Часть 1
18 декабря 2021 г. в 14:42
Ночной город пахнет ранней весной и гарью жжёных шин. Шумная толпа, скорость, градус адреналина в крови. Игорь уже не помнит Санкт-Петербург другим. Когда Гром учился на первом курсе, друзья затащили его на уличные гонки, и на трассе он увидел машину своей мечты. Ядовито-красная, быстрая, как молния, и ужасно дорогая. Он пообещал себе, что обязательно заработает на такую, но жизнь перемешала все карты. Сейчас в арсенале Игоря водится столько тачек, что он с трудом запоминает их марки и цвета. Автомеханик перевоплотился в первоклассного вора.
С Серёжей они познакомились в баре, когда у Игоря едва не сорвалась крупная сделка. Команда Грома отмечала бурно, получив на счёт приличную сумму. Алкоголь рекой, ругань в хмельном угаре и грандиозные планы на будущее. Они тогда только начинали свой «бизнес» и неохотно расставались с угнанными машинами, боясь ошибок и потерь. Но именно в тот вечер команда Игоря сорвала главный куш.
Разумовский стал для них настоящим талисманом, потому что никому не удавалось так ловко заговаривать клиентам зубы. В команде его держал по большому счёту только Игорь, но их отношения никто не обсуждал. Гром вёл Серёжу вперёд, и тот доверял ему, как самому себе. Он стал тенью Игоря, его отражением и единственной любовью. Они почти всё время проводили вместе, и команда Игоря ясно ощущала, что их «вожак» выбрал пару. Они были одной дружной семьёй: делили и деньги, и убытки, и грязь, и кровь. Друг за друга стеной, до последнего вздоха. Потому что так Гром научил.
Игорь заводит мотор, опуская боковое стекло, и подмигивает Серёже. Прямо язык чешется отругать того за то, что снова приехал на гонку в одной ветровке. Грому нужно о машине думать, которую его ребята отгонят на окраину города через несколько часов. Если он не приедет в срок, сделка не состоится. А уличные гонки — это так, детское увлечение. Помогает искать будущих клиентов, не зарабатывая проблем на задницу. Но перед глазами стоят лишь покрасневшие от холода щёки Разумовского.
Гром обещал его наказать, а он слов на ветер не бросает.
— Ты угонишь эту тачку для нас? — Серёжа так близко наклоняется к Игорю, что в нос ударяет запах ментоловых сигарет. Ещё одна вредная привычка, которую вытравить никак не получается. На втором месте после Грома. Только если сигареты лёгкие отравляют, то Игорь истязает Серёже сердце. Почти целый год.
— Не понял, — Гром подцепляет пальцами его подбородок, нахмурив брови. И бесконечная синь растекается в ночной тиши, с силой надавливая на каждое ребро. Глаза у Серёжи невозможные.
Парни его на смех бы подняли, если бы узнали, сколько раз они с Серёжей целовались. У них даже секса нормального не было первые месяцы, потому что Игорь жил в однушке с родителями, а Разумовский у друзей ютился, пока не выбил комнату в общежитии. Но Гром всегда с гордостью отмечал про себя, что заполучил парня с самыми красивыми глазами. Это звучало смешно, но с Серёжей только так и получалось. Засматриваться, заботиться, защищать.
Спустя пару месяцев бизнес пошёл вверх, и Игорь купил для них с Серёжей отдельную квартиру. Но важнее всего был всё равно не секс. То, что он видел в глазах Разумовского, когда вскользь пробегал взглядом по его лицу, стоило намного больше, чем деньги, которые приносили ворованные машины.
— Ты же не собираешься до старости сидеть в своей мастерской, — Серёжа почти мурлычет Грому в ухо, и сигналящие машины волнуют его меньше всего. Его непокорному нраву завидовали многие, потому что никто даже голос не решался повысить в присутствии Игоря. А Разумовский напротив возмущался, доказывал, отстаивал своё мнение в жарких спорах, вытирая пот со лба. Они с Громом почему-то идеально дополняли друг друга. — Мы можем сбежать в Москву или вообще забиться в какую-то богом забитую глухомань. Я всегда мечтал о домике у реки.
И он вдруг улыбается так ярко, как будто свет фар вспыхивает перед глазами. По телу проходит ток, и Гром бьётся затылком о кожаное сидение. Никуда он от Серёжи не денется.
Прямые рыжие волосы спадают на щёки Серёжи, очерчивая едва заметные ямочки. Как ему только удаётся сохранять непринуждённость и легкость в каждом движении? Он никогда не подчиняется другим, но мир всё равно у его ног. Разумовский почему-то выбрал именно Игоря, хоть возле него и крутились молодые смышлёные парни. Гром всё чаще задумывается о том, что их затягивает глухая трясина. По его вине. Кто знает, как бы сложилась жизнь Серёжи, если бы они не встретились в том баре…
— Ты у меня ещё такой ребёнок, — Гром с хитрой улыбкой щёлкает Серёжу по носу, и тот недовольно хмыкает. По-детски обижается, а потом целует в уголок губ. Так быстро, что сердце пропускает удар и вдруг разражается канонадой.
Разумовский действует на Игоря, как наркотик, и грань между сном и реальностью снова стирается.
Оживлённая толпа заходится рёвом и протестующим свистом, требуя начала гонки. Люди приходят на трассу за зрелищем, от которого кровь в жилах закипает. За скоростью, искрящей под колёсами. За острым ощущением опасности, сносящим с ног. За победой, которую всегда вырывает только один. Связь Грома со студентом никому не интересна, потому что зрители ждут от него лишь очередной победы.
— Я не шучу, придурок, — Серёжа проводит ладонью по колючей щетине Игоря, ухватив его за воротник куртки. Никуда не убежит, потому что всегда был только его. Только рядом с Громом он ощущает неведомую силу, толкающую вперёд. Только с ним Разумовский всегда первый. — Порви их всех ради меня. Люблю тебя.
Игорь широко распахивает глаза, вжавшись лопатками в спинку стула. Он стирает со лба каплю горячего пота и смотрит на ладонь так, как будто на коже кровавая лужа расплывается.
Всё, что осталось в воспоминаниях после той гонки, осело в голове зыбучим песком. Не хочется ворошить прошлое, но боль снова и снова затягивает воронкой на дно. Горячий песок сдавливает горло, и Игорь едва сдерживает хриплый кашель. Так много изменилось с тех пор, как он уехал из Санкт-Петербурга, а поцелуи Серёжи всё ещё обжигают губы солью и запахом ментоловых сигарет. Они давно выросли, и их больше никогда не будет в жизнях друг друга.
— Игорь, ты меня слышишь? — мама Игоря отрывает голову от подушки, скривившись от боли. Её болезненно-бледное лицо отторгает любые светлые эмоции, и Гром винит себя за каждый день, проведённый за сотни километров от неё.
Зинаиде Николаевне поставили диагноз «рак молочной железы», а Игорь узнал об этом только пару дней назад. Взял отпуск за свой счёт и примчался, словно угорелый. Маме назначили первый курс химиотерапии, и Гром поклялся, что не оставит её одну. Возвращение домой через восемь лет казалось самым страшным испытанием. Но намного страшнее было смотреть матери в глаза, не ощущая неловкости и горькой вины.
Прошлое обрушилось на него стаей голодных волков, и у Игоря больше не получается спрятаться от него. Не здесь, не в Санкт-Петербурге, где его каждая собака знает. Не здесь, где каждая улица носит следы его прошлой жизни, его любви и счастья. Теперь он другой, но старые раны тянут до крика.
— Прости, мам, — Гром часто моргает, сжав мамину ладонь. — Тебе плохо?
— Ты меня смертельно напугал, — Зинаида Николаевна едва ощутимо проводит кончиками пальцев по его запястью. У неё улыбка выгоревшая, как листья поздней осенью, но глаза бесконечно чистые. Игорю кажется, будто он принимает иглу в вену вместе с мамой, и он бы вправду забрал её болезнь, если бы только мог. Но судьба распорядилась по-другому. Зинаида Николаевна едва шевелит пересохшими губами: — Я тебя зову-зову, а ты не отзываешься, — Игорь отворачивается, закусив губу, и его взгляд неожиданно обдаёт холодом. — Не смотри на меня так, я в порядке. Настолько, насколько это возможно.
Мама никогда не жаловалась на проблемы со здоровьем, а Игорь строил бизнес с нуля, чтобы обеспечить её безбедную старость. И что получил в итоге? На долгие восемь лет он пропал из жизни единственного человека, который любил его бескорыстно и самоотверженно. Потому что маме был нужен её сын, повзрослевший и остепенившийся. Деньги приводили её в ужас, потому что Игорь переводил их слишком часто. Зинаида Николаевна больше всего на свете боялась увидеть сына за решёткой.
Но Гром зарабатывал честным путём, и о прошлой жизни ему напоминал только ночной Санкт-Петербург, купающийся в огнях высоток и уличных фонарей. Вспоминал ли он о Серёжу всё это время? Ответа не было.
— Может, тебе воды налить? — Игорь забирает с тумбочки мамину кружку, прокрутив её в руках, и вытягивает из сумки бутылку воды. Он так и застывает возле стола, отвинтив крышку.
Мама как будто постарела за последние дни, и Гром больше не узнавал в ней женщину, полную живой энергии и планов. Её худощавая фигура, прикрытая больничным одеялом, приводила в ужас. Как будто Игорь снова вернулся в детство, когда мамы не было рядом. Отец запил из-за проблем на работе и обвинил Зинаиду Ивановну в измене. Если бы мама не подала на развод, Игорь потерял бы её навсегда. Прошло столько лет, а Гром всё ещё оставался десятилетним мальчиком, который не умеет терять людей.
Неужели рак отнимет у него маму навсегда?
— Просто посиди со мной и расскажи что-нибудь интересное, — Зинаида Ивановна через силу улыбается, и Гром послушно присаживается на стул. Пальцы у неё тонкие, сухие, но мамино тепло не стереть ни болезнью, ни временем. Она всегда понимала Игоря с полуслова. — Ты с ним уже виделся?
Её вопрос раздаётся выстрелом на поражение, и Гром заметно теряется. Мама с самого начала знала, что примерной невестки и внуков ей не дождаться. Когда Игорь познакомил её с Серёжей, она как будто повеселела. Понравился, наверное.
На самом дела Серёжа всем нравился, а Гром трусливо его бросил. Трусливо, потому что не объяснил. Больно, потому что до сих пор не отпустило.
— Мам… — Игорь тяжело вздыхает, закинув ногу на ногу.
— Ладно, я тебя поняла, — Зинаида Ивановна кротко кивает, прикрыв глаза. Теперь её сын большой бизнесмен, а деловому человеку негоже рассуждать о делах сердечных. Но мама умеет читать по глазам. Она всё поняла, как только Игорь переступил порог её палаты. — Больше не буду лезть на запрещённую территорию.
Гром двигает стул ближе и кладёт голову на кровать. Так близко, чтобы мама могла коснуться его макушки. В детстве Зинаида Ивановна часто так делала, когда Игорь проказничал и приходил к ней извиняться. Разумеется, мама его прощала. Но теперь слишком мало зависело от неё.
Но Гром думал только о том, чтобы сохранить её жизнь. И ещё об одном…
— Он всё равно никогда меня не простит, — шепчет Игорь едва слышно, прижавшись щекой к маминой ладони.
Нельзя простить того, кто отпускает дорогих людей. Нельзя жить с болью вечно, не получив возмездия. И Гром поплатится за каждый день, когда его имя вспоминали со слезами на глазах. Но люди не меняются, а любовь не проходит. Восемь лет работы, восемь лет одиночества, восемь лет вины. Игорь вернулся из ада, который создал сам. Но что, если дома станет только хуже?