Делай то, зачем пришел

Елена Прекрасная греческого не знала, никогда не бывая в тех далеких, заморских землях, как и не знала легенду о Персефоне и Аиде. Если б знала, то горько улыбнулась бы, ибо ей определенно было бы о чем поговорить с Деметрой. Та богиня — и та не удержала свое дитя в мире солнечного света и жизни, а она и подавно. Греки ведь и в превратностях судьбы знали толк, и Елена чем больше думала, тем больше приходила к выводу о том, как ничтожны попытки ее изменить. Ведь до встречи с повзрослевшим Иваном она прокручивала этот нереализованный сценарий в голове тысячи и тысячи раз. Рискни она пробудить свою ведьмовскую силу, сбежав тогда со своим маленьким ребенком с княжеского двора, прочь от его властного отца, чьи глаза окончательно покрыла пелена жажды власти, куда бы она отправилась? Максимально далеко, туда, куда порядочные люди не суются лишний раз, в богом забытое место, в последние края земли людской, на границе с навью, чтобы не нашли, чтобы махнули рукой, решив не утруждать себя поисками. Вот тут еще и с большей легкостью столкнулся бы ее сын с Темным Князем, коему был предназначен, и не столь велика была бы разница. Горькая Эдипова чаша не минула бы Ивана, как бы она не перетасовывала эти карты. Столь горькая ли? Если бы Деметра могла заглянуть в ее усталые глаза, найдя там отражение своих болей и тревог, она бы тихо обронила: Неужели они действительно счастливы там? Елена бы ответила ей с печальной улыбкой: Мне тоже страшно поверить в это, но не верить- еще хуже. Ее сын- белокурый, голубоглазый, со светлой улыбкой и легким смехом, как и она, несущей на себе проклятье своей красотой и своего своеволия, с характером упрямым, с добрым сердцем, как он может быть там, с ним, в этом царстве холода, мрака и смерти, и сохранять свое живительное пламя? Зима и тьма же пожирают все это, уничтожают, покрывая белой пеленой пустоты. «Любовь зла и слепа», — думает женщина, утешающе поглаживая сына по голове, что явился спустя время на ее порог таким же- почти таким же, как она увидела его несколько месяцев назад. «И пусть так, пусть лучше так», — с горечью думает Елена, замечая на дне васильковых глаз отголосок глубины, на дне которой теперь не только безмятежный свет, — «Если ты не можешь не остаться с ним, то лучше быть в милости». Но иной раз она совсем недобрым словом поминает свою далекую прабабку- ведьму: быть может, не люби ее сына Темный Князь столь алчной, темной, поглощающей любовью, быть может и услужение во мраке ему досталось бы иное, не такое личное? Кощей Бессмертный ведь малым не довольствуется. Иванова служба- подле трона в шелках и мехах, лучших, что есть на белом свете, держать холодную, когтистую лапу. Не миновал его ни брачный узел, ни корона нави на голове. Супружеский венец- хорошо, хоть не терновый. Не терновый ведь, правда? Но ее сына самые щедрые дары едва ли соблазняют, власть так же не искушает, не множа и не взращивая в нем ни алчности, ни себялюбия, ни покровительственной жестокости. Эти темные боги на удивление верны в своих любовных пристрастьях- ядовито могла бы проронить Деметра. Не могу не согласиться — думает Елена, завороженно наблюдая, как буквально меняется взгляд Князя Тьмы, когда он переводит его на ее сына. И в целом, почему нет? Если уж и можно поверить, что мрак может любить, то разве бы не захотелось ему утащить в свой сумрачный, холодный мир именно такой кусочек теплого солнца? Смерть любит золото. Как царству Аида нужно дыхание весны, так и навь алчет живительного тепла горячего сердца. Только вот это самое горячее сердце что там нашло? И хотя с ней, при весьма редких встречах эта мрачная и величественная фигура общается отстранено-вежливо, Елене страшно представить, как Темный Князь обходится с теми, кого может назвать своими врагами. Ну, улыбаться он умеет, и ты не поверишь, иногда в нем даже такое ребячество дурашливое просыпается, хлеще моего — роняет ее сын, когда она шутливо интересуется, чем же Князь покорил его сердце. Ей правда почти невозможно поверить. Глаза хищника, глаза убийцы- но и в них может плескаться нежность? Это ужасает и вызывает недоверчивое восхищение почти что в равной степени. При возможности она осторожно рассматривает эти руки- почти что лапы животного, с когтями острыми, несущими смерть, руки что не по локоть- по самое основание в сладко-металлическом запахе крови. Но все же, с ладонями ее сына эти ладони сплетаются осторожно, мягко. Елена терпеливо удерживает внутри неуместное, отчаянно рвущееся: Неужели, неужели ты не видишь каков он? Неужели ты не знаешь? Почему ты не боишься его? Быть может, жить с закрытыми глазами не так уж плохо- особенно в его случае. Иной раз она всматривается в сына, скользя взглядом по ребрам, скрывающим рисунок Иглы. Не она ли заставляет его с такой лёгкостью воспринимать эти мрак и тьму, одновременно милосердно позволяя сохранять свет своей почти что человеческой души? Или лишь дарует вечную жизнь, молодость, привязывая к Князю еще плотнее? И тем не менее, любовь ее сына не слепа- она зряча, и женщина понимает это в один из тех разов, когда он проводит у нее срок, пожалуй, чуть более долгий чем обычно, с какой-то особой горечью в глазах. Женщина не лезет в душу, позволяя рассказывать только то, что он считает нужным, и все же, она понимает — нет, он знает его, он видит каков он, и что за тьма у него внутри. И все равно он любит, пусть и не всегда примиряется. А быть может, от того-то он и может его любить по-настоящему- потому что видел этот мрак своими глазами, чувствовал его на своих руках? В нем не только это есть, — устало произносит Иван, и Елене кажется, что в какое-то мгновенье сын убеждает скорее самого себя. Я вот тоже не знаю, что она в нем нашла - Деметра, пожалуй, куда более злостна к своему зятю, — Любят их любовь, видимо. Елена печально улыбается. Вообще-то, я мог отказаться от всего этого — мельком, невзначай роняет как-то Ваня, и в ответ ей хочется почти-что закричать: И ты не отказался?! Персефона съела гранатовые зерна, опоясав себя союзом с царством мертвых, а какой же плод вкусил он? Она чувствует, что сын своего супруга действительно любит, и эта любовь для нее с одной стороны- облегчение, с другой- бесконечная тревога. На каком клею она вообще держится? Не только же лишь на страсти, которую она украдкой ловит в глазах Темного Князя, когда ее сын, даже после недолговременной разлуки, погостив у нее пару дней выскальзывает из материнского дома в его руки. И в глазах Ивана она тоже видит тот самый огонек — с нервным смешком думая, что вкус у сына все же специфический. Об этой стороне их отношений она вообще старается никогда не задумываться. Но кажется, он счастлив, и она заставляет себя смиряться — да и в любом случае, кто ее спрашивает? Одной несколько зернышек граната, другому- запретный плод чувств, позволивший плод реально предложенный отторгнуть. Персефону заманили на самый прекрасный из растущих цветков, и ее сын, к худу ли, к добру ли, в цветах зла нашел не отторгающую его красоту, опасную, но манящую. В конце концов, ей самой едва ли знакомо это чувство- когда на тебя смотрят так. И когда оплетают заботой, выполняя каждое желание, укутывают лаской. Иной раз она с дрожью думает о том, что миру, вообще-то, очень повезло, что Иван даже в нави не впитал в себя жажды крови- иначе никому бы мало не показалось. Потому что Темный Князь бросал бы к его ногам головы с такой же легкостью и радостью, с которой осыпает золотом и облачает в шелка. Но как Персефона не множит зла, порой уговаривая своего супруга быть милостивым к несчастным судьбам смертных, так и ее сын едва ли не единственный во всем белом свете может склонить чашу в руках Темного Князя в сторону большего милосердия. Ее гложет тревожное любопытство- а как это вообще началось? Еще до Иглы? Иван обрисовывает в общих словах, поверхностную последовательность событий: неугомонная сестра — сделка- плен- возвращение домой. И что, сразу общий язык нашли? С нашими характерами не просто было найти общий язык, — отшучивается сын, сразу переводя тему в другую область. Вкрадчивый материнский взор не может не заметить тонкую тень, пробежавшую в глазах сына. Князь Тьмы неповиновения не любит, а Ваню едва ли можно назвать покладистым- что оно было, в тех днях? Он никогда не рассказывает, она никогда не спрашивает, но у нее есть стойкое, интуитивное чувство, что если бы она знала- она бы никогда не смогла простить этого мужчину с лиловыми глазами. Ох, меньше знаешь, лучше спишь, дорогая, — богиня плодородия могла бы утешающе похлопать ее по спине, покачивая в руках бокал с вином, — что поделать, эти власть имущие просто приходят и берут что хотят. Да, и крадут сердца не хуже, чем самих юношей и девушек — с легкой усмешкой могла бы ответить ей Елена. Она чувствует к своему зятю- даже смешно этим словом величать его- бесконечную амбивалентность чувств. Все, что считает ценным ее сын, попадает в поле его покровительства- и она, особенно она, не исключение. Однажды это в самом прямом смысле спасает ей жизнь, когда в лукаво блестящих зеленых глазах торговки на ярмарке она не узнает ведьму, желающую ее отравить. Но из этого ничего не выходит, она даже до избы покупку не успевает донести, узнав, что за ней уже давно, молчаливо и незаметно, приглядывают служители Князя Тьмы. Стараюсь беречь его от огорчений, — усмехается Кощей в ответ на ее неловкую благодарность. А много ли их приносишь ему ты? — думает Елена, отводя глаза в сторону, ощущая внутри печаль. Темный Князь ловит этот взгляд, и в нем он вызывает перекатывающееся неудовлетворение. Ему с этой женщиной тоже весьма не просто, и причины для этого существуют не только самые очевидные. И он понимает, что при всей почтительной вежливости, с которой с ним общается Елена, он вызывает у нее отторжение и тревогу. Не то чтобы это его сильно огорчает — нравится людям в его компетенции не входит. И все же, не может отделаться от досадливого чувства, что если Ивану важно ее мнение, то и он не может просто отмахнуться от него. Аид к Деметре теплыми чувствами тоже не пылает — у них простая сделка, полгода тепла, полгода холода. В этом смысле Кощею с Еленой еще проще- она и меньшим довольствуется. Вообще, в определенных вопросах, они бы вполне могли понять друг друга. И как минимум, у них была точка пересечения- одна, но значимая, столь ценная для обоих. Иван, если бы знал Персефону, тоже бы понял ее очень хорошо. Тревога и затаенная тоска в материнских глазах, печально-нежный поцелуй в лоб — ну что за родитель хотел бы отдать свое чадо в царство ночи и холода? Действительно, их супруги могут быть жестоки и кровожадны, этого не отнять. это мало кто может понять, — могла бы с печалью протянуть богиня Весны, — всё оплакивают наши сломанные судьбы. Похищенные, обманутые, плененные, соблазнённые, очарованные злом - мало ли жалостливых эпитетов можно подобрать? главное, что понимаем мы — с улыбкой ответил бы ей Иван. Ибо эти двое знали, что таится за этим сумраком, за этими мощными, властными, повелевающими темной стороной мира фигурами. Что нежность там может быть слаще любого нектара, и что когти и клыки дарят негу не меньшую, чем руки людские, и как верна своим выбранным возлюбленным тьма. И пусть высока цена у этой любви — но столь же драгоценны и плоды. Не всякий может заплатить, но те, кто могут… Персефона никогда не жалела о тех гранатовых зернах. Как и Иван не жалел о том, что выбрал оставить на своих ребрах тонкую, с витиеватым ушком Иглу. Но все же, с точки зрения Деметры- ужасающая судьба, отвратительная партия любимому ребенку. Елена свою точку зрения не афишировала. Лишь иногда вспоминала слова собственной матери: порой великую жертву трудно отличить от великого дара Что ж, пусть ей жертва, а ему — дар. И она рада, что для ее сына в этой предначертанной любви- ужасающей, но большой и великой по силе, акцент явно стоит на втором. И от того ей много легче примириться с первым.