***
Голова после вечерней попойки раскалывалась, словно поленья под ударами острого колуна. Ноги заплетались и цеплялись за неровные выступы мостовой. Так очухавшийся на сеновале конюх решил свернуть с пустой площади и порыскать в подворотне, где стояли ярмарочные телеги, в поисках плохо лежащего, забытого, потерянного чего-нибудь ценного, что можно обменять в харчевне на дешёвое пойло. Тщательно была обыскана бочка с помоями, оказавшаяся на пути. Разбитые ящики, пустые бутылки, ненужная рухлядь… Так конюх доковылял до телег, между которыми на растянутых верёвках висели задубевшие на морозе тряпки. Рядом журчала вода. Конюх продрался сквозь колючее тряпьё и жадно сглотнул. У обледеневшей по краям бочки с водой на разбитом деревянном ящике, служившем мостком, стояла женщина, тощая, угловатая, но длинные стройные ноги, по которым стекала вода, конюх оценил. Он кисло растянул губы, потому что свободная рубаха скрывала остальное, а на голове — грубое полотенце. Но попытать удачу стоило, и он на цыпочках скользнул вперед. — Пошёл вон! — рявкнула женщина, не оборачиваясь. Памятуя, что у трактирных девок «нет» — это значит мало, добавь ещё, а лучше с выпивкой, тогда станет «да», конюх продолжил подкрадываться. Это произошло слишком быстро. Едва уловимое, молниеносное движение руки, и мимо красной рожи конюха просвистел кинжал, глубоко вошедший лезвием в деревянный столб, к которому крепились верёвки. Мужик едва успел разинуть рот. Женщина обернулась, и полотенце соскользнуло с её головы. — Ведьма! — заорал конюх, отшатнувшись назад и оступившись. Он хаотично размахивал руками, схватился за верёвку, потянул на себя и сорвал её вместе со всеми тряпками. — Ты чего, пьянь подзаборная, сбрендил? — из телеги высунулась рослая смуглолицая женщина с непокрытой головой и ведром с помоями в руках. Конюх уставился на неё красными глазами навыкате, что-то промямлил и беспомощно забарахтался на земле, опутанный бельевой верёвкой. Женщина быстро обнаружила причину помешательства, злобно хмыкнула, повыше задрала нос и с гордым видом выплеснула помои из ведра прямо перед носом конюха.***
Ярмарка была в самом разгаре. На площади разыгрывали пошленькую комедию, и зрители хохотали до икоты. В толпе ловко орудовали попрошайки и карманники. Торговцы громко нахваливали товар, высматривая покупателей побогаче. Дети с горящими глазами толпились у прилавка с большими нарядными куклами и не слышали недовольных окриков родителей, потерявших терпение. По главной улице, от ворот до площади, сновали шуты, гремевшие бубенцами на разноцветных колпаках и танцовщицы в легких полупрозрачных покрывалах, несмотря на крепкий мороз. Стражники у ворот, увлечённые представлением, не сразу заметили, что прибыл гонец из замка. «Король едет!» — сообщил он, и стражники нервно переглянулись. Эта новость тихо обошла весь гуляющий город, расстроив праздник. Люди забеспокоились: женщины неловко оправляли передники и меховые воротники, мужчины неуверенно, будто в первый раз, крутили на голове шапки, пытаясь придать удали своему виду. Кто-то из бродячих артистов попрятался в телеги. Площадь притихла. Король ворвался в ворота на взмыленной лошади, злобно грызущей удила. За ним едва поспевали рыцари, а остальной двор плёлся далеко позади. «Где она?» — окрикнул король стражу и, получив в ответ короткий кивок головы в сторону площади, незамедлительно рванул туда. Горожане метались из стороны в сторону, чтобы не угодить под копыта лошадей. Людское кольцо сомкнулось вокруг всадников на площади. Ряды горожан нестройно кланялись. Страх соперничал с любопытством. Король судорожно крутился в седле, привставая на стременах. Лошадь фыркала, недовольно водила головой и переступала на месте вслед за энергичными рваными движениями повода. Он боялся, что опоздал. Боялся увидеть на лицах горожан звериные ухмылки и довольство кровавым зрелищем. Боялся увидеть на площади ярко пылающий костёр. Но встречал во взглядах смятение, а в позах — напряжение. «Сюда, повелитель», — наконец подал знак один из торговцев, и толпа расступилась. Король не возражал, но и не спешился. Торговец отошёл к телегам позади площади, меж которых царил полнейший беспорядок: разбитые бочки и ящики, поваленные короба, втоптанные в грязь под ногами бельевые верёвки. Горожане опасливо толпились за спинами подоспевших королевских рыцарей. Седобородый торговец в тюрбане и широком подпоясанном халате, некогда ярком, пышно украшенном вышивкой, а теперь поношенном и выцветшем в долгих странствиях, громко ударил кулаком по стенке телеги. Отодвинув тяжелую занавеску, из телеги показалась смуглолицая черноволосая женщина. Дерзко посмотрев прямо в глаза молодого мужчины в королевских одеждах перед собой, она легко спрыгнула на землю, по-кошачьи грациозно присела в реверансе. Мелодично зазвенели её подвески и браслеты. Король пристально следил за ней, чтобы не пропустить ни малейшего движения. Цыганка, совершенно не смущаясь направленных на неё взглядов, выпрямилась и отошла в сторону, покачивая бёдрами и шелестя многослойной юбкой. Король не заметил, как из телеги вылез другой человек и оказался перед ним. Закутанный с ног до головы в плащ, худощавый парень приблизился незаметно, и это перед целой толпой. Он скованно поклонился, но лица не открывал, только будто бросал беглые взгляды в сторону старика-торговца. Тот медленно кивнул. Парень снял с головы капюшон. Толпа ахнула. Женщины всплеснули руками, поднося ладони к лицу. Кто-то из родителей поспешил закрыть детям глаза или вовсе увести с площади. Послышался лязг железа вынимаемого из ножен клинка. Король впился взглядом в девичье лицо перед собой. Позади кипела толпа, а он ничего не замечал, только изумлённо разглядывал мягкие черты лица, ясные голубые глаза и нежно-розовые локоны. Цветок розы в человечьем обличии. Король поднял руку вверх, призывая к спокойствию. «Добро пожаловать в Инсомнию», — он обессилил после этих слов. Титанических трудов стоило мужчине заставить голос звучать ровно и твёрдо. Он будто ощутил спасительное тепло близкого огня после долгих лет, проведённых в морозной пустоши. По лицу старика-торговца прокатилась волна облегчения. Он поспешил разогнать оставшихся зевак и увёл девицу за телеги, с глаз долой, от греха подальше.***
Ближе к ночи между телегами запылали костры, заиграла музыка и потянуло ароматом жаркого. Торговцы, артисты и жулики праздновали ещё один удачно прожитый день. По опустевшей площади прямиком к телегам едва ли не вприпрыжку спешила цыганка, звеня украшениями и размахивая подолом юбки. Она легко хлопнула девушку по плечу и уселась рядом на импровизированной лавке из бочонков поближе к огню. — Эти олухи всерьёз обсуждают, крашеные ли у тебя волосы, — вдоволь наслушавшись болтовни горожан, рассказывала цыганка, — даже деньги готовы платить, лишь бы узнать. — Главное, чтобы с вилами не шли сюда, — озадаченно покачал головой старик-торговец, не разделявший женского веселья. Поблизости загремели латы. — А это ещё кто? — цыганка возмутилась вторжению стражи на территорию каравана. — Король желает видеть ведьму, — объявил один из стражей. — Сейчас?! — гаркнула цыганка. — Приказы короля не обсуждаются, — терпеливо пояснил стражник, но выставил вперёд руку в латной перчатке, чтобы вовремя остановить завозмущавшуюся бродяжную братию. Появлением стражников заинтересовались и у соседних костров. А прознав про королевскую волю, кто-то из артистов громко просвистел, заулюлюкал, другой, обернувшись, продемонстрировал «королевскую волю», несколько раз энергично шлепнув раскрытой ладонью по кулаку. «Ай!», — воскликнул он, когда не успел увернуться от летящей обглоданной кости, и та ощутимо ударила его в глаз. Девушка ушла со стражниками. Цыганка, глядя ей в спину, досадливо поджала губу. Она беспокоилась за девицу, за несколько лет она успела привязаться к ней.***
От потухшего костра цыганка ушла последней. Закутавшись в потрёпанный шерстяной платок, она скрючившись легла на крышку большого короба. Старая облезлая овечья шкура и дырявая подушка, набитая соломой, лишь немного смягчали острые щепки потрескавшейся крышки. Глаз женщина так и не сомкнула. Постепенно она привыкла к темноте и могла видеть, как в морозном воздухе растворялись белёсые клубы выдыхаемого пара. Она вся дрожала, страх тоже присутствовал: страх не проснуться утром, замёрзнув насмерть. Цыганка впервые оказалась так далеко на севере. А ведь это ещё не разгар зимы! Тяжёлые занавески колыхнулись, и внутрь проскользнул человек. Шагов снаружи не было слышно, цыганка даже не задумывалась, кто это: — Лайт? — окликнула она. — Не спишь? — отозвалась девушка и зажгла лучину. — Адский холод, — посетовала цыганка, усаживаясь на коробе. Она внимательно следила за девушкой, рассчитывая и без слов понять, что произошло на «приёме» у короля. — Ну?! — решив после нескольких попыток, что это бесполезное занятие, одёрнула цыганка девушку, намекая, что ночной визит к королю не рядовое событие. — Что сказал король? — она намеренно опустила слово «сделал», дабы не быть причисленной к числу тех пошляков, один из которых получил обглоданной костью в глаз, но правда жизни оказывалась на стороне последних. — Он предложил остаться, — холодно ответила девушка. — А ты? — сощурив глаза, спросила цыганка. — У меня есть время до окончания ярмарки. — И всё? — недоверчиво уточнила цыганка. Девушка коротко кивнула. «Какой-то неправильный король! — про себя удивилась цыганка. — Хотя… возможно, он на что-то рассчитывает». Она знала, что у девицы, в одной телеге с которой она проколесила половину континента, напрочь отсутствовало умение врать, потому и верила ей.***
Когда народу на ярмарке прибавилось, цыганка, подхватив под локоть девушку, отправилась с ней на площадь. Женщина заразительно улыбалась и то и дело зазывала праздно шатающихся горожан испытать судьбу. Будто откликнулся мимо проходивший старик, но смотрел он не на цыганку. Явно из тех, кто вчера оказался в первых рядах за спиной короля. — Ведьма, — злобно прошипел он, гоняя во рту слюну и собираясь сплюнуть. — Ей, она не для красоты клинок носит, — осадила его цыганка. Старик опустил глаза. Девушка, действительно, держала свободную руку на поясе под плащом. Старик удалился, оборачиваясь и бросая гневные взгляды. — Так, что ты решила? — цыганка вернулась к ночному разговору. — Куда дальше отправится караван? — спросила девушка, кажется, слова старика её ничуть не задели. — На юг, — уверенно ответила цыганка, — здесь все дороги заканчиваются, да если бы и был тракт, то покажи мне удальца, который решится ехать дальше на север. Здесь бы не помереть от холода. Это место выглядит таким, будто здесь не происходит ничего, — не без задней мысли произнесла она. — Избавиться от меня хочешь? — попрекнула её девушка. — Мы отправимся на юг, где оживлённые тракты и большие шумные города… — цыганка не стала договаривать, видя, как мрачнеет взгляд девушки. Цыганка лишь однажды спросила о её прошлом и, не получив ответа, больше не задавала подобных вопросов.***
Из окон и дверей домов, фасадами выходивших на площадь, высовывались недовольные заспанные лица. С утра на площади кипела работа: стучали молотки, трещали ящики, гремела дорожная утварь. Закончилась ярмарка. Цыганка, переминаясь с ноги на ногу, стуча зубами от холода и растирая болезненно покрасневшие руки, впрягала в телегу старенькую кобылку. Она уже хотела прогнать подошедшего к ней явно за «безбедным счастливым будущим с красавицей-женой» бездельника, но все же обернулась: — Королевская служба тебе к лицу, — уперев кулаки в бока, усмехнулась она. Цыганка сполна оценила опрятный костюм с мужского плеча без заплаток и дыр. Даже с толикой зависти она смотрела на широкий плащ, подбитый мехом. — Лайт, хочешь погадаю? — сладко промурлыкала цыганка, хотя уже грустила о скором расставании. — Нечем мне тебе ручку позолотить, — пожала плечами девушка. — Да брось, от чистого сердца. — Говорят, в незолочёную ручку плохая карта ложится. — Береги себя, — тепло попрощалась цыганка. — Может, ещё свидимся. Она мгновение стояла, будто запоминая черты лица девушки, резко отвернулась и ловко вскочила на козлы. — Стой, — девушка сбросила плащ и протянула цыганке. — должно быть, на юг путь неблизкий. Он тебе понадобится. Это было самое малое, чем она могла отблагодарить женщину. Цыганка чуть замялась, не столько от вида теплого новенького плаща, который ей предлагали задаром, сколько от неподдельной неловкой заботы в голосе девушки, словно для той это было давно забытое чувство. Цыганка быстро закуталась в обновку. — Негоже оставаться в долгу, — задорно произнесла она, стянула с плеч старый платок и бросила его девушке. Она легонько стегнула поводьями лошадь, и телега тронулась.