Мы - разные миры

**** Отвращение. В нос гонятся гниль и соль, стекающие с моих блядских глаз в мою рваную пасть. Ослеплённые смертью глаза видят перед собой девятое чудо света, окутанное обезумевшими цветами шизофрении. «Кто я?» — Никто. Куда завела меня тропа судьбы. В кого же я превратился. Гнев взрастил во мне зерно жажды людских взглядов смерти. Мне постоянно не хватает дрожащих пыток, мало одного стакана успокаивающей крови моей потерянной мечты вместо персикового алкоголя. «Как меня зовут?» – я уже почти не помню свою личность. Нехватка единственного взгляда, добрых ангельских слов, поцелуев и постельных часов привела меня к прощанию с моими правильными мыслями. Я был озабочен неодинокими днями и ночами, счастьем и печалью, но впредь я лишён всего – я лишён её. Я больше никогда не смогу целовать, трогать, ласкать свою драгоценную девушку, не смогу оберегать её, ведь впредь я лишён всего – я лишён её. Теперь я, как ошеломлённый религиозный фанатик, узнавший правду о несуществовании его божества. Я чувствую пустоту. Как бы я сейчас ни чувствовал себя мёртвым, я не жалею о своём выборе, который я с болью в груди принял, смотря на родное лицо. Наверное, это первый мой правильный выбор, совершëнный позавчера. Пути назад нет. Впредь я навсегда останусь одиноким. Никто больше не спустится ко мне с небес, не подаст мне руку помощи, ведь меня больше не спасти, не вытянуть из бездны темнее самой тьмы. Меня больше никто не остановит, ведь больше за свою доброту и счастье я не держусь. Ко всем, кому удастся подойти ко мне поближе или подумать обо мне, придёт гибель, лишённая жалости и веры в пощаду. Кап-кап. Обезображенный дождь, пропитанный слезами и отчаянием человека, поверившего в то, во что он больше не поверит. Капля за каплей. Каждая из них ждала и верила, когда же я поскорее покину здание и смогу с ног до головы быть съеденным их дружной слякотью. Смерть наполняет нужный всем сосуд своим холодом. Для всех я лишь ключ к господству над врагом. Я принял все свои сверхсилы. Мой усиленный слух до мельчайших деталей открывал мне далёкий вид из надвигающихся в мою сторону полицейских машин и группировки известных всей Японии героев, от которых я не желаю скрываться, да и не сумею уже. Я чувствую тревожное дыхание каждого, особенно могу распознать дыхание одной, той, что обещала наставлять меня и всегда помогать мне. Мне уже плевать. Моё сердце устало. Пора покончить со всем. Люди правосудия теперь знают, кого они ожидают увидеть. Теперь они знают, что я тот, в чьей крови течёт сила, превосходящая причуды всех живущих на это планете. Я весь в отца. Яблоко от яблони. Не сбавляя скорости, шины сине-красной справедливости яростно плевались остатками грязи от луж на еле заметные следы подошвы, всё быстрее и быстрее надвигаясь в сторону громких смертей, которые произошли благодаря одной ошибке, созданной людьми. Некоторые герои разрезали собой воздух, стремясь ко мне намного быстрее машин. Всегда, когда мне хреново, идёт сумасшедший дождь. Пара минут, и все будут ждать меня у входа. Но никто не сможет сюда зайти, оставленный мной яд погубит их. Дыхание сводится к бесовщине. Глаза, ловившие воспоминания о грустном женском силуэте цвета цветка адониса, начинали терять свою точность перед разорванными трупами охраны. Одна непохожая на миллиарды частичка дала мне истинную сторону моей жизни, дала мне понять, что в этом мире я могу считать себя обычным человеком, а не убийцей, гибелью. Теперь я совершенно один. Значит, я снова стал одичавшим зверьём. Облепляющие меня демоны дышали сквозь моё дырявое от пистолета тело, принуждая меня сильнее склоняться к потере сознания от потери крови. Но мне не больно. Я потерял свою боль, осталась душевная. Грусть накатывалась от понимания, что я всегда буду на шаг позади моих врагов. Ненавижу всех. Ненавижу себя. Я снова в объятьях одинокой жрицы, которая безумно ждала меня. Я потерял доверие всех, с кем я сроднился за время моей работы на мафию, которая раз за разом пичкала меня веществом полного безумия, которая обещала безопасность, но соврала. Сердце дрожит, как и губы, и глаза. Не страшно. Больше нечего бояться, ведь мне нечего терять. Я сделал всё, что он сказал. Моя цель выполнена – пора убраться прочь. Вот моё решение. Плетусь, теряя последнюю часть себя. Я сломан – окончательно. Забытое прошлое восстало против меня, неизвестное будущее отворачивается от меня. Никто не заслуживает жить, когда страдаю я. Никто не заслуживает счастья и добрых будней, когда меня губит мир. Но как бы я ни хотел всех наказать, я просто не могу позволить себе столько энергии. Тело изжило своё, душа полностью очерствела ко всему живому и мёртвому. Что такое жизнь? Что такое смерть? Хромая по захряпанной кровью плитке, мне ничего не оставалось, кроме как сдаться властям и дать меня упрятать в тартар навсегда. Так будет лучше для меня. Я наконец-то смогу быть в тишине долгие годы, постепенно забывая всё, сбрасываясь к заводским настройкам. Пахнет металлом. Глаза бегают по раскиданным по этажу кускам гнили. Мне пришлось их наказать. Руки дрожали, синели от открытых переломов, от воспоминаний, как они пробивали смертью жизнь. Я иду в сине-красный конец, желая уже навсегда обрести покой полностью связанным за пуленепробиваемым стеклом в тюрьме. Меня никто не спасёт. Кровь покрывает меня с ног до головы. Белая рубашка отныне цвета бордо, как и моё разрезанное ножом лицо. Мне идёт красный цвет, мне идут уродства на моей морде, которая вгрызалась в шею своими, словно бритва, клыками. Мир сделал меня уродом, сделал меня козлом отпущения. Я – ошибка готического мира. Я должен быть там, где место такой ошибке, как я. Спотыкаюсь об свои же ноги. Шёпот одному человеку, находящемуся далеко от меня, перешёл на тошный кашель кровью. Она больше не сумеет ощутить мою печаль, злость моих врагов. Я оставил её, когда был нужен. Я оставил её дважды. Второй раз я поступил правильно. Пусть моя рука так и хочет вырвать моё чёрное сердце, я всё сделал правильно. Она будет спокойна, она будет счастлива. Она меня забудет – навсегда. У неё начнётся новая счастливая жизнь без меня – я этому рад. Мой гнев превосходил мою личность, лишая меня всего себя. Взрыв патронов, благодаря тактике бывшего героя и теперь бывшего лучшего стратега, крупно задел меня, оставил открытую, без кожи, плоть красоваться на мне. Зомби. Рёбра, позвоночник и пробитая голова не давали мне идти в полный рост, резким хрустом заставляя меня поникнуть. Чудо, что я могу ходить, дышать и мыслить. Закрытые и открытые переломы, помутневший вид в глазах, хлещущая изо рта кровь. Сила не спасает меня. Тогда, когда она мне нужна, не нужен ей я. Я не погибну. Так или иначе я буду жить. Без меня причуды как утратят себя, так и не сумеют показать себя всему миру. Буду идти, лишаясь каждой минуты воспоминаний о лучших временах моей жизни с белоснежной женской красотой. Монстр, лишённый своей красавицы. Безнадёжно. Не быть мне принцем. Главное, она останется красавицей, что бы с ней ни произошло. Моя красавица. Моя потерянная судьба. Моя принцесса. Туфли неизбежно сталкивались с человеческим мусором, отбивая мои пальцы. Медленно проходя по этажу, я чувствую впереди жизнь. Меня уже ждут, я в тупике. — Моё имя... Забуду ли я Химико? Я не помню почти ничего. Кто я? Сколько мне лет? Какая у меня фамилия? Уже неважно, что я забыл свою личность, свою далёкую жизнь, главное, в эти секунды я помню свою любовь, пока что помню свои силы и данную цель. Но сколько у меня времени, пока я всё не забыл? Я умираю. Глотая вино своего организма, я вдыхал жаркий из-за моих слёз воздух, что негативно проникал в мои лёгкие, пронзал меня иглами. Несильно сжав кулак, я пытался дождаться момента, когда покину этот тупой центр связи и навигации героев, когда для моих глаз откроется вид на спасителей мира и хранителей города. Они сами виноваты, что дали забытому союзнику дожидаться своего конца в таком небезопасном здании. Я их наказал. «Подари...» — ...мне последний танец. Через не уцелевший остеклëнный фасад я вижу кучу сердец, которые я не сумею затушить. Вижу, как на меня наставлено оружие, как море глаз не может зайти и повязать меня. Два полицейских цвета режут мои заплывшие глаза, не давая мне чётче разглядеть людей, но даже так я мог понять, кто там находился из узнаваемых людей. — Моё имя... Выходя через разбитый выход, я слышал, как мне кричали, говоря сдаться. Холодный ветер дул сквозь меня. Проблески луны из туч задевали моё лицо, пытаясь в спешке достучаться до меня своей красотой. Сплошные потоки небесных вод заглушали моё сбитое дыхание, громко избивая асфальт. Видя своё лицо, я понимал, как люди были удивлены, увидев меня одного, окончательно изуродованного. Стою, осматривая каждого. Для них я выгляжу как мертвец, покинувший своё место под землёй. Ух ты, я вижу его, того, кого раньше мечтал увидеть. Наверное, он ошарашен, увидев в моей руке голову своего бывшего друга. Моя старая мечта сбылась. Когда ты ещё мал возрастом, ты веришь в невозможную правду, в чудо, которое на самом деле не является чудом. Он выглядит как обычный здоровяк. Не удивил. Где эта сияющая улыбка героя номер один? Я знаю, что Всемогущий только что спустился с неба ко мне, успев прошерстить этаж своего товарища, бывшего друга. Он увидел его тело, я уверен. Как же до этого всё дошло? Мои губы нервно скучают по тем временам, когда с улыбкой целовал Химико, не чувствуя оков в своих желаниях. Моя жизнь угасла. Моя вера в долгую жизнь неизбежно тлела на моих глазах, давая мне одинокий миг на осуществление своих счастливых желаний... А ведь... Их так было много. Много? Много чего? Щелчок. Пальцы обвисли, отпустив длинную чёлку, за которую я держал отгрызенную мной голову. Сознание замкнулось, мысли улетели в небытие, воспоминания были стёрты, как стержень карандаша, оставив лишь одну просьбу. — Убейте меня. **** Я так далеко от своей частички. Уверен, сейчас она лежит под одеялом в безумном поту и моей крови, ей снятся тёплые сны, где она не знает страха одиночества. И мне так приятно от этого. Знание, что сейчас она не думает ни о чём, кроме меня, успокаивает меня, мотивирует копить новые появляющиеся с каждым днём грехи, которые рано или поздно напомнят о себе. Да и фиг с ними. Во рту чувствуется крошечный привкус её эякуляции, которой она брызгала на моё лицо, с улыбкой выкрикивая моё имя. Чувствуется её вкусная моча, которая из-за недержания брызгала на моё тело, каплями соприкасаясь с моими губами. Сладость. Нам было так приятно в эту ночь, так комфортно и радостно, но так грустно и больно. Если бы не лимит наших тел, вряд ли был бы конец нашей взрослой ласке. Хочется пить и пить её жаркую кончу, вырывающуюся струёй между её половых губ. Помню, как отдавал поцелуи её ногам, оставляя следы крови, внутренней стороне бёдер, на которых я оставлял там засосы, вдобавок впиваясь пальцами в снова посиневшую открытость. Когда она раздета, она постоянно срывает с моего лица страх и волнение. Её тело – моя слабость. «М-м-м... Я весь в своей крови и твоей карамели». На моей одежде запах её парфюма, пота, я различаю каждый запах. Я весь пропитан любимой девушкой. Это так приятно. Прикусив воротник слегка расстёгнутой рубашки, я глубоко вдыхал наш с ней запах. Она постоянно ходит по комнате в моей рубашке, она ей велика, хотя раньше моя одежда была ей мала. Времена меняются. Я стал взрослей, выше и здоровей. Она чувствует защиту и любовь, от которой на её лице постоянно виднеется улыбка. Без понятия, в какое место едет машина, в которую меня впихнули с улыбкой. Голова прижата к окну, глаза смотрят на цвета света, проносящиеся по бокам автомобиля. Сон настигал меня на каждом шагу, тяжело от него скрыться, когда не имеющие смысла разговоры, как колыбельная, убаюкивали тебя. — Нет желания ехать ночью. Нагант, для чего всё это? – спросив, Сецуно взглянул в зеркало заднего вида, посмотрев на меня. Надоел уже. — Для чего нам сдался падший герой? Может, ну его? Она игнорировала его, смотря с мыслями на дорогу. На секунду взглянув на неё, я достал телефон. Включил экран, и мне сразу предстала полная радости фотография Химико. Я так помешан на ней, не могу на миллисекунду выбросить её из своей больной головы. Мне постоянно мало её, как и ей меня. — Чтобы лучше узнать о враге, нам нужно встать на сторону врага. — Я, конечно, на всё уже согласился, но вдруг он замышляет сдать нас героям, когда мы ему поможем? Нагант, ты это продумала? Или ты, как обычно, своей жопой думаешь? – настороженно спросил Сецуно. — Ты знаешь, что он может сделать. Это же герой, чёрт тебя побери. Они те ещё сволочи. Зачем я покинул комнату? Ломает изнутри. Хочется снова и снова обнимать свою визави и никогда не чувствовать холода, который я чувствую сейчас от одиночества. Мне некомфортно с этими людьми. — Знаю я, Тойя. Но скажи, ты жаждешь умереть по прихоти Чисаки? Когда ты уже поймёшь, что ему плевать на наши жизни, у него есть цель, – чувствую её взгляд. — Мы его пешки, я устала от этого. Я хочу свободы, я не хочу быть рабом, который сдохнет тогда, когда он скажет. — Смерть уже устала меня ждать, но я так не хочу умирать. Страшно, однако, – я не знаю своего напарника, никогда не узнаю. Мне нет до него дела, как и до Нагант. — Жизнь... Она же по-своему удивительна. В аду нас троих, конечно, безумно ждут, но так хочется напоследок стать счастливым и кому-то нужным. Не одному же Мидории кайфовать от женских взглядов и своей ярдерки-невестки. Блин, завидую, но я так счастлив за него. Эй, Мидория, ты слышишь? Я говорю, я счастлив за тебя, братишка! Глядя на светлую улыбку, мои глаза не желали забывать каждый день и каждую ночь, когда я улыбался вместе с ней. Она стала счастливей, когда часть меня находится с ней, даже когда самого меня нет рядом. Смотрит на обручальное кольцо, целует и улыбается, как только вспоминает, как я сделал ей предложение. Только её улыбка готова отнять у меня сон, только она заставит меня страдать бессонницей. — Если всё пойдёт по плану – будет у тебя твоя счастливая жизнь... Даю тебе слово. Главное, чтобы все были заодно. — Сомневаюсь, Леди. У отбросов не бывает счастья. Прикрыв глаза, я не успел опомниться, как внезапно заснул, продолжая слышать разговоры впереди сидящих. **** — Какое же у меня красивое колечко, – оседлав меня, она рассматривает свой безымянный палец. Прошло два часа с её выхода из душа, а мы оба ничуть не устали. Эпилога в нашем счастье никогда не настанет. — Так блестит, сияет, я вижу своё отражение на золотистом ободке, – моя рубашка на ней, небось безумно пропахла ею. Я не против. Она обожает носить мою одежду. Делает всё, чтобы я был помечен запахом и следами. — Ты счастлива? – я никогда не забуду все поцелуи на мне. Никогда не забуду, как под нами таяла постель, множество тем на нашей запачканной простыне. Никогда не забуду дня, когда зрачки её ярких глаз впервые были рядом со мной. — Наверное, не такого позорного предложения ты хотела. Наверное, хотела что-то невообразимое, а получила – моё очередное нытьё. Тряпка я. — Я даже представить не могла, что я когда-нибудь стану так близко к тебе, Изуку. Множество моих желаний было исполнено, а исполнил их мой вечно любимый, кудрявый и романтичный трусишка Изуку Мидория. Моё голое счастье. Глаза цвета плесени замечают крошечные капли пота, медленно стекающие по светлой женской коже. Я чувствую её пот, он безумно отличается от моего: её пот кисло-сладок, приятный и ненасытный. — Только ты знаешь настоящего меня, – пускай она никогда не узнает всех тайн, которые навсегда останутся со мной. Она никогда не должна узнать, какая участь ожидает меня. Сколько бы я ни кричал от боли во сне, у меня нет голоса. Никто не услышит моего страха, особенно она. — Я всегда останусь плаксой и трусом, я этого не стыжусь... Если мне выпадет шанс спасти тебя в момент опасности, я забуду настоящего себя и приду за тобой. Ты – моя храбрость и жестокость. Ты – моя самая главная сила. — Только твоя, – ягодицами имитируя волны, она неспеша улеглась на мою грудь. Чувствую её острые соски, кислотный запах из её маленького рта. Мой член трëтся о неё, нам обоим приятно. — Твоя, твоя, твоя и больше ничья. Ты уже стольких убил за меня, стольких пытал у меня на глазах, я... Мой психопат меня любит, – чмокнув мою грудину, она не стала вглядываться в татуировки на моих плечах, которые скрывались подо мной, сливаясь воедино во всю спину. Год-два, и всё моё тело забудет цвет настоящей кожи. — Как и я люблю его. — Правда? – параноик. — Скажи ещё. — Правда-правда, – целует мои выступающие ключицы, мой заметный кадык, единично кусая его. Моя шея для неё антистресс. — Люблю, вечно люблю. Как же важно не чувствовать себя лишним в этом мире. Именно такое чувство преследовало глупого меня. Я всегда чувствовал себя лишним, этот мир не принимал и не принимает меня. Теперь мой мир не планета, не общество, от которого меня тошнит. Мой мир – это обычная девушка, которая всегда мечтала быть любимой. Её мечта сбылась. — Я помню, как я ныл под одеялом после школы, после работы. Чёрт, я ныл каждый божий день от того, какой я слабак. Ныл и ныл, но... теперь я понял... — И что же ты понял? — Я понял, что я плакал не потому, что я был слаб, а из-за тебя. Да, из-за тебя. Наверное, глупо звучит. — Не-а, продолжай. Взбей моё сердце своими романтическими словами. — Теперь я понял, что мне не хватало тебя. Безумно не хватало своей частички. У меня не было сердца, ведь моё сердце – это ты, – подняв руку, я гладко прикоснулся к её щеке, неактивно поводя ладонью. — Пускай я тебя... Я всегда знал, чего мне не хватает. Я всегда мечтал встретить тебя. Жизнь до встречи с тобой не давала мне поверить в то, как я буду лежать с тобой наедине. Говорят, что когда-нибудь всему приходит конец, но не в этот раз. Моё тепло никогда не закончит согревать тебя. Мы с тобой исключение. Куда ты – туда и я. Умрёшь ты – умру и я. Без тебя я не должен существовать. — Мой... Мой любимка меня любит... Она тоже подняла свои руки к моему лицу. Гладит мои щёки, бережно и нежно. Она неповторима, как снежинка, падающая с миллионами неподобных ей. Такая девушка только одна. Никто не сможет хоть на каплю стать похожей на неё. Никто. — Ещё как любит. Люблю тебя, как небо любят звёзды. Такую девушку не описать словами, фантазиями, не нарисовать и не сфотографировать. Никакие комиксы, книги, фильмы и сериалы не сумеют передать уют и тепло в её глазах. Таких, как она, больше не найти. Она единственная. И она моя. Как же я рад, что судьба хоть раз сделала мне подарок. — Скажи, а я миленькая? – улыбается, как улыбается только при мне. — Я миленькая? Опустив руку, я обнял её уже двумя разбитыми конечностями. Прижимаю её живот к своему, своё сердце к её. — Самая милая на всём белом свете, – со мной она никогда не чувствует страха. Ей никогда не снятся кошмары, когда рядом я. Всю её боль я забираю себе. — Обычная, красивая и бесподобная, такая, которую я всегда любил и буду любить, – она в моих руках, никогда не смогу отпустить её. — Даже не пытайся говорить, что ты чокнутая, иначе мне придётся отрезать твой язык. Будешь ты у меня немой, но такой же любимой и единственной. — Ты сделал меня невероятно счастливой, – в её глазах начинали выступать слёзы, которые она резко скрыла, прижавшись лицом к моей шее. — Самой счастливой... Счастливой на всём белом свете. Пока я слушал её, слёзы настигали и меня. Я понимаю каждую нотку в её голосе. Я понимаю боль и страдания, которые она никогда не сумеет от меня скрыть. Мои руки прижимают её к себе, пытаюсь заглушить переживания. — Падай звездопадом только на меня. Её длинные ногти сдирают с моей спины кожу, всё глубже и глубже вонзаясь в меня. Жестоко царапает, пытается содрать огромную татуировку. Кровь не торопясь скатывается к простыне, пока гнилая мразь в моей голове продолжает воротить меня. Я не хочу спасать себя. Мне на себя плевать. Хочу спасти её, спасти хотя бы часть её, чтобы она всегда считала себя нормальной и обыкновенной. — Изуку, Изуку, Изуку... – скребётся и скребётся. — Мир не стоит твоих слёз, – рука приподнялась к её макушке, плотней прижимая её голову к моей заплаканной шее. — Укуси меня. Укуси, прошу. — Я... Почему, Изуку?! — Пей моей крови столько, сколько захочешь. Моя кровь вся твоя. Пей и пей... Блаженство. Клыки глубоко пронзают плоть, начинают, как шприц, высасывать кровь, не намереваясь её возвращать. Прижимается ко мне сильнее и сильнее. Её зубы вгрызаются в мою шею, она желает откусить, но не может. С горем стонет, высасывая всю жизнь в моём теле. Не больно и не противно. Из-за меня она стала такой. Из-за меня она вся в крови, из-за меня она узнала про боль... Я окрашен в цвет демона. Взад-вперёд. Её ногти тянут постельное, пока стоны вываливаются из её кровавого рта. Она вся в крови – в моей крови. Сердце ломает мои рёбра от больного возбуждения. Её грудь скачет снизу вверх, побуждая меня целовать и заглушать крики моей возлюбленной. Снова сломала ногти о мою кожу, оставив после рваных порезов кровавые водопады. Раны не спешат заживать, слёзы не рвутся прекратить счастье на наших глазах. Любовь никогда не потухнет в наших сердцах. Этому не бывать. Вагина сжимает пенис точно так же, как и её руки пытаются прижать меня. — Прошу тебя, – секс – не решение печали. Он никак не спасёт наше время от грусти. От него мне не станет легче на душе, когда она сквозь стоны продолжает рыдать. — Не плачь. — М-м-м, я... — Что же ты... – с открытием её глаз я прекратил свои типичные движения. Член лежит на её небритом лобке. Смотрим в родные глаза. Как же легко довести эту девушку до слёз. — Милая... — Я... как же я устала! Изуку, пожалуйста, спаси меня! Я тебя умоляю, забери меня отсюда! Я боюсь! – во время шёпота бордовые слюни слипались между собой, напоминая паутину. — Изуку, почему жизнь так жестока к нам! Страшно! Я боюсь потерять тебя! Боюсь остаться одна! — Ну всё, перестань... Не... Не надо. — Почему мы не можем жить спокойно! – глаза красные-красные. С печалью трогают моё мягкое сердце. — Чем мы такое заслужили! Я боюсь такой жизни! – скользит щекой о моё плечо. Ноги зажали мою талию, как и её руки мою грудь. — Почему мы не такие, как всё! Как же я хочу быть совершенно обычной, чтобы я ничем не выделялась в обществе! Хочу быть с тобой самой особенной, но и обычной девушкой для окружающих. Хочу, чтобы меня считали похожей на человека! Чертовка! — Как бы ты ни старалась, я никогда не приму этих скверных слов, потому что это неправда, – аккуратно прилёг на левый бок. Пальцы исчезают в её влажных волосах, намертво цепляясь за её голову. — Не нужно так. Не нужно. — А что тогда правда?! Что?! Родители меня ненавидели... Я убила их! Я убила тех, кто подарил мне жизнь! Школа меня травила, Лига меня использовала! Я никому не была нужна! Кому я нужна в этом мире?! — Только мне. Лишь мне нужны твои глаза, лишь мне нужна моя эмоционально слабенькая девочка... – целую её заплывшую щёку, которую мне удалось встретить губами через гущу сплетённых светлых волос. Она горячая. Температура. — Я люблю тебя, люблю тебя, прошу тебя, не переживай. Такое часто случается, но я никогда не устаю её успокаивать. Я никогда не устаю убаюкивать её в своих руках, никогда не устаю произносить три слова, в которых мы полностью уверены. — Люби меня! Люби меня! Она ярче и теплее солнца. Она не одинока, как луна, окружённая бесконечностью звёзд. Одно удовольствие быть рядом с ней. Одно удовольствие заботиться о ней. — Я люблю тебя, моя любовь к тебе нездоровая – сумасшедшая, – у неё нет больше никого, кроме меня. У мне нет больше никого, кроме неё. — Скоро, подожди чуточку... Я увезу тебя далеко-далеко отсюда. Веришь мне? — Верю! — Представь, как тебе будет спокойно далеко от этого места, как ты будешь счастлива рядом с любимыми цветочками, – мёртв внутри. Смерть всегда будет надо мной. Но она никогда не будет над Химико. Не могу держать свои воспоминания в здравии. Не могу здраво мыслить, когда рядом с ней. Хочется, чтобы луч надежды попал прямо по её сердцу и изгнал старую жизнь. Как бы я ни заебался служить Чисаки, у меня есть цель, которой я просто обязан достичь. — Цветок адониса всегда будет рядом со мной. — П... Почему именно адонис? Есть же множество других цветков. — Цветок цвета твоих прекрасных глаз, красоты платья, в котором ты пошла со мной на наше первое забавное свидание. Я никогда не перестану любить свой единственный жëлтенький цветочек. Снова пьёт мою кровь, не может насытиться. Ей мало и мало. На моей шее одни раны, её клыкам мало находиться на одном месте. — Моей девочке вкусно? — М-м-м, да... Мой милый вкуснее любого напитка и еды, – срывает покрытую шрамами кожу на моей груди. Всё заживёт, всё оставит приятные шрамы от её рук. Память о ней навсегда сохранится на моём мëртвом теле. — Тебе не больно? — Мне приятно, когда я чувствую твои зубки в своей шее, – отстранив её лицо, вижу родной ротик. Капли касаются её подбородка, скул. Ей идёт красный цвет. — Я больше не чувствую боли, хоть топором меня руби. Я люблю, когда ты кусаешь меня, рвëшь моё тело, с любовью целуешь каждую часть меня. Мне не нужны никакие чувства, кроме моей любви к тебе, – она не моргает. Прижавшись к её лицу, мои губы кропотливо коснулись её. — Я знаю, как тебе тяжело, знаю, когда ты хочешь плакать и кричать, знаю, как заглушить все печальные чувства, чтобы ты успокоилась. — Я знаю, – вся её кожа – чудесный перелив перламутра. — Я – твоя главная и единственная слабость. Я тебя гублю, тяну на дно, но... Мне не стыдно, потому что я люблю тебя, хочу тянуть в любые муки, главное – мы должны быть вместе, – поцеловав меня, она стала вылизывать мои губы. Медленно и так приятно. Мягкий язычок застыл, ожидая, когда же мой рот откроется. — Я не дам тебе упасть, если мир ещё хоть раз разобьёт тебе сердце – я сожгу его дотла. Я сделаю всё возможное, чтобы мир извинился перед тобой, – наши пальцы слились воедино. Глаза ловят бесконечный любовный контакт. — Я люблю тебя. Позволь мне спасти тебя. — Ты хочешь меня спасти? Правда? — Это был не вопрос, цветочек. Я спасу тебя, чего бы мне это ни стоило. Я заставлю солнце и луну сиять только для тебя, заставлю звёзды разговаривать только с тобой. Вся божественная красота будет только твоей. Скоро в нашей жизни наступит рай, пока остальные познают последствия нашей с тобой печали. Это мир падёт перед нами, мы будем их богами, даю тебе слово. — Меня не интересует солнце, луна и звёзды, когда весь уют и красоту я получаю от своего будущего мужа, – в её глазах наступает рассвет. Дышит моим дыханием, получает от этого удовольствие. — Без тебя я бы никогда не поверила в счастливую жизнь. **** Десять минут назад мы встретили человека, личность которого Нагант хотела скрывать до встречи на почти достроенном, но всё равно пока безжизненном районе нашего города. Битва Всемогущего и Взо спустя почти год не может скрыть свои следы. Вчетвером сидим за столом в углу заведения. Мутный жёлтый свет почти не доходит на нас, делая обстановку мрачнее. — Эй, ребят, вы не боитесь остаться без головы? – серьёзно сказал я, смотря на крысу. Капюшон позволил ему пройти с нами. — Думаешь, ты много знаешь обо мне? – злюсь, смотря на него. Он чувствует мою неприязнь к их принятому без моего согласия решению. — И неужто вы подумали, что, услышав ваши планы, я соглашусь сделать то же, что и вы? Находимся в подпольном клубе, где в данное время проходили бои, никак не впечатляющие меня. Шумиха толпы не мешает нам сидеть с алкоголем и сигаретами, ведь мои нервы заглушали мои уши от балагана. — Я понимаю тебя, парень, – глотнув из бутылки, он снял капюшон. — Но ты вряд ли понимаешь все последствия, которые произойдут, если ты не согласишься нам помочь. Шота Айзава. Сотриголова. Передо мной сидит мужчина с длинными чёрными волосами, спадающими ему на плечи, и седеющей щетиной. Я вижу только один его уставший глаз, другой закрыт чёрной повязкой. Его кожа не бледнее, чем моя. Его волосы растрёпанные. Сидит перед нами, показывая свою инвалидность после битвы света и тьмы. — Что тут понимать, два товарища, с которыми я почти год работаю сообща, оказались крысами, – конечно, мне нужно было изучать намерения троих человек, рядом со мной сидящих, но я не мог сдержать свои эмоции от их плана. Сколько бы ты ни держался спокойным, ты всегда сорвëшься, когда в твоей жизни одно напряжение. — Зачем мне нужны твои лицемерные бредни, если я могу сделать вот так... — Деку? – незаметно пробормотал Сецуно, сидящий рядом с падшим героем. — Да брось. Я приподнял пистолет на уровень лба Сотриголовы, мой неморгающий взгляд бесчувственно открывал герою моё настоящее желание. — А героев учили готовиться к печальному исходу, наверно, вы всегда думаете, что вы всесильны и вас будет всегда преследовать удача? — Думаю, ты понимаешь, что у злодеев не бывает счастливых финалов, – Айзава холоден в своих словах. Он знает, что говорит. — Несправедливость – главная черта жизни, чемпион. И я каждый раз видел печаль в людских глазах, болью меня уже не удивить, как и тебя, я понимаю. Мы с тобой похожи. — То, что от тебя отвернулись твои союзники, не даёт тебе права говорить о несправедливости. Кому будет нужен калека, правильно, что к тебе не относятся серьëзно... На жалость давишь, инвалид? — Деку, успокойся. Опусти пистолет, – Нагант пытается прекратить бунт словесно. — Выслушай нас, я обещаю, ты согласишься. — От первого взгляда на твою старую рожу я так и хочу сделать дыру в твоём морщинистом лбу. — Бро, не кипятить ты так. — Ты-то... Что с вами творится? – мимолётно одолев взглядом знакомые лица, я снова переключился на героя. — Кто ты такой, чтобы совать свой нос в мою жизнь!? Нашёлся здесь помощник, пошёл ты, понял? — Находясь здесь, будучи якудзой, ты уже злодей. Я знаю, что ты отличный боец, может, и человек ты был хороший, но не забывай, что сейчас ты бесчеловечный убийца, которому скоро придётся платить за свои грехи. Как и мне, как всем нам. Но... А пока... — Я уже заплатил сполна, с меня довольно, теперь будут платить люди. Мне уже никто не поможет выбраться из дерьма, в котором я утонул. — Ты так думаешь? – сделав глоток пива, он поправил свои волосы. — Миру всегда не хватает людской платы, надеюсь, ты понимаешь это, Мидория. Но мы можем заплатить за нас другой жизнью. — Взгляни на нас, Айзава. Мы стали злодеями по вашей вине. Ну-ка напомни мне, Сецуно, из-за кого ты оказался в приюте, когда твою семью убили герои? – я взглянул на напарника, тот лишь опустил взгляд, чуть кивнув. — А ты, Нагант? Решила снова помогать тем, кто сдал тебя за твои жестокие наклонности... Разве не из-за своих коллег ты оказалась в Тартаре? Вроде ты взрослая женщина, а ведёшь себя, как маленькая девочка, – глядя на Нагант, я не переставал возмущаться. — Ты хочешь восстать против Чисаки? – негромко сказал я. — Против того, кто протянул тебе руку помощи, когда ты в этом нуждалась? Ты меня разочаровала, сильно. — Мидория, своими желаниями Чисаки уничтожит Токио. — Нет, нет-нет, нет, – на время прикрыв глаза, я помотал головой. — Я не пойду против того, кто подарил мне и Химико безопасность. Я должен спасти её... Я не предам того, кто подарил мне шанс быть счастливым, я просто обязан быть на его стороне и делать то, что он мне прикажет. Это мой долг, который я должен ему его вернуть. Никто не пытался отобрать у меня пистолет, они просто смотрели на меня, на мои губы, которые с верой говорят для меня правду, а для них ложь. — Что, если я тебе пообещаю жизнь без служения? Такую, от которой ты будешь улыбаться, как ребёнок улыбается игрушке, которую ему подарила любящая мать? – Тебе лишь нужно тоже встать на мою сторону. Тебе, Сецуно и Нагант помогут, если вы закончите... Не дослушав его, я нажал на курок. Его спас предохранитель. Услышав звук, издаваемый пистолетом, я улыбнулся. — Клик-клак, – пожав плечами, я стиснул зубы. Положив пистолет на стол, я ткнул пальцем в документы. — Я по горло сыт вашими желаниями, вашими утверждениями о том, кто из вас плохой, а кто хороший. И мне плевать, что там написано... И то, что вы нарыли на Чисаки, меня не интересует. Пока моя семья в безопасности, мне плевать, что хочет глава. — Черт возьми, что ты заладил! Какого лешего ты так помешан на ней, когда твоя жизнь стоит на грани суицида! Посмотри, в кого ты превратился! – нервно съязвила леди. – Она не стоит того, чтобы ты выворачивал себя наизнанку! Она то, она это, подумай о себе! – она смотрела на думающего меня, её руки были напряжены. — Сиди на жопе ровно и слушай, что мы хотим до тебя донести! Стоило ей поднять на меня голос, как в эту же секунду в моих глазах произошёл неожиданный «бзик». Всё, что я видел, так это лишь их наказанные тела. Мои фантазии. Стол полон их внутренностей – всё открыто для моих глаз, как и их вскрытые опустошëнные оболочки, лица, лишённые челюстей. В глазах адские краски – у меня нездоровая радость, но и губящая грусть. Дыхание задрожало от понимания, что процесс разрушения переходит заключительному этапу. Я слушал эхом голоса, не понимая их, не считая за живых. — Вокруг тебя одна плесень. Все, кому ты доверяешь, предадут тебя, – это был голос, спокойный, мужской, до жути низкий. Незнакомый, но в то же время ощущается каким-то родным. — Не доверяй им, дитя моё, – мотая глазами по мясу, я видел рядом стоящий силуэт высокого здорового мужчины, окутанного туманом. — Ты моё совершенство. — А? Где я? – как только взгляд пришёл в себя, я увидел троих человек, которых я видел в первый раз. — А? Кто вы? – кто они? — С тобой всё в порядке? – сказал парень, сидящий рядом с мутным мужчиной. Началась паника. Я стукнул себя по лицу, моё сознание стало приходить в норму. Я начинаю что-то вспоминать. Встав из-за стола, я вцепился в свои жирные волосы, пока остальные смотрели на меня с непониманием. Что только что произошло? — Друг, тебе походу знатно в этой пещере голову отбили, – с переживанием сказал Сецуно. Этого парня зовут Тойя Сецуно, я вспомнил его, как вспомнил всех, сидящих рядом со мной. — Может, тебе к врачу сходить? — Что? – с мыльными зрачками я покачал головой. Резкий треск в районе затылка заставил меня вскрикнуть. — Вы видели? А? – молчание. Смотрят на меня, как на идиота. Может, я и вправду идиот? — Вы тоже его слышали? — Мидория? Постояв около минуты, как картина для взглядом художников, я молча пошёл на улицу. Покинув злодейское место, я быстрее, чтобы не упасть, облокотился о нашу машину, аккуратно присев на капот. Недавно я так и бросался агрессией и отвращением в собутыльников, но теперь же их план для меня лишь чушь по сравнению с тем, что со мной произошло. Такое было впервые, чтобы я на несколько минут забыл, кто я, с кем нахожусь, и где я нахожусь. Я начал забывать себя и своё прошлое уже давным-давно: сначало прошлое с матерью, одинокое прошлое в своём доме, помню лишь слово «мама», помню лишь дом, в котором я проживал вроде как один. — Тога... – я безупречно помню лишь жизнь с ней и помню пытки, которые мне доставила Лига Злодеев. Химико важнее моего одинокого прошлого – я это знал. Достав из кармана пачку сигарет с зажигалкой, я быстрее ветра закурил, с облегчением вздохнув. Никотин предельно успокаивает неразбериху в моей голове. Я поднял голову к уже цветущему небу. Женские оттенки напоминали мне закат, на который я с Тогой смотрел и радовался. Опустив голову, я с улыбкой покачался по сторонам, пока дым сигареты выходил из моего носа. Даже сейчас, когда я впервые осознал, что я серьёзно сломан, я не могу выкинуть из головы постельные сцены со своей радостью. Она так красива в своём кружевном белье, так красива, когда скидывает лифчик и медленно, не отрываясь от моих глаз, стягивает светлые трусики и бросает мне в лицо. Она так красива, когда скачет на мне, так красива, когда испытывает оргазм от моего члена, моих касаний пальцами и холодных губ. Снова думаю о ней, и мне так это приятно, мне так необходимо думать о её тепле, любовном взгляде – вот мой самый главный никотин. Благодаря ей мои заметки для меня не страшны. — Ты снова спасаешь меня, – отпуская дым в небытие, я услышал женский голос за мной. Нет желания развернуться. — Эй, хлюпик, – она присела рядом со мной, капот даже не прогнулся. Оказывается, даже вместе мы ничего не весим. — С тобой всё в порядке? – выхватив сигарету из моего рта, она продолжила сжигать табак до фильтра. — Хватит тебе, малыш. — Что тебе? — Ты так любишь врать. Мы столько уже вместе работаем, а ты всё врёшь и врёшь. Не желаешь говоришь женщине свои слабости? — А? – смотрю в её глаза и не могу понять, что она за человек. — Разве вам есть дело до меня, кроме как исполнить свой план. Вам же всем нужно лишь одно... Чтобы я покрыл свои руки новыми страданиями. — Я – не все, Мидория, – выпустив дым в моё лицо, Нагант поправила свою чёлку, которая в эту же секунду накрыла её лицо. — Ты думаешь, я позвала тебя сюда, чтобы просто поиздеваться над тобой? — А как ещё? – уверенность в моём голосе огорчала слегка пьяную женщину. — С вами или с Чисаки – свободы мне не видать, как и спокойной жизни... Наверное, судьба моя такая, быть для всех дворовым псом, который за косточку сделает всё, что ему скажут. И, знаешь, мне не грустно, мне уже начхать на всё, – достав последнюю сигарету из пачки, я снова насытился мелкой долей никотина. — Ты бы знала, как мне плохо в этом мире, так плохо среди вас, людей. — Давно с тобой такое? – напирая своим интересом, она за секунду высосала весь табак, оставив лишь пепел, опавший между её ног. — Ответь, пожалуйста. — Тц, давно, — с пофигизмом ответил я. — Вот скажи мне, ты помнишь свою мать, помнишь её имя? — Конечно, помню, как я могу её не помнить? — А вот я не помню имя своей матери, не знаю, как она выглядела и какой она была. Была ли мне дорога? Была ли она хорошая? Теперь я не помню свою жизнь до лаборатории, помню лишь те времена, когда я был с Химико, как меня жестоко пытал Шигараки, как пичкала веществами Лига, как сейчас пичкают меня учёные в убежище Чисаки. Скажу ей, что забыл свою маму и свою жизнь – она опять начнёт сильно волноваться. — Жутко небось? — Нет, что ты. Я уже ничего не боюсь, кроме как остаться один в этом мире. — Получается, что ты боишься. Не бывает людей, которые ничего не боятся. — Ты всё ещё думаешь, что я человек? Разве не ты сейчас хочешь, чтобы я помог тебе в задержании Чисаки, как твоя бездушная игрушка? Ты же знаешь, что я из себя представляю, – кинув сигарету на асфальт, я спрятал руки в карманах. — Гляди, как сгорает сигарета, она так похожа на меня. Смотри, она приятная, красивая – всё при себе: табак, фильтр, белоснежная сигаретная бумага – идеальная, всё приятное хранит в себе. Потом её используют, она теряет себя, теряет так же, как и я, её не вернуть в том виде, в каком она была. Остаётся ненужный песок пепла, дым улетает в небеса, как мои воспоминания – их не вернуть, как не вернуть клочки дыма... Остаётся лишь фильтр, просто использованный фильтр, к которому уже не стоит прикасаться. Я уже почти потерял себя, – около брошенной сигареты рос маленький одинокий цветочек, который глотал отраву табака, а не свежий утренний воздух. Я сорвал его. — Из этого фильтра сделают самокрутку, она не будет похожа на ту, какой была раньше. — Но ты не сигарета. — Да... Просто... Фильтр. Внутри меня почти пустота... И когда я уже окончательно опустею, из меня сделают то, что хотят, – улыбнувшись, я мотнул головой. — И всему виной моя слабость. — Ты не слабак, поверь мне. Я взглянул в глаза леди, моя рука потянулась к её лицу, аккуратно положила цветок за её ухо. Пристально смотрит в мой мутный усталый взгляд, желая научиться читать меня наперёд. — Слабость и страх превратили мою жизнь в настоящий кошмар. Эти эмоции разрушают людям жизнь, как полностью разрушили мою, – Нагант продолжала понимая слушать меня. Уверен, этой женщине понравится этот цветочек. — Всё будет в порядке, я тебе обещаю, Сотриголова поможет нам, он шишка Юэй, значит, он важная персона для героев. — Нет, – бесчувственно отстранившись от неё, я снова взглянул на тёмные просторы улиц, схватив бутылку с алкоголем. На душе так паршиво. Без Химико снова теряю прежнего себя. — Я всегда буду ничтожеством, не достойным второго шанса. Что бы я ни делал, я снова вернусь к началу, где я всё такой же хлюпик и неудачник, которых на планете не сосчитать. — Слабость и страх закаляют нас, делают куда сильней. Думаешь, Всемогущий всегда улыбается? Думаешь, он лишён страха? У всех есть слабости и свои сокровенные страхи. Никто не всемогущ... Даже всеми любимый Тошинори Яги. Смерть настигнет всех. — Ты права, никто не бессмертен. Даже ваш Всемогущий... Даже ты... Сецуно... Я и моя Тога. — Такие мы, увы, люди. — Быть сильным для меня просто невозможно, да и... — Если у человека есть мотивация, то он способен на всё. — Ты права. Моя мотивация сейчас лежит под одеялом, свернувшись в клубочек. Лежит и ждёт, когда её дурак поскорее вернётся к ней от проклятой старухи, – смотря на небо, я слышу её голос, вижу созвездия, напоминающие мне её глаза и улыбку. На душе так холодно, но так тепло. — Мой ангел всегда со мной. Она спустилась ко мне... Это и есть чудо, которое и вправду со мной свершилось. — Жить только ради человека – это неправильно. — Мне плевать, что ты думаешь. Что осталось внутри меня... Только она, – она, та самая божья ниточка, о которой я всегда мечтал. — Цветок, находившийся рядом с токсичной сигаретой, – это как раз таки она. — Тогда... Почему этот цветок за моим ухом? — Почему?.. Пообещай мне кое-что. — Нет. — Я сказал, пообещай. Пообещай, что ты будешь оберегать её так же, как будешь оберегать цветок, подаренный мной. Не дай ей натворить глупостей, когда меня не станет. Каждую ночь, засыпая рядом с ней, я опасаюсь наутро забыть, что у меня есть. Мне нет дела до взгляда божества... Как и им нет дела до моего взгляда. Всем на меня, кроме Химико, было плевать. И какой же у неё будет взгляд, когда я окончательно забуду, кто она... Когда я буду не я. — Я тебе говорю, всё будет в порядке. Достав из кармана телефон, я остановился на экране. Улыбка Тоги всегда веет верой в добро. Смотрю, пока экран не потухнет. Уже шестой час. — Я обещаю, она будет в безопасности, как будешь и ты. Вернувшись обратно в злую обитель, я просидел там недолго. Забрав документы с собой, я сел в машину, я не хотел их слушать, я просто хотел домой. Сидел, спал и ждал, когда мы поедем. **** — Ну давай же, иди ты, – сказал я Цуцуми, которая еле держалась на ногах от переизбытка алкоголя в своём организме. — Что ж ты такая неугомонная, как старшеклассница. Сецуно не решился помочь мне, поэтому остался в машине, оставив меня одного выполнять раздражающее испытание: довести до пятого этажа бунтарку. Доехав на лифте до нашего этажа, мы шли по общей балконной части, проходя квартиру за квартирой. На улице уже утро, дул прохладный ветерок. Когда-нибудь и у меня с Тогой будет квартира в таком хорошем доме. Надоело слышать круглосуточные стоны и музыку. — Это был комплимент? – спотыкаясь, она кричала в моё ухо, забыв, что такое спокойный голос. — Ты считаешь меня привлекательной женщиной? Ты милфхантер? — Да заткнись ты уже... – подойдя к двери, которую она мне показала пальцем, я надеялся, что она не соврала. — Точно эта дверь? — Не знаю, давай проверим? – её ладонь ударила меня по груди ключами, я жёстко отобрал их. — Ик, какой грубый, ой-ой-ой! – я отпустил её, она повиляла к балкону и облокотилась на него. Руки гуляют по ветру. — Надоела ты мне уже, – мигом открыв дверь, я подхватил её на руки, чтобы побыстрее избавиться от неё. — Боже, от тебя несёт дерьмом... Меня уже мутит. — Эй! – закричала Нагант на весь этаж. Она тяжелее Химико раза в два. — За словами следи, так не разговаривают с женщиной, ты должен быть джентльменом! — Не дыши на меня, у тебя изо рта воняет. Не сказал бы, что от неё пахнет уж слишком плохо. Её парфюм довольно приятный, хоть и хочется отрицать. Она пахнет чудесно для моего носа, но мой нос занят совершенно другим запахом. Её квартира полна приятных неожиданностей. Она следит за порядком, пыли я не видел. Хоть у неё и однушка, но метров в ней было больше наших раза в два. Я знаю, что её обитель полна лёгкого оружия, хоть она и спрятала всё, но я понимаю, что ей не всегда хочется бегать со снайперской винтовкой вместо руки, которая зачастую может заклинить. Для гостеприимной доброты вся комната была обвешана картинами, рядом с кроватью стоял мольберт с незаконченным рисунком: портрет зеленоватого цвета – я знаю, кто это был, и я знаю, что этот человек, которого она рисует, находится сейчас с ней. Множество красок гуаши, мелков, карандашей было аккуратно сложено на художественном столике. В остальном её квартира ничем не отличалась от нашей комнаты в стрип-клубе. Встретив на пути кровать, я как можно аккуратнее положил свою ношу, подсунув подушку под её голову. Посмотрел на её лицо, она мне улыбнулась, как бы поблагодарив за помощь. Присев на кровать рядом с её ногами, я положил их на свои колени. Медленно снимая грязные кроссовки вместе с грязными носками с её, на удивление, красивых ног, я встретил множество небрежно висящих пластырей, пропитанных кровью. Стопы полностью в волдырях и порванных мозолях. Зачем я это делаю? — М-м-м, эй, – она бросила бутылку на свободную сторону кровати, пиво стало вытекать на одеяло. — Почему ты так страдаешь из-за неё? – учуяв запах пива, я быстро убрал бутылку, пододвинув женские бёдра поближе к себе. Вряд ли она будет рада увидеть пятна на платье из-за своей невнимательности. — Чем Химико лучше меня? Смотрю в её пьяные глаза, понимая, что все мои слова летят на ветер. Она пьяна, потому и несёт ахинею. — Эй, ответь мне, не молчи. — Был бы я нужен тебе, если бы я был прошлым собой, ведь я знаю, что таких, как тот я – ты ненавидела. — Разве ты ни разу не хотел со мной переспать? – я понимал, что её язык не способен спокойно и вдумчиво связывать слова в предложения. — Пожалуйста, займись со мной любовью, это будет наш с тобой дружеский секрет. — Молчи. – злит меня. — У меня так давно не было... — Я сказал, закрой свой рот, когда я протягиваю тебе свою руку помощи, – я начинаю сходить с ума от отвращения к ней. — Не заставляй меня взять степлер и насильно заткнуть твои крашеные губы. — Разве я не заслуживаю любви? Я настолько уже старая, что меня никто не полюбит? Зачем ей всё это? Пускай она поделится. Разве она заслуживает тебя? – её теперь голые пальцы ног начинают медленно массировать область паха, окончательно сбивая меня со спокойствия. — Я хочу лишь, чтобы ты... Грубо отбросив её ноги, я услышал, как Цуцуми словила ножную неприятность. Агрессивно находясь над ней, мой широкий взгляд смотрит на красную от синьки рожу. — Думаешь, тебе всё можно? – моя рука спустилась под платье. — Ну что, тебе нравится? Скажи мне, Леди, тебе нравится, когда с тобой обращаются, как с простушкой?! — Пошёл ты... Убери. — А чего ты так резко передумала, а? Ты же этого хотела? Скажи мне, этого ты хочешь?! – грубо содрав трусы, я порвал их. Пальцы под корень ворвались во влагу. Узко и горячо. — Всё выбрито, готовилась, что я соглашусь? Это всё для меня?! – крошечный клитор хлопает по моей мозолистой ладони. — Вх! Мудак, – она отвернула голову, продолжая тихо вдыхать стоны. Неужели ей нравится, когда я слишком жестоко вхожу двумя своими пальцами в неё? Противно... Мне противно трогать её. Мерзко слышать её мычание у моего лица, но почему же я продолжаю ей дрочить? Мне не нравится трогать её, но я продолжал выводить себя. Даже хуй не встаёт на неё. Она для меня не сексуальна. Химико – настоящая красота, она прекрасней всего прекрасного на планете, божественней всего божественного в космосе. Моя богиня ждёт меня дома. — Ты сейчас пьяная, я могу с лёгкостью сломать тебе пару рёбер из-за твоих блевотных желаний! Зная, что я поехавший на всю голову, ты всё равно хочешь меня? Молчит, продолжая сжимать свои кулаки, цепляется за одеяло. Она не пытается оттолкнуть меня, ей правда нравится это. — С... Стой... Ах... Мгм... — Старая, мерзкая женщина втюрилась в пацана, которому даже двадцатки не стукнуло... В того, кто уже занят! – уже четыре пальца рвут её, всё глубже угасая в женском трясущемся теле. Мычит от боли, забывает дышать. — Тебе нравится?! Отвечай! – хотелось, чтобы весь мой кулак влез в неё и прорвал её изнутри. Хочу, чтобы она страдала так, как она хочет. — А-а-а-а! – вся ладонь вошла в неё, доставив ей немыслимую боль. Туда-сюда. Её пизда изредка пердит от впускаемого моей рукой воздуха. Мне приятно видеть, как ей больно. Плачет не из-за удовольствия, но меня так и не отталкивает. Своей причудой может всадить пулю мне в шею, но не делает этого. Мазохистка. — Н... Ах... Б... Больно! — Молчи, пока я не сломал тебе шею! – моя свободная рука сжала её шею, сжимаю до момента пока вены не опухнут на её висках. Ей нечем дышать, а влагалище всё цокает и цокает, разговаривает с моей садистской кистью. — Ты меня не услышала?! – наконец выпустив её шею, там остались следы пальцев пианиста. Заткнул её рот, пока другая заставляет её кончить. Она же этого хотела. — Молчи, пока я дрочу тебе. Её тело извилистей, чем тело моей Химико: грудь и бёдра были как дорогое вино, которое с каждым годом становилось вкусней. Её глаза шире и темней, скрывающие моё в них отражение. Она пахнет не так особенно, как моя девочка. Фиолетовые волосы лезут ей в глаза, в рот. При моих махах платье стянулось к животу, открывая мне большую женскую грудь, упрятанную под чёрным бюстгалтером. Через четыре слёзные минуты моей злости я услышал громкий крик, который со всей вероятностью услышит даже Сецуно, сидящий, как придурок, в машине и играющий в мобильные игры. — М-м-м! Я... Я... М-м-м, Мидория! – от оргазма укусив меня за мизинец, она тряслась. Слышится звук сильной струи. Она зажала мою руку своими ногами. Слёзы, стоны, эякулят. Нагант вся мокрая, как и её кровать, пропахшая разлитым пивом. Её ноги дрожат, губы дрыгаются, пока мои глаза не могут понять, как поступить. Стоит ли мне извиниться за такую жестокость над женским сердцем? Больно ли ей от моих слов? Выпустив свою руку из плена её бёдер, я отстранился от неё. — Как такая сильная женщина может быть такой испорченной, – отходя от неё, я остановился, чтобы договорить. — Забудь этот момент, как страшный сон, иначе я порву твоё сердце уже в прямом смысле. Покинув её квартиру, я посмотрел на уже пылающую солнечную погоду, понимая, что я, возможно, разбил женское сердце. Никто, кроме Химико, не полюбил бы меня тем, кем я был раньше. Нагант было бы плевать на меня. Я взглянул на умытую руку, она поднялась к моим губам, не слушаясь меня. Язык слизал красноватую слизь между средним и безымянным пальцами. В кого я превратился. Я опустился на своих же глазах, когда понял, что противней Нагант. Испорчен, сломан. — Горько. **** Когда мы подъехали к клубу, двигатель машины ещё работал, не желая притихнуть. Смотрю на вход в клуб. Почти девять. Вход в ещё закрытое помещение был почти пуст. Не было охраны. Мы скоро съедем с этого противного места. Тоге противно постоянно слушать стоны и музыку по ночам, противно просыпаться и спускаться к омерзению. Я сделаю всё возможное, чтобы она стала намного счастливей, чем сейчас. — Спасибо, – мои слова устало дошли до него. — Хоть какая-то от тебя польза. — Хоть спасибо сказал, – с улыбкой кивнув мне, он не собирался вылезать из машины. — А ты куда собрался? — Дела у меня, – взволнованно посмотрев в боковое зеркало, он сразу перевёл взгляд на меня. Подозрительно. — Да, дела. — Ладно, – пока я вылезал из машины, моя спина приятно прохрустела. Нагант... — Деку, подумай над сказанным Сотриголовой, – закурив сигарету, он снова взялся за руль. — Это важно. Ты знаешь, Леди будет стоять на своём, чтобы добиться успеха, она бывший герой. Она хочет стать им вновь... Сотриголова – последний шанс к новой жизни. — Ага, конечно, – махнув на прощание рукой, я пошёл в клуб, услышав отдаляющийся рык двигателя... Солнечные детишки уже спросонья бегали по сонным просторам улицы, ветерок игрался с дорожной пылью, мои глаза не тянуло к утренним видам, ведь я был скрыт в ласке нежных касаний своей ревности. Ревную к неживому и живому, ревную к существующему и несуществующему. До момента, пока я не включил светильник, из-за нехватки окон в комнате стояла темень, но даже так я не чувствовал от неё холода, как чувствовал раньше. Даже если я буду гореть в аду, адское пламя – ничто по сравнению с тем, что творится в моей груди в момент моего взгляда на девушку, покрытую моей кровью. Не было желания пока читать документы, я бросил папку на столик. Сидя на краю кровати, я слышал, как воздух неприхотливо гулял по её лёгким, слышал, как её сердце стучит. Любые жанры музыки улетают прочь, когда я слышу её сердце. Стук-стук. Её голова лежит на моей подушке, пропитанной её засохшими слезами. Волосы прятали от меня покрытое моей кровью личико, улыбка при бережном прикосновении пальцев к женской щеке сводила меня с ума. Убрав пряди за её ухо, подушечка большого пальца медленно гладила темноту под глазом. Как такая красота может существовать, когда вокруг одни дикари? Эта девушка пришла из космоса, я уверен. — Ты снова ушёл, – почти мыча, прошептала Химико. От моих пальцев она улыбнулась, радуя меня. — Дурак. Когда-нибудь я отрежу тебе ноги, и ты будешь всегда рядом со мной. — Прости, сейчас же я снова здесь, – кротко улыбнувшись, мои холодные губы коснулись любимой теплоты. — И никуда я не уйду... Как же я без тебя, – лоб во власти моих скучающих губ. Секунды с ней ощущаются как часы – это так божественно. Открыв свои глаза, она больше не отрывалась от меня. Быстро осмотрев одетого меня, она на время нахмурилась. Легонько похлопав меня по щеке, она следом начала гладить меня. — Никуда, – повторив мои слова, она снова ударила меня, продолжая улыбаться. — Ты никуда от меня не уйдёшь. — Ха-ха, ты так любишь меня бить. Моё тело уже полностью ощутило твои кокетливые ручки. — Потому что люблю тебя, я не дам тебе забыть мои прикосновения, принц должен беречь свою любимую и единственную принцессу, а не бросать её одну. Взяв её руку, я водил её пальцами по своим дряхлым губам, целуя подушечку за подушечкой. Её острые ногти острее ножа. Мои поцелуи резали мои губы, Тога сладко глазела на мои ещё слащавые ласки. — Вряд ли ты будешь рада, когда я снова попрошу у тебя прощения, – переходя к ладони, а потом и тыльной стороне кисти, я открыл глаза. — Я так часто оставляю тебя одну, меня это так выводит из себя... Как же мне неприятны эти людишки, – с чувством вины сказал я. Неприятно видеть, как она пытает себя, находясь здесь. — Для них я чудовище, жнец с косой, который, не суетясь, отнимает живой взгляд. А для тебя я лишь уродец, самый настоящий урод, любящий тебя, как сказочный монстр свою единственную красавицу, – усталость – невесёлая черта человеческого организма. Но даже такие ощущения дают мне успокоение в том, что я всё-таки человек, раз уж что-то чувствую. — Но сказок не бывает... И как бы я ни пытался сделать нашу историю сказочной – неудача, – зажав указательный палец своими губами, я слизывал с ногтя остатки крови после последнего секса. — Если ты считаешь себя уродом, тогда и я не красавица, – убрав руку с моих губ, она, продолжая пояснять мне, дёргала за рубашку, вытаскивая её из задушенных ремнём брюк. — Я настоящая уродина, как и моя мерзкая причуда. Я столько раз её использовала, чтобы убивать и защищать себя, что аж начинала забывать свою внешность. Кем я только не была с её применением. Кем я была на самом деле, я не знала, а теперь, когда кое-кто подарил мне самое ценное в этой жизни, я отреклась от этой уродливой способности. Я почувствовала себя настоящим человеком, а не изгоем, не получившим своё место в обществе. — Чушь, она не уродлива, как и не уродлива ты, – молчит, испытывая такие же чувства, как и я. Нежно трëт шершавые участки лица, заставляя меня забыть про все шрамы. — Моя луна... Как же мне не хватает твоей ласки... Нагант говорит мне оставить тебя в покое. — Я убью её, Изуку. Только разреши мне сделать это – я сожгу её заживо, – я понимал, как и почему Химико ненавидела Нагант. Химико понимала, что Нагант насильно разлучает нас. — Ты пахнешь этой тварью. — Эта чёртова сука пытается меня от тебя отстранить, но она даже не подозревает, что такими словами она лишь разжигает костер. – полулёжа на краю кровати, я потянулся поближе к горячему лицу своей принцессы. — Я не позволю ей испачкать твои руки. Хватит с тебя таких событий, ты столько поведала в своей жизни, что я максимально против, чтобы ты занималась таким садизмом. — Почему всё так, милый? – расстроенно спросила девушка, в чьих глазах больше нет безумства, которое я видел давным-давно, когда был психически уравновешенный. Теперь же всё наоборот – мы махнулись ролями. — Ты помнишь настоящий цвет кожи своих рук? Я вижу, как ты, как зомби, ночами не спишь и смотришь в потолок, как с каждым днём сходишь с ума. Если ты считаешь, что я не права, тогда ответь, с кем ты постоянно разговариваешь в туалете по ночам? — Я не хочу тебя будить, поэтому приходится разговаривать с самим собой. Порой мысли так и просятся выйти наружу. — Изуку. Она была права. Но что с того, что я ломаюсь, когда есть вещи пострашнее моего сумасшествия, которого я пока не наблюдаю. Это моя обыденность с открытия глаз в лаборатории. — Ты меня боишься? – мой вопрос щёлкнул меня же по вискам. — Скажи, что ты видишь в моих глазах? Мой переживающие вопросы никак не переубедят её. Шипы моей любви обвивают её шею, ей не жить, если она попытается увильнуть от меня. Я увяз в необъятном океане из её сквирта и крови, мне не покинуть эти воды. Либо жить вместе, либо вместе умереть, держась за холодные руки, покрытые шрамами наших жизней. — Только себя, – заражая своим дыханием меня, девушка хлопнула губами. Цокает. — Я тебя не боюсь, никогда не перестану чувствовать, как твои губы тают на моих губах. — Лучше уж ты меня боялась... Тогда бы ты точно не была бы здесь, уехала бы из Токио куда-нибудь далеко... далеко-далеко, начала бы жизнь с чистого листа: завела бы подруг и жила бы радостно там, где не будет твоих слёз, твоего страха и одиночества, – я снова за старое. Думаю лишь о себе. Злость её слов всегда будет сильней добрых движений языком. Но каким бы злым ни был её голосок, он будет прекрасней музыкальных инструментов, победно собранных воедино. — Лицемер, – она с размаху ударила меня по лицу, я лишь стиснул зубы, чтобы не прикусить язык. — Тебе плевать на меня, – отпечаток руки греет правую сторону моего лица. — Не говори того, чего не знаешь, – следующий удар не долетел до моей щеки – я поймал её руку в миллиметрах от своего лица. — Я ломаюсь, малыш. Механизм саморазрушения запущен, и я не знаю, как мне спасти себя, – стоит ли ей рассказать? Думаю, что не стоит больше от неё таить. — Тебе правда интересно, с кем я разговариваю по ночам? С теми, кто желает мне смерти. Я стольких убил, и я не жалею об этом, ведь, смотря на свою красавицу я понимаю, что делаю всё правильно, – поцеловал кольцо на её безымянном пальце, мои губы с сумасшествием раздвинулись. Оскал на моём лице пустил волнение в глазах Химико. — Убийства делают меня сильней, делают мою душу спокойней. Только так я становлюсь всё ближе к тебе. Каждый жестоко убитый мной человек символизирует мою дьявольскую любовь к тебе. Я настоящий дьявол, – я максимально приблизился к её лицу, наши глазные яблоки чуть ли не соприкасаются друг с другом. — Я твой дьявол. Только твой. Если хоть кто-то произнесëт моё имя, кроме тебя, если хоть кто-то произнесëт твоё имя, кроме меня – мои пальцы будут медленно, с удовольствием соскребать с этой жертвы кожу, пока в конечном итоге они не доберутся до открытых рёбер и органов. Сколько бы я ни желал увидеть её страх к себе, я всегда ловил неудачу. Сладкие губы коснулись сухих, потрескавшихся моих. Держим губы в единстве, глаза намертво открыты. Никто из нас не закроет в этот момент глаза, даже если будет становиться неприятно. — Если уж идти в мучительный огонь, то только вместе, – фыркнула Химико, пока из-за сухости глаз у неё не потекли слёзы. — И если я умру, то я бы хотела бы погибнуть от твоих рук, ведь моя жизнь и смерть принадлежат только моему дорогому дьяволу... Сколько бы слов любви, сколько бы безумных минут ни было в нашей жизни, наши зубы будут с таким же чудовищным удовольствием вгрызаться в шеи друг друга. — Ты сегодня так прекрасна, прекрасна так же, как радуга после сильного дождя, – водя пальцами по частям её лица, рука постепенно спускалась к её шее. Я никогда не смогу задушить её. — Твоя шея полностью в моих укусах, как и моя. Ты в следах моего безумства, – глубоко вдохнув запах у её уха, я коснулся её соска. – Твои соски так часто бывали у меня во рту, я столько раз их прикусывал, чтобы подарить тебе режущую боль. — Что ты хочешь этим... сказать? – мечтая о моих повторных прикосновениях, бессмысленно дëрнула Тога. Приподняв её ноги, я поудобней сел около неё. Член уже трëтся о штаны, пока её раздвинутые ноги обвивают мою талию. Рядом с ней мой детородный орган забывает лежать. Только на неё он стоит часами. — Я помню каждый поцелуй, подаренный твоему животику, как я слизывал с твоего пупка твою мочу, когда ты брызгала во все стороны от моего языка, – пока я медленно массажировал её живот, Тога часто дëргалась от щекотных ощущений. — М-м-м... Мне щекотно! — Буквально каждый день я дарю тебе подарки в виде синяков, чтобы ты не забывала, кому ты принадлежишь, – скатываясь к бёдрам, я дерзко сжимал их, пока девушка не вскрикнула от боли. — Иногда мне страшно видеть твоё тело чистым, где нет ни единого синяка от моих рук или губ, – отпустив бёдра, я приподнял её ногу к своему лицу, чтобы ступня соприкоснулась к покраснением от женской руки. — Я никак не перестану целовать твои ступни, когда мой член трëтся о стенки твоей киски, – с тяжестью чмокнув внешнюю сторону ступни, я снова взглянул в наблюдающие глаза Химико. Улыбнувшись, она пошевелила пальцами ноги, постучала ими по лицу. – Как я могу убить тебя, Тога. Ни за что. Я бы никогда не причинил тебе такую боль, и что бы ты обо мне ни говорила, как бы ты меня ни била, я никогда не подниму на тебя руку. — Я люблю тебя, Изуку. Вместе к смерти, вместе к жизни... — Конечно, – моя улыбка греет мою девочку, мне приятно. — Уедем подальше от Токио, в какой-нибудь городишко, где нас никто не найдёт, – ложь во благо. — Всё, что я сейчас перечислил – это всё мелочи. Я люблю тебя вовсе не из-за тела, ты это прекрасно понимаешь. Твоя чистая любовь, твоя чистая душа и безумная привязанность ко мне – это то, что напоминает мне, почему я люблю тебя, моя дорогая. — Мне так приятно. — Когда мы в разлуке, я каждую миллисекунду скучаю по тебе, и когда я закрываю свои ослепшие от твоей красоты глаза, я вижу тебя, – я прикасаюсь к её лицу, наша единая улыбка избавляет комнату от мрака куда лучше, чем лампа. — Наша любовь сильнее любых причуд, правда? – приложив руку к моей, Химико от улыбки специально прикусила до раны губу. — Скажи, что правда. — Никакая суперсила не сможет победить наше счастье. Наши чувства таинственней космоса. Губы облизываются между собой, раздвигаются и впускают в свои владения противоположные языки. Её руки рвут мои волосы, царапают мой загривок, пока я всё глубже и глубже путешествую в её рту. Пьём слюни друг друга. Сердце дубасит с каждым ощущением её маленького язычка, как дубасят колонки при ночных вечеринках. Я никогда не устану повторно описывать свою любовь к ней...