Meet Cute (these dorks)

Настоятель У Ван вздохнул. Обвинения Цанцюн в отношении храма Тяньти нельзя было игнорировать. Гора Цанцюн, храм Чжаохуа, вершина Тяньи, дворец Хуанхуа, а также некоторые малые школы отправили свои делегации в город Тяньти для проведения расследования. Одновременно представители четырех основных школ незаметно встретились в другом месте, чтобы обсудить изменение политического климата, которое может произойти после завершения расследования. Независимо от того, окажутся ли обвинения Цанцюн правдой или ложью, или принесет ли расследование хоть какие-то результаты, а вина Тяньти или ее отсутствие окажутся неубедительны, нет никаких сомнений в том, что последствия будут. У Ван, настоятель храма Чжаохуа, и Хуан Биюй, настоятельница вершины Тяньи, приехали к Тяньти, чтобы самим наблюдать за расследованием. Естественно, как главы, они должны были наблюдать и руководить расследованием, прежде чем вовлекать свои школы в то или иное действие. Великий мастер Чжаохуа, У Чэнь прибыл на собрание четырех основных школ в качестве представителя, и Тяньи также послали другого представителя, но от Цанцюн и Хуанхуа прибыли главы школ. Рассуждая логически, У Чэнь понимал, почему глава Юэ Цинъюань из Цанцюн оказался здесь, а не в Тяньти. В конце концов, именно Цанцюн выдвинул обвинения, и для них было бы абсурдом требовать расследования, если бы глава школы Юэ еще не был убежден в виновности Тяньти. Но то, что Лао Гунчжу тоже присутствовал на этой встрече вместо того, чтобы присоединиться к расследованию… означало ли это, что Хуанхуа уже принял решение, независимо от того, какие обвинения или доказательства были выдвинуты? У Чэнь уже не в первый раз чувствовал себя неуютно из-за того, что Хуанхуа пренебрегает доказательствами и законными процедурами. Особенно, если учесть, что Хуанхуа были школой, под которой находилась знаменитая Водная тюрьма. …И, конечно же, Хуанхуа доставляли больше всего трудностей в этом разговоре. Как всегда, Цанцюн привела изящный аргумент, готовая обсудить не только то, что произошло бы, если бы они были правы, но также и то, что было бы, если бы они были неправы. Школа Цанцюн всегда являлась идеальным изображением нейтральной стороны, и кажется, что это останется так, даже если они будут одним из истцов. Дворец Хуанхуа, однако, всегда был более сосредоточен на том, что мог бы извлечь из ситуации. Они спорили о стимуле участвовать в этом расследовании более часа, и У Чэню захотелось выколоть себе глаза. Расследование начнется буквально через несколько дней! Вы уже отправили людей! Почему это обсуждается?! — Что гарантирует нам, что нас не просто втягивают в личные дела Цанцюн? — усмехнулся Лао Гунчжу. — Что Цанцюн не искажают информацию, чтобы использовать нас в своих интересах? Представитель Тяньи не закатила глаза, но это едва-едва. — Разве не поэтому глава школы Юэ обсуждает возможность ошибочности обвинений? — спросила она. — Вопрос не в том, правы или нет Цанцюн, — парировал Лао Гунчжу. — Дело в том, чтобы они не использовали нас в своих интересах. Я считаю, что для нас справедливо получить компенсацию за нашу помощь. — Однако это касается не только Цанцюн, — вздохнула представительница Тяньи, потирая висок, — поэтому я не хочу говорить, что Цанцюн должны нести на себе все бремя этой проблемы. У Чэнь кивнул. — Если мы скажем, что тот, кто обнаружил проблемный вопрос, должен нести всю ответственность за такие вопросы, это может привести к тревожному прецеденту. Лао Гунчжу усмехнулся: — Значит, вы говорите, что четыре основные школы должны быть причастны к любым мелочам, которые предстают перед нами, и не ожидать компенсации за потраченное впустую время? — Потраченного!.. Мы обсуждаем предотвращение Небесного бедствия! — Представительница Тяньи выглядела так, будто она была всего в одном шаге от того, чтобы начать выдирать себе волосы. У Чэнь, если честно, был с ней согласен. — Лао Гунчжу с таким пылом преследовал Тяньлан-цзюня ради безопасности Царства людей в прошлом. Конечно, он останется не менее бдительным против других бед, угрожающих Царству людей, — сказал Юэ Цинъюань мягким и приятным голосом, как будто он просто констатировал погоду. Затем он усмехнулся и покачал головой. — Не стоит расслабляться, — сказал он, — небольшие царапины могут превратиться в смертельную рану. Имеет ли в виду глава школы Юэ, что дворец Хуанхуа, казалось, небрежно удерживал демонов от преследований смертных на своей территории? Или… «царапины», о которых он говорил, были пятнами на репутации Хуанхуа? Напоминание о том, что Цанцюн, по крайней мере, в курсе о действиях Хуанхуа? Каких действиях? Кто знает. Но это действительно напомнило всем присутствующим, что дворец Хуанхуа бросил их в войну против Царства демонов только потому, что они хотели помочь справиться с пренебрежением Тяньлан-цзюня к одной из их учениц. И, конечно, компенсации за это никто не получил. Хотя Хуанхуа была самой богатой школой в Царстве людей. Этим заявлением глава школы Юэ окончательно положил конец спору. Настоятель У Чэнь вздрогнул. Среди глав четырех великих школ Юэ Цинъюань был самым молодым. Но при этом У Чэнь считает его самым страшным. Лао Гунчжу, безусловно, был достаточно мстителен, если его задеть, но во время войны Юэ Цинъюань боролся с Тяньлан-цзюнем практически в одиночку, чтобы монахини Тяньи и настоятели Чжаохуа смогли завершить круг запечатывания. И после этого, израненный и избитый, он все еще стоял на поле боя, в одиночку отбиваясь от половины вторгшейся армии демонов. И все же Юэ Цинъюань никогда не использовал эту силу в ссорах между школами. Ему никогда не приходилось обнажать меч, когда его слова были достаточно разрушительными, чтобы повергнуть его противников в страх и трепет. Точно так же, как сейчас, когда Лао Гунчжу трясся от подавляемой ярости, но явно не мог опровергнуть слова главы школы Юэ. У Чэнь не осмелился предположить, почему Лао Гунчжу чувствовал себя настолько виноватым, что не мог говорить, было ли это из-за халатности Хуанхуа или чего-то еще, о чем он действительно не хотел знать. Все, что он знал, это то, что он был рад, что Цанцюн и Чжаохуа были в хороших отношениях друг с другом. *** Шэнь Цинцю был очень раздосадован. По дороге в город Тяньти его глупый младший брат и этот идиот с Байчжаня вели себя друг с другом просто нелепо. Невозможность встретиться взглядами, неловкое молчание, прерывающее их разговоры, нервозность при малейшем прикосновении… Как бы ему ни хотелось думать, что это означало, что эти двое наконец разбежались, Шэнь Цинцю даже не мог заставить себя поверить в это. Что случилось и где?! Как!? Шэнь Цинцю был в ярости из-за того, что что-то явно произошло там, где он не мог этого видеть, за его спиной! Что еще хуже, так это то, что крыса Шан Цинхуа всегда был на грани смеха на протяжении всего путешествия, всякий раз, когда он смотрел на них двоих. О, эта крыса знает, что случилось. Он точно знает, и Шэнь Цинцю вытрясет из него информацию, как только у него появится свободное время. К сожалению, из-за всего этого бардака с Тяньти он этого сделать не может и, к сожалению, по той же причине не может просто разделить Шэнь Юаня и Лю Цингэ. Чем ближе они приближаются к городу, тем под большей угрозой находится жизнь его драгоценного А-Юаня, и что бы он ни чувствовал по поводу Лю Цингэ, то, что Бог войны Байчжаня защищает А-Юаня… обнадеживает. Невольно. Шэнь Цинцю раздраженно бормочет себе под нос, наблюдая, как эти два идиота неловко сидят рядом напротив него в карете. Делегация, которую Цанцюн отправили к Тяньти, состояла из него самого, Шэнь Юаня и Лю Цингэ, Шан Цинхуа, чтобы справиться с любыми последствиями, и Ци Цинци в качестве свидетеля. А также Му Цинфана. Его Цинъюань не успокоился, пока не включил Му Цинфана. Пять глав пиков вместе с горсткой их внутренних учеников. Это казалось излишним для простого расследования, но они отправлялись в путь, полностью осознавая, что могут иметь дело с попытками убийства. Конечно, Шэнь Цинцю должен был пытаться контролировать Тяньти и любые подобные попытки посредством обсуждения в ходе расследования, но он не был дураком. Тяньти не нужно было честно отвечать другой школе. И если А-Юань не преувеличивал, вполне возможно, что дела внутри Тяньти уже давно вышли из рук главной настоятельницы. По крайней мере, того гнилого мешка — Лао Гунчжу — в Тяньти не будет. Шэнь Цинцю знал, что этот жадный ублюдок обратит моментально свой взор на А-Юаня, как только поймет, что Святая не обязана оставаться в Тяньти. Он был благодарен за то, что Юэ Цинъюань отвлек внимание главы школы Хуанхуа и втянул на другое собрание. Конечно, это не помешало бы Лао Гунчжу позже получить… идеи, но, по крайней мере, у него не будет возможности взглянуть на А-Юаня своим грязным взглядом. Пусть Цинъюань справится с этой чумой, потому что Шэнь Цинцю не упускает из виду более крупную рыбу, которую нужно зажарить. Шэнь Цинцю закрыл глаза, медитируя, собирая свои мысли, готовясь к расследованию. По крайней мере, он пытался. …Если бы только эти двое перестали неловко флиртовать перед ним! Черт возьми, когда они узнали о чувствах друг друга!? Когда?! — Боже мой, вы двое так хорошо ладите, — ухмыльнулась Ци Цинци, откинувшись назад и нагло наблюдая, как А-Юань и Лю Цингэ вздрогнули. — Ч-что ты имеешь ввиду, Ци-цзе? — заикаясь спросил Шэнь Юань просто от того, что Лю Цингэ посмотрел на него. Это было не очень убедительно, когда у него были красные уши, и он неловко ёрзал. — О чем ты говоришь, Ци-шимей? — повторил Шан Цинхуа, но затем добавил: — Разве они не были такими с самого начала? — Он широко ухмыльнулся, заставив Шэнь Юаня покраснеть, даже когда он посмотрел на главу пика Аньдин злым взглядом. Шэнь Цинцю стиснул зубы, решив выгнать Ци Цинци и Шан Цинхуа в другую карету на следующей остановке. *** Шэнь Юань хотел закрыть лицо руками и корчиться в постели. Прошло несколько дней с тех пор, как он… с тех пор… с тех пор, как произошел инцидент с водопадом, но Шэнь Юань все еще мог видеть в своей голове Лю Цингэ, залитого водой, в тонком белом халате, прилипшем к телу. «Шицзунь смывает кровь в водопаде возле своей резиденции», — сказали ученики Байчжаня. «Хорошо, спасибо», — сказал Шэнь Юань. А затем Шэнь Юань поспешил в указанном ими направлении, не задумываясь о ситуации. Что, по его мнению, он собирался найти? Очевидно, мокрого Лю Цингэ! Как он сразу этого не понял!? Но ученики Байчжаня странно смотрели на него, и Шэнь Юань действительно не хотел знать, знают ли они о его маленькой истерике, с которой пришлось справляться их шицзуню, поэтому он ушел как можно быстрее, чтобы избежать вопросов, как только получил указания. …Что ж, теперь он знает, что внутренним ученикам Байчжаня рассказали о его ситуации с Тяньти, поэтому они странно смотрели на него, но уже слишком поздно! Черт побери, он знал, что глава пика Байчжань должен быть сильным, и, логически говоря, у него должны быть мускулы, чтобы поддерживать это, но он не ожидал…! Эти широкие плечи, аккуратная талия, рельефный пресс, упругая грудь… и капля воды, скользящая по этим завораживающим изгибам… гх! Шэнь Юань ненавидел себя. Лю-сяньшэн все это время проявлял к нему только доброту, и, честно говоря, он мог быть тем человеком, которому Шэнь Юань доверяет больше всего… кроме, может быть, Цзю-гэ? Но теперь Шэнь Юань смотрит на него как… как проклятый извращенец, и на этот раз он даже не может винить Самолета! Нет, он все еще может винить Самолета. Самолет всегда виноват! Не говоря уже о том, что братец Самолет и Ци-цзе дразнили его и Лю Цингэ всё время! Когда они добрались до гостиницы, в которой остановились на ночь, Шэнь Юань действительно почувствовал, что ему нужно просто покричать в подушку минут пять. Но он, Цзю-гэ и Лю-сяньшэн жили в одной гребаной комнате. Он! И Лю-сяньшэн! Вместе! В! Комнате! Нет, верно, Шэнь Юань понимает, действительно понимает. Это для его же безопасности, иначе Цзю-гэ никогда бы не позволил третьему человеку войти в их комнату, он это понимает. Но!.. Когда он думает, что спал на этом… теле… на Лю Цингэ менее двух недель назад, Шэнь Юань просто хочет умереть. Как он это делал!? Даже если бы он был лишен сна где-то лет пять-десять или около того… просто… просто…! Ага, он даже не мог подумать об этом, не чувствуя, что вот-вот сгорит от смущения. И прямо сейчас, поскольку Цзю-гэ исчез где-то за гостиницей утащив за собой Шан Цинхуа, в комнате были только он и Лю-сяньшэн. Одни. Вместе. — Я пойду посмотрю, не понадобится ли Цзю-гэ помощь, — нервно сказал Шэнь Юань, готовый развернуться и оставить Лю Цингэ одного, но глава пика Байчжань схватил его за руку. — Тебе не следует идти одному, — сказал Лю Цингэ. О, верно. Шэнь Юаню нужен телохранитель. Он так кричал внутри. Шэнь Юань нервно сглотнул, гадая, когда Лю Цингэ отпустит его руку. Вместо этого Лю Цингэ остался стоять, нежно держа его за руку. —…Я что-то сделал? Шэнь Юань моргнул и посмотрел на хмурого Лю Цингэ. —…Что? — спросил он в замешательстве. Лю Цингэ сжал губы в тонкую линию и снова спросил: — Я что-то сделал? Из-за чего тебе неудобно со мной? — Его уши были розовыми, и он избегал взгляда Шэнь Юаня, как будто чувствовал, что действительно сделал что-то не так. «…Не тебе ли со мной неудобно?» — виновато подумал Шэнь Юань. На мгновение воцарилась тишина, пока Шэнь Юань пытался понять, о чем, черт возьми, говорит Лю Цингэ. Наконец, Лю Цингэ объяснил. — В тот день… на Байчжане. Я… заставил тебя чувствовать себя некомфортно. Шэнь Юань не мог этого отрицать, но он почти уверен, что неудобство, о котором говорит Лю-сяншэн, — это не то же самое неудобство, через которое он проходил! Ах, блин, глупый Шэнь Юань! Теперь ты заставил Лю-сяньшэна думать, что это он облажался! — Нет!.. Ты этого не сделал, я просто… — мозг Шэнь Юаня полностью застыл, когда он говорил. Никакой надежды найти хорошее оправдание. Наконец он сглотнул, его лицо стало ярко-красным. — Л-лю-сяньшэн просто… очень красив, — тихо пробормотал он, сдаваясь и говоря правду. Хотя отчасти он надеялся, что Лю Цингэ его не слышит. К сожалению, рука, которая держала его за руку, замерла, и Шэнь Юань мысленно съежился, не осмеливаясь встретиться взглядом с Лю Цингэ. Теплая рука переместилась от его руки к лицу, мягко коснулась его подбородка и приподняла лицо, так что ему пришлось поднять глаза. Снова тяжело сглотнув, Шэнь Юань собрался с силами, неохотно встретившись взглядом с Лю Цингэ. Он был потрясен, увидев, что вместо раздражения или отвращения глаза Лю-сяньшэна были нехарактерно мягкими, блестящими в лунном свете. — Шэнь Юань… — сказал Лю Цингэ, затем поколебался, затем вздохнул. Он нежно погладил Шэнь Юаня по щеке большим пальцем, казалось, он глубоко задумался. Шэнь Юань не смог удержаться от дрожи, когда мозолистый большой палец ласкал его лицо. Лю-сяньшэн, это… это нехорошо для сердца этого бедного извращенца! — После того, как все закончится, мне есть что сказать тебе, — наконец сказал Лю Цингэ. — Но не будь сейчас так далек от меня. Шэнь Юань моргнул. Он не знал, что думать о заявлении Лю-сяньшэна, и не был уверен, стоит ли ему волноваться или нет. Но… — Не буду. Тебе будет сложно защитить меня, правда? — сказал он и улыбнулся, как он надеялся, веселой улыбкой, пытаясь поднять серьезное настроение. —…Дело не в этом, — серьезно сказал Лю Цингэ. — Я просто не хочу, чтобы ты меня избегал. Шэнь Юань покраснел, бледный румянец в залитой лунным светом комнате. Он наблюдал, как Лю Цингэ улыбнулся реальной, настоящей улыбкой, когда протянул руку, чтобы убрать с его лица прядку волос, прежде чем Лю Цингэ заговорил снова: — И я думаю, что ты очень красивый. Шэнь Юаню показалось, что его сердце взорвалось. Эта улыбка была незаконной, а слова — уголовным преступлением. Конечно, Лю Цингэ, вероятно, просто отвечал ему взаимностью, так как назвал его красивым, но… но… если он не… Шэнь Юань не решился спросить. У него также не было шанса. — Мы уезжаем завтра рано утром, — сказал Шэнь Цинцю, открывая дверь и входя в комнату без предупреждения. — И, очевидно, Лю Цингэ сядет в седло и будет наблюдать… — что, по-вашему, вы делаете?! Лю Цингэ неохотно отстранился от покрасневшего Шэнь Юаня, нахмурившись, когда Цзю-гэ в ярости налетел на него.