Профессиональная попаданка: Слизеринка

      Обратная сторона медали — это не та, на которой нацарапан номер, имя владельца или проба металла. А вся та ерунда, которая происходит с её владельцем по причине того, что эта самая медаль у него есть. Ну, это, впрочем, опционально от причины её получения. А думать надо было, прежде чем круги рисовать и с мечом наголо по лесу носиться. Можно было бы догадаться. Я не была уверена в том, хотела ли я есть, но твёрдо знала, что идти в Большой зал желания у меня не было. Если составлять рейтинг вещей, которыми я бы занялась в данный момент, то поход туда оказался бы где-то между сбором ингредиентов для Ванадиса и прорывом через канализацию с химерами. И, видимо, моё лицо было довольно красноречиво.              — Если ты не хочешь идти в Большой зал, можно этого не делать, — произнёс Хеймдалль.              — Будет выглядеть, будто я прячусь, — скривилась я.              — Ну, по сути так и есть, — он пожал плечами. — И разве тебя когда-нибудь волновало, кто что про тебя подумает?              — Эй, я пытаюсь убедить себя пойти! — возмутилась я и даже поднялась.              — Можно не делать того, чего тебе не хочется, — Хеймдалль улыбнулся и потрепал меня по голове.              — Серьёзно? — я скептически скривилась. И да, то же самое вместе со мной спросил профессор Снейп.              — Я думаю, что все в замке уже видели статью, — произнесла профессор МакГонагалл. — И ещё совы. Птицы ни в чём не виноваты. Однако, если вы действительно совсем не хотите идти, вы в том самом положении, когда можете этого не делать.              Н-да… Ну, если подумать, то окончательное и бесповоротное уничтожение местного злодея давало мне моральное право пару недель въезжать в Большой зал на Харлее и обедать сидя на столе перед Дамблдором. Ну, это в том невозможном случае, если бы мне хотелось привлечь внимание ещё больше, чем я это уже сделала. Однако моё отсутствие привлекло бы не меньше внимания и спровоцировало бы ещё больше слухов. Не то чтобы мне было важно, что обо мне подумают, но в нынешних условиях я не могла просто забить на репутацию — это касалось клана и, следовательно, денег. Я глубоко вздохнула и собрала волю в кулак.              — Не в моих правилах убегать от проблем, — мрачно изрекла я. — Хеймдалль, напомни мне потом выписать тебе премию. За паранойю.              — Я вроде бы достаточно обеспечен, — усмехнулся он.              — А это вопрос не денег, — хрюкнула я. — Как ты и сказал.              Я пролавировала между преподавателями и направилась к выходу из кабинета. Совы напомнили мне о том, что я намеревалась ещё после рождества написать несколько писем относительно полученных подарков, но так до сих пор и не взялась за перо. Не то чтобы кто-то ждал моих благодарностей, но я считала правильным сделать это. Я толкнула тяжёлую дверь и вышла в коридор. Не успела я сделать и нескольких шагов, как на меня налетел Гарри Поттер собственной персоной. И не просто налетел — парень сжал меня в объятиях. Я озадаченно оцепенела на несколько секунд, и только потом неуклюже похлопала его по спине. Он от меня отлип, и оказалось, что рядом с ним был и Рон тоже. Уизли всё ещё был бледен и выглядел болезненно, но явно шёл на поправку.              — Спасибо! — выпалил мне в лицо Гарри.              — Эм… — я растерялась и повернулась к профессорам, вышедшим из кабинета. — За что?              — За то! — он явно не находил слов. — Профессор Снейп, профессор Эдельштейн, спасибо!!!              — Мы лишь сделали то, что дóлжно, — мягко произнёс Хеймдалль.              Интересно, а Гарри заметил, когда кусок души Волдеморта из него вылетел? Не то чтобы я действительно стала бы спрашивать его об этом, но просто интересно.              — Как твоя нога, Рон? — спросила я, склонив голову набок.              — Нормально, — буркнул он.              — Вот и спасай человеку жизнь после этого, — хмыкнула я.              — Меня профессор Эдельштейн спас! — возразил Уизли.              — Как скажешь, — протянула я, не имея ни малейшего желания его убеждать. Его поведение меня странным образом успокоило, и я зашагала по коридору.              — Рон! — донёсся голос Гарри. — Ты ведёшь себя как… как… как чистокровный!              Это было бы уморительно, если бы Поттер пошутил. Я остановилась и плотно сжала губы, чтобы не издать дурацких хрюкающих звуков подавляемого хохота. Ну, потому что Рон Уизли и был, собственно, чистокровным. Ничуть не менее чистокровным, чем Драко Малфой или Маркус Флинт.              — Как будто именно статус крови заставляет людей вести себя тем или иным образом, — фыркнул профессор Снейп. — Тем более, что мистер Уизли и есть чистокровный волшебник.              — Даже более чистокровный, чем Фрейя, — подал голос Хеймдалль. — По крайней мере, насколько я знаю.              — Нельзя вот так людям ломать представление о значимости статуса крови, — хмыкнула я. — А то они могут подумать, что внутреннее важнее внешнего.              — Да, было бы неплохо, — усмехнулся мой наставник.              Он уже догнал меня и мягко подтолкнул в спину — мол, если мы собрались в Большой зал, так идём, а не стоим. Через несколько шагов к нам присоединились и все остальные — деканы и гриффиндорцы. По пути как-то так получилось, что я шла впереди нашей процессии, так что и в Большой зал я вошла первой. И стоило мне сделать это, как ко мне повернулись буквально все, кто там был. По впечатлениям сцена походила на то, как если бы я ошиблась дверью и вместо бани зашла на собрание совета директоров. Меня снова мягко подтолкнули в спину, и я сделала шаг внутрь. Как только это произошло, ко мне ринулся Хагрид. А ведь он, насколько я знала, был не в курсе моего некоторого участия в его возвращении.              Ладони хогвартского лесничего были огромны — моя рука могла поместиться там по середину предплечья. Собственно, я это опытным путём и выяснила, когда он мои руки пожимал. Найти слов Хагрид, видимо, не смог, но он очень тепло улыбался, а в уголках глаз у него стояли слёзы. И я подумала, что мне стоило бы немного углубиться в историю мира магии и понять, что ж такого творил Волдеморт. Нет, понятно, что как и всякий уважающий себя Тёмный Лорд он стремился захватить мир, вопрос только в том, каким именно образом.              Все, кто был в Хогвартсе — а если не считать преподавателей и персонал, это было человек от силы двадцать пять — разместились за столом Слизерина. Ну, за исключением директора, профессора Бинса и мистера Филча. Последний, кстати, вообще практически никогда не появлялся в Большом зале. Мадам Пинс и мадам Помфри завтракали, обедали и ужинали за преподавательским столом, и хотя школьного врача и школьного завхоза сравнивать немного странно, он, по идее, был таким же сотрудником. Так что это было непонятно. Впрочем, лично мне вообще было непонятно, зачем Хогвартсу нужен был завхоз. Всеми бытовыми и хозяйственными вопросами, по идее, занимались домовики, а если в школе какое-то колдовство выходило из-под контроля, мистер Филч, будучи сквибом, всё равно не мог ничего с этим поделать.              Я усадила свой зад на скамью перед столом, оказавшись между профессорами — Хеймдалль справа, декан слева. И ещё три декана напротив. Никакого давления, конечно. На столе понятным образом появилась большая белая фарфоровая супница, плетёные корзинки с хлебом, тарелки и приборы. Не смотря на крышку, супница источала характерный запах горохового супа. Я чувствовала себя неловко и никак не могла заставить себя протянуть загребущие ручонки к еде. Но вот стоило мне собраться с духом, как в зал влетели совы. Множество птиц устроили нам буквально дождь из писем.              — «Тебе это ничего не напоминает?» — мысленно поинтересовалась я у Хеймдалля.              — «Да… Об этом я как-то забыл…» — протянул он.              — «Как тебе это удалося-то?» — хмыкнула я.              Я вздохнула и достала платок. Это был батистовый белый платочек с мережкой и вышитым моей рукой вензелем клана — все пальцы исколола, пока делала. Я вздохнула ещё раз и достала палочку. Платок был трансфигурирован в мешочек, на который я наложила заклятье незримого расширения, после чего манящими чарами затолкала туда всю свою корреспонденцию. В гробовом молчании. Я подняла глаза и поняла, что на меня смотрели абсолютно все. Я закатила глаза, запрокинула голову и со всей дури шибанула себя ладонью по лбу.              — У меня есть разрешение на эти чары, — изрекла я.              — Да дело, собственно, не в этом, — мягко произнёс профессор Флитвик. — Думаю, можно догадаться, о каких именно чарах идёт речь, но вы ведь ни звука не проронили.              Я едва не застонала. Об этом-то как можно было забыть? Как же мне хотелось трансгрессировать отсюдова куда подальше… Но всплывало жирненькое «но»: во-первых, в Хогвартсе в принципе нельзя было трансгрессировать, а во-вторых, я не должна была этого уметь. Ну, это действительно была не самая простая магия, однако когда приходится спасать свою ж… жизнь, и не такое можно освоить. Профессора поступили умнее, просто обратившись к домовикам. Прям об стену захотелось лбом удариться.              За столом загомонили. К моему удивлению, никто даже не усомнился в моём непосредственном участии ровно так, как говорила об этом статья. К тому же оказалось, что абсолютно все в курсе, что именно мы с Хеймдаллем спасли Гарри и Рона от пауков. Кто, интересно, растрепал? Впрочем, как будто тут были варианты — судя по тому, что все уже знали и про авроров, и про сигнальные чары, Поттер и растрепал. Шум стоял такой, как если бы на мне не было ободка. Все говорили разом, так что я с трудом разбирала слова. Вроде бы кто-то даже вопросы задавал, но их было так много, что я не могла ответить.              — Мы ценим вашу благодарность, — Хеймдалль заговорил негромко, но все мгновенно затихли. — Однако ничего, кроме того, что описано в статье, мы рассказать по разным причинам не можем. Мне и мисс Нильфхейм хотелось бы, чтобы произошедшие никак не изменило привычного школьного порядка. В частности, давайте все поедим. Судя по запаху, домовики очень постарались сегодня.              Маг и чародей, что сказать. Он, правда, ничего не сколдовал, но его, к счастью, услышали. Это, конечно, не означало, что никакого внимания к нашим персонам не будет, однако мы смогли поесть. Более того, после обеда я смогла даже дойти до общежития. Разбирать почту не хотелось, если честно, но письма написать было надо. Я подумала-подумала и решила, что можно отправиться к Хеймдаллю. Потому что у него тоже была гора писем, и вместе мы могли бы хоть как-то определить их по категориям. Кроме того, нельзя было исключать, что в некоторых из них нам отправили разного рода заказы. Потому что вряд ли мы могли бы купить лучшую рекламу, чем вышедшая статья.              Я взяла с собой пергамент, перо, альбом и карандаши. По поводу пьесы я тоже хотела обратиться к нему, чтобы он начитал текст мужских персонажей. Ну, и мешок писем я тоже не забыла. И только когда я уже постучала в его дверь, я подумала, что хотела проводить с ним меньше времени. Но, видимо, не сегодня.              — Хочешь разобрать почту? — спросил Хеймдалль, едва я вошла.              — Угу, — я кивнула. — И ещё кое-что. И кое-что другое. И ещё одно…              — У нас очень много совместных дел, — он улыбнулся. — Садись. Я тоже хотел заняться почтой.              — Извини… — тихо изрекла я, устраиваясь на стуле. — Мне надо меньше занимать тебя. Вы уже назначили свадьбу?              — Тебя это беспокоит? — спросил Хеймдалль, усевшись напротив.              — Ты трудишься моим гувернёром и наставником, ведущим зельеваром, артефактором и гласом главы, сиречь меня, — я глубоко вздохнула. — Более того, ты заменяешь мне семью и живёшь в моём доме. Беспокоит — это не совсем верное слово. Я просто думаю, что в праве знать, кто ещё будет там жить.              — Я не хотел… — он сжал переносицу. — Я надеялся, что этот разговор состоится между Хеймдаллем и Фрейей, а не между нами. Видишь ли… Как бы это сказать? Дело в том, что Бальдр Нильфхейм предложил Хеймдаллю договорной брак: если ни он, ни Фрейя никого не встретят до её двадцатилетия, она станет его супругой. И как бы странно это ни звучало, Хеймдалля вполне устраивает это.              — Оу… — отозвалась я. А ещё через полминуты до меня дошло. — Ой! То есть технически сейчас я… О, Мерлин…              — Поэтому я и не хотел говорить об этом, — Франкенштейн вздохнул.              — И тем не менее, сказал, — я нахмурилась. — Похоже, тебя это забавляет.              — Не знаю, сколько времени есть у тебя, чтобы найти кого-нибудь, но у Фрейи на это ещё девять лет, — криво улыбнулся он.              — Легилименция превращает это в едва ли разрешимую проблему, — скривилась я. — Да и есть у меня причина этого избегать, знаешь ли.              — Это я как раз понимаю, — Франкенштейн глубоко вздохнул. — Когда я решил отправиться в это путешествие с тобой, я подумал, что тебе должно было быть бесконечно одиноко всё время с самой нашей первой встречи. В прошлом мире я старался избегать привязанностей, полагая, что возвращение домой болезненно оборвёт их. А это…              — Это то, что, если подумать, должно быть тебе знакомо, — я сощурилась. — Ты ведь прожил очень долгую жизнь. Я имею в виду, ты очень многих пережил. Тех, к кому был привязан.              — Да… — протянул он. — Даже некоторых благородных, а они едва ли не бессмертны.              Мы умолкли. Сложно было сказать что-нибудь по этому поводу, да и не нужно, в общем-то. Выдержав минуту мрачной атмосферы, я положила на стол альбом, пергамент и карандаши. Мешок с письмами ещё бы у меня в руках, и я смотрела на него, надеясь, что он внезапно воспламенится, и все письма в нём волшебным образом пропадут. Они, очевидно, не собирались этого делать.              — Ты рисовала? — выдернул меня из раздумий Хеймдалль. — Можно взглянуть?              — Мне до тебя далеко, — хмыкнула я. — Да, конечно.              — Что это? — он посмотрел наброски.              — Я хочу поставить пьесу в кукольном театре, — я улыбнулась. — Но мне для неё нужны куклы и декорации. Я решила сделать эскизы.              — Ты будешь их шить? — он остановился на одном из рисунков и внимательно что-то на нём изучал.              — Что ж я, дурная совсем? — усмехнулась я. — Сделаю преобразованием. А то я всех героев едва ли к лету закончу. С моим-то количеством свободного времени.              — Что есть, то есть, — Хеймдалль кивнул. — Не могу понять, эта линия — часть наброска или что, — он развернул ко мне испорченного гвардейца.              — Ха-ха, смешно, — саркастически отозвалась я.              — Да ладно тебе, — он протянул руку и потрепал меня по голове. — Рисунки в самом деле неплохие. Я сначала подумал, что это портреты с нарушенными пропорциями, но если это куклы, то это интересный стиль. Что это будет? Шекспир?              — Гольдони, — меня перекосило. — Должна же я посмотреть эту пьесу.              Франкенштейн рассмеялся. И я надеялась, что этот смех не означал, что он снова устроит мне Мерлин знает что из её просмотра. Впрочем, теперь театр у меня был практически карманный, так что я могла смотреть представление в полном одиночестве, и никто бы мне не помешал — не травил анекдоты, не кашлял и не сморкался над ухом.              Я положила мешок с письмами перед собой на стол. Мне очень хотелось оттянуть процедуру вскрытия, и я искала причину этого не делать. И лучшей причины, чем написать давно запланированные письма, я не отыскала. Мистеру Блэку я написала, что его подарок произвёл на меня неизгладимое впечатление и крайне меня порадовал. Потом я пару минут подумала и дописала, что буду рада видеть его среди наших клиентов, если ему что-то из нашей конторы понадобится. А потом я приступила к письму для мистера Малфоя. Тут мне пришлось призвать на помощь все свои способности к завуалированным текстам, таким, чтобы если надо, их можно было вообще трактовать как угодно. Но по сути я просто поблагодарила его за книгу на двух листах.              Хеймдалль читал письма: вскрывал конверты, пробегал глазами текст и откладывал лист в стопку. Стопок, впрочем, было две, правда, во второй было пока только одно письмо. Не было похоже, чтобы содержимое почты сильно интересовало его, а я опять искала повод и вовсе не вскрывать конвертов.              — Есть мысли на тему палочки для Хагрида? — я положила руки на стол и голову поверх.              Хеймдалль перевёл взгляд с письма на меня и несколько секунд просто смотрел безо всякого выражения, потом вздохнул и отложил лист в стопку.              — От того, что ты будешь это откладывать, письма никуда не денутся, — заметил он.              — Ну, у нас ведь есть дела поважнее этого, — протянула я.              — Какие?              — Эм… Любые? — я склонила голову набок.              — Пф, — Хеймдалль издал тихий смешок, а затем достал ту самую книгу по сердечникам. — Учитывая его склад характера, я думаю, ему не подойдёт ни один сердечник из тех, что можно добыть из мёртвого животного. Вдобавок, Хагрид полувеликан, что приводит нас к очень скромному количеству вариантов.              Он открыл книгу и долго листал её, пока не нашёл, наконец, нужную страницу. Прочитав её, Хеймдалль слегка ударил по книге тыльной стороной ладони и развернул её ко мне. Том был большим, и мне пришлось взять его двумя руками. На странице было всего четыре варианта подходящих сердечников, и два из них достать было нельзя, поскольку это был ус левиафана и перо онокротала, которые оба уже вымерли, к сожалению. А вот двумя другими вариантами были шип с хвоста хвосторога и перо птицы-гром. Искать птицу было довольно накладно, а вот шип вполне мог найтись в Румынии, в драконьем заповеднике. Драконы создания очаровательные, но как и всякие хищные звери в юности они учатся драться. Да и будучи в возрасте они часто сохраняли агрессивный нрав. Так что время от времени они теряли клыки, когти и шипы.              — Я напишу в заповедник, — изрёк Хеймдалль. — Либо они отправят нам шип, либо, если у них его не завалялось, попробуем с пером.              — Ну, или обратимся к закромам, — я нахмурилась. — Там можно обнаружить неожиданные предметы. Скажем, там должен найтись пригодный для палочки брусок бакаута.              — И как он там завалялся? — Хеймдалль изогнул бровь.              — Древесина слишком твёрдая — никто за неё браться не хотел, — я пожала плечами. — Некоторые предметы в нашем хранилище оказались потому, что мои предки тащили туда всё, что попадалось на глаза. Рискну предположить, что если просто распродать всё, что там есть, с молотка, безбедно проживёт ещё поколения три. И это если работать не будет.              — Хм… И во сколько ты бы оценила стоимость готовой палочки? — он сложил руки на груди.              — Если платит Министерство, то, думаю, около ста-ста пятидесяти галеонов, — я пожала плечами. — Это если не придётся искать особо редкое что-то. Там цена до небес может взлететь.              — Это не слишком? — Хеймдалль поморщился.              — Ну, знаешь ли! — я скривилась. — Наказание денежкой самое, наверное, доходчивое. Ну серьёзно — это насколько надо быть слепым, чтобы не отличить смерть от яда акромантула от какой-либо другой?              В дверь постучали. И стук это был настолько громким, что было невозможно представить, чтобы это был кто-то из учеников. Я бы даже сказала, этот самый стук достаточно явно указывал на обладателя гигантских ручищ Хагрида, не иначе. Хеймдалль поднялся и открыл дверь. За ней оказался сам лесничий, а с ним Гарри Поттер и Рон Уизли. Мой наставник впустил их и предложил располагаться.              — А что она здесь делает? — тут же поинтересовался Уизли.              — Хочешь знать — напиши в министерство не твоих собачьих дел, — огрызнулась я. Надоел.              — Я сделаю кофе, — мягко заметил Хеймдалль. — И мне надо написать письмо. Или дело очень срочное?              — Нет, — мотнул головой Хагрид. — Мы не торопимся.              — Хорошо, — кивнул мой наставник и исчез в своей гостиной.              — Мисс Нильфхейм, мы случайно слышали конец последней вашей фразы, — протянул лесничий. — О чём вы говорили?              — Ох… — я сжала переносицу, а потом покосилась на гриффиндорцев, усевшихся на диван. — Я собрала всю информацию, что у меня оказалась, в кучу и сделала некий набор выводов, который, рискну предположить, или верен, или, по крайней мере, близок к истине. Пятьдесят лет назад вы вырастили из яйца акромантула — одного из опаснейших волшебных существ. Арагог — мне довелось с ним встретиться — был тогда ещё мал. И тогда что-то случилось, из-за чего погибла студентка. Мне почему-то кажется, что вы не знаете, что именно. После этого ваш акромантул сбежал в лес, но вас с ним кто-то видел и вину свалили на вас, вместо того, чтобы провести расследование.              — Так всё и было, — мрачно кивнул Хагрид. Он пока я говорила уселся на стул около стола. — Но почему вы думаете, что это не Арагог?              — Скажем так, я имею некое представление о том, кто это был, — я снова покосилась на мальчишек.              — Я запрашивал материалы по тому делу в Аврорате, — к нам вернулся Хеймдалль с кофе. — Там было описание тела девочки. И оно не соответствует тому, что можно было бы увидеть после укуса акромантула. Как минимум, самого укуса на ней не было. Как и остальных признаков паучьего яда.              — Да, судя по описанию эксперта это было больше похоже на смерть от проклятья, типа одного из непростительных заклятий, — кивнула я.              — Тебе-то откуда знать, как это должно выглядеть? — недовольно произнёс Рон.              — Это входит в мою клановую программу обучения, а что? — я обернулась к нему и поджала губы.              — И непростительные заклятья тоже входят? — сощурился он.              — Ну хватит! — неожиданно резко произнёс Хеймдалль. — Если бы не Фрейя, у Аврората могло бы оказаться достаточно детальное описание смерти от укуса акромантула. И это если бы ваше, мистер Уизли, тело вообще бы нашли!              — Но ведь это вы меня спасли! — возразил Рон.              — Да мне бы в голову не пришло полететь в Запретный лес ночью, — возмутился Хеймдалль.              — Да ну? — я изогнула бровь.              — Я имею в виду, просто так, — он покосился на меня. — Если бы у меня не появилось причины. По крайней мере, конкретно в ту ночь.              — А вы чего хотели-то? — я повернулась к Хагриду.              — Хэймдэлл сказал, что озаботится палочкой для меня, — отозвался он. — Я подумал, надо это обговорить.              — А вы? — я повернулась к гриффиндорцам.              — А мы за компанию пришли, — изрёк Гарри.              — А, понятно, — отозвался Хеймдалль. — Что ж, Хагрид, не думаю, что с созданием палочки возникнут трудности. Надеюсь, вы не очень сердиты на нас из-за гнезда.              — Нет, — лесничий опустил голову. — Я понимаю, что они опасны, и Аврорат действительно должен был так поступить… Но их не истребили полностью, только ограничили численность. Меня-то они не трогают, но иногда студенты в лес заходят, — он покосился на мальчишек, и те покраснели.              — О, кстати! — вспомнила я. — А вы можете помочь нам встретиться с кентаврами? У нас к ним небольшое дельце.              — Думаю, можно, — протянул Хагрид.              — Надо отправить письма, — Хеймдалль встал. — Можно прогуляться в лес прямо сейчас?              Лесничий кивнул и тоже встал. Я соскочила со стула и подумала про тёплую мантию, которая была у меня в подземелье. Это я пока туда, пока обратно — вечность пройдёт. Пришлось вызвать Арчера и сгонять его — домовик, в отличие от меня, трансгрессировать по замку мог совершенно свободно. Я надела её и сунула конверты в карман. У Хагрида шуба была с собой, а Хеймдалль был у себя, так что мы втроём совсем скоро были готовы идти. А вот Гарри и Рону лесничий сказал идти к себе, потому что в Запретном лесу делать им двоим было нечего.