Вой

Как только забрезжил угрюмый серый рассвет, заскрипели городские ворота. К чёрной кромке леса с озлобленным лаем устремилась стая гончих. Их подхлёстывали псари и охотники верхом на быстроногих лошадях. Гулкие охотничьи рожки разбудили всю округу, издалека потревожили птиц на опушке. Над голыми кронами деревьев с возмущённым гомоном взмыло чёрное облако. Король со свитой, всего лишь несколькими рыцарями, выехал последним. Обнадёженные горожане из окон и дверей без лишней помпы провожали скромную охоту. Для короля это была в большей мере обязанность, чем праздное развлечение. Весь двор ранее возвратился в замок, ведь охотились не на оленя и не на кабана. Преследовали осмелевшую волчью стаю. Горожане и крестьяне с окрестных ферм жаловались, что с приходом зимы зверьё начало воровать скот и грызть сторожевых собак по ночам. И с каждым разом стая как будто становилась всё больше и больше. Пока не лёг глубокий снег, король решил избавиться от напасти. В стороне держалась девушка в плотно запахнутом плаще и низко надвинутом капюшоне. Король хотел видеть Лайтнинг на охоте, пусть сама суть загонной охоты была ей противна. Девушка не испытывала воодушевления, представляя, как безжалостные голодные собаки, рыча и клацая острыми клыками, окружают измождённую жертву, как тянут время, предупреждая любые попытки бегства, пока оглушительно не прозвенит тетива или не обрушится на хребет загнанного зверя клинок охотничьего меча, принося одновременно смерть и избавление. Девушка встряхнула головой, отбрасывая страшные образы. Она сильно отстала: собаки быстро бежали по свежему следу, — потому лихо ударила лошадь в бока. Оголившийся стройный лес хорошо просматривался. Лошадь неслась по прямой, легко минуя незначительные препятствия. Ветер бил в лицо. На небольшой поляне вблизи широкого ручья собаки виновато скулили и, поджав хвосты, крутились в ногах псарей. — Они потеряли след, милорд, — доложил один из охотников. Мёрзлая земля не сохранила отпечатков звериных лап. — Должно быть, перебрались на другой берег, — на очевидное указал рыцарь из свиты короля. — Не здесь, или собаки совсем потеряли след, — настаивал охотник, бросая тревожные взгляды на противоположный берег. — Не могли же эти твари взлететь или испариться, — усмехнулся рыцарь, теребя пальцами повод. Собаки совсем приуныли, распластались на земле и голодными глазами следили за редкими пушистыми хлопьями, падавшими с неба. Даже не разбирая разговоров на берегу, Лайтнинг догадалась, что охотники в тупике. По другую сторону ручья начинался тёмный, дремучий лес. Кажется, дровосеки по осени туда не хаживали. Почти под ногами лошади пробежала одна из собак, лёгкой трусцой она удалялась в противоположную от охотников сторону. Чужая собака. Не нужно было знать наперечёт всю королевскую псарню, чтобы признать в этом звере чужака, светлыми лапами и серой спиной так походившего на волка. Гончие в стороне по-прежнему скучали, казались забытыми и брошенными. — Поедем вдоль ручья, может, собаки вновь нападут на след, — решил король. Охотники равнодушно разводили руками. Охота уже не сулила никакой добычи. — Милорд, снегопад начался. Нужно торопиться, если нас застанет метель, здесь негде укрыться, — предупредил один из бывалых охотников. — Возвращаемся вдоль ручья, — властно объявил король, — если уже здесь собаки потеряли след, значит, стая могла переправиться раньше. Охотники не спорили, хотя все признавали тщетность надежды найти даже старый след. Один из псарей окрикнул собак и, раздосадованный их медлительностью, подошёл ближе и стегнул плёткой по земле. Гончие, в отличие от хозяев не скрывавшие своего разочарования, нестройной рысцой обгоняли охотников. Псарь, бросив на девушку злой взгляд, поспешил за собаками. Лошадь под седлом уже сделала шаг, готовая следовать за охотниками, но Лайтнинг упрямо потянула повод в противоположную сторону. Девушка поразилась тому, что гончие приняли чужака за своего. Лайтнинг всё ещё видела вдалеке серую спину и поскакала следом. Охотников она всегда сможет нагнать, зная, куда они двинулись. Собака трусила не оборачиваясь, уверенно ступила на лёд, шустро перебралась на другой берег и остановилась, чуть приоткрыв пасть и высунув кончик языка. Она будто ждала преследователя, то ли проверяя его решимость, то ли заботясь, чтобы тот не сильно отставал. Лайтнинг окончательно убедилась, что перед ней именно собака, а не волк, некрупная, здоровая, с лоснящейся густой шерстью. Морду под глазами пересекала тонкая белая полоса. На удивление зверь сохранял холодное спокойствие. Охотники зашли далеко в лес. Здесь не было ни охотничьих изб, ни временных лагерей. Зато где-то поблизости обреталась оголодавшая волчья стая. А одинокая собака, похожая на волка, не боялась ни людей, ни гончих, ни волков. «Что за чертовщина?!» — только и подумала девушка, глядя, как неизвестная собака скрывается в чащобе на противоположном берегу. Лошадь отказывалась ступать на лёд. На глаз он не казался надёжным. Лошадь выгибала шею, привставала на задних ногах, но не приблизилась даже к кромке. Лайтнинг про себя обругала пугливое животное и спешилась, забросив повод за луку седла. Ручей, правда, оказался серьёзным препятствием: едва затянувшийся ледяной коркой, широкий, неизвестной глубины. Неподалёку упавшее дерево перегородило русло. По россыпи ветвей девушка перебралась на другой берег. Под ногами опасно трещал и трескался лёд. Пришлось продираться в переплетённых колючих ветвях кустарника, но сквозь черную паутину Лайтнинг всё ещё видела серую собачью спину. Ноги то и дело цеплялись за торчащие из земли острые крючковатые корни. Громко хрустела жухлая листва и мёрзлый мох под подошвами сапог. Тонко шелестел снег, ложившийся на землю. Девушка не боялась заблудиться: она хорошо ориентировалась даже без солнца. Однако ускорить шаг не могла из-за бурелома на пути и уже потеряла собаку из виду. Там, где зверь мог протиснуться между корней или проползти под упавшим деревом, Лайтнинг огибала заросли или перелезала через вывороченные с корнями стволы. Она шла по следам на тонком слое снега, больше глядя себе под ноги, чем по сторонам. Вокруг старые разлапистые ели тянули друг к другу острые голые ветви. По земле стелились цепкие корни и возвышались гнилые пни и коряги, сплошь покрытые поседевшим от мороза мхом. Свет едва проникал сквозь высокие путаные кроны. Всё замерло. Лес молчал: ни дуновения ветра, ни скрипа старых сучьев, ни голосов птиц. Только жухлая листва оглушительно хрустела под ногами. На лес туманной завесой опускался густой слой снежной пыли. Лайтнинг остановилась, окруженная ледяным туманом. Ни движений, ни звуков… Снежный дурман подействовал быстро. Девушка не сразу поняла, что ей не хватает воздуха. Постепенно горло сдавливали невидимые тиски, и в глазах мутнело. Теряя равновесие, она оступилась. Пушистый снег, укрывший землю, ни капли не смягчил падения на острые ветви и колючую мёрзлую хвою. Она оказалась словно в снежном коконе, готовом вот-вот взорваться. Спасительный ветер, разогнавший удушливое марево, пощечиной огрел лицо девушки: внезапный резкий порыв содрал с головы капюшон и бросил в лицо россыпь мелких острых льдин, вместо пушистых хлопьев. Небо почернело. Ветер только усиливался, уже завывал, до треска раскачивая верхушки деревьев. Посыпались поломанные ветви. А мороз только крепчал. Оставаться на месте стало слишком опасно. Возвращаться назад — поздно. Лайтнинг далеко зашла в чащу. Лицо горело от ледяного колючего ветра, а холод уже пробрался под одежду. Пальцы на руках начинали коченеть. Она с ненавистью посмотрела на свинцовое небо сквозь мечущиеся кроны, плотнее запахнула раздираемый ветром плащ и побрела наугад. Укрытие искать бесполезно: там, где не достанет буря, быстрее убьёт холод. Оставалось полагаться, что ни один из трещавших вокруг сучьев не похоронит её под собой. Опасности поджидали со всех сторон. Лес будто проверял человека на прочность. Прямой путь преградил глубокий овраг. Пока девушка стояла, прислонившись к дереву, переводя дух, склон под её ногами осыпался — в следующее мгновение Лайтнинг сорвалась с края. Из последних сил она успела ухватиться за оголившийся корень. На дне оврага, обманчиво присыпанные снегом, торчали острые гребни крупных камней и колья переломанных коряг. Стиснув зубы, Лайтнинг медленно поползла наверх. Сдирая кожу на ладонях о скользкий корень, вгрызаясь пальцами в землю, она на руках подтянулась и откатилась на безопасное расстояние от злополучного края. Она лежала на спине, уже не чувствуя под собой колючие шишки, острые камни и корни. Её колотило от холода и бессилия. Над ней нависало беспросветное черное небо и гудел лес под напором страшной бури. Снег заметал со всех сторон. Лайтнинг могла винить только себя за беспечность, за то, что метель застала её врасплох. Чёртова собака, похожая на волка, теперь представлялась ей призраком. Но что толку в самобичевании, когда ещё немного и ты — покойник?.. Девушка перевернулась на живот, подобрала под себя ноги и, медленно, борясь с порывами ветра, норовившими вновь её опрокинуть, шатаясь, поднялась. Наступила ночь, а буря и не думала стихать. Лайтнинг шла почти вслепую. Она запиналась, поскальзывалась, падала; каждое падение грозило стать последним: однажды она просто не сможет подняться. Девушка смотрела нечеловечески тупым взглядом перед собой. Её лихорадило. Она уже не чувствовала пальцев ни на руках, ни на ногах. В голове вертелось одно: «Идти, идти, идти, иначе — смерть». Стихия может долго убивать человека. Опасный треск, раздавшийся совсем рядом над головой, заставил девушку очнуться и задрать голову. Страх неминуемого конца мгновенно заполнил сознание. Её глаза панически распахнулись. Всякая рассудочность отступила перед животным инстинктом самосохранения — бежать! Лайтнинг бросилась в сторону, прочь от гибельного дерева. Её отчаянный крик потонул в грохоте падающего с высоты огромного ветвистого сука и рёве бури. Она ждала, когда всё исчезнет: стихнут звуки, пропадёт тяжесть, придавившая её к земле, ощущение холода и лихорадка. Тело жгло, будто по нему прошлась сотня плетей. Она попробовала пошевелиться, руки, ноги целы, но повсюду препятствия. Она лежала под грудой ветвей. Её задела лишь самая верхушка упавшего сука. Девушка ужаснулась, думая о том, как стихия изводит человека. Но сил бороться уже не осталось. Под ветвями было почти уютно. Они защищали от снега и ветра, только адский холод… Лайтнинг оставалось свернуться калачиком, закрыть глаза и ждать. Но сердце бешено колотилось в груди, сильнее, чем била лихорадка. Это могло быть видение, подобное миражу, фантазия измученного сознания, но Лайтнинг показалось, что впереди теплился свет. Невдалеке были едва различимы очертания дома, в верхней части которого из неплотно закрытых ставней сочился тусклый свет. Лайтнинг болезненно ухмыльнулась: глупо погибнуть вот так, в двух шагах от спасения. Исключительная сила воли вытянула девушку из-под упавшего сука и довела до дома. Ограда была проломлена, и, продравшись сквозь колючие, трещащие ветви, девушка остановилась посреди двора. Идти в дом, одиноко стоявший посреди лесной чащи — игра случая: никогда не знаешь, что ждёт внутри. Но прежде, чем она успела что-либо предпринять, услышала предательский собачий лай внутри дома. Наверху открылась дверь. В проёме замер человек. Свет бил ему в спину, и Лайтнинг не могла как следует разглядеть его. Этот дом мог принадлежать кому угодно, но вряд ли честный обыватель стал бы селиться в лесной чаще. Девушка не шевелилась. Любое движение могло спровоцировать человека наверху. Видя лишь темный силуэт, она догадывалась, что для незнакомца это столкновение стало полнейшей неожиданностью. Несмотря на поселившееся в душе ощущение, что она потревожила хищника в его логове, Лайтнинг послушно готовилась принять любой поворот судьбы: у неё не было сил сопротивляться. И получила. Мужчина пренебрежительно толкнул ногой лестницу, подобно тому, как бросают обглоданную кость облезлой шавке, лишь бы не скулила. За её спиной захлопнулась дверь и проскрежетал засов. Девушка обессилено припала к стене, запрокинув голову. Буря отступила, и это обманчивое чувство избавления боролось с признанием того, что Лайтнинг спаслась бегством. Не ей противостоять стихии. Здесь, в прочных бревенчатых стенах, ей в лицо бил разгоряченный воздух, наполненный крепкими запахами старого дерева, соломы, кожи, едкого дыма и пряных трав. Глаза слепил контраст ярко пылающего внизу очага, единственного источника света, и непроглядно темных углов дома. По стенам ползали длинные уродливые тени. Над головой висел огромный щербатый рог. Зверюга должна была быть исполинских размеров, чтобы иметь такой. А за стенами бесновалась буря. Тепло обжигающей волной растекалось по телу. Едва кровь прилила к окоченевшим пальцам, Лайтнинг аккуратно вытащила кинжал, спрятанный на поясе, и сжала рукоять до болезненного хруста костяшек. Она лишь на мгновение позволила себе расслабиться и прикрыла глаза, как едва не рухнула в беспамятстве. Желание забыться не было капризом, никакая сила воли не удержит её в сознании, если она не даст себе как следует отдохнуть. Лайтнинг бегло осмотрела пространство вокруг. Стихия — изощренный убийца: изводит человека до предела и если не убивает сама, то загоняет в смертельную ловушку. А обезумевшая жертва спешит в западню, словно ночной мотылек летит на пламя свечи. Это место могло оказаться лагерем разбойников или беглых преступников, но больше походило на хижину лесничего или охотника. Посередине, в земляной яме, располагался очаг, обложенный камнем. Второй этаж представлял собой широкий настил на опорных столбах по всему периметру дома с пролётом над очагом. Вдоль настила шёл ряд узких окон — бывших бойниц. В противоположном от входа углу за своеобразным пологом из грубых занавесок скрытой от глаз оставалась, очевидно, хозяйская лежанка. Обманчивое ощущение покоя и домашнего уюта лишало изможденного путника осторожности. Однако Лайтнинг не теряла головы. Она позволила этому искушению чуть-чуть подразнить себя. Прищурив глаза, она следила за хозяином дома. До сих пор он не проронил ни слова. Неужели немой? Лайтнинг свободной рукой рванула застежку плаща. Медленно ступая босыми ногами по скрипучим половицам, она всё ещё ожидала внезапного нападения, но мужчина даже не взглянул на неё. Стоял внизу, повернувшись спиной. Девушка руководствовалась условными знаками: под лестницей стояла бочка, где можно было умыться, шерстяной плед и меховая подстилка у очага — её лежанка, тарелка с куском жареного мяса, краюха хлеба и кружка с травяным настоем — её ужин. Хозяйский пёс, напоминавший маленького волка, единственный, кто проявлял должное участие. Создавал столько шума, словно у очага собралась толпа народа, долго егозил вокруг девушки, намереваясь коснуться её своим носом, но не решался подойти ближе. В конце концов, по беззвучному сигналу он последовал за хозяином наверх. Лайтнинг осталась одна у очага. Её лихорадило, и до самой макушки она натянула колючее шерстяное покрывало. Скорее проглотила, нежели прожевала жесткое мясо и чёрствый хлеб, показавшиеся ей безвкусными. Куски застревали в горле. Отхлебнула крепкого настоя, запоздало спохватившись: это могла быть отрава. Лайтнинг доверилась незнакомцу, ступив за порог его дома. Если он окажется негодяем, все, что она сможет, напороться на собственный кинжал. Девушка залпом выпила обжигающую настойку, надеясь, что, если это яд, он подействует мгновенно. И провалилась в глубокий сон, а пальцы намертво обхватили рукоять кинжала. Её жизнь на его совести.