Ночь, что за странная свобода:
От заката до восхода
Ждать тебя, надеясь вновь.
Кощей замечает, что за ними кто-то наблюдает почти сразу. Это один из тех дней, когда проходя мимо крупного поселения они делают остановку, чтобы затариться провизией — и Бессмертный скрипя зубами наводит морок, сливаясь с людской толпой, выбирая перетерпеть это неудобство, нежели оставлять ходячую беду без присмотра. И, как оказывается не зря- небольшая фигура в плаще пусть и на приличном расстоянии, но явно следует за ними по базару уже минут пятнадцать. «Хм… Это явно лишь человек. Яга опять подослала кого-то? Странный выбор, хотя… любая нечисть и нежить в здравом уме вряд ли бы согласилась на такое, так что, все возможно. Что ж, это будет быстро». Прикинув, что он управится с этим делом меньше чем за пару минут, и царевич даже не успеет заметить его отсутствия, Кощей заходит за первый же попавшийся угол и сбрасывая морок, оборачивается вороном. Фигура в плаще, как чувствуя неладное, сама начинает двигаться прочь с базара, подальше от скопления людей. Кощей следует за ней, и когда незнакомец (или незнакомка?) отходит на расстояние, достаточное для того, чтобы не совершать это быстрое убийство совсем уж в людской толпе, Бессмертный оборачивается обратно, затягивая фигуру между двумя избами, срывая с головы капюшон плаща, скрывающий голову. «Так-так-так, посмотрим кто это тут у нас», — внутренне злорадно усмехается Кощей, но картина, представшая перед ним это совсем не то, что он ожидал увидеть. Под плащом оказывается скрыта женщина. Незнакомка судорожно отшатывается, роняя из рук сумку, пятясь назад и упираясь спиной в деревянный сруб. Он вглядывается в женское лицо. Почти такое же он видел буквально несколько минут назад. Большие голубые глаза, аккуратные черты лица, светлые, кудрявые волосы. Несмотря на морщинки в уголках глаз — все еще очень красива, а как была красива в юности- можно только представлять. В голове Бессмертного одно сходится к одному буквально за пару секунд. — Полагаю, вы его мать? — протягивает Кощей, отступая на шаг назад. — Да… — женщина оглядывает его сверху до низу, задерживая взгляд на обнаженной ладони с длинными когтями. «Грустно видимо осознавать, что сыночек связался с плохой компанией», — мысленно с усмешкой подмечает Бессмертный, с таким же вниманием разглядывая женщину, — «Теперь понятно, зачем она следила за нами». Повисает напряженная тишина, в которой каждый из них пристально вглядывается в другого. « Вот так, судя по всему свершилась его судьба… Он убьет меня сейчас? Да какая разница…», — Елена чувствует, как в груди все сдавливает, будто придавленное каменной плитой. «Не чувствую, что она ведьма», — задумчиво размышляет Кощей, переводя взгляд на содержимое, выпавшее из сумки женщины, — «Так, максимум полечивает людей травами». Женщина вглядывается в нечеловеческие, лиловые глаза, ощущая как по позвоночнику бежит холод. На нее смотрит пронзительный и изучающий взор, но она не ощущает в нем предвестия гибели, и это парадоксальным образом заставляет все внутри еще больше покрываться льдом. «Или не убьет?.. Похоже на то… Как вышло, что он с ним? Впрочем, не важно, я уже ничего не могу сделать… Разве что… Ваня был так мал, когда мы разлучились, все уже забылось, не хочу бередить ему старую рану, и приносить разочарование в том, что он знал до этого». — Прошу вас, не говорите ему ничего, пожалуйста. Пусть прошлое остается прошлым, — робко нарушает молчание незнакомка. Спустя паузу Бессмертный, едва заметно нахмурившись, молча кивает. Женщина улыбается короткой, благодарной улыбкой и надев на голову капюшон, быстро скрывается из виду. «Думаю, она вполне могла понять, кто я. Но не испугалась. Так вот, в кого он…» ….И откуда у тебя такой невозможный характер, а? В матушку пошел, полагаю… «Тогда я не обратил внимание на это «полагаю». Интересный расклад…». Кощей, пройдя несколько узких проходов, возвращается к базару. — Ты куда запропастился? — он обнаруживает Ивана с кульками провизии в руках. — Да так, -небрежно бросает Кощей, окидывая юношу пристальным взглядом с ног до головы. Он вспоминает те несколько недель, когда царевич носил на себе копну длинных, белокурых локонов, и особенно злобно смотрел на него исподлобья: «Один в один копия». *** — А вы ведь с Милой неполнокровные брат с сестрой, верно? — мимоходом, невзначай спрашивает Кощей. — Ну, да. А что? — Иван занят тем, что чистит и точит лезвие меча, погруженный в свои мысли. — Подумал, что вы как-то мало похожи. — У нас разные матери, — кратко отвечает Иван, и от Бессмертного не скрывается тень печали, мелькнувшая на его лице. «Хм… Очевидно, они были разлучены. Отослали от двора, или того хуже. Только вот почему? Впрочем, это не важно. Какое мне вообще дело? Она сама просила не говорить ничего, так к чему это? Он все что угодно может выкинуть после очередного сенсационного открытия о том, что мир сложнее чем ему казалось. Мы и так долго проторчали тут, завтра точно надо отправляться в путь… А с другой стороны, к этому Мстислав точно приложил руку- может попасться интересная карта, чтобы разыграть ее впоследствии… Сестра, отец — стоило ли так рваться в дом, где все на самом деле не так, как думаешь?» — размышляет Кощей, невольно начиная ходить по комнате из стороны- в сторону. — Ты чего мельтешишь туда-сюда? — бурчит Иван, поднимая глаза на спутника, и сталкиваясь с непонятным для себя колеблющимся взглядом. Бессмертный, сощурив глаза внимательно вглядывается в лицо царевича, а затем с досадливым вздохом подходит к нему, укладывая ладони на плечи и нагибаясь к лицу: «Что ж, все равно это риск. Наверняка он наломает дров, а разгребать потом, как всегда, мне». — Значит так, царевич. Я расскажу… покажу тебе одну вещь. Но перед этим, ты должен обещать, что не выкинешь никакую глупость в своем стиле, и что это не помешает нам завтра выдвинуться дальше и сделать то, что нужно, — он пронзает юношу серьезным и сосредоточенным взглядом. — Кощей, о чем ты, что за вещь вообще? — Иван удивлённо поднимает бровь, кося взгляд на ладони на своих плечах. — Ту, которую ты бы хотел знать, я думаю. Но сначала дай мне слово, что это ничего не изменит в наших планах. — Как я могу дать слово, если я даже не знаю о чем ты? — недовольно фыркает юноша, дергая плечами и сбрасывая когтистые пальцы с плеч. С момента последней попытки поговорить начистоту напряжение между ними уменьшилось, разойдясь само собой со временем, но не исчезло полностью. «Что ж, тем проще», — молча выпрямляется Кощей. «Странный он какой-то сегодня. И почему так настаивает на этом? Знает, что я свое слово держу, и… боится что могу нарушить? Но что мне может показаться важнее, чем избавиться от его иглы?». — Хорошо. Даю слово, — решительно произносит Иван, хватая за запястья хотевшего было уже отойти Бессмертного. — Тогда пойдем, — Кощей удовлетворенно кивает. — Куда? — царевич поднимается на ноги, окидывая мужчину недоуменно- раздраженным взглядом. — Увидишь… Определить, где скорее всего живет женщина не составляет большого труда- Кощей тогда успел заметить мешочки с травами и склянки, выкатившиеся из ее сумки. Значит, знахарка, а значит скорее всего живет на краю деревни, в отдалении. — Ну и? — вопросительно поднимает бровь Иван, когда они подходят к небольшой избушке. — Жду тебя самое позднее к рассвету, — Бессмертный подталкивает юношу в спину к крыльцу, а сам отступает на несколько шагов назад. Царевич, недоуменно пожимая плечами, стучит в дверь. — Слушай, ты можешь просто хоть раз нормально объяснить мне…- начинает юноша, оборачивая голову на Бессмертного, но замирает, как только дверь отпирается и на пороге оказывается хозяйка избы. Кощей же разворачивается и уходит прочь. Больше ему здесь делать нечего- во всем последующем эти двое разберутся сами. Царевич держит свое слово- как всегда- и возвращается к рассвету, как и было оговорено. Входит в комнату, тихо и спокойно затворяя дверь. Проходит внутрь, со странным выражением лица, с которого трудно считать, что же крутится на душе у юноши. Но по дрожащим кончикам пальцем Бессмертный безошибочно считывает грядущую бурю. — Ты был прав, — роняет Иван тихим, тревожно-ровным тоном, — Я ничего не знаю о своей семье. И в следующую минуту спокойствие юноши разрушается яростью, насквозь пропитанной болью. Что-то похожее Кощей видел пару раз еще в замке, когда царевича захлестывали долго сдерживаемые злость, раздражение и бессилие. — Как! Он! Мог! Поступить! Так! С ней! — Иван крушит обстановку комнаты, — Она заслуживала лучшей, самой счастливой жизни! А не влачить жалкое существование изгнанной простолюдинки! — злость юноши переливается через край. «Ох, ты даже не подозреваешь, как может поступать твой отец», — мелькает мысль в голове Кощея, пока тот со спокойствием наблюдает за вспышкой гнева царевича, — « Пусть выливает свою злость. Кажется, раньше я бы получил больше наслаждения, наблюдая за этой сценой…». Бессмертный хмурится, отмечая внутри определенный оттенок своих чувств, очень похожий на то, что испытывал смотря сверху вниз на держащегося из последних сил юношу, лежащего в зимнем лесу. Лучше подумай о том, что сейчас самое время напомнить ему, что ты вообще-то и про его папашу говорил правду Иван тем временем, замирает посреди комнаты, спиной к Бессмертному, окруженный разломанной почти в щепки мебелью и тяжело дышит. — Как он мог поступить так со мной… Кощей выдыхает, и делает было шаг к замершему царевичу, протянув руку, в мысли коснуться, но передумывает, оставаясь на месте. — Люди поступают так, как им больше выгодно. Тебе достаются жестокие уроки, чтобы запомнить это. — Жестокие уроки, хах… -Иван оборачивается, и лицо его буквально перекошено от злобы и ярости, — А ты только и рад мне их преподать? , — юношу буквально трясет, — Как ты там говорил, «лучше быть искренне желанным врагом, чем неискренне любимым братом и другом»?! Теперь туда можно еще добавить «и сыном, верно»?! Наслаждаешься всем этим, да? Такая прелестная возможность в очередной раз ткнуть меня носом в больное, конечно, ты не мог отказаться! Если бы только знал как я…- юноша не успевает закончить фразу, получая звонкую, размашистую оплеуху от Бессмертного. — Хватит истерить, — мрачным, холодным тоном произносит Кощей, вглядываясь в царевича, оторопело держащегося ладонью за щеку, — Собирайся. Мы и так потратили здесь слишком много времени. Развернувшись на каблуках, Бессмертный выходит прочь, испытывая клокочущую ярость и досаду. Ой, а ты что ожидал от него благодарности? Гиблое дело «Очередной урок того, что благие намерения не стоят ровным счетом ничего», — размышляет мужчина, — «Нелепые чувства приводят к нелепым поступкам». Он испытывает смешанное ощущение от того, что не понимает что разочаровывает его больше: то, что он зачем-то в принципе решился на этот во многом бессмысленный бескорыстный жест, и они лишь задержались в дороге, или то, что в глубине души ему хотелось получить иную реакцию. Обе эти гипотезы вызывает в нем примерно равное чувство досады и раздражения по отношению к самому себе. Весь следующий день пути проходит во взаимном молчании. Но Иван все же решает прервать его. — Я был не прав, — произносит юноша, когда они сходят с лошадей у очередного места привала. Кощей лишь поднимает одну бровь, не меняясь в лице. Это, конечно неожиданное заявление из уст царевича, но расплываться от него Бессмертный не намеревался. — Я… — Иван делает паузу, поднимая на Кощея взгляд, в котором не то чтобы сожаление- скорее досадное осознание, — Я обвиняю тебя во всех своих бедах, потому что это самый простой путь, но на самом деле все сложнее. И началось задолго до того, как мы с тобой столкнулись. Ты мог не говорить мне, и все же, ты сделал это, и да, ты прав, что я бы хотел знать. И если бы не ты, мы бы никогда не увидели друг друга, и я бы так и считал ее погибшей. Правда, которую ты приносишь мне всегда горькая, но…- царевич неуверенным движением протягивает руку, касаясь ладони Бессмертного, лежащей на седле, — В общем, спасибо, что сказал. Кощей опускает взгляд на руку юноши, испытывая странное чувство от этого касания. Признание ошибки и благодарность с одной стороны отзываются проблеском тепла, а с другой- хочется подавить в себе все это, отмахнуться. И еще вот это бесконечно раздражающее, и бесконечно восхищающее в нем: как он почти всегда умудряется выбрать поступить правильно? Откопать в себе понимание и благодарность даже к нему? «И что сказать ему- всегда пожалуйста? Лучше бы оставил все этим мысли при себе, хотя отрадно, что до него начинают доходить какие-то вещи», — мелькает в голове Кощея. Бессмертный скользит взглядом по ладони юноши, и уже было собирается убрать свою руку из-под нее, как вдруг Иван сжимает ее. — И еще, — васильковые глаза вглядываются в него серьезным, глубоким взглядом, — Я не думаю, что на самом деле тебя ненавижу. Кощей ощущает, как от этих слов и этого взгляда нечто внутри замирает, сжимаясь. Как ему хочется положить ладонь на шею Ивана, и притянуть к себе, поцеловав. Он давит, давит в себе это каждый день, чуть ли не каждый час, а эти сорняки чувства прорываются при каждой мельчайшей возможности, вцепляясь в каждое мимолетное слово и касание. «Не позволяй себе обольщаться», — в раздражении думает мужчина, лишь молча кивая царевичу на все сказанное им. «Интересно, сожалеет ли он сам о чем- либо, и может ли вообще признать какую-либо ошибку…», — размышляет Иван, с тоской разглядывая свою ладонь, из-под которой плавно выскальзывает холодная, когтистая рука. Позже, вечером Кощей замечает, что юноша пожалуй слишком уж долго стоит у дерева скрестив руки, направляя взгляд вдаль. Поколебавшись несколько минут, мужчина все-таки подходит к нему. — Я ощущаю, что ненавижу его, — тихо произносит Иван, — Я думал, что это чувство бывает только горячим и неистовым, как… — «Как это было с тобой раньше», — мелькает в голове, но он не произносит этого, — Но сейчас…это как будто бесконечный холод внутри, это еще хуже. Я не смогу простить такое. «Вот мы и снова встретились во взаимности с тобой хоть в чем-то», — мелькает иронично-печальная мысль в голове Бессмертного. Это какой-то новый оттенок: видеть в этих глазах страдание, причиненное не своими руками, и испытывать дискомфорт, испытывать… сочувствие? Кощей морщится, в очередной раз ощущая внутреннюю досаду на собственные эмоции: «Еще не хватало переживать за его переживания, ко всему прочему. Мне следует быть осторожнее». И все же… — Так не прощай, — тихо произносит Бессмертный, едва ощутимо коснувшись плеча Ивана. Юноша вздрагивает, переводя взгляд на Кощея, и ладонь на своем плече, ощущая как по телу бегут мурашки: «Не прощать? Как бы то ни было, он мой отец…» — Ты имеешь право на свою ненависть, так же как и на свое благородство, — рука мужчины соскальзывает с плеча вниз, и на буквально несколько секунд холодная ладонь касается его ладони — короткое, мимолетное прикосновение, которое можно было бы назвать случайным. «Это так странно», — царевич провожая Кощея взглядом, ощущая на кончиках пальцев призрачное ощущение прохлады, — «Он хотел…утешить меня?» Ночью один из них рискнет продолжить это касание дальше, доламывая лед, покрывавший их с момента последней ссоры, а другой отзовется, позволяя своим ладоням так же скользнуть к этим рукам. Это темная, глубокая ночь- месяц только нарождается, и небо, к тому же затянутое тучами, окутывает землю почти что непроглядным мраком. Иван осторожно касается кончиком пальца острого когтя- гладкого, прохладного. Он помнит дневное ощущение холода под своей ладонью, хмурый, сосредоточенный взгляд, едва уловимое касание когтистых рук. И эта обволакивающая темнота, окружающая их сейчас, словно еще сильнее сокращается расстояние между ними- не физическое, но внутреннее, подталкивая к затаенно желаемому. Сглотнув, юноша продолжает движение дальше, вверх, по тонким, длинным пальцам и изящной ладони, к запястью. Внутри царевича перекатывается клубок неоднозначных чувств- горечь и боль разочарования, оттененная чувством звенящего одиночества. Или…не совсем одиночества? Кощей чувствует, как от этих осторожных, в чем-то даже робких касаний по телу словно бегут будоражащие разряды. В сумрачной тьме, в отличие от Ивана, он видит так же остро как при свете дня — и отчетливо различает всю палитру эмоций на лице юноши. Когда теплые пальцы спускаются обратно к когтям, Бессмертный, с усмешкой, во многом больше напоминающей печальную улыбку, подхватывает их, осторожно касаясь острым кончиком сначала подушечек, а потом соскальзывая вниз, по внутренней стороне ладони Ивана. И он чувствует тонкую дрожь, порожденную этим жестом. Их руки сплетаются словно в осторожном, чувственном и медленном танце — так, как перемежаются между собой языки пламени в костре. Пальцы скользят меж пальцев, когти осторожно и тонко пощекочивают кожу, тепло опаляет холод. «Сам же лезешь в пасть к зверю, дурачок…», — с горькой нежностью думает Кощей, — «И я …ничуть не лучше». Несколько мгновений- и их руки окончательно переплетаются. Иван отчетливо ощущает, как к его щекам приливает краска, и в груди разбегается бурлящее волнение. При всей откровенности, с которым их тела давно познали друг друга- такие медленные и чувственные жесты все равно как шаг на новую, до того невиданную землю. С легкой усмешкой Кощей мягко тянет сцепленные ладони на себя, и царевич следует за этим движением, нависая сбоку над мужчиной. Во мраке ночи аметистовые глаза сверкают чарующим отблеском, и приблизившись к лицу Бессмертного, Иван наконец может различить его черты- уголки губ, острая линяя скул и челюсти, нос с горбинкой. На какое-то мгновение они замирают в этой позе. «Я…хочу чтобы он поцеловал меня?», — мелькает в голове юноши, рождая внутри щекочуще-волнительные переливы. И, кажется, Бессмертный буквально слышит его мысль, подаваясь вперед, скользит клыками, касается губами губ. Иван с тихим выдохом поддается внутреннему желанию, прикрывая глаза, раскрывает уста, отвечая на поцелуй. Да, это совсем не похоже на дикую, во многом злую страсть, через которую они позволяли подкрасться к друг другу с того момента, как впервые вновь перешли эту черту. Иван ловит себя на странном чувстве- ему просто хочется касаться, глубоко и чувственно, скользить по клыкам, чувствовать на своих губах его, переплетаться языками. Ему буквально почти что жизненно необходимо ощутить, что в этой зыбкой, с каждым днем надламывающейся еще глубже неопределенности есть что-то, он ищет не то утешения, не то забытья, а быть может, наоборот- чего-то, от чего можно оттолкнуться и прийти к самому себе. Едва отрываясь от поцелуя, юноша перебрасывает ногу через мужчину, садясь сверху, укладываясь на широкую, мощную грудь. По телу разливается сладкая, томная нега, когтистые ладони зарываются в его волосы, а руки Ивана обхватывают лицо Бессмертного. Это очень близко, мокро, горячо, от этого в каждую частицу тела разливается желание. У этой близости нет голоса- ни едкого и ядовито- соблазняющего, ни возмущенного, прикрывающего стыд с оттенком вины. Тишина и темнота обволакивает их, позволяя отринуть привычное, давая храбрость обнажить тонкое и зыбкое, хрупкое и только проклевывающееся. Царевич сдавленно выдыхает, ощущая, что это куда больше похоже на стон, отрывается на мгновенье, сталкиваясь глазами с двумя сияющими лиловыми огнями, смотрящими на него неотрывно, пристально. Этот взор буквально рассыпает по телу юноши мурашки, растекаясь в каждую вену томительной дрожью. «Ты…такой красивый», — думает Бессмертный, вглядываясь в припухшие алые губы, влажно блестящий топазовый взгляд, лицо, каждая черточка которого сейчас пронизана трепетной и искренней юношеской чувственностью. Он ловит себя на том, что все это самым нелепым образом заставляет его ощущать нечто, куда, куда более глубокое, чем плотское вожделение. Иван чувствует, как внизу живота его возбуждение пламенеет вместе с возбуждением Кощея, растекаясь меж ними, оплетая негой. Когти выскальзывают из его волос, спускаясь на шею, мягко, на грани едва ощутимого касания поглаживая, пробегаясь по ключицам, срывая с губ еще один тихий, сдавленный стон. Им обоим странным образом не хочется разрывать тишины, окутывающей их, и этот звук, прорвавший, но не надломивший ее полностью — как капли капели по еще не исчезнувшей кромке льда, только множит взаимное желание. Холодные руки распускают шнуровку на рубахе- медленно, осторожно, чтобы затем лечь на грудь, опалить кожу прохладой, движением когтей, задев соски, заставив Ивана прикусить губу. «Ох, вот черт…что я творю вообще, моя жизнь в который раз летит в тартарары, переворачиваясь с ног на голову, а я…», — царевич, ухватив край рубахи, снимает ее через голову, и отбрасывает в сторону, оставляя торс оголенным, пока ткань светлым облаком исчезает в сумраке комнаты. «А я… Я в таком ищу утешения, я хочу его», — теплые руки осторожно расстегивают застежки на груди Бессмертного, пальцы юноши едва ощутимо подрагивают — то ли от волнения, то ли от переизбытка чувств, то ли от всего разом. Он чувствует, что ему буквально жизненно необходимо сейчас ощущать этого мужчину, смотрящего на него этим продирающим душу насмешливо-ласковым взглядом, кожа к коже, плоть к плоти. Иван, утянутый ладонями, блуждающими по спине, вновь опускается на Кощея, так же медленно и плавно касаясь губами губ. Юношеское сердце бьется судорожно и быстро, и Бессмертный ощущает это движение жизни на самом физическом уровне- словно царевич делится с его холодом не только желанием, но и самой жизнью. «Такая нелепость…целоваться с тобой, так словно я сам едва оперившийся юнец, в каком-то почти богом забытом месте, и чувствовать так много», — с внутренней усмешкой думает Бессмертный, скользя клыками по щеке, на которую еще пару часов назад пришлась отрезвляющая пощечина, — «Я вообще могу позволить себе это?». Руки царевича обвивают его шею, голова ложится на плечо, они близко, так пугающе близко друг с другом. Одна рука мужчины теряется в пшеничной глади, прижимая Ивана ближе, а вторая осторожной, плавной змеей проскальзывает меж прижатых к друг другу тел, обнажая и обхватывая возбужденную плоть обоих, скользя, размазывая смазку, смешивая и соединяя их в единое. «Ох…блять», — юноша чувствует, как все связанные мысли исчезают из головы, весь он- одна сплошная оголенная чувственность, открытая и ранимая, распятая в своей откровенности. Он закрывает глаза, ловя губами воздух, вцепляясь в мощные плечи руками, вжимаясь еще крепче, желая раствориться и растворить, поглотить собой и быть поглощенным. Иван ощущает себя одновременно провалившимся в бесконечную, предельно мягкую пуховую перину, и вышагивающим по битому стеклу босыми ногами — все происходящее чувствуется так остро и так сладостно. Бессмертный касается горячего виска губами, целуя, вслушиваясь в тихие, хриплые стоны, и когда в забытье наслаждения этот голос едва слышно, в ужасающей близости выдыхает его имя, внутри него буквально взрывается вселенная. Размыкая очередной поцелуй, они вновь сталкиваются взглядами, видя в них отражения друг друга, и немое, взаимное, со сладкой горечью: как далеко мы готовы зайти? И это вопрос вообще не о последовательности сплетении тел. Оба чувствуют, что да, этого слишком много, но также этого слишком мало. Максимально не размыкая касаний они избавляются от оставшейся одежды, как от шелухи, как от старой шкуры, от изжившего себя оперения. Узкие юношеские бедра обхватывают когтистые ладони, расписывая нежность молочной кожи тонко-алым, теплые руки ложатся на широкую грудь, находя столь необходимую во всех смыслах опору. Иван прогибается в пояснице, запрокидывая голову назад, бессильно кусая губы, ощущая, что от каждого толчка, каждого покачивания бедрами внутри пульсирует и расцветает тот самый огненный цветок- и кажется, что едва ли ни впервые он больше согревает, чем обжигает до невидимых, но не исчезающих шрамов. «А завтра…», — он на секунду открывает глаза, сталкиваясь с неотрывно следящим за ним Кощеем, — «Завтра, когда эта ночь рассеется, ты снова посмотришь на меня насмешливо, уколешь своим ядом, верно? И все равно, мне так хорошо сейчас с тобой», — в душе волной прокатывается болезненная, колющая, до комка в горле, горечь, — «Какой же я дурак, ты абсолютно прав…». Прохладная рука скользит вдоль его живота, будоражащее царапая кожу, лаская его возбуждение, множа эту печальную, томительную нежность. Сколь широко Бессмертный не разводил эти острые колени раньше, грубо и жадно, снисходительно и насмешливо, властно и повелительно, едва ли он когда-то видел и чувствовал своего любовника таким обнаженным и открытым для себя. Эта картина пьянит, пробирает до костей, проходясь по натянутым сейчас до пределов струнам его темной души. Царевич дает своим запястьям ослабнуть, согнуться, опускаясь на грудь Бессмертного, в желании спрятать сложные эмоции и чувства, утыкается лицом в острую ключицу. Кощей обхватывает его шею, будоражащее проходится когтями вдоль спины до поясницы, целуя каждый попадающийся под губы кусочек полыхающего лица. «Не принимать близко к сердцу, да?..», — Иван ощущает, что буквально задыхается, тонет, и ему не за что уцепится, кроме как за то, что его потопило. Он прикусывает плечо мужчины, скрывая в этом движении стон на грани всхлипа. Бессмертный оттягивает шею юноши, покрывая ее поцелуями, надавливая клыками, даря мягкие укусы, с умножающимся наслаждением ощущая судорожно вцепляющиеся в его плечи пальцы. «Бог мой, я же…», — они вновь сталкиваются глазами, и мужчина чувствует, что буквально проваливается в эту болезненно блестящую васильковую чувственность. Кощей отчетливо понимает, что чувствует именно это. От сего столь очевидного, но столько долго отодвигаемого на задворки факта, мужчине хочется рассмеяться и взвыть волком одновременно. Да, это именно оно, ранящее, пусть и давно не отрицаемое, но едва называемое своим именем, даже в мыслях. «Я ведь действительно люблю его», — он подцепляет когтями подбородок царевича, более не позволяя ему отвернуться, желая видеть это лицо, глаза с поволокой, приоткрытый в истоме рот, подрагивающие ресницы. И от этого пробирающего душу сочетания властности и нежности Иван, уже не в силах удержать звучного, громкого стона, выгибается на нем, содрогаясь в почти что отключающем сознании удовольствии. Кощей ощущает то же самое, и это чувствуется словно он снова умирает и воскресает одновременно. Юноша пытается отдышаться, прийти в себя, не имея сил как обычно выскользнуть из оплетающих его холодных рук, и, на самом деле, совершенно не желая сейчас этого делать. «Вот же…черт», — думает он, пытаясь собрать мысли, но даже в собственной голове чувства не обличаются в слова. Они лежат в той же тишине- сказать сейчас что-то обоим кажется смерти подобно, чересчур опасно, слишком все обнажено, и единственное что милосердно укрывает их сейчас — молчаливый сумрак темной ночи. Кощей же утыкается носом в кудрявую копну, вдыхая терпкий, горько-сладкий запах: «Как я там тебе обещал? Что никогда больше не появишься перед моими глазами после?..» Иван поднимает голову, и голубой океан встречается с лиловой бездной. Это молчаливый, не вполне осознаваемый, глубокий, и куда более откровенный диалог, чем оба из них могут сейчас даже помыслить в действительности. Вот теперь, пожалуй, вопрос: «А сейчас жалеешь?», был бы весьма уместен. Потому что его можно задать каждому из них, и оба едва ли осмелятся дать ответ. Темнота ночи милосердно укроет и это.День, я прошу тебя - не надо
От восхода до заката
Говорить мне про любовь