Долг платежом красен

Просыпается сама не знает, во сколько, но сразу же жалеет о том, что вообще проснулась. Всё там же, на скрипучем диване с жесткой спинкой и висящим за ней ковром, под витиеватые узоры которого она и отрубилась. Желудок сводило, в придачу ко всему ещё и подташнивало. От голода, других вариантов не было. Мало того, что находится в этом доме уже черт знает сколько времени, так ещё и не ела как минимум сутки, на ногах стоять точно не сможет ровно, если вообще встать получится с дивана. Такую слабость жуткую во всем теле чувствовала, словно пахала весь день без еды и воды. Совершенно ничего ведь не делала, стрессовала да и только. Из-за своего помутнения и не сразу сообразила, что запах в комнате изменился и теперь помимо знакомого аромата сена и сырости пахло ещё чем-то. Не совсем приятным, но явно какие-то движения в залипшем от голода желудке пробуждающим. Приподнявшись на дрожащих локтях обращает внимание на журнальный столик и тарелку на нем. Источающий аромат объект найден, а в голове никаких других мыслей, кроме как поесть, не возникало. Уплетает за обе щеки, аж за ушами трещит, даже мысли не допускает о том, что сомнительного вида похитителям вполне могла прийти на ум шальная мысль подсыпать ей в еду какую-нибудь ядовитую штукенцию и таким образом от неё избавиться, руки не замарав. Дошло это до Ани примерно в тот момент, когда подносила четвёртую по счёту вилку с нанизанным на неё содержимым ко рту, замерла на минуту, словно раздумывая. Со стороны явно выглядела по-дурацки с открытым ртом. А если и правда? А была ли ей разница, сейчас или днём позже? Вряд ли её живой отсюда выпустят, в лучшем случае поиздеваются перед тем, как прикончить, а в худшем ничем не побрезгуют. Хотя бы не от голода коньки отбросит. В мыслях снова проносятся ураганом события накануне. Кажется, пора пришла давать дëру отсюда. Ну не может она больше здесь задерживаться: дома столько дел, близкие люди, планы… Кстати о плане. Аня оглядывается, медленно дожëвывая последний кусочек, дарованный с барского плеча. Дверь заперта снаружи, судя по всему, на шпингалет, так как о замке и его скважине и речи не было, стекло на двери занавешено шторкой и то же с той стороны — не видно ни зги. Взгляд тут же мечется к окну: за ним, судя по солнечному свету, утро. Только огород, да пролесок за синим забором видать. Хоть бы на крыльцо выходило, но нет, умные, черти, знают, куда сажают. В принципе, даже окно это не такая уж и преграда, когда очень надо. Девушка пересекает тихо комнату, касается отверстия для ручки: верхняя была на месте, а вот нижнюю сняли. Та не откручивалась, а рама двойная. Оживший, после долгожданной еды, мозг, подкинул сумасшедшую идею: разбить стекло, выбраться на улицу, а там уже и ищи-свищи её. Даже не задумывается о последствиях. Юра ведь и убить сможет за такое. Без шуток убить… Не зря же её связывали и в комнате заперли — значит не надо это помещение покидать, хотя бы ради своего здоровья. Только вот Аня будет не Аня, если не попробует самостоятельно из ситуации вылезти, а не сидеть сложа ручки и ждать помощи со стороны. Ну поймают её на побеге, ну свяжут опять или прибьют, зато будет сама перед собой спокойна и чиста, что свою жизнь и свободу попыталась отстоять. Прикинула декларацию мебели в комнате и особо тяжелые предметы. Из таких, что способны окно разбить только стул, и то придётся нехило так замахнуться, чтобы двойную раму им пробить. Главным условием было убедиться, что в доме помимо неё никого нет и хлопок входной двери, который она услышала чуть меньше получаса назад, не был плодом её голодного воображения. Подкралась к двери, стала прислушиваться. Сидела долго, не меньше десяти минут, попа стала мерзнуть, да и все свои и без того порванные чулки разодрала ещё сильнее от скуки. Ни малейшего шороха, ни шага не уловила, словно и правда все уехали. Это был шанс, единственный возможный шанс вырваться отсюда живой. Спасительный стул словно манил её, она несколько раз подходила, осматривала со всех сторон и окно, и то, чем предстояло разбить раму, даже занавески отодвинула, в надежде увидеть, насколько высокий у дома фундамент. Судя по сырости по углам, его там и вовсе не было. Склонности к поискам приключений на свою весьма аппетитную задницу ей было не занимать, как и частичного сумасбродства, от которого и сама Аня порой впадала в шок. Но сейчас был совсем другой случай. В очередной раз вспомнив о том, что ни рискни она сейчас, может больше никогда не обнять мамочку, Аня решительно берет стул в руки и отходит к противоположной стенке. Старый обшарпанный пол цеплял чулки. Поборов страх, Аня разбежалась, насколько это было возможно, и треснулась о стекло ножками стула. Вместо ожидаемых осколков, которые рассыпались если только в её голове, подобно мысли об освобождении, комнату наполнил глухой гул дрожащего в старой раме стекла и звука падения на пол самой Ани, не удержавшей равновесия от резкого столкновения. Она даже толком в себя прийти не успела, разозлиться или расстроиться, как всё тело сковал жуткий липкий страх от послышавшихся за дверью торопливых шагов. Застыла, мысленно прощаясь со всеми родственниками, друзьями и вероятнее всего, уже мёртвым Вадиком, так, на всякий случай. С металлическим звоном и последующим за ним скрипом, дверь открывается, и Аня, недолго думая, замахивается на вошедшего чернявого нерусского стулом, тут же вырубая его. Тот с глухим звуком падает, толком и не сообразив, что произошло. Проход теперь был открыт. Оставалось придумать, что сделать со следами побега, и можно было бежать. Решив, что черт с ним с телом и вероятность того, что она его убила, близится к нулю, даже не решается касаться бандита, чтобы всё-таки проверить жив ли он вообще. Вроде крови не наблюдалось, значит просто вырубила и скоро придёт в себя, из чего следует: пора делать ноги. Благо, дом не оказался лабиринтом и дверь комнаты, в которой она была заперта, выходила сразу же в коридор. От вида входной двери едва не расплакалась. Нужно было просто провернуть защелку и вот она, потерянная на двое суток свобода. Все оказалось проще простого, она нарадоваться не могла. Не думала ни о туфлях, которые стоило бы поискать, чтобы не бежать по сельской местности босиком и не привлекать внимание, ни о своём до жути непрезентабельном внешнем виде, что мог запросто испугать местных, явно принявших бы её за заплутавшую проститутку. Не верила своему счастью, казалось, сделает шаг и её поймают с поличным. Шла тихо и по наитию, старалась шума не наделать, а то вдруг кто-то всё-таки был в помещении, но звуков не слышал. Ощущала себя при этом героиней шпионского фильма, не меньше. Свет в конце тоннеля, побег из тюрьмы — всё про неё сейчас. Радоваться было ещё рано, но долгожданное ощущение свободы уже щекотало поджилки. Дёргает дверь и по глазам сразу бьют солнечные лучи, казалось, сама природа рада была её видеть. Неужели вырвалась? Своему счастью не верит — вокруг ни души, через низкий заборчик виднеется дорога из щебня, пролесок небольшой и парочка домиков где-то в дали. Была ни была. Проскальзывает в калитку, что на хлипкую деревяшку закрывалась — тут из них похитители так себе. Поставили при ней одного и думают всё, охрана как в королевством дворце, да не тут-то было. Куда бежать — неизвестно. Приходится руководствоваться одной лишь интуицией и следовать прямëхонько вдоль сельской дороги. В лес идти босиком, да в таком виде — очень опрометчиво, ноги изранит, неизвестно кого встретит… Не успевает Аня и десяти метров от дома отойти, прихрамывая и чуть не падая от колких камешков под ступнями, как вдали показывается бампер малиновой семëрки. Что-то внутри тут же переворачивается и может голову на отсечение дать, что ничем хорошим это точно не кончится. Тачка ехала прямо на неё, пугающе звеня на каждом камушке, что попадался на пути. Замерла, пригляделась и словно водой ледяной окатили. За рулем сидел, угрожавший ей расправой, усатый Юрий, а рядом с ним на зеркале устрашающе качалась зелёная «ёлочка». Не знала, куда деваться, машина приближалась пугающе быстро, по посёлку с такой скоростью гонять нельзя было, точно знала, а спрятаться от приближающейся опасности было негде. Ни куста, ни колодца, ничего. Ей была крышка. Аня на секунду впала в ступор, когда за рулём автомобиля снова удалось разглядеть хищный взгляд предвадителя группировки, кровь прилила к ногам и мозг дал срочную команду бежать. Развернувшись, что есть силы рванула в обратную сторону. Бежала так, что сердце заходилось, что горло драло от холодного воздуха, ноги неслись словно по инерции, она и не чувствовала вовсе никакого напряжения, словно ничего не весила, была пушинкой и просто неслась по ветру. В ушах звенело, щёки пылали, в груди уже не просто драло, а перебивало дыхание. Задыхалась, но остановиться было непозволительней роскошью. В ушах гудел ветер, дорога заканчивалась, впереди был тупик и лес. Машина неумолимо приближалась, шурша шинами о камень и выпуская из-под них клубы пыли. — Куда?! А ну стоять! — Сзади раздался крик и девушка втопила ещё сильнее, совершенно наплевав, что бежит, по сути, обратно к дому, а ноги уже все исколоты, в лёгких пожар и адреналин хлещет как никогда. Крики прекратились, заглох мотор автомобиля и Аня оборачивается, в надежде увидеть что угодно, но не Юру, что бежит за ней по пятам и с каждой секундой нагоняет всё больше. Чем она только думала. — Далеко собралась? — толчок назад и Аня взмахивает руками, падая бы на спину, если бы не руки мужчины, четко поймавшие её. — Пусти сейчас же! — казалось, она потеряла всякий инстинкт самосохранения и лягается, выкручиваясь в руках бандита как змея. Ему ничего не остаётся сделать, как поднять девушку над землей и закинуть себе на плечо, очень удачно расположив ладонь на аппетитно выставленной попке. — Не сидится тебе спокойно, да? — вздыхает, переводя дыхание и, для верности, шëпнув по мягкому месту, направляется в дом вместе с пойманной добычей. Она пусть и мелкая была, ростом еле до плеча ему доставала, но изворотливая, что свет не видел, да и тяжеловатая, признаться честно. Держать пришлось крепко, чтобы случайно ногой ему не врезала. Думал только, как бы головой её о калитку случайно не ударить и не усугубить ситуацию. С башкой у неё явно что-то не так было, раз после стольких запугиваний вздумала бежать, едва такая возможность предоставилась. Сперва колотила его кулачками по спине, но все её порывы тут же прерывались легким встряхиванием и сбежавшая вновь затыкалась. К несчастью, ненадолго, видимо прилившая кровь к голове только новых идей ей подгоняла, иначе как объяснить всю ту чушь, что она творила, Юра не знал. Интересно было, каким образом ей вообще выбраться удалось. Альтаир не был искусным сторожем, да и характер у него был довольно мягкий, но не смогла же эта пигалица его уговорить выпустить?! Ответ находится сам, когда с его лёгкого пинка лежащий на полу в комнате, где была заперта Аня, казах начинает шевелиться и испуганно глядит на вернувшегося Музыченко. И вовремя же он вспомнил о забытом в доме бумажнике, а то плакал бы их план по выбиванию карточного долга с недалекого, проигравшегося Рулева. Сгрузил вымотанную путешествием вниз головой и чередой обломанных попыток сбежать Аню на диван. Удивительно, как только не сломал ей позвоночник, в такой интересной позе она оказалась по итогу, что не могла выкрутиться. Он оглядывает комнату. Занавески отодвинуты, стул с поломанными на спинке дощечками валяется у стенки, а на оконном стекле красивенная трещина, которой ещё час назад, когда он притащил этой идиотке еду, чтобы совсем уж коньки не отбросила, точно не было. Хотела разбить окно и выбраться через него. Наивная. С её удачей порезала бы себе все руки и ноги, а потом ещё и столбняк какой-нибудь подхватила, раны не обработав. Злой был, слов не подобрать, хотелось её как минимум ударить, а как максимум избить так, чтобы точно запомнила, как делать не нужно. Но она была девушкой, пусть и до скрежета зубов бесящейся, но хрупкой, он её с пол движения вырубит, а всё равно ведь не дойдёт, как об стенку горох. Теперь выглядела очень уж плачевно. Ноги от побега грязные, колени всё такие же ободранные, аптечкой воспользоваться ума не хватило, видимо, на башке всё совсем уж растрепалось, а платье от её брыканий пошло с краю по шву и теперь кроме кромки чулок он мог разглядеть ещё и пояс, к которому они крепились, и часть белья. Возбудился бы тут же, будь девчонка адекватной и не борись он в тот момент с желанием размазать её по стенке. Убил бы давно, не будь она им нужна для повода вымогательства денег, которые по всем параметрам его. Что Вадим этот, женишок её, умом не блещет, играет ради игры и даже не задумывается, в какую ситуацию, наподобие этой, можно попасть. Что Анька — сумасбродная, взбалмошная дамочка, с явными садистскими наклонностями, если судить по её решению сбежать и не только. Юра буквально выпинывает еле сидящего на полу, Альтаира. Нужно было поговорить с этой особой наедине, а раненный в неравном бою с хрупкой девушкой, товарищ, сможет и подождать. — Ну и? К чему весь этот цирк? — в который раз оглядывает пленницу — сидит на диване, сложив руки на коленках, такая с виду скромная, но глаза искры так и мечут. — Будь ты проклят! Я была уже на свободе, если бы не твоё шило в жопе, которое тебя вернуться заставило! Что ж, кажется, сама напросилась. Юра вспыхивает мгновенно — ничего эта дура не понимает и необходимо было сменить тактику объяснения. Бьëт её наотмашь по всё ещё румяной, после бега, щеке. Аня взвизгивает тихо и падает на диван, не удержав равновесия от резкой боли из-за тяжёлой ладони авторитета бандюг. — Надеюсь, хоть это тебя вразумит! — чуть повышает голос, краем глаза осматривая её лицо, к которому она ладошки прижимала и, судя по всхлипам, уже мочила их слезами. Как никак, а калечить её нельзя, иначе и сумма долга подсократиться может. Сказать, что она этого не ожидала — промолчать. Из глаз аж звëзды посыпались, а где-то глубоко в груди затрепетало. Он её ударил только что? Так больно было — такой он сильный, оказывается. Хотя это и не удивительно, одежда слишком хорошо облегала, что и простор для фантазии оставался минимальным, очерчивая все мускулы. Интересно, а что он ещё умеет делать так горячо? В момент перед ударом Аня загляделась на похитителя и сама с себя пребывала в шоке. Неужели ей понравилось такое с собой обращение? По правде говоря, адреналин в крови нëсся с такой скоростью, что Аня была бы не прочь испытать это вновь. Только, может, в другом контексте… Но это уже странные инстинкты говорили в ней, вынуждая восхищаться мужчиной сильнее и увереннее себя. Кажется, это не совсем правильная реакция на подобное, но последнее, что сейчас хотелось — это копаться в себе. Обстановочка в комнате была ещё та и Юра уже двадцать раз пожалел, что оставил всё на одного лишь Альтаира. У них ведь столько ребят, но у всех появились какие-то неотложные дела в городе. Вот, во что это переросло. Обидно, но, зато, уроком будет для этой девки. — Хватит нюни распускать, — садится на злосчастный стул возле дивана и ждёт, когда Аня нарыдается и посмотрит таки на него. — Животное… — шепчет себе под нос, всё ещё больную щëку потирая. Вмазал он ей хорошо, аж челюсть щëлкнула, даже забоялась, как бы не повредил чего. Впервые до неё доходит, чем эти препирания и попытки бегства могут быть чреваты. Кажется, пришло время смириться со своей участью и не выводить лишний раз, и без того нервного, мужчину. — Что ты там сказала? — щурится, как бы прислушиваясь, а сам всё прекрасно слышал, но решил пропустить, чтобы ещё больше не заводиться. Судорожно пытается придумать, куда её деть и как с ней быть. Оставлять одну в этой комнате уже было невозможно, иначе без капитального ремонта и оздоровительных процедур для своей нервной системы будет не обойтись. — Пойдёшь со мной. Теперь я лично буду смотреть, как бы глупостей не наделала. Решишь что-то выкинуть — помни, что я и половину силы в удар не вложил. Всё ясно? Аня, которая наконец села на диване и даже глаза на Юру поднять не решалась, быстро кивает. — Только можно мне в душ, пожалуйста? Я обещаю, буду себя хорошо вести. Авторитет только смеётся с этого заявления, такая она девчонка ещё. От ванной комнаты было одно название, недаром Юра хмыкнул на её просьбу и оставил в комнате на долгих полчаса одну, хоть и обещал с неё глаз не сводить. Вошёл, держа в руках побитое жизнью полосатое полотенце, махнул ей головой, мол, идём и стал ждать, пока она со своими побитыми в мясо коленями доберётся до двери. Хотелось взять её за шкирку и подтолкнуть, чтобы шевелилась, а то ведь потом ещё ныть станет и жаловаться, что вода остыла, пока он её позвал. В комнате три на четыре без окон и с сомнительного вида дверью, что на щеколду запиралась, стоял металлический таз, алюминиевое ведро воды, явно из колодца, но хотя бы чистой, и рядом на табуретке небольшая красная в белый горох эмалированная кастрюля, из которой клубами валил пар. Кусок мыла в мыльнице, на вид не хозяйственное, от этого стало поприятнее, чем от вида побитых там сям плесенью стен и таких же корявых, как во всем доме, полов. Аня вздохнула. Справедливо, рассчитывать на то, что здесь будет хотя бы водопровод, было крайне глупо, учитывая в целом то, что она видела за последние несколько дней. Он останавливается у неё за спиной и опирается о дверной проем, сложив руки на груди. Наблюдает за её замешательством, явно не старенький таз она ожидала там увидеть да кусок мыла. Дома у неё точно был шампунь, какой-нибудь репейный, такую копну простым дегтярным или мылом, тем более, не вымоешь, нужно что-то помягче да поароматнее. Аристократка чертова. Хмыкнул, почесал усы и продолжил её спину разглядывать. Она неуверенно разворачивается, волосы свои спутанные пытается пальцами разобрать на пряди, ведёт бровью и, выдохнув, видимо для храбрости, спрашивает:  — Ты так и будешь стоять? Ей уже нетерпелось снять с себя платье и хотя бы холодной водой сполоснуть двадцать раз вспотевшее и местами со следами запекшейся крови тело. Смыть грязь с коленок, лак с жирных волос, лицо умыть в конце концов, просто почувствовать себя в кой-то веки чистой. А он, судя по ухмылке, не хотел оставлять её одну и ждал этого вопроса. Ничего не ответив, только окинув её взглядом напоследок, всё-таки выходит из комнаты, позволяя ей выдохнуть наконец спокойно и закрыть дверь на крючок. Много ли человеку для счастья надо? Как оказалось, совсем нет. Аня уже была счастлива от предоставленной возможности привести себя в порядок. А если учесть, что до этого её ещё и накормили и поспать дали, то вообще курорт получается, а не похищение. Кое-как помылась. Воды еле хватило, чтобы мыло с волос смыть и когда все банные процедуры были окончены, встал вопрос поинтереснее. А во что, собственно, теперь одеваться? Видавшее виды полотенце, с трудом бы прикрыло что-то выше бедра, там более, что Аня уже замотала в него влажную шевелюру. О том, чтобы возвращаться к изодранному платью не было и речи, а нижнее белье Аня не очень предусмотрительно решила постирать в мыльной воде и оно теперь было не более сухое, чем плесень в углах. Делать нечего, придётся звать спасителя, ну или похитителя, тут уж с какой ситуации смотреть. — Юра, подойди, пожалуйста! Вот ведь дурочка, выкрикнула раньше, чем подумала, а полотенце то на голове уже. Прикрыться или хотя бы спрятаться за дверь не успевает, мужчина будто всё это время стоял за дверью и ворвался, едва Аня последний слог произнесла. Так и застывает, успевает только грудь руками прикрыть и чуть скрестить ноги, все равно ведь ничего закрыть от его похотливого взгляда не получается. Он застывает, чуть опешив, явно не ожидал её в таком виде увидеть. На его счастье оказалась глупее, чем кажется. Присвистнул, провёл глазами по всем её выпуклостям, а Аня чуть боком повернулась, заливаясь краской до кончиков ушей.  — Мне переодеться не во что, платье грязное, — глядит на него из-за плеча, сглатывая. Корила себя за то, что не подумала заранее, могла бы хоть волосами прикрыться, а сейчас стояла перед ним, в чем мать родила, и краснела. — Ну ходи так, вот ребята обрадуются, когда приедут. Смеëтся, а вот Ане совсем не весело — наоборот испугалась. Он ведь действительно мог так поступить, раз руку поднять смог, то и это подавно. К счастью, всё ограничивается только смешками и его похотливыми взглядами. Аня никогда раньше не сталкивалась с таким пристальным и откровенным разглядыванием себя. Казалось, она вся покраснела от смущения, а Юра только рад её в краску вгонять, воспользовался бы ситуацией, да не может из-за Вадика это поганого, с долгом его. Ничего не остаётся, как просить Аню ждать и идти копаться в шкафах. Некогда это была дача Юриных родителей, собственно, ею и осталась, просто теперь они сюда не приезжали. А значит, что и вещи женские оставаться должны были, хоть какие-никакие. Аня уже замëрзла ждать мужчину со спасительными кусками ткани. Переступала с ноги на ногу, чуть зубами стучать не начала, когда Юра, наконец, вошëл в комнату. — На, ничего лучше не нашёл. Уж извините, не салон. Протягивает девушке хлопковый халат в мелкий цветочек и, окинув ещё раз взглядом её обнажëнную фигуру, выходит прочь. Одновременно со страхом, что он может плюнуть на все правила приличия и просто воспользоваться ею, голой и обещавшей не сопротивляться, взять её в качестве расплаты за свою доброту, если его согласие на её просьбу помыться можно было расценивать, как проявление доброты, а потом ещё и дружкам своим малоприятным на растерзание отдать то, что от неё останется, Аня почувствовала искрящееся тепло внизу живота, что медленно росло и продвигалось выше, добравшись до груди, шеи и там перехватив дыхание. Она определённо чувствовала что-то, отдаленно напоминающее, когда несколько раз между поцелуями Вадик касался её чуть более смело, чем обычно, но то тёплое возбуждение от его нелепых касаний в интимных местах даже близко не стояло с тем, что происходило с её телом сейчас. Его взгляд прожигал и от этого было одновременно и страшно, и приятно. Прежде на неё так не глядели, жених её даже в белье не видел, не говоря уже о чем-то большем, такое условие, мол, до свадьбы ничего не будет, ему выкатила сама Аня, терзаемая двоякими чувствами к предстоящей свадьбе. Словно шанс передумать себе давала. Все подруги уже давно вовсю пользовались своим телом и получали удовольствие, уединяясь со своими кавалерами там да сям, а она отшивала одного за другим как недостойных. Вот и досиделась, теперь всё за неё решили. В халат, что Юра принес, влезло бы ещё как минимум две Ани. Ветер под ним гулял свободно, тепла особого не давал, а отсутствие какого-либо белья под ним делало положение ещё более щекотливым. Чулки на помойку, платье скорее всего туда же, если зашить не получится и если ей удастся выпросить хоть немного стирального порошка. Одно было приятно, что мыло ей дали не хозяйственное, иначе трындец бы волосам приснился. Чистой ведь, даже в сомнительном халате на четыре размера больше, было приятнее гораздо. Теперь от неё пахло свежестью и чем-то сладковато-мыльным. Удостоверившись, что не оставила после себя чего-либо, за что может отхватить, и даже воды не разлила лишней на пол, толкает прикрытую Юрой дверь и выходит в коридор. Там ещё холоднее было, она ещё не до конца отошла от ожидания хоть какой-то одежды, а тут товарищ бандит ещё и сквозное проветривание устроить решил. Точно ей назло. Знал ведь, что мыться не в кипятке пришлось, а вода остыла так быстро, словно её на мороз вынесли, пара минут и от кипятка и следа не осталось. — Прошу в мои скромные апартаменты, — Юра открывает перед Аней всё такую же застеклëнную дверь с голубой шторкой и пропускает вперёд себя. Она бы даже подумала, что это очень галантный жест с его стороны, но его наглая ухмылка на протяжении всего действия разрушала подобные мысли. С первого взгляда самая классическая советская комнатка не отличалась ничем особенным. Но очень шла в разрез с той, в которой её держали — телевизор, большое окно, стенка с посудой и книгами, а посередине приличная кровать с персидским ковром за спинкой. Всё уже выглядело довольно неплохо, а особенно, если взять во внимание шкаф с зеркалом во весь рост, люстру с пятью плафонами и гитару в углу. Аня понятия не имела, живёт ли Юра здесь на постоянной основе, но выглядело всё так, словно комнату обставляли с большой любовью и хозяин действительно пëкся о её сохранности. Всё бы ничего, но вот жить им тут теперь придётся вдвоём и вопрос об одной, пусть и вместительной кровати, встаёт ребром. — И чего, мы тут вдвоём спать будем? — Аня чуть заикается, смотрит то на мужчину, то на кровать, застеленную тëплым пледом с изображением бурых медведей. — Ну да, а ты как думала? Юра чуть подталкивает девушку вперёд себя и закрывает за ними дверь. Как же она забавляла его! Не женщина — ходячая катастрофа. И он не был бы собой, если бы не поиздевался над ней, тем более при таком удобном случае. — Ты же шутишь сейчас?! Я не буду с тобой спать! — смотрит возмущëнно, а у самой какой-то трепет просыпается, дыхание чуть захватывает от одной мысли, что придётся с этим бандитом постель разделить. — Конечно будешь, глупенькая, — тон его меняется на серьёзный, как разговор заходит за дела. — Я сейчас в город поеду, и так задержался тут с тобой. Чтобы когда вернулся — был ужин на четверых и твоё хорошее поведение. Поняла? Так и тянуло ему возразить или колкость какую ввернуть, аж язык чешется послать и еле сдерживает этот порыв. Очень уж не хотелось на рожон лезть, а прирождëнное желание постоять за себя никак не хотело засовываться поглубже. От Юры это не скрывается и он тут же спрашивает про здоровье левой стороны лица. Хотя и сейчас видно, что краснота не сошла, но на Аню действует это отменно, лучше любой угрозы или предупреждения. Только сглатывает нервно, вспомнив как совсем недавно он ей чуть челюсть не сломал со своей лëгкой руки, а тут уже и спать с собой предлагает. Опять мурашки по телу бегут, непонятного происхождения. Мужчина же быстро берет что-то из ящика небольшого письменного стола и уходит, напомнив, что Альтаир всё ещё в помещении.