Мы - разные миры

**** Так плохо. Угрюмые дожди на протяжении нескольких суток наводили суматоху на улице до сегодняшнего дня. Благодаря погодной игре повсюду стояла неприятная слякоть, режущая мои глаза своей отвратностью. Каждый вдох прохладного воздуха создавал ощущение металла на губах. Мутные разорванные облака гуляли по серому небу. Деревья густо шумели вершинами и скрипели своими корнями. Ветер страстно ласкал моё лицо, мои руки и мои волосы, будто заигрывая со мной. Солнце, которое когда-то считал прекрасным, скрылось за облаками, не желая смотреть на такого жалкого смертника, который хочет отвернуться от света. Я тяжело отворил свои уставшие глаза и расплывчато взглянул на землю, отдалённую от меня примерно на двадцать метров. Ноги чутка подрагивали, когда я опускал взгляд, но дрожали они не от страха. Дрожу от усталости, которая захватила моё тело вчера. Я стоял на краю школьной крыши, держась за ограждение своими руками, лишёнными живых мест из-за травм, нанесённых мной вчера. Никаких людских шумов, лишь природная музыка, заставляющая меня отчаянно улыбнуться, и мой взгляд на место, где я положу конец своему существованию. — Как же хорошо, – никаких слёз, никакого страха, а лишь сильное желание отбросить всё и просто сдаться. Я слабак. Восходящие потоки воздуха ударяли в мою сгорбленную спину, желая подтолкнуть меня и закончить всё быстрее, пока кто-нибудь не увидит, как какой-то суицидник хочет имитировать полёт птицы. Инстинкт самосохранения не беспокоил меня. Я не чувствовал сильной тяги перелезть обратно и просто уйти домой. Вот-вот произойдёт слияние меня и природы, это меня завораживало. Мне хотелось провалиться сразу под землю, прямо к её центру, чтобы не один уродский взгляд не был заключён на уже мертвом мне. Сердце подсказывало, чтобы я просто спрыгнул и покончил со всем, что пыталось морально уничтожить меня... **** Я так сильно устал чувствовать себя запертым в своих мыслях. Я устал от всего, что происходило со мной за то время, когда я вновь остался один. Период вошедшего в мой дом одиночества был намного тяжелее, чем раньше. И поэтому, наверное, одиночество обозлилось на меня, раз уж я столько тоскливых эмоций испытал по женского голосу, что почти каждое утро будил меня с утренней улыбкой. Я безумно скучал по девушке, что давала мне надежду. Я жаждал её близости. Мне хотелось вновь обнять её, почувствовать её дыхание, услышать её смех и каждое слово, что было адресовано лично мне. С момента нашего расставания прошло около трёх недель. За это время я смог прочувствовать свою сильную привязанность к ней. Я пытался как-нибудь успокоиться. Я привёл свою школьную форму в порядок, но и этого не было достаточно, чтобы отвлечься. Я хотел отбросить эти мысли, но воспоминания о чудотворной красоте девушки, что проводила со мной время, без предупреждения входили в мою голову и заставляли меня глупо улыбаться. Я скучаю по ней. Хочу быть рядом. Может быть, именно одиночество отразилось на моей быстрой привязанности, может быть, что-то другое. Но то, что произошло после первой недели моей мальчишеской тоски, конкретно сломило меня своей неожиданностью и жестоким фактом человеческой жизни. Я моментально вышел из своих приятных воспоминаний, а ведь так хорошо всё шло... **** Один неожиданный звонок. Моё настроение пошло вниз, точно как капля росы, приступившая стекать поперёк оконного стекла. Я ощутил страх потери. Я не знал, что мне теперь делать. Я был опустошён из-за сегодняшних новостей и самого главного – грустного визита. Я не следил за временем, поэтому я даже не представлял, сколько было времени на данный момент. Я просто сидел на лавочке возле своего дома и, изливаясь свинцом, смотрел на звёздное небо, не поспевая протирать рукавом кофты свои влажные щёки. Печальная гримаса не хотела сползать с моего лица, в глазах тускнело с каждым ощущением горечи у меня во рту. Полнолуние. Ночь была не только мечтательной, за что можно было поблагодарить природные чудеса, но и в тоже время чертовски красивой. Уличные фонари, стоявшие возле каждого дома, выстроившись в ряд, создавали тонкую золотистую линию, что тянулась по дороге. Хоть я и сидел в освещённом месте, но на другой стороне домов, где луна была не в силах делиться своей ярко-синей силой, стены жилищных помещений казались ужасно мрачными и смутно синели в чёрной тени. Небо, огромное, тёмное, с большим количеством ужасно ярких звёзд, что широко раскинулись, любя обняло землю своей неясной синевой. Сердце тяжело постукивало, пока дрожь поедала меня. Я помнил каждый диалог, что был сегодня. Я помнил слова, которые побудили меня остаться на улице и смотреть на небесную крупу. Мои губы небрежно дёргались, капли слёз стекали к подбородку, задевая края моих губ. Слова, болезненно произнесëнные из женских уст, не давали мне успокоиться, а лишь сильнее пронзали мои лёгкие своей остротой. Лучик мой, а ты знаешь, почему некоторые звёзды сияют ярче других? Потому что скоро с ними суждено проститься. Особо не вглядываясь, я смотрел на небеса, мой взгляд притянула единственная звезда, что мерцала сильнее из тех, что я смог лицезреть невооружённым взглядом. Эта звезда манила меня своей пульсацией, это напомнило мне обычный стук сердца. Когда... Когда звёзды умирают, то они взрываются и образуют такую красоту. Это напоминает художество, рисунок, такой красивый... завораживающий. Мне хотелось завопить от слёз, но я не мог. Мой рот не мог самостоятельно открыться, мне пришлось просто сидеть и постоянно мычать от душевной боли. Их смерть настолько прекрасна, что это вызывает лишь улыбку, нежели слёзы и страдания. Может, когда я умру, я бы хотела, чтобы ты не грустил. Я хочу, чтобы ты постоянно счастливо улыбался и не вспоминал обо мне никогда... Я наклонил голову, перестав смотреть на небесную скатерть. Слёзы ливнем капали на мои штаны, из-за чего мне пришлось закрыть своё лицо ладонями. Я бы хотела оказаться там же, где и звёзды. Я хочу наблюдать за тобой и видеть, как мой сынок улыбается и не думает о грустном. — Прости меня, мам. Как же мне жаль... **** Опухоль печени последней стадии. Именно такие слова дошли до моих ушей, создавая землетрясение в моём животе от такого известия. По словам врачей, злокачественные клетки разошлись до лимфатических узлов, из-за чего рак печени дал отдельные метастазы на её другие органы. Врачи не понимали, как такое могло произойти, ведь они постоянно следили за состоянием её организма. Шок на их лицах сильно расстроил меня, понимание того, что они не знали, что предпринять, – расстроило значительно сильнее. Будто кто-то потусторонний управляет этой неизвестной болезнью, раз уж никто не знает, как такое внезапно произошло. Кукловод. Услышав, что моему единственному родному человеку уже ставят примерный срок окончания жизненного пути, я начал задыхаться в своих же переживаниях. Мне было кошмарно страшно. Я боялся утраты единственного человека, что был со мной с рождения. Всегда на первом месте у ребёнка стояла та, кто подарил тебе жизнь, а потом уже все остальные люди, которые тоже занимали какое-либо место в твоём существовании... **** Я был не в силах провернуть пару круговых движений ключом в дверном замке, в моих глазах начинало темнеть от усталости. Спустя несколько минут моих стараний я всё-таки сумел открыть эту чёртову дверь. Только закрыв за собой, я сразу же сделал пару неосторожных шагов и неаккуратно рухнул посреди комнаты. Я больше не мог сдерживать своих эмоций. Рыдая во весь голос, моя челюсть тряслась при каждом глотке воздуха. Слёзы шли даже сильнее, чем когда-либо. Они наклонно падали на пол крупинками, вскоре образуя маленькую лужицу у моей щеки. — Мам... Мои ресницы слипались, глаза всё труднее было открыть. Мне хотелось повернуть время вспять и не вспоминать того, что произошло сегодня. Я желал больше не просыпаться. Моё тело не слушалось меня, силы были на нуле. В конечном итоге я пролежал в слезах долгое время, а затем свернулся в клубочек, снова вспоминая сегодняшнее событие. — Я не верю, это всё враньё... **** С этого события прошло около пяти суток, а я до сих пор был в глубокой депрессии. Руки не поднимались к готовке пищи, даже тогда, когда живот сильно настаивал на этом. Нежелание выходить на улицу полностью переросло в мою зависимость. Я не хотел смотреть на окружающих меня людей, я просто хотел лежать на кровати и, шмыгая носом, смотреть на потолок. Голова болела, как и мои глаза, ведь за пять дней я ни разу не переставал изливаться слезами. Мой разум был осквернён мыслями о том, о чём нельзя ни в коем случае думать. Я думал, чтобы наложить на себя руки и больше никогда не испытывать таких эмоций, которые с жестокостью сжирали мои положительные черты. Мой соловьиный взгляд постоянно был прикован к кухонному лезвию, так сильно, как магнит к металлу. Нож так ярко сиял в моих глазах, будто говорил мне, чтобы я взял его в руку и на размах провёл по своему запястью. Я не мог. Я знал, что я нужен матери, пусть она и не хочет этого признавать. Жизнь в её глазах настолько мрачна, что мне иногда было страшно смотреть в её глаза, но я всё равно не мог её бросить. Я знал, что я нужен не только женщине, что подарила мне жизнь. Во мне нуждалась ещё одна непримечательная, но сумасшедшая до чёртиков девица, в чьих глазах я сам нуждался по сей день. Её обжигающие слёзы успокаивали меня. Эти наполненные страстью поцелуи, что доставались моей шее, а также и губам, пробуждали во мне животную похоть, чувство которой мне пока полностью неизвестно. Я нужен этой девушке весь – я нужен ей полностью, с ног до головы. Я боролся с самим собой. В итоге я понял, что мой самый настоящий враг, который страшнее белокурого одноклассника – это я сам. Я не желал потерять человека, чья кровь была для меня родной. Я знал, если ещё хоть раз я увижу Химико рядом, то я больше не позволю ей уйти, иначе я больше не смогу совладать со своими мыслями и пугающими желаниями, я сойду с ума. Когда луна восходила над нами и начинала властвовать, я стоял у окна и смотрел на звёзды, думая о всякой чуши, что не вылезала из моей головы. Изуку, помнишь, когда ты был маленьким, ты постоянно кричал от радости, улыбался от уверенности, что будешь самым отважным и самым... добрым. Помнишь, как мы с тобой смотрели героические подвиги, которые показывали по телевизору. Твои глаза сияли, как свет во тьме. Я помню, как ты плакал от слов врача, что сказал тебе, что у тебя нет... того, что есть у многих, но ты не падал в отчаяние. Ты кричал мне, что даже беспричудные могут быть сильнейшими спасителями мира. «М... Мам». Я виню себя за то, что так и не заставила тебя перестать плакать тогда от горькой правды. Милый мой, мне так страшно. Что будет, когда я умру? Я бы хотела хоть раз увидеть, как мой сын ярко улыбается. Как и тот, кто спасал огромное количество людей с широкой и сияющей до блеска улыбкой. Я верю, в глубине души ты всё тот же Изуку, что и раньше, просто боишься показать настоящего себя миру так же, как и Катсуки-кун. Ты так же веришь в свою мечту, как и раньше, просто боишься упрёков общества... Но я в тебя верю. Я вспомнил выражение её почти мёртвого лица. Её слёзы предательски стекали прямиком на подушку, она пыталась сдержать свои эмоции, дабы не расстраивать меня, но всё шло не так, как хотела она. Смотря в её глаза, я чувствовал страх. Очень сильно она хотела прекратить свои истерики, но не могла ничего поделать. Мне страшно, я не хочу умирать. Мне хочется увидеть, как мой мальчик будет взрослым, как у него появится собственная семья... красивая жена и милые дети, с которыми я бы хотела нянчиться. Прости меня за всё. Если господь заберёт меня, то я бы хотела, чтобы ты забыл меня и жил счастливо. Я упал на колени. Сидя на полу с отчаянно бьющимся сердцем, я плакал от тоски и жалости, что красили чёрным цветом моё сердце. — Никогда, слышишь, никогда не смей так говорить, – от слёз моё лицо было слишком липким, но они всё равно шли, как грозный дождь на уличных участках. — Я... Я не хочу тебя потерять. **** Проходили депрессивные дни, не желающие меня щадить. На улице стояла паршивая погода. Шёл ливень. Дождь в такое прохладное время приобретал прохладные и в то же время грустные черты. На дорожном асфальте, как и на обычном тротуаре, начинали появляться разных размеров лужицы. Листва на ветвях деревьев постоянно принимала порции влаги, пока по грязным лужам шли бесчисленные всплески дождевых капель. В доме стояла некая прохлада, как и на моём сердце. Дождевые капли бились об оконное стекло, вызывая только грустные депрессивные мысли об одиночестве. Я давно ничего не ел, моя голова отказывалась активно функционировать. От переживаний мои руки не слушались меня, тремор рук лишь сильнее стал нервировать меня. Я сидел возле окна, с закрытыми глазами слушая музыку дождя. Ещё бы чуть-чуть, и у меня бы точно случился нервный срыв, но резко раздался стук в дверь, заставив мои виски пульсировать от накопившейся агрессии за эти дни. Первый раз услышав стук, я просто проигнорировал, но стук продолжался. Мне пришлось встать и, шатаясь, подойти к двери. Секунд пять подумав, я всё-таки решился отворить дверь. — Здравствуй, Изуку-кун, – с жалостью сказала женщина, стоящая за порогом. Держит в одной руке зонт, в другой пакет. Передо мной стояла женщина, которая являлась лучшей подругой моей матери. Она почти каждый день приезжала к ней и поднимала ей настроение своими словами, мыла её и кормила, а иногда засыпала около неё, сидя на стуле и держа её за руку. Они любили друг друга, честно и без всякого сомнения. Они считали себя родными сёстрами, каковыми на самом деле не являлись. Мицуки Бакуго – так звали её подругу, а также и мою тётю, я и вправду постоянно считал её тётей, пусть она мне и не была родной. По её внешности и по её фамилии можно было уже сразу понять, что она являлась матерью моего бывшего друга, самого раздражающего задиры в моём классе. Взрослая женщина за сорок, но с такой стройной фигурой, что, смотря на неё, будет тяжело назвать её женщиной зрелых лет. Катсуки был сильно похож на свою мать, у неё были такие же пронзительные красные глаза, а так же пепельно-светлые колючие волосы. Она всегда относилась ко мне хорошо, как к своему второму сыну, ведь она дала обещание моей маме, что будет заботиться обо мне, пока та лежит в больнице. Я не был рад её приходу. У меня не было настроения для принятия гостей в дом. Она читала моё лицо, как книгу, сразу поняв, что мне очень плохо... **** Мы сидели за столом напротив друг друга. Стояла полнейшая тишина, мы слушали грозный рёв небес. Тишина была недолгой. Женщина решила начать диалог первой. — Я вчера была у твоей мамы, – сдерживая слёзы, прошептала Мицуки, держа пакет на своих коленях. — Врачи постоянно наблюдают за ней, поэтому не стоит так сильно волноваться. Я думаю, нет, я уверена, что всё будет хорошо, диагноз окажется ошибкой, – я чувствовал сильное и честное волнение с её стороны. Её взгляд был таким же, как и у меня. — Я тут принесла тебе твою любимую еду. Помнишь день рождения твоей матери, который мы праздновали всей семьёй последний раз? Прости. Конечно же, ты помнишь. Тогда мы с ней приготовили вам вашу любимую еду, пока вы смотрели свою любимую передачу по телевизору и радовались. Особенно мой мелкий дурачок, который так и остался капризным ребёнком, который боялся и боится мнения общества. Нам тогда было так весело. Она была такой счастливой, а потом... всё так быстро пошло... Я смотрел на стол, пытаясь сдержать свои слёзы от нахлынувших воспоминаний. — Да... **** Эти воспоминания были восьмилетней давности. Тогда мне было всего лишь девять лет. В то время я просто не мог подумать, что всё вот так сложится. У меня было всё, что только надо ребёнку: у нас был большой дом с моей личной комнатой, лучший друг, которого я тогда таковым считал, со мной всегда рядом была моя мама, которая чувствовала себя на тот момент прекрасно. Что может быть лучше, когда твоя родная мать цела и невредима? Ничего не может быть лучше, чем улыбка той, кто вынашивал тебя и делал тебя постоянно счастливым с самого рождения. Высокая, стройная женщина. Её тёмно-нефритовые волосы, часть которых она закалывала в маленький хвостик, оставляя большую часть волос искусно обрамлять её хрупкие, изящные плечи. Цвет волос прекрасно сочетался с её большими изумрудными глазами. Вид её причёски подчеркивал красоту её маленького носа и аккуратных губ. В моих глазах она была самой бесподобной и самой шикарной женщиной в моих детских, таких же зелёных глазах. — Милый, наверное, уже ждёшь не дождëшься встречи со своим лучшим другом? – посмеиваясь моей реакции на новости по телевизору, прошептала Инко. — Наверное, Катсуки-кун тоже ждёт тебя. Он же твой единственный и верный другдруг, – растирает парфюм на своих предплечьях и шее. Я сидел на диване, смотря новостной телеканал. В моей руке находилась маленькая фигурка моего любимого супергероя. — Мама, смотри, они такие крутые! – громко крикнул я, уставившись в экран телевизора. Двое героев задержали огромного звероподобного злодея. — И такие сильные! Инко с улыбкой отошла от зеркала и подошла ко мне. Такая любящая улыбка была предназначена только для меня, это меня радовало, ведь я знал, что она меня сильно любит. Её любовь была взаимной, и она тоже это знала. Мы сильно любим друг друга. — Мама, ты красивая. — Правда? – материнский румянец скрыл белоснежный цвет её щёк. Она была одета в кофту тëмно-зелёного цвета, под которой находилась белая майка, а снизу тёмная юбка-колокол. — Ух ты, а мой сынок правду говорит? — Ты самая красивая на всём свете! — Эй, а ну иди сюда! Она посмеялась, затем взяла меня на руки. Я лёгкий. Мы кружились по залу, словно в белом танце. Мы вместе хохотали. Смотря на нас, можно было сразу понять, что мы были слишком счастливы. Пусть и жили слишком скромно. — Только ты говоришь мне комплименты, мой мальчик! — А папа? Как же он? — Папа? – её лицо за секунду приняло отчаяние, но она резко скрыла его, показав мне широкую улыбку. — А папа... — Да, папа! Он же тебе тоже говорил, что он любит тебя, как и я? — Говорил. Ещё как говорил, – она поцеловала меня в щёку и опустила на диван. — Знаешь, я сильно скучаю по нему, – она хотела влажно прищуриться, но смогла сдержаться, просто прикрыв свои глаза. — Но у него особое задание! — Ого! Правда? – я запищал от её слов. — Он... Он... спасает мир, – с долей лжи сказала она, но на тот момент я верил её каждому слову. Тогда я верил всему, что она мне говорила. — Мой папа... герой?! – не веря в свои слова, я встал на диван и начал скакать на нём, вертя игрушкой по сторонам, представляя её в полёте. — Герой... конечно, герой! — А он лучше Всемогущего? Её розовые губы разогнулись. Её неотразимая улыбка спонтанно разожгла во мне героя. — Он самый лучший и самый сильный из всех героев, что есть в нашем мире. Поэтому он и на особом секретном задании! — Вау... — Но ты никому не должен этого говорить, а то... – она сделала наигранную зловещую гримасу, немного испугав меня, — а то коварный, страшный злодей придёт... и... – она приложила свои ладони к моим детским щекам. — Затискает тебя! А затем украдёт! — А-а-а, ну я ему задам жару! Я его выиграю и защищу тебя, ха-ха-ха! – я засмеялся, пародируя кумира целой страны. — Ты мой самый любимый герой. Ты никому не дашь меня в обиду, – из-за её объятий мне стало так прекрасно. — Да, когда я вырасту, я всегда буду тебя защищать, ведь я буду сильным героем... как мой папа! – по телу пробежали мурашки. Инко взглянула на меня. На тот момент я впервые в своей жизни увидел её слёзы. — Ты... не плачь! – я отбросил фигурку к краю дивана. Сейчас мне было плевать на эту безделушку, я думал о ней – о человеке, который любил меня. Мои маленькие ручонки стали скользить по её щекам, с испугом боясь поцарапать её своими никудышными действиями. — Мама, не плачь. Не надо, у тебя сегодня день рождения. Не плачь, а то я тоже буду рыдать! Она приложила свои руки к моим и бережно сжала. Мы смотрели друг другу в глаза. Время будто замедлилось, тогда я видел, как её глаза, тоскуя, смотрели в мои, более живые. — Ох, ну ладно. Пойдём уже, а то нас уже ждут. Твоя тётя сказала, что у неё есть подарок для меня. Интересно, что же это? – она приподняла свою голову, я смотрел на её подбородок, пока её теплые губы прижались к моему лбу... Как только мы собрались, мы сразу же вышли и отправились в гости к семье Бакуго. Я тогда был слишком счастлив тому, что мы всегда были вместе, но я так и не мог выкинуть тот взгляд, что просил меня, чтобы человек, которого она по-взрослому любила, был рядом с ней. Я понимал, она что-то скрывает, но я не мог не улыбаться на её глазах. Я же её сын, значит, я должен сеять счастье в её глаза, переполненные болью и тоской. На те времена мы жили по соседству. Семья Бакуго являлась нашими соседями, поэтому долго идти никогда не приходилось. — Ты готов? – она наклонила голову и с приоткрытым ртом посмотрела на меня. — Ага! — Ха-ха-ха, ну сейчас начнутся крики да балаган, а я так люблю тишину. — Это же весело, я люблю быть у них в гостях! Не успели мы нормально постучать, дверь сразу же открылась. Я увидел взрослую женщину, она счастливо встретила нас. — Что-то ты долго! – чутка с рассерженным видом она посмотрела на нас, но это был её обычный на то время вид. — А это у нас кто? Здравствуй, зелёный дурачок. — Привет, Мицуки, – Инко полезла в объятья своей подруги, которая так сильно ждала их. — Здравствуйте, – неслышно для них прошептал я, отводя взгляд в сторону, где по тротуару проходили обычные, ничем не примечательные горожане. Я боялся смотреть на Бакуго. Тогда меня пугали её узкие сердитые глаза, но в то же время они казались мне такими неизведанными, я просто хотел смотреть на неё, чувствуя страх в своём сухом горле. — Привет-привет. С праздником тебя, – сказав, Мицуки чмокнула её в темя. Они так крепко обнимались. Краем глаза посмотрев на них, я потерял дар речи. Я заметил, как моя мама сильно прижалась к Мицуки, а потом мне вновь предстали её слёзы, но уже в большом количестве. Тушь на её лице стекала вместе со слезами, делая моему сердцу больно. — Милая, ну ты чего? – Мицуки поцеловала её в мокрую щёку. — Чего расплакалась? Смотри, даже твой спиногрыз переживает за тебя! Глянь, он вот-вот заплачет, – она улыбнулась мне, а затем вновь взглянула в покрасневшие изумрудные глаза. — Прости, – задыхаясь в слезах, Инко отстранилась от подруги. — Ничего страшного. Пойдёмте же, чего, блин, как не родные, – как только мы вошли в дом, мои уши сразу же заболели от крика Мицуки. — Дорогой, неси свою задницу сюда! Надоел уже читать свои газеты. И зови давай этого... – как только она хотела позвать своего сына, он тут же вышел из-за угла, держа в руке какую-то карточку, радужно переливающуюся на свету. — Ого, тебя даже звать не пришлось? Ну хоть где-то порадовал меня, паршивец, – он встал возле своей мамы, она с ухмылкой растрепала его волосы. Я стоял у порога. Я переживал за маму, которая отправилась в санузел, чтобы успокоиться. Мать моего друга заметила мои переживания и подошла со своим сыном ко мне. — Не переживай за маму, всё будет прекрасно. Поднимем ей настроение? – она наклонилась и погладила меня по голове. — Дай ему хрень, которую ты не хотел давать самолично! — Сама ты хрень! Это карточка с самым лучшим героем! – злясь на маму, Катсуки серьёзно переключился на меня. — Держи уже, всё-таки мы же с тобой фанаты крутого героя... Да перестань ты трогать мои волосы, мам! – Катсуки злился на неё, но любил её так же, как и я свою маму. — Да ладно тебе, дай уже своему другу эту карточку. — Да ты сама мешаешь. Отстать от меня, я уже взрослый! — Да-да, смотри мне. Обидишь гостя – налысо побрею! — Это я тебя побрею! Они выглядели такими счастливыми, я не мог не улыбнуться их разговору. Зашипев на мать, он подошёл ко мне поближе и протянул мне руку. — Ладно. Чё, как дела? – он протянул мне свою руку. — Чего стоишь? — А? — Руку давай, чудак! — Ой, прости, Кач-чан! Мы пожали руки, а затем он вручил мне карточку, что до сих пор была в его руке. — Держи, выглядит просто потрясающе! Скажи же? Я рассматривал карточку с широко раскрытыми глазами. — Слабо сказано... – на карточке был изображён герой, чьё прозвище знает каждый. — Как же ты? — У меня такая же есть! Повезло, что в обеих пачках оказались две лимитированные карты с символами мира, представляешь? — Везунчик. — Да я сам был в шоке. Хватит стоять уже. Погнали, а то мы пропустим геройские хроники! – Катсуки рванул в зал, схватив меня за запястье. Как только мы забежали в зал, я увидел его отца, что сидел на краю кровати и читал газету. Масару Бакуго: мужчина средних лет с короткими коричневыми волосами, короткими усами и в очках, которые ему отлично шли к лицу. — Батя, смотри, кто пришёл! – Катсуки прыгнул и присел возле своего отца. — Здравствуйте! – я скромно присел возле них, заворожëнно держа в руках карточку с героем номер один. — Привет, Изуку-кун, как успехи? – доброжелательно посмотрел на меня Масару. — Девочку себе уже нашёл? — Н... Нет ещё... – я робко покачал головой. — Они убегают от меня. — Ха-ха, не переживай, найдётся скоро твоя муза. Главное – не вешать нос и ждать этой секунды... — Бать, молчи уже. Задрал уже со своими девчонками, лучше дай посмотреть на героев! — Эх... – он потрепал своего сына за волосы и продолжил читать газету, больше не обращая внимания на нас. Около часа мы смотрели известную телепередачу, где во время захватывающих приключений герои спасали людей от различных бед, что создавали злодеи. Семья Бакуго была богаче нас. Телевизор у них был не из дешёвых, из-за чего картинка была слишком приятная для глаз. Не как у нас, где показывало почти одни помехи. Но я ни капельки не завидовал, ведь деньги не были для меня чем-то свыше. Моё сердце волновалось только о маме, нежели о какой-то технике. Я повернул голову и посмотрел на своего друга. Он внимательно смотрел с выпученными глазами на экран. — Когда-нибудь я буду величайшим героем, – он поднял высоко руку, крикнув на весь зал цитату своего любимого героя. — И буду говорить всем, что не стоит больше переживать. А почему? Да потому что я здесь, ха-ха-ха! – после окончания его слов по его голове прилетел слабый удар газетой. — Чего творишь! — Не кричи. Мать тебе люлей навещает, а потом и мне. Знаешь, у неё тяжёлая рука. Поверь мне. Хотелось пить. Пока они разговаривали, мне удалось молча покинуть зал и пойти на кухню, где как раз находилась моя родственная душа. Они сидели за столом, где красовалось множество вкусностей, одним из которых было моё самое любимое блюдо – кацудон. Я высунул голову из-за угла и посмотрел на матерей. Они разговаривали, не скрывая. «Мам?» — Как мне забыть его? Я каждый божий день думаю и не могу сдержать слёз, а сегодняшнее упоминание моего сына про него... — Не думала отпустить его? — Уже с рождения Изуку пытаюсь, а это уже девятый год идёт! Мицуки, почему он бросил меня? Почему он не предложил пойти с ним? — Я не знаю. Ты даже не хочешь рассказать о нём хорошенько. Я даже не знаю его, да я его не видела, ведь ты переехала сюда одна... ой, вру... со своим малышом в животике. Вдруг он ушёл не просто так? «О ком они говорят?» – из-за шума из зала мне тяжело давалось услышать их диалог. — Я знаю, зачем он ушёл от нас! Но почему без нас? Мы могли бы быть счастливы вместе везде! – Инко закрыла лицо своими руками. — Я так скучаю по нему, по его прикосновениям, по его белоснежным волосам, по его мрачным до ужаса глазам, по его жестокому обращению ко всем, кроме меня. Я скучаю по его любви ко мне. Мицуки встала со стула и обошла Инко, встав за её спиной. — Послушай. Он обязательно вернётся, верь в это. Если он и вправду так сильно любил тебя, то он снова будет с тобой. Бакуго схватила за бока спинку стула и развернула свою подругу к себе. Они смотрели друг другу в глаза, Мицуки присела на свои колени и просунула свои руки под её платье, поглаживая её оголённые ноги. — Сестрёнка, не надо плакать. Ты же знаешь, что произойдёт с твоим сыном, если он увидит? — Да, ты права. Не надо плакать. Слёзы же не вернут его, верно? — Перестань, – хриплым от грусти голосом сказала Мицуки. — Ну иди ко мне, – они обе встали и прижались к друг другу. — Я люблю тебя. Сильно люблю, моя дурёха, – сказала Мицуки у её уха. — Как же я рада, что судьба улыбнулась мне, ты снова вернулась ко мне. Теперь мы будем постоянно вместе. С днём рождения. — Спасибо. Я тоже тебя люблю, сильно. — Ты всегда была такой сильной, так почему сейчас ты хочешь сдаться? В школе тебя боялись все задиры! – с гордостью сказала Мицуки. — Это потому что за моей спиной всегда была ты, – искренне засмеялась Инко. — Ха-ха, но всё равно же боялись подойти к тебе! – Мицуки чутка отстранилась от Инко, посмотрела в её красные от слёз глаза. — Подумай над своим здоровьем. Кстати, что говорит доктор по поводу тебя и Изуку? Когда, собственно, к доктору за результатами? – она гладила Инко по щеке, вытирая слёзы. — На следующей неделе. Изуку до сих пор боится врачей после того, как его расстроили с причудой... Дальше я просто не смог расслышать их, возле меня встал Катсуки, резко шлёпнув меня по плечу. Я испуганно повернулся к нему и уставился с ноткой ужаса на глазах. — Кач-чан, не пугай меня так! — Ты же знаешь, что подглядывать плохо? – с усмешкой прошептал Катсуки. — Пошли уже есть, а то я тебя сейчас грохну, а потом... хотя... нет, не съем. Я не люблю овощи! — Подожди, ты куда?! – скривив лицо, пробормотал себе под нос я. — Стой... — Мать, давай жрать. Я голодный! – громко повелел своей матери Катсуки. Подруги развернулись к нам. Мицуки злобно глазела на Катсуки, пока тот показал ей кулак и присел на стул. — Ты охренел? – грозно крикнула его мама. — Я, вообще-то, будущий герой номер один. Давай... шевели толстыми булками и корми меня! А то, когда я буду самым сильным и богатым, йена не получишь! — Вот же сук... — Мицуки! – Инко остановила Мицуки от сквернословного слова. — Подожди у меня, сейчас гости уйдут, ты у меня такого отхватишь, что даже очкастый старпёр тебя не спасёт! — П-ф-ф, испугала. А-а-а, боюсь-боюсь, – он издевательски повертел руками по сторонам. — Подожди лет десять, вот тогда я и посмотрю... кто кому устроит! — Да я тебя... Смотря на Катсуки и Мицуки, Инко рассмеялась, а затем взглянула на меня. Я медленными шагами пошёл к ней. Как только я подошёл, она тут же присела на колени. — Почему ты снова плачешь? — Я не плачу. Это всё лук! — Лгунья. — Простишь меня на этот раз? Я крепче обнял её, зарывшись в её волосы. — Мама, я никогда не буду злиться на тебя, значит, мне не надо тебя прощать! — Ты у меня самый лучший! — Достали меня! Хватит сюсюкаться, меня сейчас стошнит! – угрюмо поедая курицу, сказал Катсуки и сразу же получил сильный подзатыльник. — Эй, ты чё делаешь? – Катсуки поднял голову и увидел львиный взгляд своей матери. — Над тобой взял верх маразм, старуха? Мы смотрели на них с улыбкой и просто обнимались. — Ты чё такое ревностное хамло? — Да ты себя видела? — Ты меня достал. Слышь, дорогой, давай-ка живо тащи ремень. Сейчас будем сына перевоспитывать! – на весь дом закричала Мицуки. — Можешь только детей бить, больше ничего не можешь. Бей. Я же вырасту, а вот тогда я тебе всё припомню. Бакуго, загнув пальцы, начала использовать свою причуду. С её рук начинали появляться искры, а затем маленькие клубки взрывов. — О, ясное дело, хочешь убить своего сына. Ты знала, что это уже статья? Тебя надо в тюрьму посадить, да на подольше. Услышав звуки причуды, Масару выбежал из зала и встал посреди своей жены и сына. — Да ну хватит ругаться постоянно! Дорогая, сегодня особенный день у твоей любимой подруги! А ты, Катсуки, можешь остаться без интернета и телевизора, если продолжишь пререкаться с матерью. Услышав о подруге, она сразу посмотрела на Инко. Их взгляды пересеклись, и они рассмеялись. — П-ф-ф, ты опять всё испортил! — Катсуки! — Может, покушаем? – умиляясь громкой семье, сказала Инко, из-за чего мы все взглянули на неё. — Давайте без ругательств проведём этот замечательный вечер, ведь мы – большая семья, любящая друг друга. — Ты права. Сегодня я не буду ругаться, завтра уже сдеру шкуру с этого бобра. Я всё же умнее этой шпаны! – Мицуки присела за стол, позвав Инко сесть рядом. — Вылитая собака на поводке, – маленький блондин показал матери язык, прежде чем начал уплетать еду, что горой наложил в тарелку. — Ну вы видели?! Видели?! — Дорогая! — Да что опять я, взгляни на этого лоботряса! — Так, живо заткнулись оба! – Масару со всей злостью посмотрел в глаза обоих, оба его испугались, затем со спокойной улыбкой позвал нас. — Изуку-кун, Инко-сан, присаживайтесь, чего вы в сторонке стоите? Мы дружно сидели за столом. Каждый из нас улыбался, это было великолепно. Мицуки разговаривала с Инко, их связь была такой крепкой, будто я видел идеал дружеских отношений, на который всем людям стоит равняться. Масару каждый раз спокойно ругал своего сына за неподобающее поведение, а Катсуки просто ел, постоянно улыбаясь при каждом кусочке в своём рту. Я ел своё любимое блюдо, счастливо смотря на каждого. Вдруг единственная женщина во взрывной семейке поднялась и покинула нас, скрывая улыбку. — Куда она? — Изуку, а я не знаю. Думаю, сейчас вернётся. Прошло несколько минут. Мицуки шла за спиной моей мамы, показывая пальцем знак молчания. В её руке находилось красивое колье с тремя изумрудами, подвешенными посередине. Когда Инко заметила наши взгляды, она, не понимая, подняла глаза и увидела женские руки, что держали украшение над её головой. — Я знаю, что в нашей стране нельзя дарить подарки взрослым на день рождения, но я просто не могла это не сделать. Пусть хоть убивают, мне будет абсолютно плевать, – стоя за спиной, Мицуки надела на неё дорогое на вид колье, поцеловала свою подругу в макушку. — Я сильно тебе благодарна за то, что ты всегда была со мной. Только ты смогла мне дать понять, что такое истинное счастье. Ты всегда будешь моим ангелом, я люблю тебя. От реакции моей мамы все искренне улыбнулись, даже постоянно недовольный блондин не мог не показать счастье за мою маму и за их женскую дружбу, что будто была списана с каких-нибудь фантазий или книг. Инко зашмыгала носом, она заплакала. Она пыталась убрать свои слёзы, но никак не получалось. Она эмоционально слаба. — Спасибо... Я... Мне... – её язык заплетался от переизбытка эмоций. — Эй, ну только не плачь, – Мицуки нагнулась в сторону и окинула зрачками свою подругу детства. — Простите меня! — Ничего ужасного в этом нет, Инко-сан. Мы очень рады, что ты счастлива, – Масару оглянул нас всех и улыбнулся подругам. — Да, – неожиданно сказал Катсуки, тем же удивив свою мать. — Мы счастливы, когда счастливы и вы, Мидория-сан! На свои слова юный мечтатель получил мягкую улыбку, что заставила его уткнуться в тарелку, скрывая свои уже горячие щёки. — Ну всё, я хочу тебя обнять! Давай, иди ко мне. Я же заслужила объятий от своей подруги? – сквозь влагу на глазах она поднялась и вцепилась в свою лучшую подругу. — Ух, как крепко. Но я могу крепче! – Мицуки была ошарашена крепким скреплением рук именинницы. — Идите все ко мне, пожалуйста. Я хочу обнять вас всех! – еле отцепившись от тела подруги, Инко, плача, распустила руки по сторонам, намекая на семейные объятья. Я не стал ждать и галопом спрыгнул со стула и быстро обнял её. — Я первый, я – её сын! – ревнуя объятья, прокричал я. — Эй, ты жулик! – возмутилась Мицуки, обняв её следом. Потом подошёл глава семейства, бомбоходящий. И, наконец, их сын, скрывающий зависть. — Я вас... так всех... сильно люблю! Маленькая семейная кучка, излучая любовь и добро, крепко стояла, согревая каждого члена семьи. Как только мы отстранились, Мицуки опять обняла Инко, со взглядом искренней женской любви начала исследовать губами каждую часть лица своей подруги. — А ну не плачь, тебе сегодня нельзя плакать, а то я не перестану тебя обнимать! — Дорогая, дай уже поесть своей подруге, чего ты к ней прилипла? Уже девятый год ты не даёшь ей проходу! – посмеиваясь, Масару выпил бокал виски. — Вообще-то ещё со школы я рядом с ней. Мы с ней будем вместе всегда! — Налей и мне, я тоже буду, пап! – Катсуки высоко поднял подбородок и серьёзно посмотрел на своего отца. — Рано тебе ещё. Ешь давай уже своё месиво. — Бать, ты чё... не любишь меня? Ты меня уважаешь? — Ты сегодня такой разговорчивый? Неужели ты рад этому дню? На его детском лице показался сильный румянец. — Не думала, что буду ревновать свою подругу к нашим сыновьям, – смотря на нас троих, Мицуки надула свои щёки. Заметив взгляд подруги, она опять посмотрела на мою маму. — Ничего я не радуюсь, чего пристали ко мне? Достали! – пробурчал блондин. Я не мог разговаривать, просто не хотел. Я был очень благодарен всему миру и этой семье за то, что моя мама улыбнулась без тоски в глазах, чувствуя себя счастливой. Пока женщины разговаривали о своём, стоя возле стола, я начал есть и наблюдать за отцом и сыном, что тихо ругались, не привлекая внимания матерей. — Мицуки, спасибо тебе. — Пустяки, твоя улыбка мне важнее всего на свете. — Я тебе всё верну, как только заработаю! — Эй, а вот это делать не надо. Я помню, как ты смотрела на это колье, когда мы гуляли всей семьёй на прошлой неделе. — Но... — Пожалуйста, прими этот подарок, это всё, что я могу дать за всю твою доброту ко мне и моему непутёвому сыну. — Мне так повезло, что у меня такая подруга. — Мне сильнее. Ты любила меня сильнее моих родителей, всегда выручала в критических ситуациях. — Ха-ха, ну что мне ещё оставалось делать, когда моя единственная подруга чувствует себя не очень хорошо? Их тихий разговор был прерван недовольным юным непоседой. — Мам, скажи отцу, чтобы он перестал мне под ухо говорить всякую взрослую хрень! — Да ну что опять? Дайте спокойно поговорить нам, бесите уже! – возмутилась Мицуки, но затем получила то, что не ожидала. Инко прислонилась своими губами к бледной щеке блондинки – теперь уже не бледной. Своими рубиновыми глазами она посмотрела на изумрудные, с которых уже не шли слёзы. — Я буду хранить твой подарок. Я люблю тебя... в сто тысяч раз больше, чем ты. — А-а-а, какая ты у меня милашка! – они кружились возле стола и хохотали на всю кухню. — Давайте же уже выпьем за нашу именинницу. За тебя, Инко-сан! – Масару встал, держа бокал над столом. — Да, мам, отстань уже от неё. Дай спокойно отдохнуть нашим гостям. Не прерываясь, я смотрел на свою мать и понимал, что она была слишком счастливой. Так приятно. Весь оставшийся вечер мы провели в разговорах о будущей жизни. Все смеялись, мы были все счастливы, что собрались сегодня вместе. Воспоминания об этом счастливом дне стали самыми живыми и самыми незабываемые для всех нас, но кто же знал, что всё, что мы считали счастливой большой семьёй, начнёт жестоко ускользать с наших глаз, погружая в отчаяние каждого.... **** Тишина. Капли дождя бились об окна моего дома. Сверкали молнии, напоминая нервные, недовольные и депрессивные эмоции богов, что смотрели на нас. — Надоели эти пробки. Когда мы были соседями, было намного проще, да и школа была чуть-чуть поближе, хотя и отсюда можно дойти пешком. — Что вам от меня нужно? – сухо спросил я, не поднимая взгляд. — Я так давно не навещала тебя. Смотри, что я тебе принесла, – она достала из пакета пластиковый контейнер с почти остывшим блюдом. — Вы пришли, чтобы просто принести еду? — Нет, мне нужен ты. Я вижу, как тебе тяжело, и я не могла просто забыть тебя, Изуку-кун, ты часть нашей семьи. — Что вы сказали? Часть вашей семьи, серьёзно? – я взлетел со стула, облокотившись на стол. — Ваш чёртов сын мне проходу не даёт, какая тут может быть семья? Чушь! Что я сделал не так, чтобы получить его ненависть? — Он дорожит тобой. Поверь мне, я знаю. Если ты вернёшься в школу, то он успокоится! — Вы себя слышите? Это идиот уже зарылся в своём эгоизме и лицемерии! — Не говори так, это не правда! Мой взгляд свирепо сжирал место, где сидела Мицуки. — Он мне всю жизнь испоганил! Разве нельзя спокойно отстать всем от меня и дать спокойно проживать свои дни! Как вы можете просить меня вернуться туда, где сидят одни сволочи? Ублюдки... Мицуки смотрела на меня, не пытаясь отвести взгляд. — Твоя мама бы не хотела видеть тебя таким... на всё обозлённым. Снова подумав о матери, я остыл и опустил взгляд, истерически посмеявшись. — Да я не знаю, чего она вообще хочет, но я точно уверен, она не хочет больше видеть меня. В последний раз, когда я был с ней, она сказала, чтобы я больше не приходил к ней. — Милый, ты должен понять, что ей очень тяжело! Ей страшно, она не хочет показывать тебе все свои эмоции! – выкрикнула Бакуго, начиная вытирать свои мокрые щёки. — Я не могу так! Мне страшно думать о том, что скоро я могу её потерять... — Изуку, она всегда будет с тобой, в глубине твоего сердца! — Я не хочу так, я хочу видеть её здесь со мной, а не в своей голове, как воспоминания! – сорвался я, ударив себя по голове ладошкой. — Изуку, что ты творишь?! — Моя жизнь катится вниз, прямо к своему завершению! – закричал я, продолжив опять смотреть на стол. — Что ты такое говоришь? — Меня послали нахрен с подработки, теперь мне не на что жить, ведь только туда смогли взять такого школьника вроде меня. Я постоянно подвергаюсь травле вашего тупого сынка, от которого меня уже тошнит, был бы я сильней, то убил бы эту суку, не думая. Так ещё я узнал, что скоро я, возможно, останусь один и больше не увижу её! – от жесткой правды моё горло пересохло. Женщина продолжала смотреть на меня, испытывая отчаянные мысли. — Почему всё так? Что мы сделали, чтобы заслужить такое? Аккуратно, не привлекая внимания, она положила пакет с контейнером на стол, медленно встала со стула и подошла ко мне. — Всё пройдет, – слабые объятия. — Мне так страшно! – я был в её объятьях, но обнять в ответ я не мог, мои руки просто висели, как нитки на старой одежде. — Ну всё, тише. — Что мне делать с этим? – мои слёзы делали мокрые пятна на её блузке. — Я ничего не могу сделать, неужели уже ничего не исправить? — Тебе больно. Ты ещё ребёнок, а уже столкнулся с самым страшным, что есть в нашей жизни. Не борись со своими чувствами, а просто вспомни. Вспомни те счастливые времена, когда твоя мама улыбалась тебе. Вспомни ту радость, что ты испытывал тогда, – она лёгкими движениями стала гладить меня по голове. — Почему именно она? — Всё наладится. Всё разложится по полочкам и вернётся к прежнему состоянию. Посмотри, какой ты сильный. Ты на протяжении нескольких лет пытаешься забрать всё эмоционально тяжёлое только на себя. Ты подрабатывал там, где может произойти всё, что угодно, а ты всё-таки обычный семнадцатилетний подросток, который не знает жизни. Который не испытал всего прекрасного, что только можно. Ещё и учишься. Ты не просишь помощи у нашей семьи, этим ты меня жутко бесишь. Мои уже слабые нервы сильно сказываются на муже и Катсуки, который вновь переживает за тебя последние несколько дней. Я предупредила твоего учителя ещё на прошлой неделе, сказав, что ты сильно заболел. Так что можешь возвращаться, не переживая. Мой сын – твой друг. Как и ты его. — Я не хочу иметь с ним никакого дела. Я не хочу даже знать его! — Знаешь, он тоже любил твою мать, она всегда заставляла его смеяться и чувствовать себя в нежных материнских объятьях, а не в моих... жёстких и неуклюжих. Когда её положили в больницу, он сидел в своей комнате и целыми днями кричал от слёз. Я даже испугалась. Честно говоря, он, оказывается, умеет плакать. Пойми, хоть он и хочет показывать себя высокомерным и непонимающим придурком в глазах общества... в душе он тот же, что и был тогда, когда мы были все вместе. Твоя мама для всех была слишком дорога, особенно для нас с тобой. — Я часто думаю о том, что было бы, если бы я не появился на этом свете? — Ой, давай мы не будем об этом думать? Ведь так мыслить нельзя! — Она бы не заболела и не лежала бы в больнице... А я так хочу, чтобы всё оказалось кошмарным сном и она вновь вернулась ко мне целой и счастливой. — Она точно поправится, потому что никак иначе не может быть, – она поцеловала меня в макушку. — Извините меня за всё, что испытали, когда я отворачивался от вашей помощи. — Я не злюсь на тебя. Но если ты не съешь всё, что я приготовила, то точно буду сердиться! — Хорошо, я всё съем. — Я знаю, что ты испытываешь, ведь я чувствую то же самое. Она была для меня больше, чем обычная подруга, намного больше... **** «Мама...» Тьма повсюду. Тучи закрывали собой всё небо, спустя некоторое время пошли молнии и частые раскаты грома. Я выбежал на улицу, чтобы попытаться отбросить всё. Я мчался только вперёд, пробегая каждый уличный фонарь. Это была гонка между мной и моей тенью, что постоянно мчалась около меня. Сплетения сумрачных ветвей над движущимся мной кошмаром погружали меня в собственное сердце, что секунда за секундой наполнялось грустью и несправедливостью. Изуку... Я рвался вперёд сквозь боль в коленях. Навстречу холодному ветру было бежать неприятно, но это сильно не беспокоило меня, как воспоминания о последней встречи с матерью. Каждая туча, что иллюзией двигалась за мной, как из ведра лилась дробным и тяжёлым дождём. Я всегда думала, когда человек умирает, то его душа точно отправляется прямиком на небеса, а затем... в ночное время... душа того, чья жизнь была коротка, создаётся отдельный, индивидуальный и красивый, как рисунок художника, блик на небесном полотнище. И это звезда, что означает душевный покой, отныне наблюдает с небес за тем, кого любит. Сквозь слёзы и жгучую боль я сотрясал свои коленки, пока каждая капля, стекающая с моих глаз, сливалась с каплями дождя на моём лице. «Зачем?» Когда я умру, я хочу, чтобы ты смотрел на ночное небо и знал, что я наблюдаю за тобой. «Почему ты это говоришь?» Только так я смогу быть с тобой всегда. Я буду постоянно с тобой и не дам тебе грустить. Пробегая по очередной грязной луже, я сильнее свирепел на самого себя. Резко мою левую ногу пронзила судорога. Я подскользнулся и упал, прокатившись по грязной и влажной земле, собирая всю грязь и влагу своей одеждой и лицом. Верь мне, тебе будет лучше, если ты забудешь про меня сейчас. Просто сейчас я не хочу тебя видеть здесь... рядом со мной. — Я никогда не приму этого, – сказал я, тяжело поднимаясь. — Никогда. Не в силах нормально подняться, я ещё раз упал на пустующую дорогу. Перевернувшись на спину, я посмотрел на небесные светло-синие вспышки, пока дождь бился о моё тело, делая около меня новые различные лужицы. **** Чуть не выломав дверь, я ворвался в дом полностью измученным и насквозь промокшим. Из-за падения на грубый асфальт из моего носа продолжала хлестать кровь. Я вошёл в душевую. Смотря на своё отражение в зеркале, я стиснул зубы от злости, начиная сходить с ума от гнева, переполняющего меня годами. В своём отражении я видел лишь грязного, мокрого, всего в ссадинах и с разбитым носом слабака, который раздражал меня многие годы. «Говорите, что сильный. Где же тут сильный?» В древних притчах всегда говорилось, что небеса даруют излечение, но в других, которые мало известны людям, по воле высших сил кто-то страдает, а кто-то умирает. Если их совместить, то они начнут гармонировать, будто это сама жизнь, которая проносится перед нашими глазами. Вместе они, как краска на кисти, что изображает чудеса на звёздном небе. Я считаю, что я испытала на себе сразу обе. Мне посчастливилось пережить эти обе истории и ощутить, что моё чудо – это ты. Небо преподнесло мне тебя, ты – моё счастье и моё чудо. А мои страдания лишь пустяки – это цена за твоё необычное рождение и сильную судьбу. — Зачем ты мне это говорила? Зачем? – устав смотреть на себя, я сильно приложил сжатый кулак к зеркалу. Несколько ударов прошлось по зеркалу. Эти всплески не смогли доставить мне непередаваемого насыщения, а лишь оставили глубокие порезы на моих пальцах и костяшках. От ударов множество различных по величине осколков было разбросано плиткам на полу, пока другие лежали в раковине с каплями крови, не привлекая моего внимания. Было больно. Боль, что была на моей душе, тревожила меня больше, чем телесная. Меня не волновало состояние моего тела. С неугасаемой яростью я не остановился лишь на разбитом зеркале. Я требовал большего. Я не останавливался, мне хотелось избавиться от всего, что накопилось во мне. Я крушил всё подряд. Всё, что попадалось мне на глаза, сразу же меняло свой взгляд. — Кусок дерьма, что не может ничего! – виски пульсировали от захватившей меня головной боли. Я схватился за стул и высоко поднял его над собой. Держась за спинку, я широким замахом бил им об стол, пока мебель в буквальном смысле не рассыпалась в моих руках. — Сука, сука, сука! – останки стула я отбросил к стене, а затем скатился на пол. — Ненавижу! Я посмотрел на свои сильно дрожащие руки, покрытые слоем крови. Своей истерикой я ничего не добился, и я это понял сразу, как только рухнул на колени. Я прикрыл лицо и начал в испуге размазывать грязь и кровь, вспомнив ещё одного человека женского пола. Тога стала мне безумно дорога. Мне хотелось тепла женского тела и больше ничего. Мне хотелось объятий, которые вселяли в меня любовь и уверенность. Я хотел вновь услышать, как я нужен ей. Мне хотелось утонуть в чувствах, что я ощущал с девушкой. Даже переживая о своей матери, я всё равно думал о Химико. Я понял, что она дополняла меня. Своей улыбкой она склеивала моё сердце воедино, в то время пока я просто не понимал этого сполна. Из-за её долгого отсутствия я сильно расстроился. Думал, что она больше не вернётся ко мне, поэтому я начинал злить себя сильнее из-за того, что я не мог остановить её. — Пожалуйста, вернись ко мне. Мне так не хватает тебя... Человек понимает истинную ценность кого-либо только тогда, когда потеряет его, лишив себя желаемого взгляда, которого отныне теперь не существует. Когда человек теряет что-то, он понимает важность утерянного... **** Моё тело окутал холод. С первым открытием глаз я понял, что я заснул на полу. Впервые в своей жизни я чувствовал себя таким сломленным и морально уставшим. Никто не был со мной рядом, меня насквозь пронзило копьё одиночества и нехватки внимания. Тьма от воспоминаний в моих глазах всё росла и росла. Мной руководствовал страх, который был со мной последнюю неделю. Я глупо улыбнулся, получилось не очень. Это не было похоже на улыбку, которую я показывал на своём лице, – это было нечто другое. Болезненная гримаса заставила меня застонать от нескончаемых кошмаров. Пошли горячие слёзы, даря ожоги моим щекам. Я вновь подумал о смерти, но уже намного увереннее, чем несколько дней назад. Пусть меня будут ненавидеть все, кто меня знает, но пусть они хоть задумаются о том, как мне паршиво. Я мечтал быть просто счастливым. Но желаемое счастье я снова получал лишь с таинственной девушкой, но и она от меня ушла, оставив наедине с болью. Она меня бросила, как хочет бросить и моя мать. Я осознал: лучше я покину этот несправедливый мир раньше, чем он добьëт меня в разы мучительней. Всë, что творилось в моей голове, отныне разрушало меня, сводя меня с ума... **** Стоя под прохладным душем, я с болью в мышцах смог смыть с себя грязь, пот и засохшую кровь. Холодная вода текла с головы, попадая с щёк в мой приоткрытый рот. Казалось бы, я смог ощутить маленькую свежесть, но хотелось ли мне ощутить именно свежесть своего тела? «Желают видеть меня в школе? Надо вернуться». С равнодушием пройдя по осколкам к шкафу, что остались на полу после вчерашнего избиения зеркала, мне чудом удалось не травмировать свои ступни. Я стоял у шкафа и достал свою школьную форму. Полчаса, и я покинул место, что называл домом. Последний раз взглянув на это место, я прикрыл глаза и развернулся в сторону школы. Солнце было стыдливо накрыто мрачными тучами. Машины проезжали по накопившимся лужам, разбрызгивая грязь по тротуару. Прохожие шли с зонтами в руках, держа их наготове. Погода была отстойная. Ни единой позитивной эмоции вызвать в моей голове не удавалось. «Прохладно». Всё, что я хотел, останется навсегда мечтами. Я словил жуткую депрессию, а может быть, и что-то похуже. Мои намерения прямо показывали, что меня уже давным-давно пора закрыть в психиатрической больнице и насильно пихать в мой рот таблетки, что вовсе не помогали бы мне...