Профессиональная попаданка: Слизеринка

      Приём в Министерстве я бы тоже не назвала шибко весёлым. Впрочем, взрослым — то есть абсолютно всем, кроме меня — подавали горячительные напитки, так что постепенно стало как-то повеселее. Вообще-то, это был праздник. И не такой, как после завершения военных действий в Бриггсе, а вот прямо самый натуральный. Однако гости как-то раскучковались по просторному залу, в котором вдоль стены стоял узкий фуршетный стол. На столе стояли большие серебряные вазы с разными угощениями — например, кусачими лакричными конфетами. Впрочем, были там и менее опасные ништяки. Хеймдалль был в своей стихии — с лучезарной улыбкой и бокалом игристого в руке он перемещался от группы к группе, привлекая к своей персоне массу внимания. Харизму он выкрутил даже за максимальные значения, так что все в зале были им очарованы. А я стояла в дальнем углу, там, где на столе была сырная нарезка и мёд. Безалкогольных напитков в зале вообще не было, так что мне приходилось колдовать себе воду время от времени. Ну, надо заметить, на меня вообще никто особо внимания не обращал — я же была ниже уровня глаз.              Впрочем, я была не одна такая — профессор Снейп тоже определённо не стремился оказаться в центре внимания. Поначалу он тусовался где-то около стола с крошечными бутерами с икрой, а потом присоединился ко мне. Он тоже не пил, так что мы с ним вкушали дорогой сыр с грецкими орехами и мёдом и запивали простой водой. Постепенно между нами завязалась беседа: мы говорили о зельях и артефактах. А я отвлечённо подумала о том, что мы с ним должны были со стороны выглядеть весьма готично, не смотря даже на цветные одежды.              Я немного увлеклась беседой — мы говорили о способах заготовки и хранения ингредиентов, когда заиграла музыка. Если быть точнее, я не обратила на это внимания, пока мне на плечо не легла чья-то рука. Я оборвала фразу на полуслове, резко обернулась и шарахнулась, едва не впечатавшись в профессора. Ну, если бы за моей спиной оказался кто-то другой, я бы, наверное, и впечаталась, но Хеймдалль поймал меня за руку.              — Вальс? — он склонил голову набок.              — Нет… — страдальчески отозвалась я.              — Да, — Хеймдалль решительно потянул меня в центр зала.              — За что? — тихо вопрошала я. Мне танцев ещё в прошлом мире за глаза и за уши хватило.              — Это почти предлог уйти, — ровным тоном изрёк он. — Или ты хочешь ещё задержаться?              — Сколько, говоришь, надо станцевать? — оживилась я.              Я бы сказала, мне не хватало примерно шести дюймов роста, чтобы вальсировать успешно. Ну, на ноги Хеймдаллю я не наступала и даже не путалась в собственных, конечно, но они у меня были чуть коротковаты, чтобы нам обоим было легко и комфортно. Тем менее, Франкенштейн оттанцевал меня весь вальс ми-бемоль мажор Шопена, как будто мы с ним его не меньше месяца репетировали. А Хеймдалль Фрейю, вообще-то, танцевать не учил — ну не было в клане острой необходимости в танцах. Мне приходилось полагаться исключительно на сьюшный талант и общее понимание, как это работает. Хвала Мерлину, мы не грохнулись вообще. И я очень надеялась, что после Хеймдалля я смогу вернуться к сыру, а потом и вовсе улизнуть, но тут нарисовался мистер Малфой. Он пришёл не один, а вместе с невысокой блондинкой с голубыми глазами холодного оттенка. Она была красивой и почему-то ассоциировалась у меня со Снежной Королевой.              — Моя супруга Нарцисса, — с гордостью представил её мистер Малфой.              — О, Драко очень на вас похож, — я улыбнулась.              — Он говорил о вас, мисс Нильфхейм, — она улыбнулась мне в ответ. Голос у неё тоже был приятный и тихий. — Вы и впрямь владеете мечом?              — Положение обязывает, — кивнула я.              — Дорогая, ты не будешь против? — обратился к ней мистер Малфой, и миссис Малфой кивнула ему.              И каким-то непонятным мне образом я оказалась на паркете в паре с мистером Малфоем. А он ненамного уступал ростом Хеймдаллю. Мне пришлось очень сильно сосредоточиться, чтобы не оттоптать ему ноги. Музыканты — я не была уверена, живые играли люди или зачарованные инструменты — заиграли вальс, в котором я с ужасом узнала «Сказки венского леса», а это очень длинное произведение.              — Я не очень в этом хороша, — тихо произнесла я, едва начался танец. — Заранее прошу прощения, если наступлю вам на ногу.              — Туфель будет жаль, — отозвался мистер Малфой. — Но это мелочь. Мистер Эдельштейн ваш наставник, верно?              — Э, да… Кажется, об этом уже вся Британия знает, — я бы вздохнула, если бы не была слишком сконцентрирована на движениях своих ног.              — Вы оказываете благотворное влияние на Драко, — заметил он. — Я надеюсь, что вы с ним сохраните дружеские отношения.              — Это было бы замечательно, — согласилась я.              А если подумать, то чистокровные моё влияние — приучение к магловской литературе, например — могли бы счесть и тлетворным. Может, я просто с правильных книг зашла? Мерлин его знает. Когда этот бесконечный вальс, наконец, закончился, мистер Малфой довёл меня до скучающего Хеймдалля. Наставник мой беседовал с профессором Снейпом и миссис Малфой с таким видом, будто никакая сила не заставила бы его вновь выйти на паркет. Едва мы подошли, как он встрепенулся и с самым что ни на есть «естественным» голосом заявил, что времени уже до кончика мерлиновой бороды, и мне пора бы покинуть приём. Профессор Снейп сказал, что пойдёт с нами, поскольку он всё ещё декан факультета, студенты которого остались в школе, пусть и небольшим числом. Неизвестно откуда материализовалась ещё какая-то дама, которая спросила Хеймдалля, не хотел бы он в таком случае задержаться ещё ненадолго. Он ответил, что день был крайне насыщенным, и это утомило его.              На деле тем самым временем до кончика мерлиновой бороды оказалось девять вечера. Именно в этот час я вошла в гостиную Слизерина. Там у камина сидели Джемма и Люциан. Они говорили о чём-то, и я постаралась прикинуться призраком, чтобы не потревожить их, и потихоньку двинулась к спальням. Хеймдалль, в общем-то, не солгал — день и правда был долгим, и я устала. Может, если бы я была старше, это ощущалось бы иначе. Кроме того, я почему-то не могла выбросить из головы мысль о том, что у него тут есть невеста. Кто она и почему я ничего не знала? Не то чтобы я считала, что у него не могло быть девушки. Просто мне казалось странным, что я ни сном, ни духом о её существовании. Возможно, мне стоило проводить с ним поменьше времени, чтобы оно появилось у него для неё. Стоило признать, что в этой ситуации я ни черта не понимала. Я задумалась и не сразу поняла, что меня настойчиво зовут.              — А? Что? — недоумённо обернулась я к Джемме и Люциану.              — Слухи правдивы? — сощурился Боул.              — Смотря какие, — я нахмурилась. — Если про «земля круглая», то да — так и есть, а если про рептилоидов — то это бред собачий.              — Слухи о Том-кого-нельзя-называть, — нахмурилась Джемма. — Ты ещё не слышала?              — Какие слухи? — я изогнула бровь. Технически, я была их источником, но до меня они как раз и не добрались. — Мы были немного заняты последние дни, так что я ничего не слышала.              — Кстати, вопрос, чем, — хмыкнул Люциан. — Позавчера и вчера я видел, как ты и профессор Эдельштейн заходили в кабинет зельеварения вместе с нашим деканом.              — Что ж мы там делали? — саркастически фыркнула я. — В шашки, наверное, играли.              — Я узнала, что кто-то из гриффиндорцев попал в лазарет, — сощурилась Джемма. — Об этом ты тоже ничего не знаешь?              — Пф… — я выдохнула. — Об этом я знаю. Мерлин, завтра всё равно это в газете будет… Слушайте, мы с Хеймдаллем и профессором Снейпом случайно нашли Волдеморта. И совсем не случайно запечатали его в камень и сдали Аврорату. А потом мы внезапно обнаружили — не буду говорить как — парочку шатающихся по лесу гриффиндорцев, которых намеревались схарчить на ужин акромантулы. И мы помчались их спасать, вызвав авроров. Одного из них покусали, и мы варили противоядия.              — Это орден Мерлина? — ошарашенно изрёк Боул, опустив взгляд на бляху у меня почти что на пузе.              — Это? — переспросила я, снимая его. — Да, это он.              — Так значит, слухи правда, и ты была сегодня в Министерстве, — утвердила Джемма.              — Я устала, — призналась я. — Извините, но я спать.              И я быстренько смоталась, пока они меня не задержали. Примерно полчаса мне понадобилось, чтобы добраться, наконец, до кровати, где я заставила кукольный театр показать мне «Фонтан феи Фортуны». До конца, правда, не досмотрела — вырубилась.              На передовице «Пророка», вышедшего пятого января, красовались три разной степени удовлетворённости лица: умиротворённое профессора Снейпа, ослепительно улыбающееся Хеймдалля и моя кислая мина. Моя фотографическая копия время от времени пыталась вырвать плечо из наставникова хвата, но ничего ей не удавалось. Обрамляла колдографию статья, основанная на интервью Хеймдалля и неких источников в Аврорате. Надо признать, там действительно не было ни капли лжи и ничего лишнего. Даже про невесту Хеймдалля было написано так, как он и сказал. Подтверждал текст статьи снимок некой Беллатрисы Лестрейндж, измученной брюнетки в тюремной робе и кандалах, основным объектом снимка которой были чистые предплечья. Не в смысле, вымытые, а в смысле, на них метки не было. Совы принесли экземпляры газеты во время завтрака, и приём пищи для меня на этом закончился. Едва пробежав статью глазами, я подорвалась и ринулась в подземелье, прежде чем кто-либо смог меня перехватить. Там меня не могли даже совы достать, так что я просто-напросто заперлась в комнате. Дикая мысль свалить домой до конца каникул билась на краю сознания, но я стоически подавляла её. И чтобы отвлечься, я решила научить театр новой пьесе. В голову мне почему-то пришла только «Слуга двух господ», и я попросила Арчера найти её для меня, пока я читала инструкцию. И там оказалось, что всё не так просто.              Под маленькой сценой кукольного театра был плоский снаружи ящичек под заклятьем незримого расширения, где хранились куклы и декорации. Чтобы поставить новую пьесу, надо было «научить» театр её показывать: выбрать кукол и декорации или добавить новые, потом надо было начитать пьесу, меняя в нужных местах декорации и перемещая кукол. Я достала всё, что входило в комплект, и разложила по кровати. Куколки были довольно маленькими — в три-четыре дюйма. Тела у них были сшиты из ткани и чем-то набиты, а головы и ладошки были сделаны из керамики. Чары делали их подвижными, а у расписных лиц даже была мимика. Декорации были сделаны на базе тонкой фанеры, на которой керамикой, красками, тканью и проволокой были сделаны нужные формы. Мост из сказки о трёх братьях, например, был полностью из проволоки, покрашенной и залепленной под лозы. Надо признать, работа была тонкая.              Проведя детальную ревизию театра, я пришла к выводу, что для моей пьесы у меня не доставало труппы, костюмов и декораций. Так что мне нужно было создать их самой. Я убрала составляющие обратно в ящик и вызвала Арчера — мне нужен был альбом и цветные карандаши. Домовик уточнил, не нужно ли мне перо для писем, и я решительно помотала головой. С момента получения магами газет прошло ещё слишком мало времени, чтобы на моё имя пришла почта, а писать сама я вроде никому не собиралась. Кому мне писать? А главное — зачем? Арчер отвесил поклон и на несколько мгновений исчез, вернувшись с толстенным квадратным альбомом на пружинке с твёрдым задником и просто феерических размеров набором карандашей. Я вопросительно изогнула бровь.              — Альбом что надо, но куда так много карандашей? — озадачилась я.              — Это подарок из Лавки письменных принадлежностей, — с поклоном отозвался он. — Самозатачивающиеся карандаши «Волшебный художник» сто двадцать цветов.              — В честь чего это, интересно… — не въехала я. — Ладно, спасибо.              Он ушёл, а я устроилась на кровати и принялась за наброски. Не сказать, чтобы хоть в какой-то своей жизни я была блестящим художником, но мне это было и не нужно: я хотела сделать только эскизы и наброски, чтобы потом изготовить всё для спектакля трансфигурацией и преобразованиями. Было тихо: Чёрное озеро промёрзло сверху, так что окном можно было увидеть нижнюю сторону льда, весьма неровную. Сами окна, видимо, вообще не пропускали тепло ни в ту, ни в другую сторону, так что снаружи них красовались зеленовато-белые узоры, а ниже, где вода не промёрзла, что-то мутное как обычно булькало и колыхалось. Я успела нарисовать самого Труфальдино, Беатриче и Флориндо, и начала гвардейца. Последний почему-то выходил у меня похожим на гусара с усами. Внезапно в дверь постучали, и я от неожиданности черкнула длинную глубокую линию, испортив рисунок.              — Кто там? — мрачно спросила я, думая, как это исправить.              — Мисс Нильфхейм, вы здесь? — донёсся до меня голос профессора МакГонагалл.              — Эм… — я вылезла из своего почти что гнезда и пошла открывать дверь. — Да вроде как здесь.              — Идёмте со мной, — лицо её было строгим, но глаза улыбались.              Мне очень хотелось захлопнуть дверь и сказать, что я никуда не пойду. В смысле, сначала сказать, а потом захлопнуть. И, в принципе, будучи кавалером ордена Мерлина, не то чтобы я не могла так сделать. Не то чтобы я не могла так сделать в принципе, если уж совсем откровенно. Но я глубоко вздохнула, ещё раз подумала про испорченного гвардейца и пошла за ней. Замдиректора явно вела меня к директору. Примерно около гаргульи я решила, что помочь мне с рисунком сможет разве что Аблатио, которое относят к тёмной магии. Ну, или ластик, если он у меня есть. А вот когда мы стали подниматься к кабинету Дамблдора, меня вдруг прошибло вопросом, а чего, собственно, ему от меня понадобилось.              — Вот и вы, мисс Нильфхейм, — изрёк директор, когда я вошла. В его кабинете уже присутствовали Хеймдалль и профессор Снейп. И лица у них были, скажем так, озадаченные.              — «Что происходит?» — обратилась я к Хеймдаллю.              — «Я бы знал», — отозвался он.              — Итак, — директор уселся на свой трон за столом и переплёл пальцы перед лицом. — В моей школе находился предмет Волдеморта, но никто не посчитал нужным мне об этом сообщить.              — Вы знали об этом, — нахмурилась я. — Уверена, что с того дня, как напали на миссис Норрис.              — И почему вы в этом уверены? — он склонил голову набок.              — Думаю, мы все здесь знаем причину, — я подняла руку и сняла ободок.              В мою голову хлынул целый поток мыслей. Это было так резко, что я даже пошатнулась. Поставленная мной защита полностью глушила мысли Хеймдалля и профессора Снейпа, но вот размышления директора и профессора МакГонагалл обрушились на меня, как водопад Виктория. И это было всё равно, что на куске айсберга прилететь в жерло действующего вулкана. Замдиректора едва сдерживала восторженные мысли, казалось, праздник охватил её целиком, и если бы было можно, она бы даже танцевать начала. А вот директор её восторга определённо не разделял. И причина мрачного его настроя так с ходу понятна мне не была.              — Вам не говорили, что влезать в чужие мысли не вежливо? — поинтересовался директор.              — Как будто я тут что-то решаю, — скривилась я.              — Хорошо. И чья же это была идея — собрать Волдеморта?              — Она витала в воздухе, — я сощурилась. — Не могу сказать, кто именно озвучил её.              — Альбус, что происходит? — изумлённо спросила профессор МакГонагалл.              — Я хочу понять, что произошло в Хогвартсе тридцать первого декабря, — отозвался он. — Гарри с первого числа как в воду опущенный, его друг в лазарете, Руфус пишет странные письма. И все события приводят именно к мисс Нильфхейм!              — Ну, будь она мистером Поттером, вас бы это не так беспокоило, — внезапно произнёс профессор Снейп. Все повернулись к нему. — Раз уж вы уже меня вызвали и объяснять причины не нужно… — он вполне спокойно закатал рукав и показал директору совершенно чистое предплечье. — Я намерен покинуть Хогвартс по окончании учебного года, поэтому нет больше смысла скрывать: мистер Поттер был крестражем Волдеморта. Вы готовили его к тому, чтобы в нужный момент он умер.              — Что? — профессор МакГонагалл задала вопрос на такой частоте, что продлись её возглас дольше, всё стекло в кабинете полопалось бы.              — Вы не знали, Минерва? — декан перевёл на неё взгляд. — Директор считал, что Волдеморт вернётся, и тогда именно он должен будет лично убить Гарри Поттера.              Мысли замдиректора возмущённо вспенились и перестали быть внятными. Они были настолько бурными и нечленораздельными, что она даже не могла облечь их в словесную форму. Я осторожно потянулась к её сознанию, чтобы немного его успокоить — профессор уже не юная дева, такие волнения ей не показаны. Однако стоило мне хоть немного унять её мысли, как профессор Снейп добавил:              — Лили Эванс… Защита мистера Поттера до нужного момента в память о ней была единственной причиной моего пребывания здесь.              — Альбус! — честно говоря, мне даже захотелось обнять эту женщину. Не знаю, почему.              А ещё у меня в голове теперь выстроилась цепочка умозаключений, которые объясняли ту непонятную связь Гарри и профессора Снейпа — та девочка, из воспоминаний о которой я строила его защитную ментальную стену, должно быть, и была Лили Эванс. И если подумать, то её глаза в воспоминаниях профессора были совсем как у Гарри. Однако сам мальчишка, очевидно, особенно тёплых чувств в профессоре не вызывал.              — Сэр, кажется, вы только что открыли ящик Пандоры, — тихо изрекла я, но он меня прекрасно слышал.              — Может, мы не будем сейчас рассуждать о том, чтобы было бы, если? — довольно резко произнёс Хеймдалль. — Вопрос с возвращением Волдеморта решён. Вопрос пауков в Запретном лесу решён. Вопрос с обвинениями в адрес Хагрида решён. А я в своей зарплатной ведомости, кстати, не увидел ни одной строки за сверхурочную работу.              — Что вы имеете в виду? Вы же преподаватель по ОПТИ, — нахмурился директор.              — Именно, преподаватель, а не начальник охраны, — скривился Хеймдалль. — Но допустим, если выяснение обстоятельств зачарования бладжера моим обязанностям приписать с натяжкой можно, то переговоры с норвежским мастером по тепловым артефактам никак туда не запихнуть.              — Вы, насколько я знаю, достаточно обеспечены, — поморщился директор.              — А это вопрос не про деньги, — поморщился Хеймдалль.              — Ага… — хмыкнула я. — Если вы не хотите премировать, выдавайте грамоты за заслуги… Так для чего вы нас собрали? — а ещё мне было интересно, почему за мной отрядили декана Гриффиндора.              — Вы видели статью в «Пророке»? — посмотрел на меня директор. — Ничего не хотите мне рассказать?              — Да, видела, — я кивнула. — Нет, не хочу.              — Школьные правила… Думаю, вы нарушили достаточно из них, чтобы поставить вопрос о вашем исключении, — ровным тоном заметил Дамблдор.              Меня пробило на нервный беззвучный смех. Нет, ну напугал кота сосиской. Вот серьёзно. Что я потеряю, если он меня отчислит? Нервотрёпку, горящие сроки по заказам, головную боль… Что Хогвартс потеряет с моим уходом? Ну Мерлин бы с ней, с моей персоной, но вместе со мной уйдёт и Хеймдалль. И теперь уже и профессор Снейп. Это если не считать реакции Совета попечителей.              — Да ради Мерлина, — фыркнула я, наконец проржавшись. — Если бы не один нюанс. Я читала Устав школы и все правила. И так уж вышло, что я их не нарушила. А решение о моём отчислении может вынести только декан факультета, на котором я учусь, — я повернулась к профессору Снейпу. — Раз уж мы с вами достигли договорённости о найме, если вы меня отчислите, то доработать до конца года здесь новый контракт вам уже не позволит, — это был блеф, но профессор его махом просёк.              — Тогда я думаю, мне стоит внимательнее рассмотреть этот вопрос, — отозвался он.              — Тебя тоже касается, — я криво улыбнулась Хеймдаллю.              — Ну, нарушения не так уж серьёзны, — сдал назад директор. — Если подумать, вы колдовали не в школе и под присмотром преподавателей, а на выход в лес в наверняка договаривались с Авроратом…              — Альбус, — как будто пришла в себя профессор МакГонагалл. — Нам бы следовало говорить совсем о другом. Насколько я понимаю, ваш успех не является результатом случайности. Скрыть факт вашего участия в деле не выйдет — я уверена, что в Хогвартс летит невероятное количество сов с самыми разными письмами и предметами после выхода утренней статьи. Я думаю, мисс Нильфхейм должна быть удостоена высшей награды «За заслуги перед школой».              Вот это шторм, конечно. То ли выгнать взашей, то ли наградить. Нельзя было до нашего прихода как-то договориться, как со мной поступить? А ещё после слов замдиректора я вдруг осознала, с чего вдруг получила подарок от Лавки. Ну что — все люди как люди, а до меня как до жирафа.              — Я думаю, мы все знаем, кто именно стоял за нападениями в этом году, — продолжила она. — И теперь мы можем быть уверены, что больше их не будет. Почему бы не устроить праздник по этому поводу?              — Это расходы, которые нужно согласовать с Советом попечителей, — отозвался Дамблдор.              Ему идея явно не нравилась. Я подумала, что это странно. В конце концов, Волдеморт побеждён и зло повержено, волшебный мир в безопасности. Вроде бы как радоваться надо, а он почему-то недоволен. Я, конечно, не мозгоправ, но мне стало интересно, что с ним не так, и я наглым образом вторглась в его разум. Учитывая его возраст — а Дамблдор был не просто стар, он был прямо-таки супер-стар — не было ничего удивительного в некотором ма… некоторой интеллектуальной усталости, так назовём. Однако мышление его казалось мне странным образом перекошенным, и мне пришлось там покопаться, пока я не пришла к довольно странному заключению — на мозг Дамблдора влияла его палочка. Вообще, у палочек был свой срок жизни, но его палочка сама по себе была настолько старой, что уже, похоже, её саму постигла деменция. По-хорошему, ему бы надо было заменить её, но вот уж точно не мне об этом говорить.              — Мы можем идти? — услышала я голос Хеймдалля.              Директор кивнул, и мы угрюмой гурьбой покинули его кабинет. Профессор МакГонагалл вышла вместе с нами. Я натянула обратно на голову свой ободок и глубоко задумалась. И в моей голове опять было много вопросов и мало ответов. Начинались они с реликтовой змеи, которая, вероятнее всего, дрыхла где-то под замком, а заканчивались задачкой с почтой, которая должна была завалить, в основном, правда, Хеймдалля, как цунами. Вынырнула я из своих размышлений, когда Хеймдалль сунул мне в руки чашку кофе — оказалось, что мы пришли в его гостиную, и я даже расселась на диване.              — Я думаю, директор знал о том, что мистер Поттер и мистер Уизли находились у Хагрида, — изрёк профессор Снейп. — Он довольно силён в легилименции, а у них совсем нет никакой защиты.              — Это возвращает к вопросу, почему не спят пауки, — нахмурилась я.              — Что вы имеете в виду? — профессор МакГонагалл тоже оказалась здесь.              — М… Как бы это… Вы же знаете, что в школе находится василиск, да? — она кивнула. — Пауки обращаются перед ним в бегство. Однако он живёт здесь со времён основания школы, но пауков тут полно. То есть большую часть времени он их как-то не пугал. Так что это за массовый исход, да ещё и зимой, когда пауки должны быть в спячке? Ну, понятно, акромантулы не спят — звери большие и волшебные, но обычные-то!              — Однако, если директор знал о том, что мистер Поттер и мистер Уизли в хижине… — протянул Хеймдалль. — О, Мерлин…              — Ага, — подёргала бровями. — Кстати! — я вскинулась. — Хагриду ведь вернули палочку, да?              — Круто ты тему меняешь, конечно, — Хеймдалль потёр переносицу. — Да, Руфус сказал, что он теперь может использовать палочку.              — Давай сделаем? — я склонила голову набок. — А Министерство оплатит в качестве извинений.              — Да, давай, — он кивнул. — Мне самому тоже немного неловко перед ним из-за гнезда. Всё же это в некотором роде его питомцы.              — Так вы действительно делаете палочки? — едва заметно улыбнулась профессор МакГонагалл. — Среди студентов ходили слухи, что та, что получил от вас мистер Уизли, авторства Хэймдэлла, но они до сих пор гадают, какой там сердечник.              — Довольно ироничный, учитывая его фобию, — хрюкнула я.              — Я прикину, что подойдёт Хагриду в качестве сердечника, — изрёк Хеймдалль. — Остальное у нас вроде бы есть.              В этот момент раздался стук в окно. За ним оказалось целых три совы — сипуха, полярная и ушастая. Они били крыльями по воздуху, и каждая держала в лапах по конверту. Хеймдалль открыл окно, и птицы влетели внутрь. Они бросили почту на журнальный столик и уселись все втроём на спинку кресла. Все письма были адресованы Хеймдаллю и подписаны, как мне показалось, они были женскими руками. Это воскресило у меня в голове ещё один вопрос, на который мне хотелось знать ответ. Мой наставник сгрёб письма, глянув, кому они, и сунул на полку, где уже было несколько конвертов. Совы проследили его движение и вылетели в окно, которое он не закрывал. Школьные часы пробили час дня. Надо было собирать волю в кулак и идти обедать.