвовал и продолжает жертвовать каждый день. Он достоин того, чтобы просто умереть там? Возразить этому никто не смог. Он имел со всеми близкие отношения. Тщательно готовя каждого. Некоторых он спас из самой глубокой бездны. Другим же показал путь, и пройдя по нему, они увидела другую сторону жизни. Энтони видел в каждом свой потенциал и старался помогать развивать его. Было вполне логично то, что каждый хотел помочь ему. Но почти все были старой закалки. Военной. И ослушаться приказа было очень тяжело. — Подумайте над тем, что я вам сказала. Сейчас наши планы остаются неизменными, однако беря во внимание то, что мы должны действовать тише. Никаких разговоров с властями. С ними нельзя договориться, последняя встреча была очень показательной. И я не сомневаюсь, что каждый из нас знал, что так будет. И я так же понимаю то, что мы все хотим верить в лучшее. Но приходится верить в самое худшее, — Персефона сложила руки на груди, — если есть какие-либо вещи, которые я должна знать, внимательно слушаю. — Вчера поступила информация о том, что одна из наших в России умерла в больнице, — худощавого телосложения мужчина говорил это с явной горечью в голосе, — все мы прекрасно понимаем, что она умерла не своей смертью. Ты сказала, что нам нужно залечь на дно. Оставить ее смерть безнаказанной? — Нет. Придет время, и мы покажем, что ничья смерть не была забытой. Это большая утрата для нас… — ей было и впрямь тяжело осознавать чью-то смерть. Она была создана бессмертной. В то время как люди — нет. И каждый раз слышать известья о чей-то смерти было очень больно, — она умерла как герой. Я знаю, о ком Вы говорите. Сделаем все, чтобы подобного не повторилось. Но я так же буду надеяться, что ее смерть послужила толчком для тех, кто раньше был либо на стороне слепых, либо для тех, кто занимал нейтралитет. Пусть они поймут, что все серьезно. На некоторое время помещение погрузилось в тишину, что разбавлялась только мерным гулом базы. Атмосфера была неясная. Но уж точно не недружелюбная. — Пусть ты еще и молода, мы признаем выбор Энтони. Будем надеяться, что мы не разочаруемся в будущем. За исключением того, что босс сейчас далеко, все идет по плану, — вновь говорил Харли, — мы покажем тебе тех, кого выберем и кто захочет. Он говорил это, прекрасно понимая, что помочь боссу захотят все. — Отлично, не забывайте и напоминайте своим, что вы делаете свою работу так, чтобы после вас не пришлось переделывать. Она окинула их всех пристальным взглядом. Их было человек десять. И этот Совет был скорее для того, чтобы мельком вглянутся в нее. Иные Советы были другими. Очень много долгих и важных разговоров, от которых кипели мозги. Ведь решалась не просто судьба их, но и людей, что им доверились. Приходилось каждую идею и новость четко раскладывать по полочкам. У них не было права на ошибку. Она помнила это из воспоминаний Аида. При каждом их контакте было так. Обмен информацией и воспоминаниями. Они итак знали, что им делать. Но они были людьми. Им нужно было увидеть кого-то перед собой, чтобы утешить своих людей. Это было ясно. Персефона внушила им уверенность. Незаметно, просто находясь рядом. И это было правильным решением. Мужчины воспрянули духом. Вскользь это просвечивалось в их движениях, взглядах. Язык тела был очень красноречивым. И когда они выходили из зала Совета, она видела, как они менялись. Как ужесточались их лица. Это не было напускным, просто каждый понимал, что людям нужна уверенность. Уверенность в лидере. Они получали ее, когда видели, что их лидер делает то, что нужно. Спокойно и размеренно. Персефона вздохнула и отвернулась, когда в зале остались Дмитрий и Второй. Мишель же ушла вслед за координаторами, ей нужен был отдых. Девушка оперлась на сцену двумя руками, переводя дух. Это немного вымотало ее. И приструнить силу было очень нелегкой задачей. И несмотря на то, что она израсходовала только малую часть, это было приятно. Приятно не держать все в себе. Дмитрий подошел ближе, опуская свою тяжелую руку ей на плечо. Персефона слегка повернула свою голову в его сторону. — Ты молодец, дала им то, что нужно было. Но расслабляться нельзя. Уверен, ты слышала то, о чем мы говорили, пока шли сюда. Они прознали о сыворотке. Знаешь, что будет дальше? — Догадываюсь. — с невеселой усмешкой произнесла Персефона. — Сейф находится на нижних этажах базы. Самых нижних. Возле самого реактора. И когда они явятся сюда… мы не должны допустить того, чтобы они захватили его. Чего бы нам это не стоило. Ведь дело не в спасении болеющих, а в спасении тех, кому это может навредить куда больше, чем им. — Да, именно так, Дмитрий, — чужеродное имя необычно висело на языке, и ей пришлось постараться, чтобы четко его выговорить, — сделаем все, что в наших силах. Какая у нас обстановка с готовностью? — После попытки похищения, всем стало ясно зачем, кто и почему. Почти все живут с мыслью, что что-то грядет. Мы будем готовы, новый босс. — с усмешкой проговорил мужчина, и Персефона видела смешинки в его глазах. — Босс у вас только один… я так, просто временный заместитель. На том и договорились. Дмитрий со Вторым ушли заниматься физической подготовкой новых ребят. А Персефона осталась одна в зале Советов. Развернулась и еще раз оглядела помещение. В некоторых местах стоят стулья, а посредине большой стол с картами. Сзади нее была сцена, на которой так же находилось множество каких-то предметов. Она подошла поближе к столу, еще раз пробегая взглядом по главной карте. Карте базы. Ничего необычного не было, примерно то же самое она рисовала много столетий назад. Разве что, исключая то, что тут было много вещей, о которых тогда она знать не могла: реактор, отсек для машин и прочее. На базе всегда была не очень теплая температура. Прохладная. Но не такая, чтобы дрожать от холода или искать еще одежду. Такая, чтобы оставаться с холодной головой. И не расслабляться. Только в жилых комнатах была предусмотрела функция сделать потеплее или холоднее. Говоря о комнатах, она еще раз вгляделась в план базы. Энтони бы не стал делать свое личное помещение где-то очень далеко и где-то очень близко к другим людям. Проанализировав все ходы, выходы и размеры, Персефона очертила пальцем место, где могли бы быть его апартаменты. Ей было очень интересно посмотреть на них, пока есть время. Вдруг она найдет там что-то интересное? И это не было посягательством на его личное пространство. Они давно перестали делить вещи на свое или чужое. Они стали одним целым. — Пятница, ты тут? — о, она не сомневалась, что он бы оставил такую махину без своего надзора. — Вас что-то интересует, миссис Старк? — Где находятся апартаменты моего супруга? — Персефона мысленно посмеялась над тем, что было бы, если бы это услышал кто-то из людей. Ожидают ли они такого? Пятница высветила точку на карте. Однако на плане там была стена. Реальная стена. И находилась она прямо возле реактора. Не опасно ли так жить человеку? Пусть он и не совсем человек. Или же ему наоборот было хорошо там? Вот она и проверит. С легкой улыбкой на губах, она направилась туда. Вышла из зала Совета. Долго-долго шла по бесконечным коридорам и спускам вниз. Разумеется, чтобы дойти прямиком до реактора, ей потребовалось пройти множество различных проверок. Туда так просто не попадали обычные люди. Но у нее немного другой статус был. Ей было возможно все, как и Энтони. В пределах разумного, конечно. Пятница открывала перед ней все двери. И в прямом, и в переносном смысле. Даже палец не нужно было прикладывать, и обходить всяческие осмотры. Спустя полчаса, она оказалась почти у самого реактора. К апартаментам Энтони нельзя было дойти никак иначе, как кроме через реактор. И это оказалось очень сложно, пройти сквозь него. Он манил. И только оказавшись в плену его разноцветных вспышек, переливаний световых импульсов, она поняла, что это такое. Он был прекрасен. Завораживал своим строением и сложностью конструкции. Величиною всего лишь в метров двадцать, он давал энергию всей базе. Бесконечный источник. Она будто своими глазами видела то, как Энтони продумал его в своей голове. Каждый этап, начиная с простой схемы и заканчивая запуском. Это было удивительно. Реактор был словно живой сущностью. За ним можно было наблюдать часами. Персефона же выпала из реальности на минут пятнадцать. Он весь светился, озаряя пространство своим яркими лучами. Они словно то сходились, то расходились в танце, своими формами перенося энергию. Персефона только могла вздыхать, смотря на такое чудо. В ее времени о подобном даже никто помыслить не мог. А тут это было реальностью. Реальностью, в которой ей предстояло жить. В реакторе она видела отображение всей человеческой эволюции. Каждый его виток танца доносился до нее нежным отблеском энергии ее супруга. И именно это подгоняло ее идти дальше, не останавливаться. Тем более, что у нее была цель. Прикоснуться к жизни Энтони без нее. И с сожалением отходя от реактора, она поняла, почему ее Аид был подле него. Она обошла прочный сплав своеобразного стекла, доходя до той стенки, за которой должны были быть его апартаменты. Как только она подошла к ним, Пятница предупредила ее о том, чтобы она не пугалась. Бетонная на вид стена начала ощутимо трястись, в конце концов распластавшись в разные стороны, явив перед девушкой проход. Персефона с сомнением оглядела это все, ведь такой вход был очень непрактичным. Значит, был другой, более простой, но мудренее. Персефона ступила в проход. И уже через несколько секунд оглядывалась по сторонам в легком благоволении. Это же апартаменты ее дорогого супруга! Все было так необычно и так свойственно ему. Апартаменты были явно больше ее, и причины были понятны. Это не было каким-то особым местом, просто оно было явно спроектировано им, красиво и богато. Чувствовалось это в каждой детали интерьера. Все было в металлических тонах. Золотых, серебряных и белых. Это было довольно-таки не обычно, ведь Аид сам по себе не был очень светлым по природе. Но так или иначе, ему это подходило. Но ее интересовало не это. Интересовала ее только его душа. А она была в мастерской. Обойдя множество разных комнат с непонятно каким предназначением, Персефона все же нашла то, что нужно. Заходя в просторную комнату, что была залита мягкой красной подсветкой, она поняла, что это точно все делал он. Это все уже было действительно похоже на него. Девушка подошла поближе к столу, на котором лежало множество разных чертежей. Провела пальцем по аккуратному почерку Энтони, обводя каждую букву указательным пальцем. Обошла стол с другой стороны и уселась в его кресло. Помнится, он всегда любил и продолжает любить удобные кресла. И это тоже не было исключением. Мягкое, черное, кожаное. Только садишься в него, и сразу расслабляешься. Персефона вдохнула витавший в воздухе парфюм мужа. Прислонила нос к поверхности кресла и довольно улыбнулась. Все было ровно так, как она себе и представляла. Аккуратность, чистота и едва уловимый шлейф богатства. И еще тонкий слой пыли. Она почувствовала укор в своем сердце. После встречи с ней, наверно, ему еще не пришлось ночевать тут или разрабатывать что-то. Он всегда любил делать что-то такое, создавать новое, несмотря на то, что его сущность была противоположна этому. Владыка невидимого мира. А ведь он так изменился… удивительно. Персефона все думала о том, сколько всего они вместе прошли. Вспоминала его бережные прикосновения, тягучие поцелуи и спокойствие, что он излучал. И представить себе не могла, что он делал без нее все это время. Они были воздухом друг для друга. Ночной свежестью. Долгожданным отпуском. Всем, чем только пожелают. Она прикоснулась к раскрытой книге на столике. В ней Энтони четко и последовательно описывал каждый проходящий день. С затаенным дыханием читала частые, проникновенные записи о ней. О том, как он отзывался о ней. О их днях. И душой чувствовала, что отзывалась бы так же. Нежно, сокровенно, как об одной из самых дорогих ценностей. Этот дневник был сделан таким образом, что оставался обычной книгой для других, и принимал нужные формы и значения только для нее и для него. Он вел его практически с своего сотворения. Она все читала. Редкие записи были с сопровождением его энергии, и эта энергия трансформировалась в образы. Изредка в некоторые сценки. Во всех деяниях своего повелителя она ощущала его сущность. Сокровенные тайны. Персефона грустила. Она не хотела его отвлекать, но и в то же время отчаянно хотела, чтобы он был рядом. Такая вот дилемма. Она наклонилась, расстегивая обувь и забираясь в кресло с ногами. Это место дышало им. И что-то ей подсказывало, что скоро ему придется потесниться с ней. Уходить отсюда вообще не хотелось. Но она понимала, что заснет тут так или иначе. И что потом будет болеть тело. Так что взяв все свои силы в руки и вдохнув поближе, она на шатающихся ногах пошла к его спальне. Уже даже обувь было лень одевать обратно. Его спальня была почти во мраке, и только свет с коридора давал возможность разглядеть очертания кровати. Она была застеленной, все, как он любил. Порядок. И Персефона дала себе обещание, что застелит потом. Залезла под одеяло, уже оставаясь в нижнем белье. Счастливо улыбнулась. Как так получилось, что она в итоге сомкнула глаза, никто понять не смог. Даже Пятница. Просто в один момент мерный гул базы, ощущения, пережитые с реактором, стресс от дня и прохлада сыграли свою роль. Это было идеальным местом для сна. В его постели ей тепло, спокойно и очень уютно. Даже родная кровать никогда не была такой приятной. Он всегда любил комфортные и удобные вещи. Пусть постель играла роль скорее необходимой мебели, она все еще не могла отпустить людскую натуру. Она заснула с ощущением того, что он близко. Хоть руку протяни и коснись. Ей слышался его тихий смех на границе миров. Ощущалось его горячее дыхание на щеке. Персефоне кажутся совсем реальными ощущения его медленных поцелуев на плечах. Как только он умел целовать. В этих поцелуях была отражена глубина его чувств, ощущений и эмоций. Без какого-либо сексуального подтекста. Только нежность и романтичность. И это ей всегда казалось таким странным, что даже он (!), казалось бы, совсем противоположный от всего доброго оказался таким. Таким родным. Таким своим. Ей мерещится его ласковый голос, все переливы и отблески красоты. И снилось ей только самое хорошее. Только в конце сон стал сгущаться, становясь темнее и темнее. Пока в конце концов она не очнулась от настойчивой трели Старкфона на полу. Раз ей звонят, дело было реально плохо. Просыпаться было очень тяжело. И даже минимальная яркость на телефоне была подобна яркому солнцу. Ей потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Сидя на кровати, она вчитывалась много раз в текст. «Полная боевая готовность. На нашу территорию заехали чужие.» Пока до нее не дошло. Заехали чужие. Будут требовать отдать сейф. Или пытаться забрать его. А она спит тут лежит! Персефона в мгновение ока поднялась, заглянула в шкаф мужа. Хорошо, что у него было множество разной и технологичной одежды. Она надела то, в чем видела его в последний раз. Тот защищенный костюм. Пригладила волосы, зевая. Времени вообще не было. Вот прям вообще. Она снова бегом направилась к мастерской, фурией залетая в нее и судорожно одевая ботинки. В то время раздумывая, стоит брать сейф или оставить? Нет, однозначно брать с собой. Если доберутся до него, будет один тогда вариант, уничтожить реактор. Реактор повлечет за собой множество жизней. Пусть и чужих… чужих. Был только один вариант, забрать его и уничтожить. А уничтожить можно было только с помощью вещи, которую она спрятала заблаговременно в своих апартаментах. Это означало только одно. Дать указания своим и уничтожить сейф. Иначе никак. Не успеет спасти ни себя, ни людей, ни сейф. Сейф лежал именно там, где ей сказала Пятница. Благодарно ей кивнув, она, сжимая в своей руке сыворотку, бежала по направлению к верхнему этажу. У них было примерно пятнадцать минут, чтобы подготовиться. Из которых пять она потратила на то, чтобы собраться и выйти из нижнего этажа. Еще пять минут она потратила на то, чтобы добраться до верхнего этажа, используя все знакомые пути и ходы. Люди ходили спокойно. Несмотря на то, что атмосфера была очень накаленной, каждый четко знал, что нужно делать. Все брали оружие в руки, одевали на себя противогазы, защитные костюмы. Нужно быть готовым ко всему. Несмотря на то, что база была сама по себе очень защищена, они не знали степень информированности врага. Это и заставляло готовиться к худшему. Как только она дошла до своеобразного центра, все расположились так, чтобы видеть и слышать ее лицом. Продуманной речи не было. Но ей нужно было приободрить их. Она включила запись, что прислали ей люди с поверхности. — База, это Ветер! Состояние критическое. Их слишком много, они пришли подготовленными. У них новое оружие. Назад! — молодой по голосу парень говорил очень четко, несмотря на стрельбу, что слышалась в перерывах между его словами. Дело было дрянь. Персефона выключила запись и прочистила горло. — Похоже, пришло время, наступают со всех сторон, — она говорил четко и уверенно, несмотря на то, что положение было не ахти. Защищаться, безусловно, легче, чем наступать. Но они были под слоем земли. Как только они зайдут в базу, у ее людей будет преимущество, но все может резко измениться. Этого она и боялась, — не буду долго говорить, времени нет, — она уже чувствовала дрожание земли и ходьбу людей в нескольких метрах над ее головой, — я знаю, что каждый из вас профессионал своего дела. Сегодня мы в которых раз увидели истинное обличье врага. Но каждый из вас стоит десять, двадцать или даже тридцать этих… нелюдей! Вы готовили себя к этому. Ведь каждый из вас понимает справедливость этой борьбы… Вперед, люди, к бою! Все подхватили ее речь, крича: «К бою! К бою!». И она сама словно стала на место Аида. Поняла, что за таких людей стоит идти в самое пекло. Они стоили всего. И их семьи. Дмитрий отдавал четкие указания, крича кому и что нужно делать. Это были короткие, односложные приказы. Точные. Рациональные. Второй же руководил своей группой. Они двигались отдельно от других, по аналогии с лучниками, которые должны оставаться в тылу и помогать основной толпе таким образом. Остальные же подчинялись своим координаторам. Хаоса не было. Все двигались как муравьи, точно зная что нужно делать и как. В глазах некоторых она все же видела легкий оттенок паники. И Персефона отпускала свою силу, позволяя ей создавать спокойное поле. Паника действительно была ни к чему. Возможно, это не было совсем правильно, но ей просто по-человечески было жалко их. Что они даже сейчас испытывали бы панику. Но так или иначе, ей нужно было исполнить то, что нужно. Уничтожить сейф. Она резко сорвалась с места, обминая людей и держа направление в нужную сторону. Было тяжело контролировать дыхание. Очень тяжело. Да и Патриция была явно не олимпийским бегуном. Изредка приходилось делать редкие остановки, чтобы отдышаться. Персефона стояла, упершись руками в колени. Даже руки дрожали. И только осознание последствий, что могли появиться в случае захвата кейса чужими, заставлял бежать ее дальше. За спиной была полная катавасия. Благодаря своему слуху, ей слышались все выстрелы и все звуки падающих на землю тел. Она ощущала своим естеством надвигающуюся опасность, которая дышала ей своим могильным нутром. Чувствовала как за ней следуют по пятам. Этим нелюдям не нужны будут никакие другие люди, только она. Только кейс. Мир вокруг размывался, оставляя после себя лишь разноцветные полосы. Он кружился, вертелся, намереваясь сбить ее с ног. Но Персефона упрямо бежала, не обращая внимание уже ни на дыхание, ни на жар, который фантомно ощущался где-то на затворках сознания. И вот она видит долгожданные апартаменты. Бежит к двери, открывая ее трясущимися пальцами, чувствуя на своей шее горячие могильные поцелуи. Тело знобит, брыкается, не понимает что происходит. Пытается остановить ее, создавая препятствия. Но у него не получается. Персефона знает цель, и ее нужно выполнить любой ценой. Пусть тело буквально горит, ноги не держат, а воздуха и вовсе нет. Она потерпит ради тех, которые даже не осознают того, чего желают. Не понимают. Не ведают. Может быть, когда-то до них дойдет, что мир на самом деле намного более сложен и погружен в обман, чем они думали. А может и нет. Она припадает к полу, где среди плит спрятала нужную кнопку. Больно ударяется коленями, и ломает итак короткие ногти. Достает маленькую черную кнопку и внезапно чувствует. Чувства заполонили ее. Мир превратился в очередной калейдоскоп. Она чувствовала опасность уже не там где-то далеко, а рядом. Рядом, что означало возле нее. В апартаменты ворвались чужие, наставляя на нее свои прицелы. Сердце замерло, она была в необъятном шоке. «Когда они успели так быстро добраться до меня? Как я не почувствовала?» — это были мысли, которые крутились у нее в голове. Фатальная ошибка, которая стала роковой. В таком нельзя было ошибаться. А она это сделала. В который раз подведя Энтони. И за доли секунды она ощущает сначала тонкий шлейф ауры своего супруга, а потом уже видит его перед собой. Она видит злость в глазах этих нелюдей. Переводит взгляд на Аида, который смотрит ей в глаза. Он мягко улыбается, как будто они сейчас в его саду. Время замедляет свой ход. Как перед глазами у нее встает картинка циферблата и секундные стрелки возвращаются к жизни. Проходит еще одна. И именно она стала решающей. Он разворачивается к ним лицом. Наводит на них свою руку, обращая их в пепел. Но до этого звучит характерный хлопок от выстрела. Этот выстрел шумом отдается у нее в голове. Она видит неотвратимость летящего снаряда. Она чувствует как пуля вонзается в него. Он оседает на пол. И потом все закончилось. К Персефоне вернулись звуки окружающего мира. Она не имея возможности передвигать ногами или двигать руками, все же подползает к нему. Из нее как будто вырвали сердце. Эмоций никаких. Только простое осознание хрупкости человеческого тела. Она держит его в своих руках. Слышит, словно своим сердцем, как замедляется его. Он смотрит на нее своими до невозможности карими глазами. За секунды у него пролетает множество разных эмоций, но одна выделяется среди них — он спокоен. Даже сейчас, лежа у нее на коленях, он остается спокойным. Непоколебимо уверенным. На щеках застыли слезы. Глаза никак не могут сфокусироваться. Хрипы, что вырываются у него из груди оставляют рваные раны на ее сердце. И собирая последние силы, Аид говорит: — Читай… читай, читай про виденье Навуходоносора. Найди вторую книгу Еноха. Мы — последние. Его руки непривычно холодные. Она снова смотрит ему в глаза. Застывшие. Стеклянные. Безэмоциональные. Она подносит его крепкую ладонь к своему лицу, оставляя легкий поцелуй на грубой коже. Закрывает глаза, безмолвно плача. У нее ничего не болит. Только какая-то огромная дыра в душе размером во вселенную. А еще она не чувствует никакого страха. Все самое страшное уже случилось. И когда она распахивает глаза, не чувствуя тяжести на коленях, она ощущает только улетающий пепел. Тело, лишенное божественного духа, растворяется во многоединстве естества. Уже на автомате прислоняет кнопку к кейсу. Нажимает. Как-то издалека слышит как уничтожается труд многих лет. И не чувствует ничего. Только холодное осознание реальности. Даже Патриция глубоко внутри находится в оцепенении. Молчит. Не знает что делать, как реагировать. Просто отрешенно сидит на полу. Сидит так очень долго. Пока не приходит Второй. Сообщает, что все уже закончилось. Чужие отступили. Причина их нападения была уничтожена. Какой ценой... ценой всего. Если бы она знала к чему приведет ее дело, она бы никогда не принялась создавать эту сыворотку. Никогда. Но тогда бы не встретила Мишель, и Энтони. Все было таким сказочным. Четкий замысел прослеживался во всем. Но мыслей никаких не было. Было только горестное послевкусие. Осознание быстротечности жизни. Второй говорит, что увидел все по камерам. Закрыл доступ к этому файлу для всех, кроме знающих. Персефона была ему благодарна. Не к чему людям была эта информация. Слишком большая ответственность. Мужчина только поднимает ее на ноги. Девушка слегка склоняет свою голову налево, смотря прямо на него. Он обнимает ее как свою родную дочь. Шепчет утешающие слова. Но они словно проходят сквозь нее. После такого помогать людям очень тяжело. Даже несмотря на то, что они не виноваты. Может быть, только косвенно. Они стоят так некоторое время. Персефона будто была далеко-далеко от сюда. Ее звало царство Аида. Хотелось вернуться туда. Но она не могла. Ее держал этот мир. Долг, который нужно отработать. Помочь людям проснуться. Это осознание вернуло ее обратно в тело. - Нужно как-то... как-то объяснить людям, - на грани шепота и тишины она выдавливала из себя эти слова, пытаясь собраться с силами, - но как?... - Придумаем. Аид должен был все просчитать. В голове закрутились шестеренки. Это же ее Аид... ее дорогой супруг. Он всегда смотрел наперед. Совершенно без каких либо эмоций, каменным голосом она задала вопрос Пятнице. Второй удивился, но не подал виду. Мало ли что еще есть в мире. Удивляться всему? Хотя все таки какой технологический прогресс... Пятница ответила. Появилась бесшумно, как и всегда, голограммой показала обращение Энтони. И Персефона не смогла не попытаться прикоснуться к нему. И только с обидой глубоко в душе она отдернула пальцы назад, когда те прошли сквозь голограмму. Он действительно все предугадал. Каждый свой шаг и каждую реакцию. Оставил своеобразное напутственное слово в своем стиле. Непоколебимый, уверенный. Одним словом - Энтони. Пустота. Таким словом Персефона бы описала то, что творилось у нее на душе. Она только обрела вновь когда-то утраченное счастье, и вновь лишилась его. И в этом была ее вина. Как будто кто-то крутил у нее перед глазами пленку с кадрами. Именно так она каждый раз снова и снова прокручивала в голове последние слова Энтони, его бледный лик и холодность тела. Еще больнее становилось от осознание того, что он все знал. Знал, что все закончится именно так. Когда он размышлял об этом в своей голове... чувствовал ли обреченность, страх и свое собственное бессилие? Думать об этом было очень больно. Он умер как настоящий мужчина. Твердо смотря в лица своих нападавших, и в его глазах не было свойственной людям неуверенности или страха. Но это не отменяло того факта, что теперь она снова будет одна. Одна в этом безумном человеческом мире. Смерть всегда обходила ее стороной. Держалась на расстоянии, унося жизни других, незнакомых людей. А теперь это коснулось ее. Персефона стояла среди других членов уже полу-разрушенной базы. Нужно было восстанавливать ее, добавлять что-то новое и продолжать начатое. Теперь уже без Энтони. Без его молчаливой поддержки за спиной. И другие люди понимали это. Несмотря на то, что сегодня многие лишились друзей и семьи, пребывая в каком-то смятении... все же, увидев еще раз Энтони, пусть и с такими новостями они воспрянули духом. Это не убрало чувства безусловной жалости и трагедии, но по крайней мере, они четко знали то, что произошло. Некоторые люди, расходясь, хлопали ее по плечу. Другие только ободряюще улыбались ей, даже не смотря на то, что время было далеко не самое радостное. Все помнили то, что для них сделал этот мужчина. Помнили и не собирались забывать. Через их глаза, она видела их души, что прямо кричали ей: "Ты не виновата". Если бы они знали все, говорили бы так же? Может быть. Чудесным образом она не потеряла веру людей в себя, и еще более чудеснейшим оказалось то, что люди полностью приняли ее. Ранее еще проскальзывали какие-то непонятные эмоции от них, но сейчас все сложилось в единую мелодию. По легенде, сочиненной Старком, он умер в следствии того, как пытался выследить и убить одного заигравшегося бога. Для людей это был один из тех, кого считают нелюдью. Суть то не менялась. Как не назовешь их, суть не меняется. Пришельцы, красные, бесы, боги. Все вертится примерно в одном. У нее было время пожить спокойно. Без тяжелого осознания реальности. Пришло время просыпаться и брать свою жизнь в свои руки. Перестать доверять всем. Перепроверять. Относиться ко всему с настороженностью. Иначе снова перестанешь право называться человеком. Будешь овечкой, которую кто-то куда-то ведет с какой-то целью. На его несуществующих похоронах она старалась держаться ровно. Одетая в черное, мрачное платье, она как будто хотела слиться с землей. Мишель стояла совсем рядом, такая же молчаливо-бледная с покрасневшими глазами. Сюда пришли те, кто захотел. И их оказалось не мало. Каждый видел в Энтони что-то свое, и для каждого его смерть воспринималась по своему. Некоторые видели в этом начало чего-то нового, пусть и обретенного такой ценой. Другие же оплакивали свою опору, поддержку, да и просто замечательного человека. Ее глаза смотрели куда-то в пустоту. И так оставалось до тех пор, пока она не обратила внимание на опускавшийся гроб. Она с трудом прикоснулась своей холодной ладонью к твердой поверхности темного дерева. Пусть там и не было его тела, символизм этого процесса все еще очень больно резал душу. Персефона не была сломана. Это было очень сложно объяснить. Мягкое осознание человеческой смертности, каждого момента жизни. И вместе с этим тяжелое осознание того, что все имеет свойство заканчиваться. Пусть так и думала только Патриция, Персефона не могла ей сейчас никак возразить. На кладбище она была только физически, не узнавая ничьих лиц. Отвечала с трудом людям заученные слова, от них не испытывая никаких эмоций. Персефона с какой-то обреченностью размышляла о том, насколько ли вообще правильным было то, что она раньше делала. Была ли та жизнь - жизнью, в полном ее понимании? Скорее, она была отголоском этой жизни. Каким-то своеобразным этапом. Подготовке к чему-то большему. И самым горестным было то, что она помнила. Помнила каким счастьем была наполнена их жизнь вне человеческого общества. Аид улыбается краешком губ, и в его глазах она видит свое отражение. Они после долгой разлуки лежат на бесконечном поле, усеянном разноцветными цветами. Их аромат оседает где-то укромным счастьем на границе их легких. Лежат близко друг ко другу. Но в тоже время едва касаются друг друга ладонями. На ней легкой тканью перекатывается небесно-белое платье, в то время как на нем привычные темные одеяния. Несмотря на это, в окружении этого красочного мира он кажется на своем месте. Она видит в тонких крыльях бабочки отражение деяний ее Владыки. Чувствует своим телом как мир перекликается с их силами, гармонируя в своей милозвучной песне. Аид аккуратно тянет свои мраморные руки к ней, ласково прислоняя ее к себе. Смотрит ей прямо в глаза, и его глаза светятся трепетной любовью. Одной ладонью он прислоняется к ее лбу, убирая мешающие золотистые пряди. В его бережных объятьях она находит свое успокоение. Дышит глубоко-глубоко. Пытается надышаться им, растворяясь в его величии. Из плена ее воспоминаний ее выдирает звук стука дорогого дерева об хладную поверхность земли. Она смотрит на это все и будто и не смотрит. Все проходит мимо нее. Воспоминаниями она там, с Аидом, еще до создания времени. Персефона грациозной кошкой подходит к грузной фигуре Аида, стоящего на краю своего балкона. Она обвивает его тело своими холодными руками, ей хочется прижаться к нему еще ближе. Стать единым целым. Разделить его боль, его мысли и его ощущения. И она аккуратно заглядывает в его лицо, и пристально вглядывается в черты его лица. Он привычно немногословен, мрачен и зол. Думы его тяжелы и безрадостны. И только присутствие за спиной его дорогой супруги разгоняет скопившуюся тьму. Отгоняет далеко-далеко. Они стоят так долго, думая о своем. И только ветер времен, легким шепотом обволакивающий их напоминает им о ходе жизни. Аид слегка отстраняется, позволяя ей стать впереди него. Заключает в трепетный кокон своих сладостных объятий. Согревает ее теплом своего разгоряченного тела. Передает ей толику своих ощущений, зная, что она не против. И ему становится легче. Вместе они все преодолеют. Мишель уходит, оставляя после себя едва заметные следы на земле. А Персефона не может найти в себе силы уйти. Что-то намертво приросло к земле. Рыхлая земля только служит ей подтверждением. Служит ей подтверждением того, что она еще жива. И это осознание какой-то фантомной болью пронзает ее тело. Пусть все нутро так и кричит, изнемогая от боли, что пора все прекратить, сдаться и уйти с поля боя... она не поступит так. Не имеет права. И кем бы она тогда была? Очередной овечкой. А нужно принимать другой облик. Облик лисицы в шкуре льва. Она никому не покажет внутренней боли, потому что ее нет. Есть только горестное послевкусие. Смерть воспринимается иначе за столько тысячелетий. Только Патриция кричит ей о том, что пора все оставить. И Персефона уничтожает ее. Без тени сомнения. Без единой эмоции. Патриции больше не существует. Существует только обновленная Персефона. Она приходит на его могилу каждые несколько месяцев. Ничего не меняется, за исключением времен года. Все такая же послевкусие и тяжелые мысли. Но она продолжает упорно возвращаться, ждать, надеяться и верить. И только спустя несколько лет до нее приходит сначала блеклое, но все же осознание, что Аид жив. Он бог. Бессмертный владыка невидимого мира. Как только Цербер приносит ей весть о том, что почувствовал копошение энергии в их месте, ее глаза загораются надеждой.