Ago.

Едам теперь потерял её навсегда. Безнадёжно, но он отчаянно хотел узнать настоящую причину — не может быть, чтобы благородный Ким Доён сделал это из мести. Мыслей в голове Бан Едама много, ему так трудно сосредоточиться на простом, на реальности и том, что ему кто-то что-то говорит. Он в помутнении, в трансе, ведь всё, что стояло перед внутренним взором — новенький. Нет, Хамада Асахи. Тот самый парень, руки которого такие мягкие и холодные, а сам он крайне неприятный, скрытный. Никогда не знаешь, чего от таких ожидать. В тот вечер он поправил очки и пошёл по своим делам, которые Едаму теперь были интересны — чем такие нелюдимые мальчики занимаются в подобных районах, ещё и вечером. Едам практически увязался за ним, даже решительно шагнул в его сторону, но Асахи этого явно испугался, попятился и, подарив загадочную улыбку, поспешил уйти. Уже неделю ничего не происходило. Начальница лишь изредка звала всех на ужин, после чего всем отделом они шли пить. Едам за всё время таких попоек ни разу не увидел с ними Асахи, что не было чем-то странным. Весь отдел потакает его желаниям из-за влиятельных родителей, а сам японец почти каждодневные пьянки не очень жалует. Однажды и Едам отказался. Начальница Ким, забавная молодая женщина с великодушием позволила ему работать дальше, хотя и недоумевала, зачем так напрягаться. А он при всём желании не смог бы объяснить, что отказывается от совместного досуга во имя сплочения коллектива только из-за новенького, который так же постоянно остаётся допоздна. Им, как ему думалось, нужно поговорить. Едаму стоило знать, что происходит. — Хорошего вечера! — поклонился он последнему выходящему из офиса сотруднику, и тот помахал на прощание. — До свидания! Дверь за ними наконец закрылась. Едам поднял голову, посмотрел налево — японец сидел спиной к нему и что-то быстро печатал. Оставалось гадать, понял ли он что-нибудь или же нет. Длинные пальцы стучали по старой клавиатуре чуть ли не агрессивно, будто пытались заглушить приближающиеся к нему шаги, но… — Эй, — Едам потянулся к плечу Асахи, но тот, сыграв на опережение, отодвинулся подальше, даже не удостоив его взглядом. — Прости, я должен с тобой кое о чём поговорить. Не мог бы ты… — Нам не о чем говорить, — снова не голос, а шелест ветра в молодой листве. Едам застыл, пару мгновений переваривая сказанное, затем обиженно фыркнул. — То, что произошло вчера вечером. Я просто не хочу, чтобы ты подумал что-то неправильное, я ничего не делал. — Угу. Понятно. — А ты? — стук о клавиши прекратился. Асахи наконец обратил внимание на своего собеседника. Чудного, какого-то идиотского, зато с красивыми пухлыми губами. Они приоткрыты, они проговорят что-то ещё, потому что Бан Едам очень любопытный и глупый. — Не думал тебя там встретить. — Будет здорово, если ты не будешь в это влезать, — Асахи не поскупился на вежливый и мягкий ответ, но быстро замкнулся, став похожим на снежного принца. Едам словно действительно почувствовал, как повеяло почти декабрьским холодом, потому в нерешительности отступил от него. — Забудь о том, что увидел вчера. Тогда будем в расчёте. — Ты чуть не устроил потасовку, разве это сопоставимо с тем, как я просто шёл по улице? — Что? Едам готов был провалиться под землю. Но не один. Он собирался сделать это, захватив с собой заносчивого японца, который как будто специально сдерживался, чтобы не сказать чего-то лишнего, грубого. Едам, наплевав на личное пространство, подошёл к коллеге вплотную, прижав к столу. Тот отвернулся, хотел было в очередной раз сбежать, но не удалось, ведь Едам готов был идти до конца. Если раньше он хотел подружиться, то сейчас в пору было стать врагами. — Тебя это касается? — он положил руки на стол, отрезая последние пути к спасению. Асахи раздражённо выдохнул, на его щеках появился лёгкий румянец. — Может, ты ещё и знаком с тем парнем? — Отойди от меня. — Нет. Не отойду, пока не услышу, что должен. — Сдался ты мне, — наконец в чужом тоне он услышал, что хотел. Волнение. Не такой уж Асахи и неприступный. — Ух ты, — его пальцы коснулись подбородка японца. Тот застыл, сверля взглядом лицо Едама, который еле скрывал победную ухмылку. — Что это с тобой? Почему так смотришь на меня? — Отойди. Мне нужно работать. Притворное, издевательское страдание скользнуло в глазах Бана, и он отступил. Они оба недооценили друг друга. Хотя, Асахи воспринял случившееся как унизительную насмешку. Он так и не понял, как мог допустить такое, и как ему теперь спокойно сосуществовать с этим психом в одном пространстве. Едам никогда не говорил подобным тоном с кем-то. Никогда не давил силой, да и откуда у него сила, особенно по отношению к снежному принцу… Он и не знал, что ему вообще позволят вести себя так. Отсюда Едам и сделал вывод — Асахи точно что-то скрывает. В конце концов, он просто ушёл от разговора, а все следующие дни делал всё, чтобы не столкнуться с Едамом. Он, правда, уже и забыл, что между ними было. Прошло почти две недели. Мучительных, слишком наполненных рутиной и мелкими поручениями, бесконечными правками, которые обычно разбавлялись перерывами на чашку кофе или походами в кафетерий на обед. На такой работе часто рискуешь упустить что-то важное, ведь сколько бы времени не прошло, всё сливается в один бесконечный, невероятно долгий и изматывающий день, иногда прерываемый сном. Так жил Бан Едам. И этим он отличался от Асахи, для которого существовало как минимум ещё одно место, сумевшее в своё время хорошенько так разбавить монотонность бытия и вытащить из тяжёлого состояния. Он держал это в строгом секрете даже от семьи — те бы наверняка не поняли, в худшем случае заставили бы вернуться домой. Довериться было сложно, да и некому. Первое время Бан Едам был на примете, оставалось только заговорить. Его задобрило то, как он каждый раз ставил заносчивых и болтливых старших коллег на место, как помогал младшим и уважительно и терпеливо относился к замашкам начальницы. Куда же делось его дружелюбие и жажда справедливости? Он и сам становился тем самым пытливым сонбэ… — Господин Хамада, вам налить? Ему незачем было идти на очередную попойку с начальством, но Едам зачем-то встрял, заявив, что стоит приобщаться к традициям и хоть иногда разговаривать с кем-то вне стен компании. В чём-то он был прав, и Асахи бы это признал, но в голове сидело гадким надоедливым созданием воспоминание о том дне. Об оскорблении, о желании отомстить, которое могло бы быть исполнено в этот поганый вечер, когда Асахи с подачи Едама соизволил проявить к непоседливой начальнице уважение и пойти со всем отделом в ресторанчик неподалёку от офиса. Вот только Едам не выглядел так, будто он потащил Асахи с ними из вредности, а действительно переживал. О чём, для ледяного принца, который так отвык чувствовать настроение людей, было огромной загадкой. — Пожалуйста, — робко ответил он Едаму, аккуратно подставляя стопку. Едам налил, чуть пролив на манжет его чёрной рубашки и не заметив этого. Оставалось только благодарно улыбнуться. В стопке — меньше половины. Очень мило с его стороны. Стал бы он заботиться о таких мелочах, если бы правда злился и испытывал терпение дальше? Едва ли. Асахи готов был выдохнуть с облегчением. Он выпил, его губы тронула еле уловимая улыбка, но Едам, так зорко наблюдавший за японцем практически всё время, не мог упустить её. Она чарующая, как у лесного эльфа, в ней нет презрительного холода. Едаму хочется её сберечь, хочется, чтобы она принадлежала одному только ему. Уже поддатые коллеги утомляли вниманием и порой слишком громким смехом, была полночь, когда возникла идея разойтись. Менеджер отдела, приятный тридцатилетний мужчина, еле успокоившись после приступа истерического смеха от очередной байки коллеги, великодушно разрешил молодому господину Хамаде уйти раньше, но вместе с ним поручил идти и Едаму. Тот удивился, но всё же отказаться не мог — Асахи выглядел неважно. Резкий порыв ноябрьского ветра приятно похолодил кожу, когда они вышли на улицу. Асахи с вздохнул полной грудью. Он был бледнее обычного и не решался и шагу ступить — только смотрел мутным взглядом куда-то вдаль, игнорируя шум проезжающих мимо машин и неразборчивые разговоры прохожих, игнорируя мелодичный голос Едама, пытающегося обратить на себя внимание. Его пальцы оказались в чьей-то тёплой ладони. Асахи вынырнул из транса, дрогнув, и повернулся к Едаму. Тот почему-то хмурился и был встревожен. — В чём дело? — Ты меня не слушаешь? — Нет, я просто… Едам покачал головой, подошёл вплотную к нему и приблизился уху. — Я спросил, где ты живёшь. Асахи упёрся рукой в его плечо, чуть отталкивая. Ему было жарко, невыносимо некомфортно по какой-то причине, а его тело по ощущениям становилось всё слабее. Он лишь на долю секунду прикрыл глаза и… Очнулся, когда не почувствовал веса собственного тела. Сперва это испугало, но, полностью придя в себя, он сумел понять, что к чему. Едам нёс его куда-то на спине, но сил хотя бы на жалкое требование остановиться совсем не осталось, и Асахи провалился в сон. Беспокойный, яркий и полный странных и причудливых деталей, какими его сны бывали всегда. Он не подозревал, какой привлекательной его уязвимость казалась Едаму. Он, поднявшись домой, ввёл код, и дверь открылась. Сработал датчик, и включился тёплый свет, заливая собой скромную прихожую с гостиной. Хозяин квартиры разулся, осторожно опустил Асахи на диван, который, на удивление, даже не проснулся — только нахмурился на мгновение, когда Едам снял с него очки, изучая гармоничные, изящные черты лица. Он обычно никогда не вглядывался в чьи-то лица, не рассматривал их, как следует, потому Асахи по итогу оказался довольно симпатичным. — Прекрати это… — вдруг прошептал он, и Едам в испуге отшатнулся от дивана, прочищая горло и снимая пальто. — Прости. — Куда ты притащил меня? — К себе домой. Ты… — Я красивый? — Едам заметил, как его тонкие губы растянулись в беззлобной улыбке. Японец поднялся, с любопытством оглядывая обстановку и находя её знакомой. Хозяин квартиры смущённо отвернулся к холодильнику, тут же открывая его. Значит, красивый. Кто бы мог подумать, что парни с разбитым сердцем такие восприимчивые и быстро забывают о чужом предательстве. — Ты не сказал, где живёшь, так что… — объяснил Едам, не оборачиваясь. — Может, хочешь чего-нибудь? — Я хочу спать. — Вот как… Что-то необычное улавливалось в неуверенности Едама. Будто того разговора наедине, когда они оба решили поработать сверхурочно, и не было, и он не пытался что-то доказать, заставить бояться. Асахи старался не забивать этим голову, но всё становилось таким сложным, что разговор об их отношениях был бы всего лишь делом времени. Он снял пальто с шарфом, скромно сел на краю дивана, ожидая, когда Едам на него наконец-то посмотрит, но тот будто специально не уделял гостю никакого внимания. Асахи, не выдержав, прошёл на кухню, сел за стойку, и тогда у Едама не осталось выбора. Игнорировать больше не было смысла. — Я не засну, пока ты не посмотришь на меня. Плечи Едама дрогнули, затем опустились. Он собрался с мыслями, поставил вымытую кружку на стойку перед гостем и осторожно глянул на него. Асахи смиренно ждал. Он не знал, чего именно, просто думал, что его терпение испытывают намеренно, и потому не стоит поддаваться. В конце концов, он никогда не шёл у кого-то на поводу, хоть его и считали мягким и податливым. — Мне незачем на тебя смотреть. И говорить мне с тобой незачем. Ты плохо себя чувствуешь, лучше иди спать. — Ты раздражаешь, — Асахи был на грани. Едам осмелел и показал свою озадаченность гостю. — Почему? — Зачем лезть к человеку, когда он ясно дал понять, что ему это неприятно? Едам прищурился, уже не сумел сдержать улыбки, ведь господин Хамада был до одури забавным. Как будто бы защищал свою честь и личное пространство, но при этом не уходил и требовал несуществующих ответов. Что Едам мог сказать ему? Что тот на самом деле всё себе надумал, и в действиях других не всегда есть какой-то подтекст? Однако теперь Едаму сложно было отпустить. Он протянул руку к японцу, тот не отпрянул. Не ушёл и вытерпел, когда длинные пальцы Едама коснулись аккуратных губ, очертили линию высоких скул. По щеке японца скользнула ладонь, он прикрыл глаза, позволил дотронуться до тёмных прядей, спадающих на лоб и скрывающих еле заметный шрам над бровью. Ему не нравилось, что Едам делал, он порывался прекратить это безобразие, но все эти прикосновения будто околдовали его. Их неправильность казалась такой привлекательной и сладкой, что он и правда забылся на несколько мгновений и очнулся лишь тогда, когда в чайнике закипела вода. С ним действительно что-то не так. Он словно сходил с ума, а Едам этим умело пользовался. Нет, он явно был причиной странного помешательства и даже не пытался это скрыть. Но Асахи эту мысль развить не успел, потому что к нему снова обратился Едам. — Ты точно ничего не будешь? Асахи покачал головой, а Едам сделал себе чай и, пройдя в гостиную, забрал с дивана пальто и шарф, повесил их в коридоре, невольно вдыхая его запах, совершенно невесомый, чистый. Запах августовской ночи, как показалось Едаму. Он принёс из спальни плед с небольшой подушкой, положил всё на диван. Асахи сидел к нему спиной, мечущегося по квартирке хозяина он решил проигнорировать, потому что отойти от произошедшего оказалось сложнее. Он притронулся к щеке — кожа горела. Это было очень непривычно. Да и сердце колотилось так, будто скоро остановится вовсе. Асахи сглотнул, слез со стула и на не гнущихся ногах вышел из кухонной зоны, заставил Едама остановиться хоть на секунду, прекратить летать по всему дому и просто посмотреть на себя. — Спасибо, — спустя долгие секунды вымолвил он и вдруг почувствовал дикую усталость. Было похоже на то, что лишь это держало его в напряжении. Недосказанность. Странная, необоснованная, но со временем исчезнувшая. Избежать её так просто, однако никто ещё не догадывался об этом. Всё было как будто впервые, Асахи вернулся в те времена, как для него всё было трудно, и люди такие чужие и злые, опасные. Бан Едам был целым миром. Неизведанным, но весьма занимательным. В ту ночь он лишь сдержанно улыбнулся, пожелал спокойной ночи и выключил весь свет, оставив только небольшой светильник на кухне. Асахи наблюдал за ним, сидевшим вполоборота, мучительно думал обо всём подряд, внимательно изучал благородный профиль и понял, что хотел бы… Он зажмурился. Нет, всё это неправильно. Это ведь так отличалось от того, как обычно случалось в его жизни. Ему не нравились перемены, он скрывался от них всеми способами. Стоило быть осторожнее, но, быть может, уже было поздно. Хамада Асахи в западне.