***
– А что у вас тут происходит? – Флетчер, уехавший с час назад с Мустангом по каким-то срочным делам, влетел на кухню с пакетами в руках. – Чего это вы двое сидите, а Ал... – Флетчер, хвала Фламелю, ты приехал! – Ал воздел руки, испачканные мукой, к потолку. – Они при мне несколько раз умудрились порезаться! Последи ты за ними, ради всего святого, а то они до полуночи не доживут! – Че...го? С каких это пор вы разучились ножом пользоваться? – оставив пакеты у холодильника, младший Трингам изумлённо уставился на брата и его лучшего друга. – Вот это действительно нонсенс, – хмыкнул, входя на кухню, фюрер. – Эдвард, Рассел, в чём дело? – строго поинтересовалась у них Идзуми, усаживаясь за своё привычное место за столом. – Да что? Мы просто засмотрелись! – запротестовал смущённо Эд под тремя вопросительными взглядами. – Засмотрелись? – в недоумении выгнул бровь Рой. – А вы взгляните на Альфонса! Ал уже минут двадцать назад закончил с мясом и теперь возился с тестом на печенье и пирог. Эд особенно любил это зрелище. Мало того, что запахи витали совершенно божественные, так ещё у младшего явно был талант ко всякого рода выпечке. И действительно, последовав совету Рассела, все присутствующие – включая Гнева, с ногами влезшего сейчас на свой стул (госпожа Кёртис с мужем и сыном приехала проведать молодёжь, да так и осталась здесь на праздники – благо дом у Элриков был большой и просторный), и Ризу, осторожно с помощью мужа присевшую в кресло (всё-таки пошёл уже третий месяц), – внимательно уставились на Ала. Тот как раз вымешивал мягкое плотное тесто. Мука осела у него на кончике носа, брови были серьёзно сведены на переносице, ладони буквально летали, творя невероятный по красоте своей обряд. Почувствовав спиной на себе семь взглядов, Ал круто развернулся. – Да что вы... – и снова густо покраснел, потому что в каждом из взглядов – карих, голубых, чёрных – читался чистый искренний восторг. – Ну, Альфонс, с тебя картину можно писать, – подмигнула ему учитель. – Чур я первый буду пробовать! – Гнев даже подпрыгнул от удовольствия. В ответ ему раздалось сразу три протестующих голоса: – Ну нет, я его любимый старший брат, мне первому положено! – А я лучший друг! – И вообще! – А я самый младший, мне можно! – насупился на это Гнев. – Ал, а ты сам что думаешь? – Ничего я не думаю, все разом есть будете! – фыркнул тот, качая головой и отворачиваясь от них. Улыбка не сходила с его губ. Семья у него была что надо – вот сейчас все ссорились из-за того, кого он больше любит. Да тут ёжику понятно, что больше всех на свете он любит Эда, и все об этом знают – но это же не значит, что он оставит остальных голодать!***
– Эд, ты будешь... а, ну да, я забыл, – Альфонс озадаченно уставился на венчик, которым только что взбил тесто на пирог. – Вот именно – я не... – А можно мне доесть остатки теста? – не дал ему договорить Гнев, вот уже минут пятнадцать не отлипающий от Ала. – Тесто? Кто сказал тесто? Я тоже хочу! – Флетчер вскинул голову. – И я! – Рассел оперся на его плечо. – А мне, видимо, не достанется, – с грустью вздохнул Мустанг, поднимая глаза от газеты. Эдвард обвёл их всех круглыми глазами. – Вы... чего, серьёзно это едите? – Конечно же да! – ответил ему хор голосов. – А ты что, нет? – удивлённо приподнял брови Рассел. – Конечно же нет! Это же сырое тесто! – старший Элрик развёл руками. – Ну да, так ведь это самое вкусное, – усмехнулся фюрер. Эд тяжко вздохнул, откидываясь на спинку стула. – Живу с извращенцами... – Ой-ой, чья бы корова мычала, братец! – хохотнул Альфонс, ставя на стол миску с остатками теста и обнимая старшего за плечи. – Ешьте, тут всем должно понемногу хватить! – Ну А-ал... – Эд зажмурился от удовольствия, когда Альфонс погладил его по голове. – Да я уже двадцать лет как Ал... я же не заставляю тебя есть! – младший наклонился к самому его уху и со смехом прошептал: – А тебе я отдам апельсины после глинтвейна... сойдёт за проявление братской любви? – Ну разумеется! – Эдвард разве что не мурчал от блаженства.***
– Ал, заканчивай... – Что? Что-то не так, Эд? – Ал удивлённо обернулся через плечо. – Да... то есть нет. Но тебе нельзя так стоять, – Эд стоял, прислонившись плечом к дверному проёму, со скрещенными на груди руками и какой-то особенной своей улыбкой. Альфонс в недоумении, но с приятным ёканьем в груди отметил, что щёки старшего порозовели, а глаза... «взгляд из Ренессанса», однозначно. Всё это значило... – О чём ты? – Да о том, – Эдвард прикрыл за собой дверь, быстрыми шагами преодолел расстояние до младшего и, нагнувшись к нему, еле слышно прошептал: – Задница у тебя шикарная, вот о чём я... – и он действительно крайне наглым образом провёл ладонью по ягодице брата. Альфонс моментально вспыхнул как маков цвет. Последние минут двадцать он стоял в их с Эдом комнате, опершись локтями о подоконник (вообще-то находящийся чуть выше его талии), и болтал по телефону с Джулией Крайтон. Он что, всё это время пялился на него? – Эдвард, блять! – Не матерись, братец! – рассмеялся тот, закидывая руку ему на талию. – Ал, что там у тебя такое? – О, Джулия! Привет и с наступающим! – Привет, Эд, и тебя тоже, ты что-то опять натворил? – А чего сразу опять? – Ну это же ты... – Просто мой брат – воплощённая бестактность! Джулия прыснула от смеха в трубку: – И в чём же это проявляется? – Да в том... – Цыц, я сам скажу, Джулия поймёт... вот скажи, Джулия, разве можно не залипать на задницу Ала, особенно когда он в новом костюме и стоит, опершись локтями, условно говоря, на стол? – ЭДВАРД!!! В трубке слышался приглушённый хохот. Джулия яв но пыталась держать себя в руках, но получалось плохо. – Эд... господи... да что вы... – Ну разве я не прав? – Прав абсолютно, но ты мог ему об этом не говорить! – ДЖУЛИЯ!!! – Ой, Ал, мне пора бежать, позвоню в полночь, пока-пока! Под мерные гудки Альфонс медленно опустил трубку и поднял глаза на задыхающегося от беззвучного смеха Эдварда. – Я придушу тебя однажды, – со смешанными чувствами вздохнул младший. – Ну сам же оживлять будешь... – Именно! Иди сюда! – Альфонс подхватил его под колени и, фыркнув, прижался лбом к носу Эда. – Ну так не интересно! – Эдвард деланно насупился, но, не выдержав, сам счастливо рассмеялся.***
– Ну вы на них посмотрите, а, – Идзуми, оправляя на плечах шаль, тепло улыбнулась слетевшим по лестнице молодым людям. С некоторых пор она вела себя непривычно мягко, вызывая подозрение со стороны обоих Элриков. – Ну точно как на свадьбу, буквально, – беззлобно фыркнул Мустанг, слегка отпуская галстук-бабочку. – Да ну вас, это же вы сами с майором настояли, чтобы мы с Алом купили именно белые костюмы, а чего им висеть просто так, раз уж куплены? – Эд, разрумянившийся от удовольствия, неожиданно застенчиво наклонил голову. – Главное – чтобы костюмчик сидел… А по-моему это был отличный выбор, вам идёт белый, – Рассел слегка хлопнул друга по плечу. – А вам – синий, – Ал обернулся, подмигивая Трингамам, – прямо под цвет ваших глаз. Думаю, будь здесь наши новые знакомые из Тейбл-сити Мия и Ния... – Они бы на нас и не взглянули! – хихикнул в ответ Эдвард. – Кстати, да, надо бы им позвонить… – Это ещё почему? – озадаченно поинтересовался Флетчер, поправляя запонки. – А потому, что вы двое уж точно по всем параметрам подходите под описание «принца на белом коне» – нас как-то попросили им найти, внимание, высоких, светловолосых, голубоглазых... – Сто-оп! – Рассел со смехом замахал руками. – А вы, значит, не подходите, помимо того, что Эда высоким назвать... – Что-о-о?! – Да я шучу... – А мы не подходим потому, что глаза у нас, хвала пресвятой Истине, как её обозвал Эд, карие, а не голубые! – Ах ну да, это же так существенно... Рой и Идзуми, оставив в покое свои вечерние наряды (Риза и Зиг болтали на кухне с Гневом), с одинаково растроганной улыбкой смотрели на шуточную перебранку четвёрки. Все они выглядели великолепно – а вместе просто передозировка прекрасного. Стройные Элрики в белых костюмах, подтянутые Трингамы в синих, с их золотыми волосами, светлыми улыбками и большими блестящими глазами сами по себе создавали атмосферу праздника в доме несмотря на все неурядицы и сложности этого года. Ал вдруг между делом ввернул: «А вот когда вас Винри увидит… и ещё, хм, как же… ах да, ту принцессу звали Мэй Чан…», вспомнив про недавний приём ксингизской делагации, – и Трингамы внезапно дружно одинаково покраснели. Эд покатился со смеху, Рассел, само собой, полез с кулаками, младшие, обречённо переглянувшись, кинулись их разнимать, и за потасовкой повод был забыт. А впрочем, кто знает…***
1 января 1921 года Не было ещё и 7 часов утра, когда в дверь комнаты Эда оглушительно затарабанили. – Что-кто-зачем-почему??? – Ал, запутавшись в одеяле, чуть не упал с кровати, но Флетчер вовремя успел ухватить его за руку. Эду повезло меньше, и он круглыми глазами с пола гипнотизировал дверь, потирая ушибленную поясницу. – Да-а? – хрипло спросонок ответил за них всех Рассел, протирая заспанные глаза. – Вставайте, сони! – голос Гнева звенел восторгом. – Там Дед Мороз подарки принёс, полная гостиная коробок! Элрики и Трингамы переглянулись. Альфонс, выбравшись, наконец, из одеяла и нервно хихикая, поднял и усадил старшего брата обратно на кровать. Эдвард, позволив младшему размять ему спину, громко фыркнул. – Ладно-ладно, сейчас придём! А ты взрослых разбудил? – Да, я всех уже позвал, и Винри тоже, пойдём уже! – Да всё, всё, встали, идём! – Флетчер рассмеялся, сползая с кровати и зевая в плечо брату. – Я жду! – Да ну ё... Натянув наскоро на себя футболки и штаны, они босиком, переругиваясь и смеясь, кинулись вслед за Гневом вниз, где их уже ждали, довольно улыбаясь, взрослые, включая бабулю Пинако, сидящую в кресле (она тоже по настоянию Элриков приехала на праздники – конечно, вместе с Винри и Дэном, пёсиком Рокбеллов). – С Новым годом, молодёжь! – И вам того же, чуть более взрослая молодёжь, – сходу ввернул Эд, притормаживая у самой ёлки. – Ого... – присвистнул Рассел, замирая у него за плечом. Подарков было в два раза больше по сравнению с тем, что они оставили здесь в два часа ночи. Гнев, уже возясь со своими коробками, махнул рукой: – Эд, Ал, ваши вроде справа, а ваши, Рассел, Флетчер, – слева! – Похоже на то, – расплылся в улыбке Альфонс, разглядывая ярлычок с надписью «Элрикам». – А вы чего не открываете? – В каком смысле мы? – изумлённо скрестила руки на груди майор Мустанг. – Взрослым не полагается… – пожала плечами Идзуми. – Ага, да, а мы совсем дети – Фламеля ради, здесь детей всего двое – Флетчер и Гнев, да и то Флетчер сомнительно ребёнок, – хмыкнул Рассел. – А кому, по-вашему, предназначены вот эти горы там слева? «Взрослые» переглянулись абсолютно круглыми глазами. Бабушка Пинако первая поняла, что происходит и, широко улыбнувшись, погрозила молодым людям пальцем. – А Дед Мороз в этом году что-то проказничает!***
Когда Гнев убежал на кухню за мандаринами, Мустанг повернулся к молодёжи, весело болтающей под ёлкой, с круглыми глазами. – Но... но как? Как вы так угадали насчёт всех? И зачем?.. – Мы просто подумали, что прошлый год был слишком непростым для всех нас, – Винри, укутанная в новый плед, развела руками. – Поэтому решили, что новогоднее чудо необходимо всем... – Точно-точно, – согласился с ней Рассел, застёгивая молнию новой тёмно-синей толстовки – с маленькой эмблемой Аместриса на груди и большим изображением чаши и змеи – как знака принадлежности к лаборатории и медицине – на спине. У Флетчера была такая же, и он надел её уже минут десять назад и снимать ближайшие часов десять не собирался. – А что касается выбора... коллективный разум! – Очень действенная штука, согласен… Ну вот, теперь нас с тобой почти совсем не различить, братик! Вот если бы только лица… – рассмеялся Ал, с удовольствием глядя на Эда. Они тоже уже надели свои толстовки – красные, тоже с эмблемой Аместриса на груди, но со знаком Фламеля на спине. – У них же есть капюшоны! – возразил ему старший, действительно натягивая на макушку алый капюшон. – И правда... а ну? – Альфонс последовал его примеру и, подобрав ноги, как брат, наклонился к нему. Они секунд двадцать гипнотизировали друг друга, пока не покатились со смеху. – И как мне вас теперь отличать? – всплеснула руками Винри, тоже смеясь. – Что вас двоих, что вас! – это уже Трингамам. – Сидя – никак, а стоя – по росту! – посмеиваясь под нос, покачала головой Идзуми, оправляя новый гребень, которым заколола волосы. – Ну учитель!***
– Я умер, – Эдвард, лёжа на полу, с трагическим выражением лица прикрыл глаза ладонью. – Единорог проткнул меня... – Не-е-ет! – Альфонс грохнулся рядом с братом на колени. Рассел трясся от беззвучного смеха, уткнувшись носом в подушку, Флетчер хохотал в открытую, лёжа на кровати, Винри всхлипывала от смеха, закрыв лицо ладонями и прислонившись спиной к стене. Взрослые, сидящие на кухне госпожи Грейсии Хьюз за чаем, давились смешками от звуков, доносящихся из соседней комнаты. – Да, он меня обидел! – Элисия, одетая в костюм единорога, важно скрестила руки на груди. – Пожалуйста, оживи моего брата! – Ал с мольбой сложил ладони, пока Эд с любопытством приоткрыл один глаз. – Он мой единственный родственник! – Я оживляю только радужных! – фыркнула девочка, усаживаясь по-турецки на ковёр. С секунду в комнате висела тишина, после чего раздался дружный гомерический пятикратно усиленный хохот. Альфонс буквально упал в объятия старшего и теперь дрожал от истерического смеха. Эд, опустив руку ему на голову, задыхался приступом звуков чайки, Рассел, не выпуская подушки из объятий, сполз на пол, плечи Флетчера, уткнувшегося ему в затылок, предательски крупно тряслись. Элисия переводила круглые глаза с одного «старшего братика» на другого и затем – в недоумении на «сестричку», отвернувшуюся к стенке, чтобы та не увидела мокрых дорожек слёз на её красном от долгого смеха лице. – Ну… так… я… точно… выживу… – наконец, сумел между попытками вздохнуть выговорить Эд. Ал, зажмурившись, спрятал лицо, по которому тоже градом катились слёзы смеха, у него на груди. Эд только крепче прижал его к себе. Для Элисии это был совершенный беспричинный хаос, для Трингамов – очень смешная шутка, зато для них с братом – попадание не в бровь, а в глаз. Это прекрасно понимала Винри. И оттого это троице было особенно смешно – до того, что Идзуми лично (!) потом отпаивала их сладким чаем.***
– Ал, Фламеля ради, не пей, я не потащу тебя домой на себе... – Ну я же должен допить! – Это вовсе не обязательное условие! – Флетчеру больше не наливать! – Нет, обязательное! – С чего это нет? – Ты сам уже пятый бокал допиваешь! – Я пьянею в три раза медленнее тебя, если не в пять! – С того, что ты ещё несовершеннолетний! – Правильно, зато совершенно осенний! – Вот, я же говорю, что хватит, меня ещё обвинят, что я собственного младшего брата спаиваю, когда все ровно наоборот... – Как я тебя понимаю, Рассел... – Ой, Эд, кто бы говорил, Милос забыл? – Там была ядрёная смесь, я не виноват! Рассел, на меня Ал наезжает! – Ал, как не стыдно, Эд же твой старший брат! Эд, давай выпьем как старшие... – Давай, напьёмся с горя! – И они нам ещё что-то говорят! Флетчер, давай за старших братьев-психов... – А давай! – Эй! – Фу, как некультурно! – Мы вас тоже очень любим!***
– И мне вишни! – потребовал Гнев, подвигая к Эду свою тарелку. Тот фыркнул. Вообще он достал для выпечки, но не обделять же ребёнка. – Смотри целиком не ешь, а рассасывай по одной, – строго предупредила Идзуми, глядя, как старший Элрик щедро сыплет продукт семейных вкусовых извращений на тарелку её сыну. Гнев фыркнул, закатывая глаза: – Да знаю я, я уже давно в курсе! – Это он от меня научился, – довольно хихикнул Ал, стянув одну вишню из-под руки Эдварда и закидывая её в рот, и взъерошил Гневу волосы, на макушке почему-то торчащие в разные стороны. – Ага, – тот сощурился от удовольствия, следуя примеру «старшего брата» (у него теперь этих «старших братьев» было аж четверо, и он от всех что-то да перенял – вот Альфонса, в частности, его вкусовые пристрастия). Эд хмыкнул под нос, украдкой бросая на Ала влюблённый взгляд, – тот буквально секунду назад очаровательно и многозначительно ему подмигнул. А Гнев, раскусывая одну из вишен, внезапно с детской непосредственностью заявил: – Просто это искусство, которое передаётся из поколения в поколение… Он долго потом дулся от непонимания, почему все взрослые, бывшие в комнате (а это много – в этот день у Элриков собралась вся компания: Риза, Рой, бабуля, учитель с мужем, старший и младший Трингамы, Винри, ну, и сами Эд и Ал, разумеется) после этой его фразы зашлись совершенно одинаковым оглушительным хохотом.