Долг платежом красен

— Чего сидим? — заглядывает в комнату Юра, стряхивая с фланелевой клетчатой рубахи, явно отцовской, то ли пепел, то ли опилки какие-то, невесть откуда взявшиеся. — Чешите в огород, там смородина там-сям проклёвывается, пока не забродила на кустах надо собрать, и в огороде пиздец как все заросло, — тянет хитро, заглядываясь на неё, запахивавшуюся в халат покрепче с каждым его словом, и прекратившую гладить сидящего рядом на кровати котёнка. Глаза испуганные, растерянные, но и слова ему сказать против не может, боится просто-напросто, что снова что-то с ней сделает. Надругается и будет таков. Делать нечего: встаёт и шаркая тапочками идёт во двор. Хоть на солнышко, в доме отчего-то до сих пор было прохладно. Оно, может, и к лучшему, но в жару, а сейчас тридцатиградусным пеклом и не пахло. Так, максимум градусов двадцать. В огороде и правда такой беспорядок, такой бедлам, что и не знает, за что взяться и с какой стороны подойти. На дачу ведь с самого детства ненавидела ездить и помогать там матери с отцом, но приходилось. Получалось не очень, пару раз вместо укропа срывала морковную ботву, за что получала нагоняй от мамы и смешки от отца, мол, в кого ты у нас такая бестолковая. И правда ведь бестолковая совсем была, а родители только носиком в это тыкали и при каждом удобном случае припоминали этот её косяк. Совсем незначительный, но всё же. Здесь собирать пока нечего было, главное не повыдирать то, что имело корнеплод, а даже если и выдерет, то не факт, что Юра такой хороший огородник, чтобы распознать испорченный урожай. На крайний случай спрячет получше, чтобы не нашёл. Солнышко припекало. Спустя полчаса уже немного жгло плечики и от спадавших на спину волос быстро взмокла шея. Мама хотя бы перчатки старые давала, чтобы в земле копалась, да тяпку, а здесь приходилось жертвовать собственными ногтями и время от времени с омерзением откидывать в сторону червяков и отряхивать руки. Гадость. Ещё и грязь под ноготочки забивается, потом не очистит так сразу, придётся спичкой выковыривать и мылом вымывать, пока пальчики щипать не начнёт. Прополов от силы один ряд, поднимается и хрустит коленками. Тяжело было стоять долго вниз головой и в одном положении, она хоть и молоденькая совсем, но сил из-за того, что плохо ела и спала была катастрофически мало, вот и темнело в глазах периодически. И вопреки её предположением о температуре наступившая через некоторое время жара в придачу ко всему совсем на руку не играла. Постояла минутку, оглянулась, перевела дыхание и задохнулась. Вспомнила. Юра ещё про смородину что-то говорил, кусты были пусть и на солнце, но хотя бы не так низко, как грядки, и можно было чуть передохнуть. Душно, и подташнивать стало. Поесть бы, но ничего не получит, пока не сделает дело. Из стоящего на подоконнике кухни радио играла музыка, какой-то грубоватый иностранный рок, перебивающийся там сям на что-то странное вроде блатного шансона, из дома доносились громкие голоса и смех, мужчины стучали ложками, но разобрать, о чем именно шла речь не получалось, слишком уж сильно били по ушам инструменты. Она такое не слушала, только если в компании, но было лучше, чем терзать себя мыслями в тишине. Шустро сполоснув ладошки водой из рукомойника, маленькое ведерко со скамейки берет для ягод и отправляется обратно к смородине, предвкушая, как насекомые в мясо ей руки изгрызут да веточками все исколет. Пытка да и только. Мурлычет что-то под нос, пытаясь подпевать изредка знакомому мотиву, гроздь за гроздью красные ягодки в голубое ведёрко собирая и обтирая испачканные соком пальцы о кармашек халата. Не жалко, постирает. Стук двери, шаги, громкий и уже настолько привычный, что Аня даже не дёргается, смех, и крепкий запах сигарет, что приносит ветерок и от которого чешется нос. Тоже захотелось. — Видали, какая у нас помощница нарисовалась? — усмехается Кучер, затягиваясь крепко сигаретой и на товарищей подглядывая, что в поглощении никотина не отставали, тоже за ним прикурив. Юра только бровью повёл, отражая этим жестом все своё отношение к пленнице, а Альтаир явно поддержал энтузиазм своего падкого на девчонок дружка, поэтому и на следующую его фразу, грязную до жути, мерзкую настолько, что отмыться захотелось, даже присвистнул, выражая согласие. — Киса, ты так хорошо раком стояла, — гогочет глупо, заставляя все чувства Анечкины глубоко вниз упасть, а саму девушку покраснеть и явно не от того, что душно было и пить хотелось сильно. Вспоминает, как шлепнул ее по попе буквально полчаса назад, и хочется помыться. Не светит, слишком много работы и внимания к ней, а бедро все ещё неприятно жгло, хватило ей Юриных выходок, до сих пор долго усидеть на одном месте не могла, синяки от его пальцев мешали. — Иди ещё грядки прополи, а мы на твою попку посмотрим, — и языком цокает, словно желая в очередной раз ее внимание на себя обратить. И получилось. Юра ухмыльнулся, хищным взглядом ее окинув. Поймала, и тут же мурашки. В голове моментально картинки побежали, как сладко эту задницу на себя натягивал и отпускать не хотел, как шлепал, обжигая нежную кожу и всхлипы из нее выбивая, как кончал долго, клеймя девочку, портя до невозможного. Едва смог лицо держать, хорошо, что в теньке на крыльце стояли, иначе бы свой прищур объяснять пришлось. А нахрен ему это было не нужно. Замедляется до невозможного, аж саму такая медлительность раздражала, но не хотелось идти, пока знала, что за ней пристально наблюдают и при этом формы ее оценивают. Наклонись чуть сильнее и оголит слишком много декольте, выставив практически все напоказ. Что уж говорить, раз даже в огромном халате, что был ей явно велик, они умудрились ее задницу разглядеть. Смородины на кустиках и правда было немного, в основном либо зелёная, либо совсем ещё в зачатках, но что-то да набралось, едва пол ведёрка и из того половина веточек. Дверь снова хлопает, боковое зрение улавливает слишком уж рослую фигуру с топором наперевес, и заставляет тело снова напрячься. Он идёт в ее сторону, даже малейших сомнений не было. Ещё не хватало, чтобы ей ещё раз воспользовались по ещё свежей, не до конца зажившей плоти. Хоть главарь их себя в руках держал и даже не покушался на ее тело, от этого было чуточку спокойнее. Выдыхает чуть с дрожью и снова раздвигает веточки куста, выискивая полупрозрачные, как барбариски, спелые ягодки. Шаги все ближе, она едва не зажмурилась в тот момент, когда Кучер максимально к ней приблизился, но снова понадеялась на его благоразумие. И зря. — Иди, красавица, — шлепает звонко по ягодицам, заставляя подпрыгнуть на месте и судорожно втянуть воздух с тихим «ой», вырвавшимся от неожиданно и вызвавшим у мужчины ничто иное, как восторг. Очень уж нравились ему такие нелепые, глупые на первый взгляд невинные девочки. — Юрок зовёт. От прохлады дома чуть кружится голова и снова чуть тошнит. Юра явно на кухне, вряд ли бы стал в комнате в такую жару отсиживаться, ничего не делая, когда можно было под тихий гул телевизора и громкие песнопения по радио разобраться со всеми накопившимися делами. Сидит вальяжно, сваренный ею накануне компот из кружки попивает и семечки лузгает, на газетку скорлупки откидывая, чтобы не насорить. Хоть на этот спасибо, хоть кто-то о том, чтобы ей меньше уборки было, заботится. Подзывает ее ближе, а у Ани кровь в жилах стынет. Чувствует от него лёгкий запах мыла и пота, странная смесь, чуть ёжится и все же решается в глаза посмотреть. Тут же мурашки, причём ощутимые и даже глазу заметные. Дурно, нужно будет отсидеться в комнате хоть десять минут, чтоб остыть, иначе кранты ей придут прямо у проклятых грядок, вот тогда и разглядит и ощупает Кучер все, что нужно, и что не нужно тоже. — Давай шустрее, а то мужики отвлекаются на тебя. И все. Остаётся только кивнуть в знак согласия и попятиться назад, пытаясь унять алые щёки и выровнять дыхание. Что с ней такое творилось?! Пальчики тряслись, а со смородиной на сегодня было покончено. Как и с грядками к девяти вечера. Думала, что похоронят ее прямо там, между свёклой и капустой, но вывезла. Надеялась, что завтра не заставят перекопать целое поле картошки, а всего-то поручат мерзких полосатых колорадских жуков в баночку с бензином собирать. По крайней мере справится быстрее и не проведёт весь день на солнцепеке. Сил хватило лишь умыться холодной водой с мылом, а после ей же ополоснуться. Ни обеда, ни ужина, от одной мысли о еде тошнило, а может и не в еде, а в солнечном ударе было дело. Голова раскалывалась, от контраста горячего тела с холодной водой пробирал озноб и стучали зубы. Аня рухнула на свою постель, забралась под покрывало и отключилась от реальности, как по щелчку пальцев. Даже то, как Юра в потёмках о стоящее в пороге кухни ведерко со смородиной споткнулся, не слышала, и кроватью уже по привычке не скрипела. *** — Это что за дрянь?! — Ложка звенит о столешницу и Анна подскакивает на месте, желая в тот же миг слиться со стеной. Ему не понравилось. Сегодня, как и все предыдущие дни, вновь за кухарку. Решение первый раз в жизни приготовить макароны было обосновано лишь тем, что ничего иного, кроме овощей и картофеля не нашла, а такой рацион уже был два предыдущих дня и за обед и за ужин. Получалось худо-бедно, очень жидко и сытно только в больших количествах, но мужчины ели. Гремели ложками под свои разговоры, порой сыпали в тарелки соль с перцем по вкусу, но добавку просили. Чувствовала себя в такие моменты официанткой в самой злосчастной кафешке. Кривозубые ухмылки, заряженная кобура на поясах и распускание рук в виде шлепков по филейной части. Чтобы поторапливалась. Вот и сегодня беды ничего не предвещало, ей даже позволили приготовить всё в тишине и спокойствии, отлучаясь всей бандой по делам. Только вот всё пошло не по плану и Юра первый взбунтовался. — Это макароны или холодец? У меня в них ложка стоит! — Три пары глаз устремились на девушку, зажатую в угол кухонного гарнитура с защитой только в виде вафельного полотенца. — Они чуть слиплись… — Мужчина не даёт договорить, кричит, что заметил это и без её констатации факта и пускает тарелку скользить по столу. Пару сантиметров всего до края не долетает и Аня благодарит Всевышнего — ещё не хватало осколки с макаронами по всему полу собирать. — Переделывай. — Что?! — Даже чуть взвизгивает, но тут же прерывается, взгляд опуская. Кучер с Альтаиром мерзко хихикали, даже не притронувшись к своим порциям. Видимо, желание зрелищной разборки было выше голода. — Не поняла?! Я сказал, что такое жрать не буду, переделывай! Тишина давит, внимание всё ещё на Ане и ей ничего не остаётся. Он ведь не шутит совсем, наверняка и кастрюлю на голову оденет, если вновь что-то не то получится… Хоть ты волком вой, но пока не будет в угоду — выхода нет. — Может быть, я суп приготовлю? Или картошки жареной… — Макароны. — Чеканит, карими своими осколками Аню поедая вместо ужина. — Мы ждём. Аня взглядом по плите скользит — там ещё половина готовых в кастрюле остыть не успели, а теперь варить новые? К счастью видела, что крупы и теста в виде рожек в полке хоть отбавляй, но всё же так прожигать продукты… Склоняется за новой кастрюлей и набирает ледяной воды чуть больше половины. Каждое движение, малейший жест — всё пристально отслеживалось внимательными глазами предводителя. Остальным же мужчинам резко наскучило наблюдать обыденную картину и они уже травили друг другу истории под белый шум телевизора. На секунду даже стало не так обидно и страшно, обстановка перестала накалять, но это лишь пока вода не закипела… Мелкие пузырьки лопались и рождались с невероятной скоростью и Аня спешит убавить газ. Было не ясно какое количество готовить на этот раз… Если закинет мало и получится хорошо — не наедятся, а если много и плохо — очередной перевод пищи. В итоге просто сыпет на глаз под внимательным надзором. — Ты время засекаешь? — Мужчина хмыкает, между пальцев зажигалку прокручивая. Терпение было не железным, но проучить девчонку необходимо, иначе так и будет на отшибись кормить их всякой бурдой. — Нет… — заикается, на настенные часы глазами стреляя. Совсем из головы вылетело. Знает ведь про время, но от того, что за каждым шагом следят и имя своё запамятовать можно. — Помешивай тогда, а как закипит — попробуй. Никитина в его кулинарных способностях сомневаться не смела, жили же они как-то без неё. Но то, что элементарные вещи теперь на её плечах — выбивало. Можно было только представить, как после свадьбы с Вадимом они бы съехались и началась весёлая жизнь… Стирка, уборка, готовка… Половину из этого делает криво в виду отсутствия опыта, а другая половина наскучит на вторую неделю. Не самая радужная перспектива, но Аня оказалась в худшей её вариации. Спустя долгие-долгие минуты, проведённые за рассматриванием собственных ногтей и дребезжащих макарошек, девушка решает, что готово. Юра делает вид, что не смотрит, но боковым зрением её фигуру уже раз двести оглядел. И шрамик на коленке отметил и царапины вдоль линии локтей. Ещё ему очень нравилось, как длинные волосы подпрыгивают при малейшем её движении головой. Даже в такой ситуации добавляли ей какой-то роскоши и Юра уже потирал ручки, уверенно лишая напарников всяких возможностей на подкатывание яиц. — Кажется готово… — Никитина воду сливает медленно, язычок чуть высунув от старания не перевернуть кастрюлю. И помешав пустые макаронные изделия в последний раз, выдаёт эту информацию. — М-да? — мужчина улыбается от уха и до уха, слово уверенный в том, что ничегошеньки у Ани там не готово и уже предвкушая следующий поток лестных выражений о том, откуда руки растут. — Ну накладывай. У Альтаира, вон, уже шило в жопе, как заждался. Парочка бандитов и правда уже в Аню взгляды ненавистные кидали, со стола стаскивая то сала ломоть, то хлеб чёрный. Все старые в кастрюлю, а свежие — на тарелки. Получилось как раз и девушка чуть пальцы не скрещивает, мысленно из кухни убегая, чтобы если вдруг снова не то — только их проблемы были. — Нет, ну ты издеваешься?! — Юра обречённо откидывает вилку. — Мужики, я блять теперь вообще не удивляюсь, что её жених сразу не хватился. Такую-то хозяйку и просрать не жалко! — Что-то не так? — теребит подол, невольно его выше поднимая и уже в носу колит, слёзы скорые предвещая. — Это не макароны, а варёное тесто! Где соль? Где масло? Или мы в казарме, по твоему?! У Ани от отчаянья аж нижняя губа затряслась — неужели снова варить заставит? А эти две кастрюли куда? У них и животных то домашних нет, кроме котёнка, который такое есть тоже не станет да и нельзя… — Может, подсолите? — Протягивает Юре солонку в надежде, что это поможет. Что сам по вкусу, как и всегда, добавит специй и под сало и маринованные огурцы не заметит оплошности повара. Но нет. С металлическим звоном сосуд летит на пол, рассыпая вокруг себя белый яд. Тыльную сторону ладошки обожгло… Юра буквально выбил из неё соль и спасибо, что не швырнул в лицо. — Заново, сука, готовь, — почти по слогам говорит, невесть за что так обозлившись и Аня, втянув побольше кислорода, чтобы макароны слезами не солить, тянется за третьей, и последней в доме, кастрюлей. — Это надолго, похоже… — Альтаир уплетает за оби щёки, похрустывая огурцом. — Ага, Юрок решил тут фабрику по производству открыть. — Кучер поддерживает шуткой, почти доедая свою порцию, пока ещё не остыла. И почему Юра не мог с таким же успехом последовать примеру товарищей и заменить соль на закуски — неизвестно. — Ой, завалите ебальники уже, — глаза свои карие закатывает, пока Аня воду набирает на третью серию, — иначе она никогда не научится. — Так рассказал бы ей, что по чём, так ведь и до ночи не приготовит. — Без сопливых разберусь. Доел — пиздуй из-за стола. Девушка всё это буквально сквозь себя пропускала, но слезам волю давать боялась. Раскиснет сейчас — точно с задачей не справится. Спалит, пересолит, недоварит — что угодно, но Юра с живой не слезет. Оставалось только взять себя в руки, добавить под водой газ и не отвлекаться на их перебранки. Когда пришло время закидывать новую порцию, мужчины освободили кухню, оставляя их с главарём наедине. И не сказать, чтобы Никитиной от этого спокойнее стало… Он теперь развернулся всем корпусом к ней, ногу на ногу закинув и подкурил прямо в доме, вместо пепельницы пакет из-под семечек используя. — Воду посоли щепоткой одной, а когда сольёшь, ещё добавишь, потому что с водой всё уйдёт, поняла? — Да… — И мешать не забывай, дурёха. — Усмехается с её простоты и покорности. Стоит ведь, подыгрывает этому показательному обучению, слова против сказать не решаясь… Мог так что угодно ей сейчас приказать, даже сопротивление не встречая. Ему нравилось. Сразу в голове ни единой приличной мысли не оставалось, заканчиваясь всё на очертаниях округлостей, когда тянется за чем-то или склоняется… — Собери соль пока с пола. — Ухмылка, кивает вниз и лодыжку на колено закидывает, чтобы штаны где не надо не передавливали. Аня в миг краснеет, за совком с веником метнувшись в другой угол. Не сложно было понять, что в голове у этого человека, но себе дороже отказывать. Пока вода с едой кипит — есть время. Песчинки соли никак не хотят слушаться веник и следовать за ним, а Юра едва ли не облизывается, когда девушка крутится перед ним, согнувшись. Приятный бонус к испорченному ужину, к слову, уже и есть совсем не хотелось. Когда, наконец, последние белые крупинки собраны в совок, Аня возвращается к основной задаче. Юра всё так же не спускал глаз, закуривая третью подряд. Кажется, она начинает привыкать к жизни как под микроскопом. — Воду сливай живее и снова на мелкий огонь, — пепел в пакет, он получил что хотел. Давно на его кухне красивые девочки не хозяйничали, а сейчас даже как-то радостно было, хоть и для себя признать сложно. Просто не так скучно и не более. Никитина кастрюлю над раковиной наклоняет, полотенце гладкое по ручкам кастрюли скользит… Немая сцена и Аня просто не знает как остановить то, что случилось. Ёмкость кувыркается, разом всю воду с макаронами в раковину переворачивая и её, заодно, брызгами окатив. — Бля, Аня… — Юра тянет и тут же со смеху заливается, голову откинув и сигарету из пальцев выпуская. Хриплый, заразительный смех приободряет, даже заставляет в ответ улыбнуться, но макарошки плывут к сливу, закручиваясь в водоворот и девушка уже рыдать готова. — Это ж какой рукожопой надо быть, Боже! — всплёскивает руками, слёзы с глаз стирая и последние смешки воздух режут. — Если ты в четвёртый раз накосячишь, я, блять, тебя нахуй домой отвезу! Это что-то с чём-то… Снова приступ смеха и девушка решает подсуетиться, пока он отвлечён. Из раковины в помойку, в освободившуюся кастрюлю воду и последние в пачке макароны идут в расход. На этот раз всё гладко — солит воду, сливает её следом, всё дело помешивая. И когда они уже пустые и на огне, Юра даёт последние распоряжения: — Кусок масла туда и снова щепотку. Помешай и крышкой накрой, пусть в горячем постоят пару минут. Ога уже даже благодарна ему, что не кричит, не обзывает, а просто даёт возможность довести дело до конца достойно. Чётко последовав инструкциям, выкладывает готовое блюдо на две тарелки. Всё получилось идеально — не сухо, в меру солёно и рассыпчато. Они даже за один стол опускаются, Юра сало предлагает и огурцы. — Ну что, запомнила теперь, надеюсь? — улыбка снисходительная, даже на его обычную манеру не похожая. — Запомнила… — и правда ведь вкусно получилось. Интересно даже, как бы он сам приготовил, наверняка ещё лучше, да точно с первого раза. *** С самого утра лил дождь, да такой, что соседней лесополосы видно не было. Аня проснулась раньше всего дома и, уже по привычке, пошла кормить кота. Он был в приоритете, так как о себе она позаботиться может, себе приготовит, а вот он для себя — никак. Юра посапывал мерно в подушку, из конца коридора доносился храп — вот такое настроение дома ей нравилось. Просто тихо ходи и никто тебя не тронет — красота. С вечера стол был завален грязной посудой и остатками ужина, любезно поданного Аней. Она уже чётко вжилась в роль служанки: готовила, убирала, а порой стирала, да утюжила. Как ни странно, это было делать вовсе не в тягость, а даже наоборот — делом занята, бандиты видят деятельность и не придираются и что ещё нужно. По карнизу барабанили тяжёлые капли, вода струилась из ржавого крана прямо на мыльные руки и тарелки. Эти звуки, порой перебивающиеся мурлыканьем котёнка, успокаивали как ничто другое. Задумалась, чуть залипнув на мыльные разводы, уже вся пена с рук утекла, как вдруг сзади раздаётся звук закрывающейся двери. Кто-то решил услужливо прикрыть её, чтобы не разбудить остальных? — А я тебя обыскался, — хриплый голос этого мужчины она ни с одним другим уже в жизни не спутает. Аня мысленно мечется, думает что лучше: продолжить мыть посуду или же закончить и полностью отвлечься на него. В итоге останавливается на первом — не готова была с ним снова вот так, один на один, оставаться. — Доброе утро, — выдавливает из себя это приветствие, будь её воля — немой бы притворилась, лишь бы избавиться от страха сказать лишнего. — Очень доброе, красавица. Вздрагивает. Он подкрался сзади слишком бесшумно, положил широкие ладони на бёдра и сам притёрся так, что она каждой клеточкой его тело чувствовала. И в особенности — приличное возбуждение, что в копчик упиралось. — Что ты делаешь? — выходит истерично, тут же выключает кран и хочет повернуться, но Юра не даёт, вжимая собой в край гарнитура. — Забираю свой долг, а ты что подумала? Горячий шепот обжигает мочку уха, а его ладони уже ведут выше, оглаживая все её изгибы и словно запоминая её на ощупь. Аня не находит что ответить, все слова и звуки застревают в горле, позволяя лишь хватать возмущённо воздух, словно выкинутая на берег рыба. Ощущение мужского тела так близко заставляет напрячь своё собственное. Юра снова возьмёт своё когда ему вздумалось, снова сделает это с ней без малейшего намёка на спрос. Убирает в сторону её волосы, целуя за ухом и жадно задирает подол халата. В следующую секунду какой-то восхищённый звук долетает до Ани и она в момент заливается краской. В прошлый раз, по милости Юры, она лишилась ещё и самого важного предмета гардероба и разгуливала теперь по дому, кишащему мужчинами в неглиже. Разумеется он не мог этого не заметить и уже вовсю оглаживал её аппетитную попку, то и дело скользя пальцами по промежности. — Если бы я знал, что ты так ходишь, то давно бы уже повторил наш подвиг. От его слов мерзко, ещё и напирает так, что приходится руками о столешницу опереться, лишь бы снова раком перед ним не лечь. В голове уже страшные картинки, как грубо врывается в едва зажившую плоть, как снова окропляет её кровью… Но пока ничего подобного не было — только горячее тело рядом и настойчивые руки. Забыла, как дышать, правда. — Понравилось, как в прошлый раз я тебя распечатал? — пальцами проводит у самого входа, размазывая её едва выделившуюся смазку. — Даже подумать не мог, что мне достанется такая хорошенькая целочка. На этих словах Аня вздрагивает, тихо ойкнув и до упора вжимаясь в край стола. Сразу двумя пальцами в неё входит, раздвигая их внутри на манер ножниц и тут же вытаскивая, чтобы проверить на наличие крови. Ничего подобного не обнаруживает — значит можно смело брать. — Как ты хочешь, чтоб я тебя трахнул? — тянет за волосы, заставляя прогнуться в пояснице. — Может в твой прекрасный ротик, а? Снова эта волна дрожи прошивает тело, от каждого касания мурашки бегут и кровь в жилах стынет. Поворачивает к себе резко, за молнию халата дёрнув и между её ног вклиниваясь, одну себе за бедра заводя. У самого уже непроглядная похоть в глазах плещется и Аня чуть не взвизгивает, когда одна рука грубо сжимает небольшую грудь, а вторая снова ей между ног лезет. — Хорошо я тебя растянул, — медленно пальцами внутри двигает, за шею чуть покусывая и больше для себя эти слова говоря, — будешь сверху сегодня. Всё пропадает моментом и Аня даже не понимает, что происходит, с опаской зажмуренные глаза открывая. Неужели все закончилось и он так быстро отстал? Не может быть, конечно… Юра сидит на стуле уже абсолютно обнажённый, медленно водит ладонью по стоящему члену, что в глазах Ани, которая мужских органов, кроме как в музее больше нигде не видела, он кажется непомерно большим. Страх парализует, теперь поняла, что порвало её в ту ночь, что теперь снова предстоит принять… Бежать было некуда, все пути отступления перекрыты, а Юра уже с предвкушением скалится. Любил брать молоденьких девочек, особенно таких, которыми можно было с лёгкостью манипулировать. Если не подойдёт — только себе хуже сделает, провоцировать на грубость не хотелось, но и подчиняться желания никакого не было. — Снимай эту тряпку и опускайся. Я жду, — в голосе сталь, в глазах похоть, наверняка мысленно её натянул уже не раз и не в одной позе. Девушка и правда достаточно испытала его терпение: механическими движениями спускает с плеч халат, вновь оставаясь перед ним в костюме Евы и на ватных ногах делает первый шаг. В конце концов, быстрее начнут — быстрее закончат. Это выглядело до скрежета похабно и Юра непомерно этим пользовался. Липкий пот по спине от ситуации. Вдруг их увидят, что тогда? — Быстрее, сука, — дёргает Аню за руку, к себе на колени рывком опуская, — ты же не хочешь, чтобы остальные проснулись и увидели, как ты пиздёнкой работаешь? Щёки вновь алеют, чуть не плачет и ведь знает, что все эти слова пустые и не станет он её со своими дружками по кругу пускать, но так это на сознание давит… Сильные руки опять на грудь, по талии и к бёдрам. Заставляет перекинуть одну ножку и тем самым оседлать себя. Они никогда ещё так близко друг к другу не были, губы совсем рядом с чужими, член упирается между ягодиц и вот-вот скользнёт в приятную тесноту. Аня вся как струна напряглась, в любой момент готовая к боли. Так и происходит: Юра чуть придерживает за девичьи бедра и насаживает на себя в одно движение. Девушка себя забыла — так резко это произошло, вынужденно хватается за мужчину, даже не стесняясь лицо в изгибе его шеи спрятать, лишь бы от острого чувства наполненности не заплакать. Юра выдыхает рвано, оглаживая нежную кожу под ладонями и не спешит двигаться, за что Аня ему бесконечно благодарна. Она никак не может привыкнуть, крепкий член распирает изнутри — физически чувствует, как нежная плоть натянулась на него и даже шевельнуться страшно. Но всё-таки он заставляет её вздрогнуть — поднимает её голову от своей шее и целует в алые губы. У Ани аж дыхание перехватывает — по телу волна жара проходится, сосредотачиваясь внизу, где соединились их тела. Но не долго этот момент длится, Юра отрывается, приподнимая девушку за бедра и рывком вновь опуская на себя. Его руки отчего-то нежно оглаживают, а губы зацеловывают шею и всё это идёт в такой разрез с его грубыми проникновениями во всё ещё узкую дырочку, что Аня совсем теряется. Не понимает как себя вести и на что реагировать — редкие стоны вырываются из груди, подставляется под его губы и уже по инерции прыгает на члене, почти без помощи его рук. — Вошла во вкус, девочка? — шепчет на ушко, чуть за мочку губами потянув. Она творила с ним что-то невероятное, хотелось кончить от одного её вида — эти подрагивающие от прыжков волосы и грудь, слёзы, застывшие в глазах, что с такой мольбой на него смотрели и, разумеется, горячие стеночки её влагалища, которые так жадно принимали в себя член. И кто бы мог подумать, что буквально неделю назад это создание было невинно как природа. А теперь малышка текла, это он точно не мог ни с чем спутать. Аня в ответ на горячую реплику только мотает головой и всхлипывает. Сама не понимает, что с ней происходит и почему тело стало так охотно отзываться на манипуляции бандита. Головой всё ещё была настроена на боль и отвращение, а тут что-то другое — тонкое тянущее чувство и покалывание на кончиках пальцев. Юра ускоряется, сжимает её ягодицы до белых пятен под пальцами натягивает с каждым движением всё грубее и грубее, подаваясь бедрами вперёд и вколачиваясь в тесную влажность Аниного тела. А она чуть ощутимо сокращается. Больше не болит. Их тихие стоны сливаются в один, губы снова на чужих, почти не шевеля, но касаясь. И вновь эта непонятная для Ани волна жара, когда Юра с тихим рыком выходит из неё и заливает спермой нежные складочки. Липко. Кажется, акт насилия состоялся и перешёл во что-то необъяснимое. Юра не задерживается с объятиями и нежностями — ссаживает со своих колен девушку, предварительно звонко шлёпнув её по красной попе. Лучшего начала дня и не придумаешь, и глубоко плевать было, что девчонку еле ноги держали. Слышал, как испугано и сорвано дышала, но нигде не отзывалось. Ни капельки, главное, что он накопившееся возбуждение слил. — В следующий раз стони потише — могут услышать, — Юра кивает на дверь, параллельно надевая штаны. — И чай мне приготовь с яичницей.