****
Думаю, все мы когда-нибудь задавались такими вопросами, на которые мы не знаем точного ответа. И я, конечно же, не исключение. Такого рода вопросы заполняли большую часть меня, не оставляя хотя бы на несколько минут.
К примеру, что же такое смерть? И говорю я отнюдь не про само понятие, которое знает почти каждый человек на этой планете. Может, смерть – это и есть желанная свобода? Вдруг, когда твоё измученное жизнью тело упрятали глубоко под сырую землю, твоё сознание отправляется в далёкое путешествие, оставляя всё прошлое, что ты прожил на неизведанной земле, позади. Может, так оно и есть?
Точного ответа я не скажу. Я просто его не знаю, да и не хочу попытаться узнать – это бессмыслица. Мне уже не столь интересно заниматься субъективной философией. Я, как почти каждый человек, жажду всего лишь обычного спокойствия.
Раньше я даже представить себе не мог, что каждое действие будет грубо сказываться на моей жизни. Абсолютно всё создает во мне безликую пустоту, с которой можно сойти с ума. Я, как плюшевая игрушка, буду разорван младенцем, которому постоянно сходит всё с рук. С этим мне ничего не поделать. Я больше не могу вспомнить хорошие моменты своей жизни. Кто же знал, что только один несчастный случай сможет так сильно разломать меня на части.
Может, я не заслуживаю жизни, как и любви? Может, сказанные мной слова в адрес Химико – твёрдая ложь? Наверное, так и есть. Я не думаю, что я заслуживаю счастья, любви. Была ли у меня возможность держаться за жизнь с открытым сердцем? Я даже не представляю этого. Нет желания больше пытаться этого разузнать. Моё сознание с каждым одиноким днём постепенно мрачнеет, пугая самого меня. Моё сердце черствеет, закрывая настоящего меня в глубине души, где находится одна тюремная камера, лишённая света, где нет ничего, кроме сплошных страданий...
****
Холод. До боли прохладный ветерок щеголял по губам, даруя морозный поцелуй. Я чувствовал прохладу от всего, что попадалось мне на глаза. Мне надоели люди, что учились со мной, надоела седина на улице, которая постоянно игралась своими серыми красками на людских лицах.
Честно говоря, я даже не знал, зачем решил отучиться сегодняшний день, если мог просто совершить содеянное чуть-чуть попозже. Мне лишь хотелось убедиться, что слова, сказанные мне от вчерашней гостьи, окажутся правдой. Хотя, если они и будут правдивыми, что же это изменит? Ничего.
Смотря на школьную трущобу, я тонул в личном негативе. Мрачное небо, начинающее мерцать вдалеке от школы своими признаками агрессии, лишь сильнее подавляло моё настроение. Встав посреди ворот, сам того не замечая, я загораживал проход ученикам. Было вовсе не удивительно лицезреть недовольные взгляды в мою сторону, но меня не интересовали мысли людей, которые даровали мне одну нецензурную брань. Тяжело вздохнув, я наклонился вперёд и отправился к входу, мысленно выругавшись про себя. Переступив порог, я сиюминутно ощутил ментальный удар по своему затылку. Слишком отталкивающие голоса пулей пролетали возле меня, словесно проливая кровь из моих ушей. Я старался смотреть только вниз, намереваясь не встречаться взглядами с окружающими меня людьми. Быстро добравшись до поворота, я поскорее дошёл до лестницы и направился на третий этаж, где как раз таки и находился мной нелюбимый кабинет. Переходя сплетение лестничный линий, я крепко держался за перила, пытаясь не сорваться со ступеней. С каждым болезненным шагом я поднимался ввысь, отдаляясь от земли на каждые несколько метров. Плутая словно по бесконечным коридорам школы, мне всё же удалось наткнуться на свой классный кабинет, где раздавались знакомые для меня шумы.
Как только же я вошёл, я мгновенно ощутил знакомый аромат безразличия. Отправляясь к парте, я ненароком оглядел всех присутствующих в классе: некоторые открыто общались, ярко улыбались, а другие, пытаясь не привлекать особого внимания, скромно шушукались — казалось, будто бы все хорошо друг друга знали, откровенно разговаривая по душам — очевидная лож. Каждая парта трещала от радости одноклассников, кроме одной: Катсуки сидел с закрытыми глазами, пытаясь не обращать ни на кого внимания. Я, как бы сказать, был малость удивлён, заметив грусть на его лице.
Звонок, резкий, не приносящий удовольствия, раздался по каждому школьному коридору, вытаскивая одноклассников из различный бесед. Спустя какое-то время в класс вошёл классный руководитель, приветственно всем улыбнувшись...
****
Прошла половина урока. Учитель до сих пор рассказывал о «разном». Я особо не вслушивался в его слова, поэтому я не смогу вам пересказать всё сказанное с его стороны. На тот момент я просто пропал в своих размышлениях. За окном пролетел ворон – мрак, который на секунду притянул мой взгляд. Я не желал слушать об учебных событиях, которые намечались у класса на сегодня. Я сомкнул глаза и улёгся на парту, уткнувшись лбом в свои предплечья. Каждые слова учителя, что приносились у моих ушей, для меня – вода, стекающая по школьным стенам от прошедших дождей...
****
Время утомительно долго прощалось с нами. Учительская речь, раздражая меня, резала мои уши. И за всё время нахождения в школе никто не контактировал со мной, даже Бакуго, который так и не мог смыть со своего лица пустоту.
Перемены, спасибо вам, что хоть как-то облегчали моё бессмысленное времяпровождения.
Шёл последний урок. Меня чуть ли не клонило в сон. Скорее всего, во всем виновато моё хамское поведение к своему организму, что без конца борется за свою жизнеспособность. Если я совсем скоро подпишу контракт со смертью, разве моё здоровье обретёт тот самый смысл? Нет.
— Ладно уж, когда вы уже в третьем классе, пора вам уже серьезно подумать о своей будущей жизни. – учитель серьезно оглядел кабинет, наглядно показав всем стопку листков профориентации. — Вы же все хотите попасть в группы героев, правильно же? – с веселой интонацией говорил он. — Конечно правильно. Каждый ребенок хочет стать героем.
От одной такой лишь мысли, что каждый сможет стать творцом справедливости, вызвало у подростков бурю приятных эмоций. Некоторые ученики стали аккуратно использовать свои причуды, чтобы окрасить обстановку в классе. Было невыносимо громко.
— Так, у каждого из вас... почти... есть удивительная причуда. И я рад, что вы умеете ей пользоваться, но выбирать свою будущую профессию нужно не своими причудами, а своей головой! Запомните, жизнь вам – не какая-нибудь безделушка, которой вы можете запросто играться! Если делать всё необдуманно, то вы ничего не достигните. Вы будете сожалеть, что выбрали профессию, с которой невозможно будет жить до конца.
Наступила сплошная тишина. Ученики внимательно слушали классного руководителя, скрыв свои суперспособности от его глаз.
— Знаю, что в каждой профессии найдется свой камень, но кто сказал, что всё в этом мире легко? Сейчас я раздам вам бланки, прошу, отнеситесь к этому ответственно. Все услышали? Бакуго, ты меня услышал? – сказал учитель, заметив Катсуки, что мысленно отдалился от класса. — Целые уроки не слушаешь меня!
Блондин смотрел в окно, что-то прошептав себе под нос. Казалось, будто бы он снова проклинает каждого, кто хотя бы раз посмотрит на него. Из-за того, что блондин сидел чуть ли не рядом с учителем, было не удивительно, что его физиономию заметили раньше, чем мою.
— Кацуки Бакуго!
— Да услышал я вас! – нервно выкрикнул Катсуки. — Я знаю, куда я поступлю, отвалите хотя бы вы! – он развернул лицо к преподавателю, злобно посмотрев в его глаза.
— Ответь мне на милость, куда же ты собрался поступать? – спокойно спросил учитель, пропустив мимо себя агрессию подростка.
— Вам-то какое дело? Вы мне не мать. – огрызнулся Бакуго.
— Отвечай, куда собрался поступать!
— В академию ЮЭЙ! Довольны!? Или вам ещё руку поцеловать, чтобы отстали от меня!?
— Прояви уважение, и не смей так разговаривать с учителем! Такими темпами отправишься к директору!
— Пожалуйста!
Упоминание популярной в Японии академии пробудило волну заинтересованности у своих одноклассников, прекратив громкий диалог учителя с бунтарем.
— Да ну, прямо в национальную старшую школу героев? – выкрикнул из толп голосов сидящий на первой парте ученик.
— Туда поступить просто нереально! Я слышала, что она в десятке лучших школ в этом году! – следом выкрикнула ученица, сидящая впереди меня. — Но они принимают только лучших!
— Господи, хотя бы вы закройтесь, а то уже тошнит от каждого из вас! – чуть ли не срываясь, выкрикнул на весь класс блондин. — Захочу – стану кем угодно. В этой школе мне нет равного, так что – отвяньте!
Слушая его надменные высказывания, я продолжал молчать, уткнувшись в парту, чтобы никто не замечал моего присутствия. Хотелось уже наконец проколоть свои перепонки обычной шариковой ручкой, чтобы не слушать агрессию и возмущения в этом кабинете.
— Эй, ты, наверное, подзабыл? Вообще-то, в нашем классе есть тот, кто стоит выше всех в умственном рейтинге нашего класса, Бакуго! Так что не стоит принижать всех... Да, Мидория? – ученики старались доказать блондину, что нельзя постоянно относится к людям с большим высокомерием.
— Вот-вот! Твоё высокомерие к добру не приведёт! Всегда найдется тот, кто будет где-нибудь лучше тебя!
Когда же я услышал упоминания самого себя, я старался не подавать каких-либо действий.
— Чего вы сказали? Вы серьезно? Разве обязательно заострять внимание на том, кто, вообще, ничего не хочет? На том, кто просто сидит на жопе, не прикладывая усилий для того, чтобы хоть как-то сделать свою жизнь лучше? – Бакуго оглянулся на меня, но тут же нервно дёрнул бровью, снова отвернувшись к окну. — Разве нужно говорить про того, кто даже ничтожного «спасибо» сказать не может тем, кто желает ему искреннего добра? И вы ставите его на первое место в списке класса? Идиоты. – не понимая всего сказанного, одноклассники просто замолчали, не зная, как даже отреагировать на всё сказанное от Бакуго...
****
После окончания последнего урока, я медленно, не торопясь, вышел из-за парты, складывая школьные принадлежности обратно в рюкзак. Все быстро покидали класс, желая поскорее вернуться домой.
Что-то было не так. Я чувствовал чей-то взгляд, что пристально начинался и заканчивался на моей физиономии.
— Слышь... – только услышав отрывок предложения от низкого до мурашек голоса, я быстро закинул на плечи рюкзак, а затем вышел из кабинета, смешавшись с толпой радостных учеников.
Я потихоньку отправлялся к лестничному проёму. И вот, зайдя за угол, я встретил ступени, ведущие к двери, за которой меня ожидала желанная неизвестность.
Каждая ступенька непосильно терялась за мной. И вот, стоя уже возле двери, я плавно приложил руку к ручке. Открыв дверь, резкие ветровые волны сильным замахом ударились об меня, даруя мне неприятные мурашки.
Я направлялся к окраине крыши, бросив рюкзак по пути. С желанием спокойствия, я решил покончить со всем спектаклем в моей жизни. Я перелез ограждение, и воздух намного сильнее захватил мои лёгкие в плен, не давая мне спокойно дышать.
Свежий от дождя ветер грубо гладил мою спину, пока глаза разбегались в разные стороны, посматривая на далёкую землю.
Я прикрыл глаза. После каждого глотка агрессивного воздуха, моим сухим губам приходилось не сладко.
Полностью пронизанным болью, я был обесточен, как будто энергия тела была за нулём.
Рваные облака прогуливались по небесным просторам, скрывая своей темной обложкой гадкие солнечные лучи, что только мешались бы моему взору. Верхушки деревьев покачивались из стороны в сторону, пока листья шелестели, образуя из своих шумов природную мелодию.
Постояв в минутном наслаждении природным пением, я всё-таки решил снова раскрыть свои слипшиеся глаза.
Далёкая трава с малейшим цветочным раем приветственно махала мне, зовя меня поскорее сблизиться с ними, пока ветер, будто молния, проносился у моих ушей, прошептывая успокаивающие слова: «Доверься мне...».
Я дрожал от усталости, что захватила моё тело вчера. Получая слуховой оргазм от песни ветров, я отчаянно улыбнулся, и мой взгляд склонился на место, где я положу конец своему существованию.
— Как же хорошо...
Ни каких слёз, никакого страха, а лишь сильное желание отбросить всё, просто сдаться. Инстинкт самосохранения не беспокоил меня. Я не чувствовал сильной тяги перелезть обратно, просто уйти домой. Сердце подсказывало мне, чтобы я просто спрыгнул и покончил со всем, что пыталось морально уничтожить меня.
Осматривая территорию подвластную моим глазам, множество разных цветовых тем большой порцией никотина прогуливались по моим венам, дурманя моё сознание. Всего лишь один маленький шаг, и я утону в вечных снах, сразу же получив нужный покой, который так хочет моё сердце.
В глазах темнеет, сердце бешено стучит, выталкивая остатки кислорода их моих лёгких.
Забвение – оно рядом.
Знаете ли вы, что ничего не может быть так легко?
Знаете ли вы, что всё будет происходит наперекор вашим желаниям?
Как бы ты не хотел сделать всё сразу без каких-либо отговорок, всегда произойдёт то, что собьёт тебя с пути твоих желаний, даже не предупреждая.
На секунду мне показалось, что я услышал тихое эхо, которое покрывалось сильным скрипом подошвы. Внезапный грохот, пронёсся в стороне лестничных ступеней.
Дверная ручка повернулась до упора и громко из-за ветра отворилась, отдавая неприятный скрип моим ушам. Мои мысли внезапно развеялись одним неприятным рёвом, что вырвался у входа на крышу.
Развернув голову на девяносто градусов, я не смог разглядеть человека, издаваемого шум. Мой зрачки заплывали в собственной усталости, не давая мне созерцать источник шума. Очертания человека было до невозможности размытыми, но низкий тембр голоса смог заставить мою голову построить образ. В заключение сам зов, что донёсся до меня, подтвердил мой мысленно собранный пазл.
— Деку!
Снова он – мой бывший друг, что постоянно травил меня, несмотря на странное родство.
Блондин с сумасшедшей скоростью побежал ко мне, бросив, как и я, рюкзак по пути, распространяя звук стирающей подошвы по крыше. Я хотел вновь почувствовать своё тело, но боль в мышцах, что досталась мне от ночной пробежки, практически сразу напомнила о себе, выстрелив в мой мозг холостым патроном, что был в распоряжении нервных окончаний.
— Стой, придурок!
«Зачем он пытается помочь? Зачем? Да к чёрту это всё...»
Я вновь отвернулся в сторону свободы. Ветер щекотал мой нос, пробиваясь острым лезвием в мои рецепторы. От кислородного голодания я окунался в сон, и я был только рад упасть в этот самый сон.
«Вот и всё...»
Моя нога переступила черту пустоты, и я провалился в свободное путешествие напролом ветровым стенам.
Мгновенье.
Что произошло?
Я умер?
Вопросы – они затмевали мою голову. Всё быстро вернулось на круги своя, как только я почувствовал болезненную нехватку воздуха. Воротник моей рубашки царапал мою шею, начиная меня душить.
Я живой?
Не понимая всего происходящего, я приоткрыл глаза. Пропасть. Свобода – она так далека от меня.
— Что ты, мать твою, творишь!? – горячая от причуды рука впилась пальцами за мою одежду, тем самым крепко держа меня в пустоте.
— Отпусти меня. – умоляя, прошептал я, смотря на зелёные просторы подо мной.
— Что ты сказал!? Отпустить!? – пытаясь удержать меня, Катсуки потребовалась помощь его второй руки. — Да пошёл ты!
— Прошу...
— Закрой свою пасть!
Он пытался меня поднять. Спустя несколько рывков, ему всё-таки удалось совершить свои намерения. Он, пересиливая тяжесть моего тела, перекинул меня обратно на крышу, отбросив как можно дальше от края.
Почему школьная форма не порвалась из-за такой нагрузки – останется для меня загадкой. Я мог уже давно рухнуть на землю, но, как назло, моя школьная форма тоже пыталась спасти меня. Всё идёт против меня.
Из-за усталости я не смог подняться. Всё, что я мог, так только смотреть на темное небо, не желая слушать упрёки Катсуки.
«Почему? Почему я не могу умереть?»
Как только блондин перестал покрывать меня токсичным словесным запасом, он незамедлительно схватил меня за воротник пиджака и чутка поднял.
— Тебе что, жить надоело!? – Он резво тряс меня за плечи, пока его красные от злости глаза скалили моё лицо.
— Тебе-то... какое дело... до меня? – недовольно сказал я, сдерживая неприязнь. — Не ты ли постоянно говорил мне, чтобы я поскорее сдох? Зачем же ты тогда меня спас? Из-за жалости, что-ли?
— Какое дело, говоришь?
Свирепо выдыхая воздух, он варварски отцепился от моей одежды, дав мне соприкоснуться с твердой поверхностью.
Думаете, всё так легко разрешилось? И вы будете не правы...
— Дело, значит... — его левая рука быстро вцепилась в мою шею, лишив меня возможности отвернуть лицо. — Дело... — затем он до хрустка пальцев сжал руку в кулак, широко им замахнувшись над моим лицом.
Жуть. Полный боли импульс волной прошёл по моему мозгу, отдавая обжигающие выстрелы нервным окончаниям. Я пытался выпуститься, но одноклассник не давал мне даже пошевелиться, раз за разом разрушая мои действия своим обжигающим кулаком.
— Придурок! – адская боль разъедала меня. — Мудак! Да я сам тебя убью!
Я терялся в болевых ощущениях. Мой мозг сотрясался с каждым ударом. Мои руки опустились, начиная судорожно дёргаться.
— Ты хоть знал... к чему приведет твоя тупая смерть!? – раз за разом его почти разбитые костяшки делали из моего лица отменную отбивную. — Отвечай! Что ты, мать твою, творишь!?
Красные краски бушевали в моих глазах, я почти лишился зрения из-за наплыва крови. Я терял сознание. Зверство Катсуки мигом испарилось, когда он увидел моё слишком изуродованное лицо, полное слёз и крови.
— Ост... Пожа... луйста... – болезненно вопил я, пытаясь его остановить.
— Как... Ответь, как ты мог так поступить!?
Его взор на меня слишком сильно изменился – он наполнился сожалением и грустью.
Невыносимая боль в районе висков, и временная из-за крови слепота не давали мне полностью прочувствовать контроль над самим собой.
— Подумай, что испытали бы те, кто тебя любил!? – посмотрев на свои размазанные кровью кулаки, блондин стиснул зубы. — Чтобы чувствовала твоя мать, узнав, что ты помер!? – он снова захотел замахнуться, но не сумел больше смотреть на меня, конечно же, из-за отвращения. – Ты так и не понял... Она бы не смогла больше без тебя! Почему ты не думаешь о чувствах других! Эдакий ты лицемер...
«Мама.» – последняя мысль о родном человеке окунула меня в пустое странствие, где не было ничего, кроме собственного себя...
****
Напуганный Грохот. Услышав женский крик на кухне, я и мой друг подлетели с дивана, в страхе переглянувшись между собой.
— Что там, Кач-чан!?
— Ты дурак? Я-то откуда знаю!?
Мы незамедлительно выбежали из зала и побежали навстречу шуму. Увидев своими глазами всё происходящее, я осознал, что прямо передо мной появляется портал в собственный ад.
— Масару, чёрт возьми, живо звони в скорую! – закричала Мицуки, успев поймать задыхающуюся в своей же крови Инко.
Масару сломя голову убежал за телефоном, пока Мицуки, не замедляясь, уложила подругу у стола, аккуратно повернув голову в сторону, дабы обеспечить пострадавшей свободное дыхание.
— Нет, нет, нет, только не это! – испуганно выкрикнула Мицуки. — Господи! Пожалуйста... Нет!
С каждой каплей крови, вытекающей из материнского рта, в моих глазах начинало мерчать от неутоляемого шока. Наши детские тела стояли в оцепенении, пока женский дрожащий голос не вывел нас из собственных кошмаров, получаемых при виде красной лужицы, что увеличивалась в объеме с каждой секундой.
— Не стойте же столбом! Бегом принесите сюда льда с полотенцем! Живо, я кому сказала!
Пока мы искали «нужное» для оказания первой помощи, Мицуки, не сдерживая слёз, смотрела на вымазанное красным цветом лицо, на которое она так сильно любила смотреть. Её губы были готовы прижаться к покрасневшей щеке подруги, чтобы хоть как-то дать знать, что она не одна.
— Эй, – подруга без лишних движений стала аккуратно гладить по опрятно уложенным волосам, пытаясь прекратить неприятные подарки изумрудных глаз. — Всё... Всё хорошо, – пытаясь успокоить свою подругу, прошептала блондинка, — Я с тобой... Всё хорошо.
Как только мы принесли всё необходимое, Мицуки быстро завернула лёд в полотенце, и приложила его к груди пострадавшей.
— Мне... – через плотные страдания завыла Инко, слегка подрагивая. — Очень... больно. – её лицо судорожно скукожилось от боли.
— Сейчас! Сейчас станет легче! — Смотря на слёзы своей подруги, у Мицуки раз за разом перехватывало дыхание. — Это лёд... Он маленько поможет тебе...
Мы ни на шаг не отходили от них. Конечно же, и я с Катсуки тоже не смогли сдержать своих детских эмоций. Слёзы ведрами падали с наших щёк. Я вцепился пальцами за края футболки, боясь произнести хотя бы одно единственное слово.
— Мне... Умоляю, только не засыпай! – насквозь дрожащая кисть перестала гладить по зелёным волосам. — Слышишь, только не засыпай, ну, пожалуйста! — мягко поджав к себе поближе, Мицуки удалось чуть-чуть прислониться к лицу подруги. — Я без тебя не смогу... Я... просто не выживу... Слышишь, не бросай меня!
Слушая тяжёлые слова от матери моего друга, я больше не смог стоять в стороне. Я быстро подошёл к матери, чуть не споткнувшись по пути. Я присел около неё и бережно взял её за руку, в полном ужасе начиная прижимать её к своей щеке.
Инко положительно ответила на мои действия, крепче заключив мою руку в объятьях.
— М... Мам... Мамочка, – я не мог смотреть на её лицо. Мной овладел страх смотреть в её глаза. — Я тут... я с тобой!
Тыльная сторона женской руки быстро намокла от моих слов.
— И... Изуку...
— Мама...
— Не бросай меня... пожалуйста... – покашливая, сказала Инко, крепче сжав руку. — Не уходи от меня.
— Я... Я всегда буду рядом... клянусь!
— Скорая уже в пути! – Закричал на весь дом Масару, начиная подбегать к нам.
Между мужем и женой завязывался громкий диалог, но, ощущая свои переживания, я лишился на некоторое время слуха. Я был будто под водой, где кругом царила нескончаемая глубокая для моих ушей пустота.
— Я... не оставлю тебя одну, мам... – неприятная горечь разрезала мою гортань, не давая мне хорошо разговаривать. — Никогда...
****
В мой нос ударил горький запах, точнее – вонь сигарет. Виски сильно пульсировали. Я, покашливая, смог приоткрыть свои глаза, разлепив свои ресницы друг от друга.
Услышав шорохи за своей спиной, Катсуки искоса посмотрел на меня.
— Поглядите... Очнулся, наконец-то. – держа в руке сигарету, блондин вновь устремился смотреть вдаль, выпуская из своего рта клубки плотного дыма. С каждым вдохом дым волнами улетал вдаль, оставляя исток своего рождения догорать до конца. — Я-то уже подумал ты всё-таки сдох... ведь ты так этого хотел.
Из моего рта вырвались сдержанные стоны. Медленно дотянувшись до своего лица, я рукавом попытался смыть гадкую краску со своего лица. Когда красная пелена почти сошла с моих глаз, я, как впервые в своей жизни, смог разглядеть до сих пор такое же темное тучи, сквозь которые уже начинали проявляться светлые отголоски привычных для всех просторов.
— Объясни мне... Что ты хотел доказать всей этой тупостью? – выбросил Бакуго. — Скажи мне, зачем?
Катсуки, заметив, что я не слушаю его, на секунду оглянулся на меня. Сигарета в его руке проводила свои последние секунды, начиная мимолётно рассыпаться, отпуская свой пепел в путешествие к свободе.
В ушах жутко звенело, будто звон церковных колоколов, что издавался слишком близко. Сдерживая неприятные ощущения, я попытался сжать кулак.
— Тебе разве не жаль свою мать?
От упоминания единственной частички, что заставляла меня собирать себя из множество пазлов, я прикрыл свои глаза, чуть ли не начиная завывать взахлёб. Как же много значимого смысла в слове «мама».
Женщина, которая подарила тебе жизнь.
Женщина, которая поделилась частью своей души, воссоздав новое творение, что умеет говорить, думать и испытать эмоции.
Она – богиня для своего дитя.
Меня задушила туманная пустота. Нет ни природных шумов, ни ощущения, что ты сейчас находишься с кем-то.
Яркие осколки воспоминаний воспроизводились перед моими глазами, вырывая меня из путешествия по останкам своей личности. Всё, что я чувствовал, так это – взгляд реальности.
Ускоренные шаги двигались в мою сторону, но я не не придавал этому особого значения.
Незнакомые пальцы жёстко вцепились в мою одежду, приподняв мою голову на пару дюймов. Мои веки инстинктивно разошлись друг от друга, и я увидел очевидно красные от злости глаза, что взглядом пытались убить меня.
— Почему ты, сука, молчишь!? Думаешь, что весь мир крутить только для тебя одного!? – с каждой тряской моего тела, мой мозг ударялся об края черепа, оставляя углы боли прогуливаться по мне. — Думаешь, что мы без тебя не сможем!? Ты думаешь, что только тебе одному хреново, а!?
Заметив искажение на моём лице, Бакуго бросил попытки достучаться до меня, и вновь отпустил, дав неудачно соприкоснуться моему затылку с твердой поверхностью.
— Хочешь доказать, что тебе можно все? Хочешь сказать, что ты можешь не отвечать за свои действия? Вставай – и я снова раскрою тебе глаза! Я выбью из тебя всю эту бесовщину... до того момента, пока ты своего собственного имени не забудешь!
Взглянув на меня в последний раз, он встал в полный рост, принявшись копаться в кармане своих брюк.
— Не думай, что ты один такой несчастный. Жизнь относится ко всем одинаково... – он достал из кармана крупный конверт белого цвета, а затем просто бросил его около меня, — Если бы не моя причуда, а самое главное – не моя мать, то ты бы уже помер! Не возьмёшь – забью уже до конца... – он начинал потихоньку отправляться к выходу. — Ты такой мерзкий...
****
Более-менее придя в себя, я сумел покинуть школу, успев кое-как умыться в школьном туалете.
Я не торопился подходить к дому – там ужасно страшно. Хромая от головной боли, я шагал по свободному асфальту, начиная потихоньку вслушиваться в каждый звук, в каждый шорох, что красил мой слух.
Прогуливаясь с малейшими остатками засохшей крови на своём лице, я на секунду остановился, осунулся на небо, что начинало принимать оттенок алого: розовые лепестки роз пробивались сквозь вышину, раскрашивая своим искусным цветом мой мрачный взгляд. Не могу сказать, что погода хорошая, одним словом, пойдёт.
«Когда же это всё закончится?» – я провел пальцем по виску, прищурив на мгновенье глаза от ноющей боли.
Что мной двигало на тот момент – неизвестно. Я слепо шёл по городу, не обращая внимания на окружающих меня людей, погруженных в свои мысли.
Вялый, мрачный город, где постоянно ошиваются злодеи, которым всегда хочется навести суету, да обычные горожане, которых интересует личное удовольствие. Даже не знаю, как живётся людям, которых лишили всего. Наверное, слишком паршиво.
Люди страдают, голодают, радуются любой копейке, пока другие – пафосно разбрасываются купюрами в разные стороны, не думая о малейшей помощи другим.
Виновником всех бед, голоданий – денежные купюры. Эта мировая валютная система забирает жизни. Чтобы ты не делал – заплати. Нет денег – живи на улице, либо умри.
К примеру, герои.
Спасают ли они людей по собственному желанию?
Может, для них главное статус?
Может, их интересует деньги?
Конечно, куда же без всей этой знаменитой похоти. Я думаю, если бы не было денег – не было спасённых жизней. Всем нужны деньги. Всем нужна популярность.
В нашем мире добрых людей осталось слишком мало. В моей жизни скоро не останется никого: ни доброты, ни семьи. Я потеряю всё, что у меня осталось. И с этим ничего не поделать – я бессилен – я в аду...
Что мне только не встречалось, пока я тяжело протягивал линию своих шагов по уже ночному тротуару: разные временные ночлеги, одним словом, отели с яркими вывесками, торговые центры, дорогие рестораны, множество рекламных баннеров с одеждой, а так же и с упоминанием популярных героев, которых любят миллионы окружающих.
Перестав смотреть под себя, я поднял голову к уже лунному небу, которое из-за света различных городских вывесок теряло свою красоту, и это расстраивало.
Знаете, есть люди, которые говорят, что звёзды – наши вторые глаза, которые исправят нашу жизнь, и направят нас на путь истинный. Они говорят, что звёзды – самое загадочное и волшебное, лишь они являются чудом неизведанной галактики. Если задать им вопрос о чуде, то они незамедлительно покажут своим указательным пальцем на небесные сплетения, и скажут: «Звёзды – божий дар, которому подвластно всё, главное – верить.».
Но, к сожалению, не думаю, что я отношусь к таким людям, ведь всё, что я перепробовал по их методам – слишком тяжело прижилось в моё сердце. Я как идиот молился звёздам. Я молился самому богу, ведь все говорят, что господь поможет каждому, даже тому, кто в него не верит. Я стоял на коленях у окна, пересиливая неприятное чувство, посматривая на звёзды, надеясь, что всё сказанное «Людьми Космоса» откажется правдой. Как и ожидалось, чудо не снизошло ко мне с ночного неба. Наверное, моё сердце и вправду не желает того, что я, наверное, хотел бы изменить, и это меня злило...
Я опустил взор вперёд, заметив огромный баннер, что находился не так уж и далеко от меня. Он был с такой ярко-золотистой подсветкой по краям, будто указывал на человека, которому должны все поклоняться. Благодаря уличной тьме, баннер сиял значительно видней. Но мозолью частью данной вывески – улыбчивое лицо героя под номером один – Всемогущего.
«Символ мира, спасающий людей с улыбкой, совершенно не может позволить себе подчиниться силам зла!» – гласила нескромная надпись на баннере.
А ведь раньше я обожал эту улыбку, теперь же сказать я этого не могу.
А, вообще, настоящая ли эта улыбка – искренняя ли она?
Без понятия. Мне уже дотошно смотреть на всё, что окружало меня на данный момент. Я вновь отпустил голову, пытаясь выбросить всё из своей головы раз и навсегда...
Различные люди проходили около меня, не обращая ни на кого внимания. На их лицах нет никаких улыбок, нет ни искренних эмоций – все ходят с заметными для меня масками, что скрывали истину. Некоторые шли, держа в руках телефон, даже не смотря себе под ноги.
Я никогда не приму мир, в котором я живу. И если бы у меня была возможность изменить реальность, то я бы незамедлительно сделал это. Я во что бы то ни стало сделал бы то, что смогло бы содрогнуть целый мир, да хотя бы чёртову половину.
Всё же, такого шанса у меня и в помине нет. Я не могу вернуть всё, что ускользнуло от меня. Моё сердце бьётся уже не так довольно, как могло раньше, когда я со всей уверенностью мог встречать своим взглядом счастье. Я даже не могу вернуться, сменить траекторию своего пути, где меня ждёт хороший эпилог, а не тот, на котором я стою сейчас.
Я – сходящая с ума, марионетка...
Настал момент, когда я шёл по знакомому жилищному участку, где я жил одинокие годы без обычный разговоров. Моё сердце охватило волнение. Вернуться в пустующий, наполненный болью дом – значит, быть съеденным собственными мыслями.
От безумно сильных ударов, прошедших по моему лицу, моя голова болела, раскалывалась пополам, как скорлупа грецкого ореха.
С каждым соприкосновением стёртой подошвы с природной поверхностью, воздух быстро выходил из моих лёгких, выхватывая у меня возможность кислородного насыщения...
****
Можно работать, мотаться по окраинам города, потом уставать из-за сложности жизни, возвращаться домой полностью лишённым настроения, но, вспомнив, что тебя ждут там, где ты живёшь не один, на твоём лице вырисовывается счастливая улыбка, выжигая светом все депрессивные мотивы взрослой жизни.
Ты вставляешь ключ в дверной замок, начиная проворачивать его по часовой стрелке. Открыв дверь, за которой стоит та, ради которой ты готов пахать до полусмерти, ты мгновенно встречаешься взглядом с ней, что со счастливым лицом начнет идти к тебе, в надежде выхватить у тебя самые долгожданные объятья, по которым вы оба скучали целый день.
Ты бросаешь чемодан посреди порога, а потом начинаешь идти навстречу к женщине, что жадно пожирает твои усталые глаза, которым нужна ласка и страсть.
Стены рушатся, преграды исчезают, лишь ты и она, лишь внеземная связь ваших нетрезвых сердец, проще говоря, счастье, не имеющее границ.
Я знаю, что и меня ждут. Меня ждёт одиночество, что заняло всё место на кровати, где мне бы хотелось спать и смотреть на единственного человека, которому я хотел бы открыться и больше не закрываться никогда. Пройдут года, что окончательно убьют меня, и меня все забудут. Забудут, как ошибку, которая не имела права находиться на этой планете.
Я навечно связан нитями с девой одиночества. Чтобы не случилось она всегда будет со мной. От меня отвернутся все, кроме неё, она меня любит, она меня и погубит...
****
Звон, скрежет зубов и невыносимая тяга к успокоению боли. Я приоткрыл слипшиеся от слёз глаза, встретив белый, полный трещин потолок, который мне, проще говоря, уже надоел.
Сколько я пролежал – мне неизвестно. Резкий поток пульсации пробил мои виски, вырвав меня из тихий странствий. Тихо замычав, я поднялся с кровати и подошёл к окну, за которым буйствовала красота: природа, уставшая дремотой, давно уже затихла, дав уверенно шагать весёлой тьме, что прятала под своим плащом природную красоту, на темном лоне небосвода горели яркие огни далёких звёзд, в то время как луна уже давно смущала своей бледностью глубину ночи. Всё уже давно находится в прохладных объятья ночного сна.
Смотря на такую красоту, я думаю, что каждый захочет прогуляться по улицам, где царит ночное спокойствие. Увидев одиноко стоящий фонарь, я вспомнил «её».
«Тога...» – я отчётливо помнил её пугающий выход под фонарный свет. Я помнил её объятья, когда мы стояли у окна. Я помнил нашу первую ночную прогулку, когда я впервые ощутил теплоту её губ.
Вы даже не представляете, как же мне больно вспоминать счастливые дни с тем, кого больше со мной нет.
Мне больно вспоминать её прикосновения, её голос. Её любовь – моя боль. Я похож на отпетого наркомана, которому не хватило денег на порцию порошка, что заставлял мозг расплыться в чувствах радости и спокойствия.
Собираясь снова улечься, я взглянул на кровать, в следствии чего случайно заметил рюкзак, лежащий у кровати, и сразу же вспомнил конверт, который Бакуго швырнул около меня.
Через некоторое время, я присел на кровать и достал этот плотный конверт, на котором красовалась надпись:
Не горюй, с любовью, твоя Мицуки-сан.
Деньги. Столько купюр я не держал в руках никогда. Кроме бумаг, на которых держится жизнь целого мира, там лежал и обычный тетрадный листок, свёрнутый пополам. Письмо.
Снова здравствуй, Изуку-кун. Знаю, что ты не желаешь принимать моей помощи, но, прошу, прими хотя бы эти деньги, что лежат в этом конверте. Я не могу тебя заставить переехать к нам в дом, но смотреть на то, как тебе тяжело живётся я не могу. Ты, как мой второй сын, за которым я обязана наблюдать. Я люблю твою маму, как и тебя, поэтому я не могу оставить вас одних. Вы – моя семья, с которой я не хочу никогда прощаться. Надеюсь, ты не сделаешь чего-нибудь глупого, и, прошу, приедь в больницу и...
— Что...
Я не смог дочитать письмо. Что-то влажное, вкуса металла, прошлось вдоль моих губ – кровь, алая, такая горячая. Несколько капель упало на письмо, оставив красные пятна на тексте, написанном ручкой...
Я плохо помню, что произошло дальше. Помню только, как сильный треск в районе затылка на секунду выбил свет из моих глаз, чуть ли не вызвав у меня рвоту...
Я прошел через бардак в комнате, перешагивая мусор и обломки, и зашёл в душевую. Расстегнув пуговицы рубашки, я встал у раковины, вдохнув охапку душного воздуха. Кровь шла без остановки. Дрожь перешла с моих рук на всё тело, выкачивая с меня стоны, полные неприятных ощущений.
Было больно стоять на осколках стекла. Было слишком страшно от всего происходящего. Я не знал, что мне сейчас делать. Всё, что оставалось, так это просто пытаться смыть всю кровь, что без остановки вытекала с моих ноздрей целыми ливнями.
Спустя некоторое время я просто рухнул на пол, зашипев от непереносимых страданий. Я сидел у ванны, смотря на мерцающую в моих глазах дверь. Звук воды напоминал приятную колыбельную, такую же успокаивающую, как во времена беззаботного детства, когда мама пела её перед сном.
Свет лампочки постоянно моргал за мной, будто поспевал за моими глазами. Через минут шесть голова на маленько утихла, дав мне возможность наконец-то насладиться тишиной.
Меня резко затягивало в сон, так сильно, на что я не был силах противоречить этой нужде организма...
****
Проходили медленно дни, пока мои слёзы с неимоверной скоростью вырисовывали шрамы на моих щеках.
Я постоянно стоял у окна, находясь в невидимых объятьях девы одиночества.
Деньги, что лежали в конверте, были почти не тронуты. Если я и брал – только на лапшу быстрого приготовления.
Мне больше ничего не хотелось. Смерть – да кому будет интересно стоять на кладбище, где умер почти одинокий человек, с которым никто никогда не имел дел.
Я признаю – я слабак, который ничего не добьется. Я даже не смог спокойно совершить самоубийство.
Что же делать дальше?
Без понятия. Может, снова попрошусь на работу в магазине. Вдруг, дадут шанс на исправление. Рано или поздно чужие деньги, лежащие в конверте, закончатся.
Может, навестить маму?
Мне страшно. Как только я вспоминаю минуты, когда я чувствовал привкус гнили в её словах, меня начинал окутывать ужас. Я люблю свою мать. Правда, люблю. Я люблю её так же, как и в детстве. Мне просто тяжело, тяжело от того, как она на меня смотрит. Я знаю, что ей больно. Мне тоже больно, может, станет и намного больнее. Всё зависит от времени, которого у меня «навалом».
Нужен ли я кому-нибудь?
Честно, я не знаю. Наверное, уже нет. Мама сказала не приходить больше. Химико ушла от меня, наверное, навсегда. Меня печалят воспоминания о временах, когда я не знал слова «одиночество». Меня выжимает изнутри, когда я вспоминаю момент, когда мне возможно выпал второй шанс на счастье. Я не смогу забыть хрупкое в своих глазах «чудо», что подарило мне второе дыхание.
Так где же девушка, что вселяла в меня давно утраченное чувство?
Неужели она меня забыла?
Может, я был для неё игрушкой?
Пожалуйста, скажите мне, что это ложь! Я не хочу верить, что я для неё был обычной безделушкой. Я не осилю этих горьких слов с её уст. Пусть, я знаком с ней совсем малое время, но моя сломанная психика приходит в норму только с этой девушкой. Может, я сошел с ума, если хочу быть с незнакомкой.
Как же дни, когда мы были вместе?
Как же чудесные ночи, когда мы спали в объятьях друг друга?
Как же её прекрасные поцелуи, подаренные мне?
Наконец, как же обещание, что мы будем вместе, несмотря ни на что?
Я больше не смогу без неё. Дни, когда я был один, давались мне самым жестоким временем. Когда же появилась Тога, я понял, что у меня, возможно, появился человек, который меня полюбил взаправду. Человек, который хочет быть со мной, не слушая моих возмущений. Я видел мир чёрно-белым, с ней же – мир менялся в прекрасный цвет орхидей.
Она – мой наркотик.
Голова болит, пока печаль затмевала мои глаза воспоминаниями о девушке, которая заменяло мне целое солнце. Плечи трясутся с каждым всхлипом, что тяготил исцарапанную мной грудь...
****
Лёжа в ванне, я крепко держал подаренную цепочку, боясь отпустить её. Ливень из душа старательно покрывал меня слоем теплой воды, смывая с меня слёзы и малейший пот.
Тога Химико!
Хотелось снова очутиться в тот момент, когда я впервые услышал имя, которое теперь навсегда начнёт согревать моё сердце.
Почему же я тогда был так глуп?
Почему я не мог сразу же принять её в своё сердце?
Почему я, как последний трус, не мог поцеловать её?
Почему я не мог постоянно обнимать её, ведь моё сердце хотело этого?
Почему я не могу вернуться во времени, чтобы заговорить с ней первым?
Всё останется в прошлом. Того времени не вернуть назад, а я бы так хотел этого.
Во мне живут демоны, что нарочно заставляют меня вспоминать каждую милую секунду с девушкой.
Если бы я только мог исправить прошлое с её присутствием, то я бы незамедлительно подарил ей любовь с первого же сонного взгляда на её улыбку в магазине.
Я не хочу... не хочу потерять тебя!
— Я тоже... – произнося слова в слух, можно было бы подумать, что я разговариваю с самим собой. — Мне страшно... Где же... ты?
Я разговаривал с воспоминаниями, которые давали мне шанс нарисовать яркий образ перед своими глазами.
Изуку, ты – причина, что даёт мне желание жить!
Я приложил именной брелок к своим сухим губам, чувствуя теплый от воды металл. Губы дрожали, глаза, уставшие от слёз, не сменяли красную краску на белках, расползаясь алыми линиями до зелёных зрачков.
Раньше, когда я находилась в этом парке... я думала, что быть с тобой – это только мечта...
— Это ты – моя мечта...
Я упёрся затылком к стене, тяжело взглянув на потолок, что скрывался за паром от воды. У меня нет возможности подняться и выключить воду. Хотелось заснуть в ванне, как злодейка, что когда-то пыталась скрыться от меня в моём же собственном доме.
Я люблю тебя... Изу...
Я прикрыл глаза, вообразив последние моменты нашего единства.
— Я...
Я запомнил её в этой серой тоске, где меня никто не поймёт, кроме незнакомки, что понравилась мне своей улыбкой...
