Все теперь без меня

- Ты совершенно огрубела, с тобой скучно, - выговаривал Серафиме муж. - Наши отношения зашли в тупик, и ты ничего не делаешь для того, чтобы изменить это! - По-моему, брак – это дело двоих. Или ты думаешь, что он нужен только женщине? - Как правило. Вот ты, например, живешь в прекрасной квартире и можешь тратить свое жалованье себе же на булавки. - А ты похож на Корзухина. Тот тоже не упускал случая напомнить, что я бесприданница. Так как же я должна тебя развлечь? Сплясать «русскую»? - Не воображай себя Тэффи! Не смешно! - С тобой тоже невесело. Кстати, и ты не воображай себя Достоевским. Парфянская стрела угодила в цель: недавно очередная «проба пера» Сергея была безжалостно забракована Александром Воронским, редактором журнала «Красная новь». - Дура! Серафима брезгливо поморщилась. - Не сказала бы, что сравнение с Корзухиным в данном случае в твою пользу. Он, вероятно, считал меня дурой, но хотя бы не говорил этого вслух. Голубков тяжело задышал, покрылся пятнами и вдруг завизжал фальцетом: - Чекистская подстилка! Возникшую паузу нарушил звук хлесткой пощечины. - Выбирай выражения, - обманчиво ровным голосом сказала Серафима, потирая запястье. – Пристрелю сволочь. *** Серафима брела с Цезарем на поводке по парку. Наташа повезла маму на консультацию к какому-то светилу медицины, светило обитало за городом, ждать возвращения соседок следовало только завтра, поэтому Серафима осталась присматривать за собакой. Серафима припоминала свою жизнь. Родители умерли рано, тетка-опекунша сразу после гимназии сблагостила племянницу замуж за Корзухина. Тот сам ее высмотрел – он подыскивал себе невесту хороших кровей (именно так, как о псовой борзой), неиспорченную суфражистскими или революционными идеями, и притом бесприданницу, чтобы знала свое место – и сразу сделал предложение, не тратя время на дурацкие ухаживания, он был деловой человек. Корзухин происходил из купеческого сословия, из старообрядцев, и, хоть разбогател на военных поставках страшно, все время бился головой о «стеклянный потолок» - для настоящего успеха ему не хватало родственных связей в высшем обществе. Женитьба на дворянке служила пропуском в этот круг. Сергей… Серафима отдавала себе отчет, что не столько его полюбила, сколько по-женски прилепилась к единственному человеку, которому была нужна и дорога. К тому же Голубков был человеком ее круга и казался совсем нестрашным – а Серафима так устала бояться! …Мадам Корзухиной она стала, не успев опомниться: тот спешил обвенчаться перед открытием Парижской выставки, чтобы ехать туда заключать контракты уже в сопровождении красавицы жены. Да и тетка ясно дала понять, что не намерена содержать племянницу до второго пришествия. Стоя в церкви в тяжелом подвенечном платье от Ламановой, Серафима тайком щипала себя сквозь шелк и кружева: это что, взаправду?.. Но как такое могло случиться?!.. …С Сергеем они сблизились прыжками, толком не познакомившись: тому способствовали одиночество обоих, неясное будущее, пережитые страшные приключения, которые хотелось поскорее оставить позади и открыть новую страницу жизни – без тифа, пайковой воблы, теплушек, мешков на фонарях, артобстрелов, красных комиссаров и белогвардейских полковников, совершенно одинаково размахивающих наганами и орущих матом… Наташа сказала бы, что они оба отчаянно хотели на ручки. …Максим… С недавних пор Серафима стала подозревать, что небезразлична ему. Это было странно, но и Максим странный молодой человек, что-то он в ней нашел. Однако они по-прежнему были на «вы» и держались нейтрально-товарищеского тона. Серафима была рада этому и благодарна Максиму за то, что тот не форсирует события, как некогда Сергей. Ей хотелось пожить одной, понять себя, навести порядок в своей жизни, да просто – отдохнуть от двух браков, оставивших ее в состоянии горького недоумения. …Так что же – разводиться? Серафиму обдало холодом. Все-таки она была не из бойких, не то что подруга Наташа, - картошку не может почистить, не порезав пальцы, какой уж из нее одинокий борец с жизненными трудностями? И внушенное в детстве убеждение, что женщина без мужчины - ничто, подтачивало ее решимость. Посоветоваться бы. С умным взрослым человеком, привыкшим полагаться на свои собственные силы, не цепляться и не прятаться за других. Умеющим принимать большие решения, меняющие судьбу. Серафима знала такого человека. …Ей не пришло в голову, скажем, написать ему письмо. Более того, если бы она встретила Хлудова на улице, не окликнула бы – может, ему неприятно ворошить прошлое. К тому же ей было стыдно за себя, за то, что в глаза называла его сумасшедшим, лезла к сильному и гордому человеку со своей жалостью, как идиотка. Она была глупа и вела себя бестактно, и это была еще не самая тяжкая из ошибок, которые она совершила. Серафима четвертый год подряд писала письма в Международный Красный Крест и лично Фритьофу Нансену – искала следы русской эмигрантки Людмилы Корсаковой. Копила деньги, чтобы выслать ей долг. Но Люська как в воду канула. Вот перед кем Серафиме было стыдно до малиновых ушей! Хлудов был из тех мужчин, которые душой принадлежат мужскому братству, женский пол он, похоже, презирал, - навряд ли глупости, которые она несла, так уж сильно его задевали. А вот Люська, выходившая и приютившая больную тифом случайную попутчицу - и не удостоенная даже звания подруги… Все дело было в воспитании, полученном Серафимой, - ей внушали, что другие женщины не имеют значения. Сила - в руках мужчин, поэтому нужно быть красивой, чтобы тебя выбрали, нежной и беспомощной, чтобы о тебе позаботились. Женщины, которые работают, служат, даже воюют - это какие-то ненормальные, синие чулки, которые конкурируют с мужчинами вместо того, чтобы получать от них обеспечение и защиту. Пришла пора выбросить из головы этот мусор. Но как решиться прыгнуть в пустоту, оттолкнувшись от шаткой, но все-таки опоры? - Знаете, Роман Валерьянович, - мысленно обратилась она к Хлудову, - я ведь никогда в жизни не принимала больших решений. Их всегда принимал за меня кто-то другой. - Большие решения принимают от большого отчаяния, - немедля откликнулся воображаемый собеседник, - они даются легко, когда уже нечего терять, кроме жизни, которая потеряла всякий смысл. *** Муж у себя в кабинете правил невезучий рассказ. На вошедшую Серафиму он покосился едва ли не с испугом. - Я пришла собрать вещи, - сказала она твердо и сухо. – Оставлю их пока у Наташи, и завтра же попрошу на работе комнату в общежитии. Я развожусь с тобой, Сергей. Наш брак был ошибкой.