Meet Cute (these dorks)

Большой зал в Тяньти был полон гнетущей, почти нервной энергией. За главным столом села делегация из Тяньти: настоятельница и старейшины. Напротив них, по другую сторону зала, сидели делегации многих других школ, спокойно ожидая начала расследования. На подиуме почти в центре комнаты, немного впереди других школ и лицом к делегации Тяньти, стоял глава пика Цинцзин от Цанцюн, а сама их делегация — немного в стороне. Другие школы с любопытством смотрели на стоящего среди них человека в веймао, чье лицо скрывала длинная вуаль. Цанцюн заявили, что приведут человека, обеспокоенного судьбой женщины, Цинь Цзюйди, имя которой упоминалось в письме Тяньти. Поскольку школы обычно не состоят из одних только глупцов, то все понимали что тот, кто понял, что значит это и все остальные имена, несомненно имел отношение к Тяньти. Неужели этот человек под вуалью… Святая? — Есть два вопроса, на которые Цанцюн просит ответить храм Тяньти, — сказал глава пика Шэнь, его четкий, ясный голос разносился по залу. — Первый вопрос касается отношения школы Тяньти к их собственным членам. Возможно, это только слухи, но у Цанцюн есть основания полагать, что ситуация может быть близка к пределам темных методов совершенствования. Естественно, мы надеемся получить более обнадеживающий ответ, опровергающий такое обвинение, однако мы также выступаем против обращения, которое может считаться оскорбительным, особенно в отношении человека, который обратил на это наше внимание. Шэнь Цинцю элегантно указал на человека в веймао. — Что касается второго вопроса… — Как вы смеете думать, что имеете право критиковать, как мы относимся к нашей Святой! — крикнула одна из старейшин Тяньти, вскочив и хлопнув рукой по столу. — Смею говорить, — холодно сказал Шэнь Цинцю, — потому что эта критика распространяется и на обращение с Шэнь Юанем, давно потерянным братом этого Шэнь Цинцю. На мгновение воцарилась тишина, во время которой Шэнь Юань снял веймао, а затем раздались потрясенные шепотки. В конце концов, они были слишком похожи, почти идентичны. Единственная разница заключалась в том, что черты лица Шэнь Цинцю делали его холодным и элегантным, в то время как черты лица Шэнь Юаня были нежными и изящными. К тому же, Шэнь Юань, которого предположительно называли Святой, явно был мужчиной. Делегации других школ, особенно главы школ Чжаохуа и Тяньи, нахмурились, внимательно наблюдая за реакцией делегации Тяньти и гадая, что задумал Цанцюн. Главная настоятельница и старейшины Тяньти на мгновение замерли, возможно, шокированные тем, что их Святая была братом главы пика Цинцзин, но они быстро оправились. — Конечно, глава пика Шэнь шутит. Вы утверждаете, что этот мужчина — наша Святая, или Цанцюн просто хотят выставить себя дураками? — вопросила настоятельница, но ее слова… казались немного странными. Шэнь Цинцю не стал отвечать, просто посмотрел на Шэнь Юаня, который ответил: — Этот Шэнь Юань тоже считает такое дело нелепым, — мягко сказал он, — и испытывает облегчение от того, что храм Тяньти осознал, что этот скромный человек не должен иметь к ним никакого отношения. — Действительно, этот Шэнь Цинцю тоже почувствовал облегчение. Теперь, когда мы представили истца, и Тяньти подтвердили, что он не имеет к ним никакого отношения, Лю-шиди, пожалуйста, проводи моего брата обратно в Цанцюн. Немедленно. — Стойте! Недоумение окружающих по поводу того, как Цанцюн легко отступил, вскоре сменилось подозрением при восклицании главной настоятельницы. Также было невозможно не заметить, как многие старшие монахини крепко держались за края стола, когда они с тревогой подались вперед. — Что такое? — мягко спросил Шэнь Цинцю. — Я ведь не ошибаюсь, вы заявили, что Шэнь Юань не имеет отношения к Тяньти, и что утверждения Цанцюн об обращении с вашими членами ложны? Мы, Цанцюн, не боимся признавать свои ошибки, однако, поскольку вы говорили об одном вопросе, было бы лучше, если бы мы закрыли его и перешли к следующему. Старшая настоятельница нахмурилась. — Тот, кто осмелится называть себя Святой, должен быть отдан под стражу Тяньти для наказания. Бровь Шэнь Цинцю дернулась от раздражения, но прежде чем он смог заговорить… — Этот не осмеливается носить имя Святой Тяньти, — раздражительно сказал Шэнь Юань, явно подчеркивая слово Тяньти, чтобы все могли слышать. — Это Тяньти первыми назвали этого человека Святой, не обращая внимания на его собственные пожелания по этому поводу. — Этот практикующий слишком много думает о себе! — воскликнула одна из монахинь Тяньти, явно не верившая, что Шэнь Юань был Святой. — Как Святая может быть мужчиной? Этот человек явно не имеет отношения к Тяньти! — Разве это не странно? Делегация Цанцюн не сказала ни слова о том, что Шэнь Юань является Святой Тяньти, — усмехнулся представитель Хуанхуа, обрадовавшись шокированному и смущенному взгляду делегации Тяньти в ответ на его слова. — Поскольку Шэнь Юань не имеет отношения к храму Тяньти и даже сам опровергает это, Тяньти не вправе назначать наказание за преступление, которое не было совершено, — строго сказал великий мастер Чжаохуа У Чэнь. — Кроме того, в своем запросе о расследовании Цанцюн написали, что они были в компании заклинателя, который был обеспокоен безопасностью Цинь Цзюйди. — В самом деле, хотя эта мастер может ошибаться, но, кажется, что сами Тяньти принимают Шэнь Юаня за Святую, несмотря на его собственные возражения. Мне трудно поверить в позицию Тяньти, если только… — прищурилась настоятельница вершины Тяньи, Хуан Биюй. На мгновение воцарилось молчание, и, поскольку некоторые из делегации Тяньти выглядели возмущенно, а остальные чувствовали себя неловко, другим школам было трудно понять, что правда. — …Чего ты ждешь, Лю-шиди? Поскольку А-Юань не имеет отношения к Тяньти, ты должен поспешить и отвести его к Цанцюн, — внезапно сказал Шэнь Цинцю, нарушая тишину почти насмешливым тоном. — Летите на мече. Со скоростью Лю-шиди, вы вернетесь в Цанцюн до конца дня. Лю Цингэ положил руку на талию Шэнь Юаня, готовый проводить его, но, наконец, заговорила главная настоятельница. — Это возможно… чтобы Святая… родилась мужчиной, — сказала она сквозь стиснутые зубы. Она знала, что никто не сможет догнать Бога Войны Байчжаня, если тот полетит на мече со всей скоростью. И штурмовать Цанцюн, чтобы похитить Святую обратно? Можно просто прямо сейчас покончить жизнь самоубийством. Похоже, с самого начала они играли на руку главе пика Цинцзин, с того момента, как рискнули согласиться на это расследование! Игнорируя восклицания и вопросы других школ, требовательно спрашивающих, почему Тяньти скрывает пол Святой, главная настоятельница попыталась восстановить контроль над ситуацией. — Однако… даже если Святая может быть мужчиной, точно ли, что этот Шэнь Юань — Святая? И даже если так, действительно ли он брат главы пика Шэня? Главы Чжаохуа и Тяньи потеряли дар речи от дерзости главной настоятельницы. Теперь, когда дело зашло так далеко, кого она пытается убедить? Беглый взгляд на остальную часть делегации Тяньти ответил на вопрос. Что такое? Остальные монахини… понятия не имели об этом? Если уж на то пошло, никто из них, даже главная настоятельница, не отреагировал на внешность главы пика Цинцзин, но он и, вероятно, Святая Шэнь Юань были практически близнецами. Похоже, что Цанцюн говорит правду, хотя бы в части своих обвинений, касающейся «сокрытия информации». Теперь, правда ли эта ограниченная информация, вызывающая «манипуляции с целью заставить своих учеников давать клятвы без их понимания»… — Независимо от того, является ли Шэнь Юань Святой, он, несомненно, — мой брат, — холодно заявил Шэнь Цинцю. —… Значит, вы утверждаете, что Святая — ваш брат? — спросила старейшина Тяньти с легкой усмешкой на красивом лице. — Однако Святая Тяньти была всего лишь рабским отродьем, проданным храму пятнадцать лет назад. Разве глава пика Шэнь в таком случае не подразумевает, что он сам имеет столь низкое происхождение? Раб…? По привычке Лю Цингэ сохранял бесстрастное лицо, но в его мыслях царила суматоха. Шэнь Юань был…? Не то чтобы Лю Цингэ заботил статус бывшего раба. Во-первых, со стороны совершенствующихся глупо утверждать, что они отделяют себя от общества смертных, когда они проделывают такие нелепые трюки. Заклинатель не должен заботиться о том, кем родился, когда все, что имело значение теперь, — это то, кем он стал. Но это все же было немного… очень удивительно услышать, что Шэнь Цинцю, любящий выпендриваться, которого принимали за второго сына благородной семьи, на самом деле мог быть рабом. Лю Цингэ… стало немного стыдно за слухи, которые он, возможно, распускал в дни их ученичества. … Стоп. Если двое Шэней были рабами, то Чжанмэнь-шисюн, сам Юэ Цинъюань был… Лю Цингэ покрылся холодным потом. Самому Цанцюн, вероятно, все равно, но они никогда не допустят, чтобы эта новость просочилась наружу. Идиоты всегда любили устраивать шумиху из-за самых глупых вещей, и Лю Цингэ не собирался давать дуракам ни шанса. К счастью, только главы пиков знали, что у Чжанмэнь-шисюна были более близкие отношения с Шэнь Юанем, чем просто зять и шурин, так что нет шанса, что это просочится. Но… Лю Цингэ украдкой взглянул на других глав пиков. Конечно, Ци Цинци выглядела расслабленной, а Му Цинфан всегда держал лицо совершенно бесстрастным, но Лю Цингэ был поражен, увидев, что даже Шан Цинхуа не выглядел хоть сколько-то удивленным. Он уже знал…? Тем не менее, он с облегчением увидел, что все присутствующие главы пиков Цанцюн объединились, чтобы сделать вид, что Юэ Цинъюань не имеет никакого отношения к этому разговору и что происхождение Шэнь Цинцю их не удивило. Единственный вопрос теперь… как Шэнь Цинцю, этот человек, олицетворявший саму гордость, собирался справиться с этой явно злонамеренной попыткой оклеветать его репутацию? — О, чтобы храм Тяньти смотрел свысока на того, кого Небеса сочли достойным. Это почти заставляет меня думать, что Святая не занимает такого важного места в вашей школе, — отозвался Шэнь Цинцю, его чистый, ровный голос даже не дрогнул. — Мне действительно повезло, что Цанцюн ценит способности и умения выше смертной родословной, которая не имеет значения для бессмертных. …Конечно. Лю Цингэ забыл. У этого человека может быть гордость, которая соперничает с Небесами, но Шэнь Цинцю всегда быстро бросал свою гордость на землю, чтобы защитить тех, кто ему действительно небезразличен. Старейшина Тяньти скрипнула зубами. — Как ты смеешь!.. — Называть любимое дитя Небес, вашу собственную Святую, которую вы поклялись защищать, рабским отродьем? Не вижу, как это можно интерпретировать как-то иначе? — сказал Шэнь Цинцю, небрежно взмахнув веером. — Ну, мы оба понимаем, что домыслы бесполезны. Мы уже сделали анализ крови в Цанцюн. Если вы сомневаетесь в проверке, проведенной нашим пиком Цянцяо, мы более чем готовы провести испытания перед всеми собравшимися. Независимо от того, сколько раз вам понадобится это сделать. Хуанхуа, Чжаохуа и Тяньи даже могут провести собственные проверки. Вся делегация Тяньти задрожала от ярости. Или, по крайней мере, те, кто знал, что Шэнь Юань, без сомнения, был Святой. Остальные просто сидели и излучали неуверенность. Честно говоря, Хуанхуа, Чжаохуа и Тяньи не думали, что им нужно делать анализ крови. Результат очевиден с первого взгляда! Даже этот острый язык, хотя у Шэнь Юаня он был не таким ядовитым, определенно был семейным! Но какая хлопотная ситуация. Прежде всего, Тяньти отказываются признавать Шэнь Юаня Святой, и все же они продолжают обращаться к нему, как если бы он был Святой. Это действительно совершенно новый уровень отказа от сотрудничества со стороны Тяньти, что затрудняет продолжение разговора. Во-вторых, даже если они проигнорируют тот факт, что Тяньти явно вели себя нечестно во… многих вещах, было бы трудно однозначно сказать, кто должен опекать Шэнь Юаня. Если тот действительно Святая, они бы, конечно, сказали, что Тяньти имеет право забрать его обратно, чтобы защитить. Тем не менее, он также был родственником главы пика Цанцюн, у которого есть жалобы на плохое обращение со стороны Тяньти. Не говоря уже о том, что Тяньти никому не нравились. Нетрудно было догадаться, что у других школ сложилось о них плохое впечатление, и они предпочли встать на сторону Цанцюн. Однако, хотя Цанцюн явно хотели продемонстрировать свои отношения с Шэнь Юанем перед другими школами, в их глазах этот вопрос в основном представляет собой сражение между Цанцюн и Тяньти. На самом деле, их мнения даже не могли повлиять на результат. Вернее, их присутствие не имело значения для какого-либо решения. Во всяком случае, все остальные школы собрались из-за второго вопроса. Великий мастер У Чэнь откашлялся. — Поскольку храм Тяньти, похоже, не хочет четко выражать свою позицию по первому вопросу, возможно, нам следует перейти ко второму, — сказал он. В зале внезапно воцарилось странное настроение, когда среди делегации Тяньти начал распространяться уродливый ропот, и казалось, что среди них стало накапливаться темное напряжение. —… А что это за второе дело? Что Цанцюн или любая другая школа могут сказать о клятвах Тяньти? Конечно, вы не ожидаете, что мы раскроем подробности наших клятв, — сказала главная настоятельница, спокойно сложив руки и кладя их на стол, игнорируя других монахинь. Шэнь Цинцю прищурился. Здесь началась настоящая битва. — Естественно, клятва Небесам должна быть священной, — сказал он, — однако, чтобы понять, как вы относитесь к своей Святой, кем бы она ни была, возможно, вы захотите развеять наши опасения. Главная настоятельница спокойно посмотрела прямо на него. — Что насчет наших клятв? — спросила она. — Какой ответ вы хотите получить? При этом другие монахини Тяньти возмутились. — Главная настоятельница! Как можно позволить посторонним подвергнуть сомнению наши клятвы!? — Главная настоятельница! Как вы смеете, неужели у вас совсем нет стыда?! Один за другим раздавались осуждающие голоса делегации Тяньти в адрес главы их храма, из-за чего другие школы в замешательстве переглядывались. Шэнь Цинцю нахмурился. Как бы ему ни хотелось думать, что ему просто кажется, у него было плохое предчувствие. Видимо, то же самое чувствовала и настоятельница. — Достаточно! — рявкнула она, пристально глядя на своих монахинь. — Если наше отношение к Святой и наша преданность Небесам ставятся под сомнение, нам просто нужно показать, что мы безупречны! Некоторые монахини, казалось, согласились с ней, другие пытались прожечь в ней дыру взглядом, остальные и вовсе не понимали, что происходит. Внезапно монахиня с ярко-пурпурными глазами и длинными волосами, собранными в два хвоста на затылке, встала и агрессивно повернулась к главной настоятельнице, полностью игнорируя удивление со стороны других школ. Шэнь Юань и Шан Цинхуа внезапно сели немного прямее, сузили глаза и осторожно посмотрели на монахиню. Было в ней что-то…? При их неестественном внимании Лю Цингэ также насторожился, его мускулы напряглись, когда он смотрел драму, разворачивающуюся перед ними. — Так это ваш ответ, главная настоятельница? Предать Храм и Небеса, отвечая посторонним? — потребовала она. Главная настоятельница недовольно наморщила лоб. — Я не из тех, кто рассказывает о наших проблемах другим, — отрезала она, явно пытаясь прекратить этот разговор, но женщина с пурпурными глазами запрокинула голову и засмеялась. — Разве не лучше, если у нас есть аудитория? — усмехнулась она. — Которая станет свидетелем новой эры Тяньти? Внезапно вооруженные монахини Тяньти вскочили со своих мест, а другие — хлынули из коридора.