The Men Among Monsters / Люди среди чудовищ

      Когда Гермиона проснулась, ее постель была холодной. Ее пальцы потянулись в поисках тепла, но рядом ничего не было. Только она в ее маленькой заимствованной кровати в Норе.       Она приоткрыла глаза, медленно привыкая к свету, проникающему через единственное маленькое окошко над кроватями. Джинни свернулась клубочком напротив, с головой завернувшись в кокон из одеяла. Глубокая морщинка между бровями, которая стала постоянной чертой в последние недели, была гладкой и расслабленной. Она выглядела спокойной, лицо сияло в солнечном свете. Гермиона не могла не улыбнуться глядя на нее.       В изножье кровати Джинни лежал Криволап, хотя ему следовало быть в ногах Гермионы. Полу-низзл, которого никто больше не хотел; ее неизменный компаньон. Молли сомневалась по поводу него, еще одного голодного рта, когда впустила Гермиону, но после первой недели, когда Криволап поймал трех мышей, она неохотно позволила ему остаться. У него были глаза и уши для Гермионы, кровати Джинни и грызунов, поселившихся в старых стенах дома.       Гермиона вылезла из постели и тихо пошла к своим ботинкам у двери. Она натянула брюки, Уизли-свитер, спрятала свою палочку в карман и, схватив расшитую бисером сумку, направилась на выход из комнаты. Оглянувшись, Гермиона увидела, что оба все еще мирно спят; Криволап вытянулся во весь свой рост вдоль тела Джинни. Гермиона закрыла дверь с тихим щелчком.       Нора находилась в Дистрикте 12: Дистрикт шахтеров. Обычно он был заполнен мужчинами и женщинами, чумазыми и потрепанными, с исцарапанными руками и грязными лицами. Они шли сгорбив спины и волоча ноги, угольная пыль покрывала их кожу и одежду так сильно, что практически стала частью их существа. Но сегодня грунтовые дороги были пусты. День жатвы был национальным праздником. Выбор детей, которых отправят в бой насмерть. Национальный праздник.       Дом Уизли находился на окраине Шлака, одного из четырех основных районов Дистрикта и, к сожалению, самого бедного. Не потому, что сами Уизли были бедны, по крайней мере не так бедны как несколько их соседей, просто недвижимость не была роскошью. Вы брали то, что могли получить и где вы могли это получить.       Гермиона прошла через несколько ворот, прежде чем оказалась на Луговине. Если работать и построить кров в Шлаке было сложно, то найти пропитание еще сложнее. Луговина находилась сразу за забором Шлака, а за ней был лес. Забор держал весь Дистрикт 12 внутри, хотя Пожиратели Смерти утверждали, что он предназначен для защиты от хищников — стай акромантулов, гиппогрифов и оборотней, которые обитали в лесу. В теории, охранные чары на заборе должны были действовать 24 часа в сутки, но в реальности они работали редко.       Гермиона попыталась услышать тихий гул, который вызывали охранные чары, но было тихо. Она подошла к ближайшему к дому слабому месту в заборе и пролезла через него, быстро скользнув в сторону деревьев, чтобы сразу укрыться.       За забором магия была слабой, совсем несущественной. И хотя мягкость охранных чар воодушевляла вольных бродяг и беглецов, страх остаться без магии действовал, как самый сильный сдерживающий фактор.       Чтобы выжить, Гермионе пришлось приспособиться к магловскому оружию, больше всего она любила лук и стрелы. Как только она скрылась за деревьями в лесу, Гермиона достала его из полого бревна, в котором он был надежно спрятан с момента последней вылазки.       В лесу она могла бродить свободно. Здесь не было никаких троп, но можно было найти много еды, если знать как. Несмотря на то, что проникновение в лес через забор было незаконным, люди шли на этот риск, если у них, как у Гермионы, было оружие, хотя таковых было не много. Ее лук был подарком родителей, отца, если точно, который потратил дни, тщательно изготавливая его для Гермионы. Он мог бы получить много галеонов, продав его на черном рынке, но если бы Пожиратели Смерти узнали об этом, то публично казнили его за подстрекательство к восстанию. Большинство Пожирателей Смерти закрывали глаза на тех немногих, кто охотился, как Гермиона, потому что они как и другие люди жаждали свежего мяса. Но предоставление кому-то оружия никогда не будет разрешено.       — Дистрикт Двенадцать, — пробормотала Гермиона. — Где вы можете умереть от голода в безопасности.              Она оглянулась через плечо — инстинкт, о котором она не должна была думать в этом месте. Но даже в глуши всегда присутствовал страх, что кто-то может подслушать ее.       Когда Гермиона была младше, она беспокоила свою мать тем, что говорила о Дистрикте 12 и людях, управляющих страной. Пожиратели Смерти, Темный Лорд и каждый житель Чистой Столицы — она ни для кого не жалела оскорблений. Когда она стала старше, поняла, что излишняя разговорчивость только создает еще больше проблем. Гермиона никому не говорила, но иногда задавалась вопросом, связана ли с этим смерть ее родителей.       Она давно уже научилась держать язык за зубами и носить идеальную маску безразличия. Окклюменция, которая была ее природным даром, также помогала защититься от прочтения кем-то ее мыслей. Гермиона создала для себя определенный порядок поведения, который обеспечивал безопасность ее и тех немногих, кто у нее остался. В школе она держала голову опущенной и вела легкие вежливые разговоры на публике, не более того.       В лесу Гермиону ждал единственный человек, с которым она могла быть самой собой. Рон. Она чувствовала, как расслабляются мышцы лица и ускорилась, когда карабкалась на холм к их обычному месту встречи. Оно было скрыто от чужих глаз кустами Ягод Бум.       — Привет, Миона, — поприветствовал он. Он никогда не называл ее полным именем. Сколько она помнила, даже прежде, чем она стала жить в его семье, это всегда была Миона.       — Смотри, что я поймал, — сказал Рон с прилипшей к его лицу характерной ухмылкой, которая так успокаивала Гермиону, и вытащил буханку хлеба с воткнутой в нее стрелой. Гермиона засмеялась. Это был настоящий хлеб из пекарни, в отличие от того жалкого подобия, которое они делали из пайкового зерна. Гермиона взяла его в руку и вдохнула свежий аромат, из-за чего ее рот наполнился слюной, а колени слегка ослабели.       — Еще теплый, — сказала она. — Сколько это тебе стоило?       — Один нюхлер. Старая леди была довольно сентиментальна сегодня утром, — сказал Рон, пожимая плечами. — Она даже пожелала мне удачи.       — Чуть не забыл, счастливых Голодных Игр! — сказал он, изображая акцент Чистой Столицы. Рон сорвал несколько Ягод Бум с окружающих их кустов. — И пусть удача…       Он подбросил ягоду вверх, собираясь поймать ее открытым ртом. Гермиона перехватила ее рукой и улыбаясь сунула ту в свой рот.       — …всегда будет с вами! — закончила она с такой же бодростью.       Гермиона наблюдала как Рон вытащил нож и аккуратно нарезал хлеб. Он был ей все равно что брат. Он был совершенно на нее не похож с его рыжими волосами и веснушками на бледной коже. Но его зеленые глаза были так похожи на глаза ее матери, что это немного пугало. Своими каштановыми волосами и карамельными глазами Гермиона совсем не походила ни на кого из Уизли. И если она выглядела несколько неуместно, то так оно и было. Рон намазал ломтики хлеба импровизированным джемом из тех же ягод, которые бросал в рот, и аккуратно положил на каждый кусочек мяту. Они устроились в укромном уголке возле скалы и ели.       Это был прекрасный день — такой когда чувствуешь как лето сменяет весну. Небо было голубым и легкий ветерок гулял в волосах Гермионы, согревал шею. Хлеб был восхитительным, как и джем, потрясающий на вкус. Это был идеальный день, и если бы это действительно был праздник, они с Роном провели бы его бродя по лесу и исследуя пещеры. Но вместо этого через несколько часов они будут стоять на площади Дистрикта и ждать, что назовут их имена.       — Знаешь, мы могли бы это сделать, — тихо сказал Рон.       — Сделать что? — спросила она.       — Уйти из Дистрикта. Сбежать и жить в лесу. Мы с тобой могли бы сделать это, Миона, — сказал он, скорее себе, чем ей.       Рон предлагал это уже не в первый раз.       — Если бы нас не было так много, — быстро добавил он, посмеиваясь.       Их действительно было много. У Гермионы не было братьев и сестер, но Рон был одним из семи, восьми, если считать Гермиону почетным Уизли. Официально он был вторым из младших, на несколько лет опередив Джинни. Три его старших брата — Билл, Чарли и Перси — уже обзавелись собственными детьми. И если бы они ушли, им бы также пришлось взять с собой Молли и Артура, потому что они не смогут жить без своих детей. Даже при том, что Рон с Гермионой охотились почти каждый день, было много ночей, когда обитатели Норы засыпали с урчащими животами.       — Не хочу заводить детей, — тихо сказала Гермиона.       — Я бы возможно хотел. Если бы жил не здесь, — ответил Рон, бросив на нее выжидающий взгляд, оставшийся незамеченным.       — Но ты здесь.       Он вздохнул.       — Забудь.       Разговор казался неправильным. Уйти? Они не могли уйти. Все семейство Уизли стало Гермионе семьей, но особенно она была близка с Джинни. Она всегда мечтала иметь сестренку и теперь она у нее была. И если они не могли сбежать, зачем вообще тогда беспокоить себя этой идеей? И даже если бы они могли, при чем тут дети? Гермиона никогда не испытывала к Рону никаких романтических чувств, хотя и подозревала, что для него это не так. Они познакомились когда ей было всего одиннадцать и его семья пришла в магазин ее родителей. Но им потребовалось много времени, чтобы просто стать друзьями.       — Чем хочешь заняться? — наконец спросила Гермиона, разбивая давящую тишину между ними. — Мы можем поохотиться, порыбачить или даже пособирать что-нибудь.       — Давай спустимся к озеру и порыбачим. Мы можем поймать что-то вкусное на вечер, — сказал он, казалось забыв о возникшем напряженном моменте.       Сегодня вечером, после жатвы. Вечером, когда предположительно все будут праздновать. И большинство людей действительно будут — от облегчения, что их детей не выбрали, что они спасены хотя бы еще на один год. Большинство, но не все. Две семьи будут пытаться понять, как им пережить предстоящие мучительные недели. Недели, которые вероятно станут для их детей последними.       Гермиона с Роном справлялись со своей охотой довольно хорошо. К полудню они поймали много рыбы и собрали целую сумку зелени и несколько пригоршней свежей клубники.       По пути из леса домой они остановились у Ноктюрна, черного рынка, где продавали свои товары. Большинство предприятий закрывалось в день жатвы, но на черном рынке всегда была суета. Они легко обменяли часть рыбы на хлеб и немного соли. Мадам Розмерта, хрупкая старая женщина, продававшая суп из большого чайника, повернулась к ним и сказала что-то неразборчивое, на что ребята улыбнулись и кивнули.       Закончив на рынке, они направились к дому мэра, чтобы продать часть клубники, поскольку он был одним из немногих в Дистрикте, кто мог позволить себе цену. Он открыл дверь сам. Можно было ожидать, что он будет снобом, ведь он мэр и все такое, но обычно он был нормальным. Крупный крепкий мужчина с длинной белой бородой выглядел совсем как стереотипный волшебник. В другой жизни он, вероятно, носил бы длинные мантии и остроконечную шляпу. В этой же он был одет в льняные брюки и серую рубашку на пуговицах. Они редко разговаривали с ним, когда продавали что-то, и это, казалось, устраивало их больше, чем его. Он был настоящим любителем поговорить, и, учитывая то, чем являлся сегодняшний день, он был слишком добродушным по мнению Гермионы.       — Здравствуй, Гермиона, — сказал он и кивнул с улыбкой, — Рон.       — Мэр Дамблдор, — ответила Гермиона, избегая церемониального приветствия.       Он заметил клубнику у Рона в руках и стал рыться в своих карманах в поисках галеонов, которые был им должен.       — Счастливых Голодных Игр, — сказал мэр и ухмыльнулся, сверкнув зубами.       Гермиона и Рон кивнули и натянули на лица напряженные улыбки.       — Сколько раз вы оба вписаны в этом году? Пять? Шесть? — продолжил он.       Гермиона сжала челюсти.       — Пятьдесят два, сэр, — сказала она.       — Я шестьдесят четыре, — добавил Рон.       Мэру Дамблдору хватило наглости выглядеть удивленным. Взгляд Гермионы упал на маленькую булавку, украшавшую нагрудный карман его рубашки. Похоже гоблинская работа, без сомнения, из чистого золота. Она, вероятно, могла бы обеспечить пропитание семье в течении года.       — Довольно много записей у вас обоих, — сказал он, не совсем понимая их напряжения. Он вытащил из кармана немного денег и протянул их Гермионе. — Что ж, удачи вам обоим, — сказал он с любезной улыбкой, прежде чем отступить и закрыть дверь.       Гермиона и Рон шли к Норе в полной тишине, никто из них не знал что сказать после этого диалога. Ирония в том, что мэр не понимал несправедливости системы жатвы и это не осталось незамеченным никем из них. У него не было детей, и также его нельзя было назвать бедным. Можно было подумать, что после стольких лет принесения в жертву детей других людей, у него хотя бы хватит приличия знать, как работает система.       Каждый житель становился подходящим для участия в жатве в тот самый день, когда ему исполнялось одиннадцать. В первый год их имена добавляли один раз. Дважды, когда им исполнялось двенадцать. Так, это число возрастало каждый год, пока им не исполнялось восемнадцать и они участвовали в жатве последний год. В последний год их имя вносилось восемь раз, в общей сложности 36 записей. Так обстояло дело с каждым жителем каждого Дистрикта Регнума.       Конечно, здесь была уловка. Если вы были бедным, вы могли добавить свое имя в обмен на партем. Каждый партем стоил годового запаса зерна и масла для одного человека. Также вы могли добровольно сделать это для любого количества членов вашей семьи каждый год. Гермиона была немного более привилегирована, пока ее родители были рядом и ей пришлось обменивать для них партем всего несколько раз. Рон же, имея большую семью, принял основной удар на себя, когда его последний старший брат вышел из возраста участия в жатве. Он брал партем для него и родителей, и один год для Джинни. Присоединившись к семье Уизли, Гермиона предложила взять партем для Джинни, ведь Молли приняла ее. Это был ее способ сказать спасибо, жертвуя ради общего блага одним из немногих скудных способов, которыми располагала. Младшая дочь Уизли, суррогатная сестра Гермионы, пока была вписана всего несколько раз. И они планировали, чтобы это так и оставалось.       В случае мэра Дамблдора была причина, по которой будь у него свои дети, шансы, что выпадет их имя были малы, в сравнении с жителями Шлака. Это не было невозможным. Но определенно маловероятным. Он был богат не только по меркам Дистрикта, но и по общим меркам. Ему никогда не пришлось бы брать партем. И точно не его детям.       Партем был больной темой для Гермионы. В глубине леса Рону много раз приходилось выслушивать ее разглагольствования о том, что они были всего лишь инструментом, используемым для распространения нищеты в Дистрикте. Это было то, что она хорошо осознала, когда переехала в Нору, и это осознание разжигалось каждый раз, как ей приходилось брать партем для себя и Джинни. И особенно, когда приближалась жатва.       Рон и Гермиона бросили свой улов на кухне и разошлись. Не смотря на то, какой маленькой была Нора, здесь были отдельные крылья для мальчиков и девочек. Из-за этого Гермиона редко видела Рона дома.       — Увидимся на площади, — ровно сказала она.       — Надень что-нибудь симпатичное, — ответил он с призраком улыбки и повернулся к своей части дома.       Поднимаясь по лестнице Гермиона заметила Молли. На ней было платье, которое мать Гермионы раньше носила в магазине зелий. Всю одежду, оставшуюся от родителей, Гермиона передала Уизли, когда пришла сюда. Когда она вошла в их общую с Джинни комнату, то заметила, что на той одежа для жатвы, которую сама Гермиона одевала несколько лет назад. Она не подходила по размеру, но похоже Молли зачаровала ее, чтобы та сидела как надо.       В ванной Гермиону ждала лохань с теплой водой. Она отскребла грязь после леса и вода все еще осталась достаточно теплой, чтобы вымыть волосы. Когда она вернулась в комнату, для нее уже было приготовлено платье. Гермиона знала, что оно принадлежит Молли, так как у нее самой не осталось красивой одежды. Платье красивого фиолетово-голубого цвета.       — Ты уверена? — спросила Гермиона. С тех пор, как Молли взяла ее к себе, прошли годы, и все же было странно принимать от нее такую поддержку.       — Конечно, — сказала Молли улыбаясь, — Давай уложим твои волосы.       Гермиона неохотно позволила ей заплести свои непослушные волосы, и заметила, что Молли применила несколько косметических заклинаний на них. Девушка едва узнала себя в разбитом зеркале на стене.       — Ты такая красивая, — прошептала Джинни.       — И другая, — сказала Гермиона. Она притянула Джинни к себе и обняла, так как знала, что следующие несколько часов будут одними из худших в ее жизни. Для Джинни это была не первая жатва, но от этого не становилось легче. Первые несколько лет всегда были самыми страшными. Она была в безопасности, насколько это было возможно в ее возрасте, но ей была знакома реальность, с которой сталкивались Рон и Гермиона. Они, вероятно, имели больше всего записей среди всех детей Дистрикта, каждый для своего пола.       Уизли и Гермиона делали все возможное, чтобы защитить Джинни. Жатва была одной из тех вещей, над которыми они не имели власти. Гермиона заметила, что блузка Джинни вылезла из юбки.       — Спрячь свой драконий хвост, Джин, — сказала она с теплой улыбкой.       — Может я хочу быть драконом, — парировала та.       Гермионе вспомнилась история, которую она рассказывала Джинни много лет. Она бы тоже хотела быть драконом. Сражать монстров и демонов и мчаться навстречу закату.       — Так и есть, — терпеливо сказала Гермиона, — но внутри. Не раскрывай все карты, показывая хвост.       Джинни засмеялась и сделала, как она сказала.       В четверть второго все семейство Уизли и Гермиона направились к площади. Не смотря на то, что Молли и Артур не участвовали в жатве, их присутствие было обязательным. Не имело значения старый вы, больной или при смерти. Как только начиналась церемония, Пожиратели Смерти ходили и проверяли присутствуете вы или нет. И если нет, вас сажали в тюрьму.       Потихоньку люди заполняли площадь. Тех кто участвовал в жатве выводили на отмеченные участки в центре площади, разделяя их по возрасту и полу. Члены семей собирались за огражденным периметром. Были и те, кому нечего было терять, ни близких, ни друзей, и поэтому они делали ставки.       Чем лучше игрок, тем хуже человек, подумала Гермиона.       С приближением начала церемонии, пространство площади все заполнялось. И хотя она была большой, этого было недостаточно, чтобы вместить всех жителей Дистрикта 12. Их было почти десять тысяч. Когда место закончилось, людей стали направлять на ближайшие улицы, где Чистая Столица установила большие телевизионные экраны. Славная роскошь для жителей Дистрикта, в котором чаще всего умирают от голода. Церемония всегда транслировалась по стране.       Гермиона стояла среди примерно двадцати учеников из ее школы одного с ней возраста. Их разделили на парней и девушек. Атмосфера вокруг была напряженной, люди не были уверены, стоит им утешать друг друга или игнорировать. Большинство предпочли не делать ничего, просто обменивались напряженными кивками, если встречались глазами, и сосредоточили внимание на сцене перед зданием ратуши. На сцене стояли три стула, роскошная кафедра и два огненных кубка, которые, как Гермиона знала, были наполнены листками бумаги. Она уставилась на кубок с именами девочек. На пятидесяти трех листках было ее имя.       Два из трех стульев на сцене уже были заняты. На одном сидел мэр Дамблдор, сменивший свою льняную одежду на голубой костюм с узким галстуком. Вытянув ноги перед собой он был как бельмо на глазу для нищих жителей Дистрикта. Рядом с ним сидела Рита Скитер, которая была сопровождающей для Дистрикта 12 и только что прибыла из Чистой Столицы, одетая в зеленый бархатный пиджак и юбку-карандаш, волосы абсолютно белые, а губы пугающе красные.       Когда часы пробили два, мэр подошел к кафедре и начал читать свою речь — промывка мозгов, повторяющаяся из года в год. Он говорил об истории Регнума, о том, как эта страна возродилась на земле, бывшей прежде Великобританией. Он подробно описал первую магическую войну и последовавших природных бедствиях, которые почти уничтожили государство. В результате этого всего был создан Регнум, с его Капитолием, полным чистокровных и богачей, и тринадцать Дистриктов. За этим последовала вторая магическая война, известная как Битва за Хогвартс, вызванная восстанием Тринадцатого Дистрикта: Хогвартса. Восстание распространилось по всем Дистриктам страны, но в конце концов было подавлено Чистой Столицей. Тринадцатый Дистрикт был уничтожен и в наши дни не существовал. Современные магические законы гарантировали мир в Дистриктах и между ними и исключали возможность нового восстания. И как постоянное напоминание о Битве за Хогвартс и ее последствиях, которые не должны повториться вновь, существовали Голодные Игры.       Правила Игр были простыми. В качестве наказания за восстание каждый Дистрикт должен был выбрать одного мальчика и одну девочку, называемых трибутами, которые будут его представлять. В каждом Дистрикте был свой набор огненных кубков, которые беспристрастно выбирали трибутов. Кубки являлись магическими артефактами, наделенными разумом, которые на свое усмотрение выбирали достойнейшего представителя Дистрикта. Избранных трибутов заключали на открытой арене, где они должны были биться на смерть, пока не останется только один — этот трибут становился победителем. Магия позволяла сделать из арены все что угодно — от ледяной тундры до зараженного болота или проклятой пещеры.       Никаких ограничений.       Гермиона проглотила раздражение, растущее в ней при мысли о скрытом послании, содержащемся в словах мэра. Голодные Игры заставляли детей расплачиваться за действия взрослых, которых уже не было в живых. Это был еще один способ режима контролировать каждого жителя в каждом Дистрикте. Это был их способ сказать: «Вы предали нас, теперь наблюдайте за тем, как ваши дети убивают друг друга». Это бесило Гермиону. Гнев закипал в ней и она почти чувствовала Непростительные на кончиках своих пальцев. Все это было для того, чтобы сказать — будет еще одно восстание и не выживет никто. Они не колеблясь уничтожат каждого, как это произошло с Дистриктом 13.       Чтобы сделать это еще более унизительным, день жатвы и сами Голодные Игры преподносились как праздник, не более чем спортивное мероприятие, а не намеренный геноцид.       Голос мэра прервал мысли Гермионы.       — Это время искупления и благодарности, — сказал он.       Затем он зачитал список «всех» победителей, которые имелись в Дистрикте 12. За семьдесят пять лет он был ровно один: Аластор Муди, известный как Безумный Глаз для боящихся его детей, и Муди для всех остальных. Это был человек среднего возраста, высокий и плотный. У Муди был волшебный стеклянный глаз — причина его известности, особенно потому, что это было результатом травмы, полученной во время Игр. Гермиона никогда не встречалась с ним лично, но точно знала кем он был.       Когда мэр прочитал его имя, тот пошатываясь взобрался на сцену, бормоча что-то себе под нос. Муди потянулся к фляжке на бедре и сделал большой глоток. Его единственный работающий глаз закатился к затылку, а стеклянный смотрел прямо перед собой. Он громко рыгнул и рухнул в предназначенный для него пустой стул, гогоча.       Понимая, что их транслируют по всей стране, мэр выглядел обеспокоенным. Дистрикт 12 станет посмешищем для всех Дистриктов, поэтому он поспешил представить Риту Скитер.       Как всегда жизнерадостная, Рита подскочила к кафедре и поприветствовала всех своим типичным: «Счастливых Голодных Игр! И пусть удача всегда будет с вами!» Она громко говорила о чести быть здесь, о чести быть выбранными трибутами, о чести, которой они наградят свой Дистрикт, если станут победителем. В каждое ее слово было вплетено послание, что она предпочла бы представлять любой другой Дистрикт кроме этого — она предпочла бы сопровождать победителей, которых в других Дистриктах было достаточно.       В толпе Гермиона заметила Рона, серьезно смотревшего на нее. Она стала думать о том, сколько в кубке листков с его именем и что, удача была не с ним. По крайней мере в сравнении с другими мальчиками Дистрикта. Когда его лицо потемнело и он отвел взгляд, отвернувшись, она подумала, что возможно он подумал то же самое о ней.       Когда приблизилось время выбора, Рита Скитер закричала: «Дамы вперед!» и подошла к кубку с именами девочек. Она протянула руку в ожидании, пока кубок выплюнет выбранное им имя и казалось время замерло вместе с ней. Голубое пламя кубка стало красным, когда он выбросил клочок бумаги и тот приземлился в руках Риты Скитер. Ее пальцы медленно развернули его, растягивая момент удовольствия. Было ощущение, что вся толпа одновременно вздохнула. Гермиона почувствовала тошноту и в отчаянии подумала пожалуйста не я, пожалуйста не я, пожалуйста пусть это буду не я.       Рита Скитер вернулась к кафедре и разгладила перед собой листок. Она неприятно откашлялась, прежде чем резким голосом прочитать имя.       — Джиневра Уизли! От автора:       Если вы дошли до конца главы, спасибо, я надеюсь вы получили удовольствие! В трилогии «Голодных Игр» страна, в которой они живут, называется Панем, что означает «хлеб». Не думаю, что это имеет отношение к этой истории и мне хотелось чего-то более «волдемортского», поэтому я выбрала Регнум, что в общем переводится, как «правление королевства». Очевидно, что я не знаю латынь, но Google Translate позволяет мне сделать вид, что это так.       Моим вдохновением для Дамблдора здесь стал Пол Мейсон (Paul Mason) — если вы не знаете кто это, он стал знаменитым несколько лет назад как модный Санта. Это звучит странно, но я обещаю, что это не так. Он модель из Великобритании и настолько гилф, насколько им может быть мужчина с длинной белой бородой. Хотя я никогда не считала Дамблдора в книгах/фильмах привлекательным, в моем видении это богатый человек, живущий на итальянском побережье, отсюда Пол Мейсон стал моим фанкастом Дамблдора, потому что это весело, а мне нравится, когда весело.       Цитата о драконах, о которой думает Гермиона в разговоре с Джинни, принадлежит Никите Гилл. Она звучит так: «Если ты знаешь монстров, и если ты знаешь демонов, помни — они знают тебя также, и они боятся тебя, потому что ты — дракон, который может сразить их». Драконы будут играть большую роль в этой истории, как вы возможно ожидали. Потребуется несколько глав, чтобы появился наш любимы дракон, но я обещаю, он уже в пути.       «Чем лучше игрок, тем хуже человек» — это более современная ссылка на цитату из Древнего Рима Публилия Сира: «Чем искуснее игрок, тем хуже человек».