Живой запах

Оставшись один, я снова прошелся по лофту Брайана. Ощущения по-прежнему, были двоякие: то, что раньше для нас было декорацией, сейчас, несомненно, было жилым домом — со специфическим запахом обжитого помещения, с небрежно брошенным полотенцем на пороге душа, с тарелками в раковине и кофейными зернами, рассыпанными возле кофемашины. Мне вспомнилось, что ведь и во время съемок декорации лофта почти стали для нас родным домом, столько времени мы проводили в нем! Разница была только в том, что тогда мы постоянно были окружены кучей народа — съемочная группа, наши друзья-актеры, массовка, даже простые зрители-зеваки, бывало и такое, — так что, невозможно было назвать лофт местом скромного уединения, но сейчас! Сейчас я бы дал правую руку на отсечение, — это был ДОМ. Настоящий, стильный, привлекательный, и сногсшибательно красивый. Точь-в-точь, Брайан Кинни. Устав бороться с самим собой в постоянных сравнениях и выискиваний кто же хозяин этого лофта — Брайан или Гейл, и чтобы окончательно не свихнуться, я уговорил свой истощенный мозг и выпитое до дна воображение, что я сейчас в каком-то чудесном сне, отклике на мои тайные желания и мечты. Просто я столько фантазировал на тему, «а что могло бы быть, если…», что вот нашелся и ответ на все мои скрытые уголки потайного сада души. А что? Я никому никогда не расскажу об этих своих фантазиях. Они ведь касаются только нас двоих. Так что, пусть это и Брайан Кинни, и ненадолго, как интуитивно я чувствовал, пусть! Зато это будет только по моему желанию и по моему единоличному хотению. Отчего-то, я не сомневался, что находился сейчас не совсем в сериале, а в какой-то его параллельной вселенной, в его ответвлении, где герой — вроде бы и сериальные, киношные, но живут своей собственной, независимой от сценаристов, жизнью. Это было странно, интересно и нестрашно. Из моего мира у меня ничего с собой не осталось: ни сотового, ни часов, ничегошеньки. Только слабый запах королевского парфюма на джемпере и ощущение того, что полночь давным-давно должна была наступить, но время тянулось и тянулось бесконечно. Будто какой-то гениальный режиссер решил замедлить меня и Брайана в этом питтсбургском новогоднем стоп-кадре. Единственные часы в лофте — будильник в спальне — упорно мигали своими электронными глазами, но цифры так и замерли в паре часов от полуночи. Мне стало интересно, отражается ли эта временная петля на Брайане и на остальных, кто жил в сериале. Черт, я так разволновался, представляя всех персонажей по именам, по их экранным именам, а не по тем, которые я близко знал в своей реальной жизни, что вновь заметался по блестящим полам лофта. Тут-то меня настиг звук открываемой входной двери. — Ага, — Брайан-великолепно-пьян-Кинни снова вперил в меня указательный палец. Алкогольное амбре придавало этой сцене некоторый шик и обаяние. — На месте! — Не очень долго ты и прогуливался! — ответил я. — Словно домой торопился, бежал, спотыкался! — Ну и спотыкался, — строптиво, но согласился Кинни. — Я, может, и выходил-то только так, проветриться, на город снаружи посмотреть, а то, вдруг, оказался бы я на Луне, как ты со своей чертовой машиной времени! Машина времени навела меня на еще одну дикую мысль. — А как тут жизнь? — издалека начал я. — Нормально все, надеюсь? Кинни, кивнув на ходу, направился прямиком к кровати, раскидывая по дороге снимаемые в такой знакомой последовательности вещи. Последними, традиционно, были сняты носки и роскошное, отсоляренное тело, упало в щегольские простыни. — А как Гас? — подобрался я ближе, боясь, что ступаю уже на совсем тонкий лед. — Хороший мальчик, — выуживая сигарету из пачки, пробурчал Брайан. — Папина гордость. И безо всякого перехода добавил: — Слышь, Солнышко, кончай прикидываться дураком, иди сюда ко мне! Я опешил. Никак не мог предположить, что мои желания так легко пересекут грань реальности и станут осязаемыми. То есть, почти, осязаемыми. Брайан расценил мою ступорность по-своему, прямолинейно и однозначно. — Давай только не заливай мне, что ты не Солнышко, что Тейлор тебе знаком только по какому-то старинному сериалу из прошлого века, а… или, что в настоящей жизни ты тоже закоренелый, мать твою за ногу, натурал! Я заржал. — Боюсь, что натуральность мне не светит ни в экранной, ни в реальной жизни! — Ну хоть что-то стабильно, — струйка сигаретного дыма устремилась вверх, и я проводил ее взглядом. — Значит, договорились, — подытожил Брайан. — Ты по-прежнему мое нахально-пиздешное Солнышко, правила все соблюдены, точки над «и» расставлены, если что нужно подписать, то это не ко мне, я вел себя практически идеально, не в чем даже покаяться, значит, мне срочно нужно вознаграждение за возд… воздр… воздержание. В виде твоей задницы. Гони сюда, Тейлор. Короче. Кто мог бы отказаться от приглашений Брайана Кинни? Я — Джастин Тейлор? Прекрасно! Шанс снова быть тем самым Джастином Тейлором — безбашенным восемнадцатилетним юнцом, принцем, чью спящую сексуальную силу разбудил не кто иной, а самый желанный гей Пенсильвании, сумевший не только удержать его, а и привязать его к себе толстенными канатами, не побоюсь этого слова, любви. Да, теперь, из далекого двадцатилетнего далека, я мог спокойно рассуждать о любви между нашими киногероями. Не то, что между нами настоящими. По-моему, сам Брайан не верил до конца, что я все тот же Джастин. Скорее всего, ему было любопытно увидеть на что способен Рэнди Харрисон. А мне до одури хотелось вновь прочувствовать на себе невероятную харизматичность настоящего Гейла Харольда. Таким необычным, непостижимым способом наши, или не наши, желания соприкоснулись в одной возможной точке обеих наших вселенных. — Ну что же, слава небесам, все на месте, и задница царская, и член королевский! — знакомый интимный голос с харольдовскими интонациями и придыханиями, закрыть глаза и только чувствовать руки, которые торопливо раздевают, ласкают, покрывают ладонями самые отзывчивые потайные местечки, отдать себя полностью во власть… То есть, вот еще, не отдать! — Стой, — я сам хрипел от нетерпеливого волнения. — Подожди, я сам! Навалился на него всей грудью, прижав такое желанно-знакомое тело к простыням, огладил, узнавая руками и каждой клеточкой, с удовольствием ощущая ответные токи и движения. И запах, запах был узнаваем, так пах только один мужчина на свете. Недоступный запах, запретный, а сейчас — живой, прямо подо мной, подвластный мне, управляемый мной. Это был чистый кайф, экстаз, такого острого наслаждения я не испытывал ни с кем. Никогда. Будь я проклят во всех мирах и преисподнях, если это неправда! Скачка, безумная скачка, я был сверху, но при этом он был во мне. Я вскрикнул, ощутив его внутри. Это было сразу, резко, проигнорировав все прелюдии и ласки, мы оба боялись, что не осмелимся, не успеем, отступимся, что все растворится в зыбком дымке брошенной в пепельницу сигареты Брайана. Брайан, однако, явно не был иллюзией. Вернее, его член был более чем осязаемый. Никого логического объяснения этому не было, но и ни единой мысли не существовало в моей голове. Был ритм, сначала не очень быстрый, такой бывает, когда партнеры привыкают к движениям друг друга, бедра, притиснутые к бедрам в одинаковой легкой испарине, длинная, красивая шея, выгнувшаяся под поцелуями-укусами, запрокинутое лицо с прикрытыми глазами и враз пересохшими губами. Потом ритм убыстрился, это и была та самая безумная скачка, когда любовники не отдают себе отчета, а просто подчиняются слепым инстинктам — толчки беспорядочны, мельтешащие мушки под судорожно сомкнутыми веками, один полностью заполнен другим партнером, еще мгновение и… И, наконец, электрический разряд и практически дуэт оргазмов, которые секунда за секундой сливаются в один-неделимый, горячие капли, смешивающиеся на двух уже основательно вспотевших телах. И вскрик, тоже один на двоих, и обессилевшие, упавшие друг на друга, без слов, без движений, без мыслей. Выпитые до дна друг другом. — Джастин! — Гейл! Оба имени прозвучали одновременно. Одно желание на двоих. Бабах! Разноцветный фейерверк, как минуту назад в моем оргазме, а сейчас — за окном, в ночном небе, полночь, Новый Год, желания! Я открыл глаза уже в Новом 2022 наступившем году. В своей собственной спальне, в Нью-Йорке, в полном одиночестве. Это если не считать открытого флакона Imperial Majesty Perfume, мягко мерцающего в свете настольной лампы. — Что же, — я не удивился, что мой голос прозвучал хрипло. Ни капельки не удивился, как бы каламбурно это не звучало. — С Новым Годом тебя, Дж… В эту самую минуту мой сотовый завибрировал на входящем звонке. — С Новым Годом тебя, Рэнди! — я не надеялся услышать этот голос, но голос был настоящим, здесь и сейчас, в тысячи миль от меня, но не в двух десятках лет. — Я знаю, давно не созванивались, но я, если честно, по делу, только не смейся. Буду в Нью-Йорке через несколько дней, встретимся, поболтаем, а?