The Devil You Know

Столовая была изысканной. В дополнение к мягкому сиянию люстры были зажжены свечи винного цвета, а два места были уставлены парчовыми ковриками и фарфором кремового цвета. Эш был одет в очередной костюм за тысячу долларов, и его желудок урчал, пока он ждал, когда появится его хозяин. Дино приехал домой всего двадцать минут назад и заказал ужин, пока одевался. Эш был бы так же счастлив поесть в одиночестве на кухне, но он знал, что это никогда не будет ему позволено. Он неловко поерзал; его ботинки были тесными, и он ненавидел ощущение галстука, плотно облегающего шею. Дино вошел в комнату, пальцами держа бокал с бренди. Он выглядел напряженным, и Эш решил, что визит в Чикаго прошел не очень хорошо. Он был вдвойне рад, что его не заставили ехать — единственное, что Дино делал, чтобы снять стресс, было именно тем, от чего Эш был бы счастлив избавиться, хотя бы на одну ночь. Эш встал, как его учили, и подождал, пока Гольцине сядет, прежде чем снова сесть на место. Он знал, что потом должен был поздороваться с ним, но не смог произнести ни слова. Он знал, что это просто проявление хороших манер, но весь этот цирк был лицемерным и унизительным. Дино поднял брови. Он первым поздоровался с Эшем. — Хорошо наконец быть дома, — сказал он, слегка улыбнувшись. — Я надеюсь, что Бланка занимал тебя достаточно, чтобы ты не скучал по мне? Даже не смешно. — Уверяю тебя, — спокойно сказал Эш, его голосовые связки снова заработали как надо, когда ему потребовалось сказать что-то более честное, — твое отсутствие не вызвало у меня ни малейшего беспокойства. — Если бы он мог сам сформулировать ответ, он звучал бы не так, но даже сказанное вежливо оскорбление получилось хорошо. Дино это не так понравилось. Его губы сердито дернулись на мгновение, прежде чем он отпустил комментарий с улыбкой. — Давай поедим, — сказал он, потянувшись за блюдом, накрытым полукруглой крышкой. — Я знаю, как сильно ты любишь жареную утку. Это была единственная вещь, к которой ему придется привыкнуть, если он сбежит на Карибское море с Бланкой, — явная разница в выборе продуктов питания. Хотя его учитель питал здоровую любовь к изысканной кухне, он не мог представить, что в их повседневном меню будут какие-то роскошные блюда, которые Дино так любил. Эш знал, что сможет довольствоваться холодной пиццей и картофелем фри, но он почти слишком привык к еде в особняке Гольцине. Они ели медленно, Дино — потому что смаковал каждый кусочек, а Эш — потому что всегда был готов оттянуть неизбежное. Он потягивал вино и прожевывал каждый кусочек так тщательно, как полагалось, даже не забывая при этом не сутулиться или не ставить локти на стол. Он мог выглядеть маленьким аристократом, когда хотел, и хотя ему было наплевать на свою позу, лучше было не расстраивать Дино после того, как у него была тяжелая ночь. — Карбон Руссо спрашивал о тебе, — в конце концов сказал босс мафии. Дворецкий убирал посуду и готовился нести десерт, и хотя за весь ужин они не произнесли ни слова, Дино заговорил небрежно, как будто продолжал разговор. — Спрашивал? — Эш даже не пытался казаться заинтересованным. Для него Карбон Руссо не значил ничего, кроме чрезмерной боли и унижения. Этот человек был болен — он был помешан на каком-то извращенном дерьме S&M, но только если его партнер был молод и секс происходил против его воли. Эш иногда задавался вопросом, нет ли у него шрамов на спине от удара этого монстра, видит бог, он достаточно истекал кровью. Дино откровенно посмотрел на него, его глаза блеснули в свете свечи. — Он хотел, чтобы я отдал тебя ему. В знак доброй воли, — мужчина издал горлом звук отвращения. — Поэтому я порадовался, что оставил тебя здесь, потому что я мог отказаться, при этом не выглядя неблагодарным. Желудок Эша скрутило. Пускай Дино сам заботится о его внешнем виде. Было ясно, что мужчина наблюдал за его реакцией, возможно, ища благодарность. Эш не собирался доставлять ему такого удовольствия. — Тот или другой извращенец, — сказал он, пожимая плечами. — Мне все равно. Не то чтобы ты никогда не продавал меня какому-нибудь психу, который мог бы заплатить. — Он знал, что переходил тонкую грань, дразня Дино подобным образом. Было неразумно выводить его из себя, но почему-то Эшу никогда не удавалось быть спокойным и рациональным рядом с ним. Может быть, годы изнасилований и принудительной проституции сделали его неуважительным? Глаза Дино сузились. — Ты снова упустил главное. Те дни прошли. Ты мой наследник — ты принадлежишь мне, и никто больше не прикоснется к тебе, — Его руки сжались в кулаки. — Руссо повезло, что я был в хорошем настроении. Я бы без колебаний убил любого человека, который попытался бы забрать тебя у меня. — Он был абсолютно серьезен; от этого у Эша мурашки побежали по коже. Ему пришлось проглотить свое смятение и пытаться сохранять лицо спокойным и скучающим. Он знал, что никогда не поймет Дино достаточно хорошо, чтобы понять, почему он думает, что может владеть людьми, управлять ими, как будто он какой-то феодал, а все остальные — просто его вассалы или рабы. Не в первый раз Эш задавался вопросом, что случится с ним потом, когда он станет слишком взрослым, чтобы привлекать Дино сексуально а, следовательно, станет бесполезным. В последнее время Гольцине говорил что-то о том, чтобы сделать его наследником своего состояния и положения — в конце концов, именно поэтому он нанял Бланку, — но что, если Эш откажется? Что, если он попытается уйти сам? — А что, если это будет женщина? — спросил он, просто чтобы все усложнить. — Что, если девушка заставит меня влюбиться в нее, чтобы я бросил тебя? Лицо Дино было непроницаемым, но его глаза холодно блестели. — Любой, кто заставит тебя уйти, мужчина или женщина, обуздает мой гнев, — сказал он тихим голосом. — Я охотился на мужчин по всему миру, убивал их, даже играя с их детьми и женами в постелях. Нет такой черты, которую я бы не пересек, чтобы показать тебе, что ты мой. И ты прав; чем скорее ты это примешь, тем лучше для всех. У Эша не было ответа. Он не мог понять, блефует ли этот человек. Не ценой Бланки. Он весь день думал о предложении своего учителя, о мягком оттенке искренности в голосе Бланки, о сострадании и сочувствии, которые заставили его предложить Эшу спасение. Никто раньше не был так добр. Ни разу с тех пор, как Грифф ушел на войну. Тугой клубок эмоций и достоинства, который мотивировал его с тех пор, как он себя помнил, начал распутываться. Как легко было бы для разнообразия позволить кому-то другому позаботиться о нем. Но не сейчас, не тогда, когда Дино практически угрожал уничтожить Бланку за это. — А если я уйду один? — наконец спросил он дрожащим голосом. Дино посмотрел на него долгим, тяжелым взглядом. — Единственное, что когда-либо разлучит нас, дикий котик, — это пуля, которую я однажды всажу тебе в голову. Даже ты не имеешь права отнимать тебя у меня. В этот момент вошел один из людей Гольцине, неся на серебряном подносе два блюда с фисташковым мороженым. Не говоря ни слова, он поставил тарелки с десертом, слегка поклонился и исчез на кухне. Дино мягко улыбнулся. — Никто не сможет предложить тебе больше, чем я; я дам тебе больше богатства и власти, чем ты можешь себе представить, я буду осыпать тебя подарками и вниманием, как никакой другой любовник. Перестань пытаться сбежать от меня. Научись получать от этого удовольствие. Ему уже однажды давали такой совет, в первый день, когда Бланка работал с ним. Теперь у него были основания полагать, что его учитель сожалеет о сказанном, что он рискнет собственной жизнью, чтобы освободить его от власти Дино. И до тех пор, пока кто-то — кто угодно — думал, что Эш стоит риска, он мог верить в себя достаточно, чтобы доказать, что он может справиться со всем в одиночку. Он оставит Дино Гольцине, когда наберется сил, чтобы уйти самостоятельно, и ни секундой раньше.

***

Проведя на следующий день четыре часа в тире, Эш обнаружил, что задерживается перед спальней своего учителя. Бланка не повторял своего предложения, сделанного два дня назад, но ему и не нужно было этого делать. Даже несмотря на то, что это был порыв, Бланка был не из тех мужчин, которые отказываются от своих слов. Но Эш все равно не планировал уезжать. Даже если бы не Дино и его безумная потребность держать при себе все, чем он хотел владеть, все равно нужно было думать о Гриффе. Доктор Мередит сказал, что ему нужно, чтобы Эш заезжал к нему время от времени, чтобы напоминать Гриффу, почему он должен выйти из того тумана, в котором он находился. Кроме того, он все еще точно не знал, что произошло той ночью во Вьетнаме; он хотел выяснить, кто дал его брату такой ужасный наркотик и почему. Ему просто нужно было найти способ убедиться, что Бланка не испытывает к нему такой жалости, чтобы пытаться заставить его поехать с ним. Дверь открылась прежде, чем Эш успел даже постучать. — Заходи, — сказал Бланка, на его лице появилось подобие улыбки. Он стоял в дверях, вытирая мокрые волосы полотенцем. Его золотистая кожа была влажной после душа, и на нем не было ничего, кроме полосатых пижамных штанов. Он, казалось, не удивился, обнаружив Эша, притаившегося за дверью. Блондин вошел в комнату, запах мыла и лосьона после бритья вдохновил его на ложь, которую он собирался сказать. Он занял предложенное ему место, присев на край дивана, как нервная птица, пока его учитель не появился из ванной. Его волосы были причесаны и завязаны сзади. Когда Бланка предложил ему бокал вина, он подозрительно прищурился. — Теперь все это обрело смысл, — сказал он тихим голосом, не принимая напиток. Бланка пожал плечами, ставя бокал на стол. — Что обрело смысл? — спросил он прямо вслед за Эшем. — Вся эта история с выходом на пенсию. Ты. — Эш вскочил на ноги, нервно расхаживая по комнате. Он уставился в окно, где солнце стояло низко над коричневой травой и грязью садов. — Ты действительно ничем не отличаешься от остальных! Выражение лица Бланки было любопытным и немного удивленным. — Ничем не отличаюсь от кого, Эш? — Он сел на кожаный диван и налил себе бокал вина. — Что-то случилось после того, как мы вернулись из тира? Эш на долгое мгновение закрыл глаза, пытаясь не обращать внимание на явную озабоченность в голосе Бланки. Как будто между ними что-то изменилось, хотя ситуация на самом деле оставалась той же. Слезы и честность разрушали барьеры между людьми, и, несмотря на то, что именно искренняя привязанность Бланки давала ему силы бороться с Дино в одиночку, он почти сожалел о том, что чересчур честно ответил своему учителю на обратном пути от Шортера. — Я понял, почему ты вдруг хочешь, чтобы я поехал с тобой на Карибы, — он был доволен горечью в своем голосе, но боялся увидеть, как это подействовало на его учителя. — Не могу поверить, что я был так слеп. Бланка не сдвинулся со своего места на диване; он небрежно и почти беззаботно облокотился на подлокотник и поднял брови в ленивом удивлении. — Ты узнал, что я хочу использовать тебя в качестве приманки? Приманки для женщин, очарованных светлой кожей и светлыми волосами? — он пожал плечами, его улыбка была почти смехом. — Я не думал, что ты будешь возражать. Эш прищурил глаза. Его учитель сопротивлялся своему гневу, не заглатывал наживку, которую он посадил на крючок. Ему придется быть прямолинейным. — Очень сомневаюсь, что ты будешь приманивать на меня только женщин, — прямо обвинил он. — Ты хочешь продолжать красиво жить, продавая меня любому отдыхающему извращенцу за наличные! — он повернулся, чтобы свирепо посмотреть на своего учителя, бросив в него эти слова. Гримаса отвращения исказила красивые черты лица Бланки, и на мгновение Эш подумал о том, чтобы прекратить эту глупую игру и рассказать ему правду. Хотя это включало бы в себя сообщение Бланке о том, что Грифф был его братом. Это означало бы признать, что он боялся за жизнь старшего, что он собирался свыкнуться со своей ролью игрушки для Дино в качестве дикой кошки, чтобы позволить Бланке спокойно уйти на покой. Такая честность ранила бы всех, а не только гордость Эша. — Держу пари, ты даже заключил сделку со старым ублюдком, и именно поэтому ты так уверен, что мы сможем выбраться, — продолжил он. Он надеялся, что если он достаточно разозлит своего учителя, то тот не станет беспокоиться о том, чтобы оставить его в клетке Дино. На мгновение Бланка, казалось, хотел возразить — его тело сгорбилось, как будто он собирался встать, на его лице было написано возмущение. Затем он замер. Улыбнулся. — Ты умнее, чем кажешься, котенок, — тихо сказал он, потягивая мерло. — Месье ни за что не выпустил бы тебя из страны без предварительного соглашения. Но почему бы не попробовать немного сменить обстановку? Почему бы не дать этой новой игре шанс? Эш внимательно изучил мужчину, прежде чем ответить. Это было так, как будто он признавался во всем, в чем обвинял Эша, но на самом деле это было не так. Он снова задавал вопросы, на этот раз стараясь, чтобы они не звучали как предложение о спасении. Бланка перевел свое предложение на язык Эша, чтобы успокоить гордость мальчика, притворившись, что обвинение было правильным, не разоблачая блеф своего ученика. — Если меня в любом случае будут трахать, — категорично ответил Эш, глядя Бланке прямо в глаза. — Я остаюсь с Дино. Дьявол, которого ты знаешь, лучше, чем дьявол, которого ты не знаешь. На мгновение взгляд Бланки дрогнул. Он выглядел почти грустным. Эш прикусил губу, чтобы больше ничего не сказать. — Как пожелаешь, — тихо сказал его учитель. — Я уезжаю через несколько дней. Считай, что твое обучение закончено. — Он отвернулся от Эша, его глаза искали окно, закат, холодный сад. Эш коротко кивнул, не обращая внимания на боль в груди. Это был первый раз, когда он пытался прогнать кого-то, о ком заботился. Было больно. Он снова почувствовал себя маленьким ребенком, тоскующим по кому-то, за кого можно было бы держаться. Он хотел сказать что-то вроде прощания, но не мог найти слов, которые не противоречили бы тому, что он уже сказал. Вместо этого он направился к двери, не отрывая глаз от ковра. — Ты самый сильный парень, которого я когда-либо встречал, — внезапно сказал Бланка, когда Эш потянулся к дверной ручке. — Не позволяй этому убить тебя. Эш покачал головой, его глаза наполнились слезами. — Не позволю, — ответил он, его голос был хриплым от эмоций. Он молча пожелал Бланке безопасного полета, красивой женщины, которую можно любить, счастливой жизни. Настоящей жизни. Он поспешил в коридор, не в силах вымолвить больше ни слова. Однажды он сбежит сам и тоже будет жить настоящей жизнью. А до тех пор он будет сражаться. Это было все, что он мог делать.