Если я умру быстрей Тебя — ты догоняй! Выстрел ртом лови, не прячь лицо, Кричи! Кричи! Кричи!
Бессмертный идет по солнечному, залитому светом лесу- обстановка легкая и беспечная, но отчего-то мужчина отчетливо ощущает внутри нечто темное, тревожное, предвещающее нехорошее. Щебетание птиц раздражает, солнце слепит глаза, все краски чувствуются неестественно яркими, буквально до омерзения. Он ступает по мягкой, устланной еловыми иглами земле. В воздухе витает очень знакомый для него запах смерти, смешивающийся с приторным, неестественно сладким ароматом цветов, прогретой жаркими лучами земли и травы. Спустя какое-то время, неопределенно короткое, или неопределенно длинное, Кощей оказывается на небольшой поляне. На ней- высокий похоронный помост, сложенный из бревен, уготованный для сожжения. Бессмертный ощущает тонкую, заползающую в душу паучьими лапами тревогу. Подойдя ближе, он замирает — среди пышных груд васильков лежит в светлой, похоронной ризе белокурый блондин, с бледной, мертвецки бледной кожей. Не пульсирует жила на юношеской шее, не вздымается широкая грудь, веки закрыты, и на лице застыл вечный и леденящий покой, запечатляющий тихую полуулыбку на устах. Кощей вздрагивает, желая сбросить наваждение, но увиденная картина не уходит из глаз, обволакивая реальностью всех чувств — звуков, красок, запахов. Дрожащими когтями он касается родной щеки, ощущая под собой холод омертвелого, ладонь ложится на сердце- и не чувствует под собой живого биения. Солнечный свет резко исчезает, пожираемый мраком и холодом, со всех деревьев вздымаются ввысь стаи воронов, с громким, бьющим до гула в ушах карканьем. «Но как же… Так не может быть, чтобы он был мертв, а я жив! Игла!» — мелькает отчаянная мысль в голове Кощея, и в воздухе резко раздается звон. Обернувшись, он видит повисшую в воздухе иглу- и та постепенно опускается в его руки. Вот же твоя сила Вот же твоя власть Голос звучит словно везде и одновременно нигде, ни то мужской, ни то женский, тихий и певучий, с легким, словно звон весеннего ручья смехом. Бессмертный дрожащей рукой подхватывает артефакт, машинальным и во многом небрежным, торопливым жестом опуская его в карман плаща, вновь оборачиваясь к погребальному помосту. Вместо тела он видит на нем скелет, истлевший прахом. Цветы вокруг уже давно сгнили, и в воздухе стоит тяжелый запах разложения, от чего-то отзывающийся металлическим отблеском крови. Будешь один жить свою вечность Будешь один жить Будешь один Вечность Вновь расходится тихий шепот, и Бессмертный срывается на дикий, животный крик, пронзающий мрачную, окостенелую тишину. Кощей распахивает глаза, обнаруживая себя в замке- он в кабинете, за письменным столом, замерший ни то в дреме, ни то в забытии, ни то в видении. Вокруг привычная обстановка, размеренно качается пламя свечей. Мужчина резко вздрагивает, поднимаясь на ноги. Будь у него бьющееся сердце — оно бы колотилось с такой скоростью, что действительно выпрыгнуло бы из груди. «Что…что это было вообще такое?!», — Бессмертный, тяжело дыша, всматривается в собственные ладони, от которых по деревянной поверхности стола буквально расходится изморозь. Кощей выходит из кабинета прочь, шагая быстро, сдерживая иррациональный, бьющий адреналином в жилах порыв перейти на откровенный бег. Мужчина мрачной тенью пролетает коридор за коридором, пока не оказывается у высоких дверей, и резко распахнув их, торопливо проходит покои насквозь, оказываясь у большой кровати. Он облегченно выдыхает, видя среди бархатных простыней и подушек беспечно и спокойно спящего мужа. Бессмертный замирает, вслушиваясь в тишину спальни — и острый слух различает тихое, спокойное дыхание. «Живой…», — с облегчением думает Кощей, сразу же испытывая прилив злости и разражается на собственные мысли- живой, конечно живой, каким ему еще быть? Мужчина резким, цепким движением срывает с юноши покрывало, нависая сверху, переворачивая на другой бок — и дрогнувшей рукой оглаживает вживавшийся в кожу рисунок. — Кощей…ммм…ты чего, — в ответ на все эти действия Иван недовольно и сонно бурчит, отмахиваясь ладонью, — отстань, я же сплю уже…- не раскрывая глаза, блондин нашаривает рукой покрывало, вновь накрывая себя, — закрой окно лучше, холодно…- едва слышно произносит он, снова проваливаясь в столь резко нарушенный сон. Губы Бессмертного искривляются в призрачной улыбке, он тихо соскальзывает с кровати, отступая на шаг назад. «Так, успокойся. Все нормально. Что это за паника вообще такая, нелепо, возьми себя в руки», — он глубоко выдыхает, окончательно подавляя волну будоражащих эмоций. Кощей вглядывается в укутавшегося по шею возлюбленного, в нахмуренные брови, едва заметно подрагивающие ресницы, в крохотный кусочек стопы, виднеющееся из-под покрывала. Это отзывается в душе трепетной нежностью, обрамленной по краям липкой, с затхлым душком, тревогой. Мужчина растирает лоб руками, прогоняя остатки наваждения, столь чудовищно пошатнувшего равновесие, и отходит к трюмо с зеркалом, садясь напротив. Он видит на дне своих глаз чувство, что не испытывал долгие века. В лиловой глубине тонкой тенью сквозит холодный и склизкий, обволакивающий словно болото отголосок страха. Отвратительное, забытое ощущение. Бессмертный несколько минут разглядывает представшую перед глазами картину, оскаливаясь собственному отражению, и затем вновь возвращается к постели. Кощей скользит когтем по наполненной живым теплом коже, не удерживаясь от того, чтобы коснуться лба, виска, щек Ивана поцелуем. — Ну что ты за ненасытное животное… — вновь раздается сонный голос, и его обладатель с полуулыбкой обхватывает руками шею ночного гостя. — Спи, свет мой, спи, — тихо отвечает Бессмертный, целуя легко, оглаживая щеку ладонью, — Это я так… Иван молча кивает, чуть наклоняя шею, подставляясь касанию. — Закрой окно, ну, а то холодно, — едва слышно роняет юноша, сворачиваясь калачиком. — Да, конечно, — Кощей улыбается, поднимаясь и выходя прочь, и унося с собой свой тревожный холод, мешающий безмятежному сну своего супруга. Он возвращается в кабинет, пытаясь вновь со всем вниманием погрузиться в работу. Но мысли уплывают, возвращаясь к нарисованному воображением - или присланному кем-то сюжету. Пугает даже не то, что он увидел — это картина на грани невозможного. Страшнее от того, что Бессмертный почувствовал — дикий, отчаянный, на грани животного страх пополам с отчаяньем. Острая уязвимость, обнажающая его слабость. «Да уж…», — Кощей отбрасывает перо в сторону, бросая попытки дописать очередной пергамент, чувствуя внутри перекатывающийся комок из тревоги, раздражения и досады. На следующий день он находит в себе достаточно сил на самоконтроль, чтобы не выдать остатков смятения в душе ни голосом, ни словом, ни мускулом лица. И все же, в какой-то момент во время обеденной трапезы Иван поднимается со своего места и подойдя к Кощею, опускается на его колени, обхватывая шею руками. — Было бы неплохо, если бы ты рассказал, что не так, — протягивает юноша, скользя пальцами по шелковистым волосам. — Все в порядке, — Бессмертный улыбается, обхватывая супруга за талию, прижимая к себе. Иван лишь наклоняет голову на бок, сощуривая взор, и эти голубые глаза явственно и прямолинейно говорят: Лжец — С чего ты решил, что что-то не так? — Просто чувствую, — пожимает плечами юноша, — И ночью ты что-то хотел, верно? Кощей делает неопределенный жест головой, кивок, обозначающий то ли да, то ли нет, то ли еще бог весть что. Иван хмыкает, проскальзывая пальцем по шее мужчины, спускаясь ниже к груди, покрытой тяжелым и витиеватым золотым украшением. Он уже очень хорошо успел понять, что выбить из Кощея то, что тот не хотел говорить, было на грани невозможного, и все же, порой его молчаливый, с нотой укора взгляд мог подействовать. — Чего ты боишься, Вань? — с легкой улыбкой на устах внезапно для юноши спрашивает Бессмертный. — Боюсь? — белесые брови поднимаются вверх в недоумении, — Хм… — Если скажешь, что ничего, я не буду удивлен, -усмехается Кощей, царапая бок юноши в легкой щекотке, заставляя тело на себе дернуться. Ему хочется перевести все в шутку, сменить тему, собственный же вопрос царапает и покалывает щемящей тревогой. — Не щекочи меня! — возмущенно фыркает Иван, уворачиваясь от прохладных ладоней, — Да все чего-то боятся… — в голубых глазах плещется искренняя задумчивость, — Это хороший вопрос. Думаю, боюсь быть бессильным в тот момент, когда те, кем я дорожу в опасности, боюсь быть бесполезным и слабым, не в силах сделать что-то и помочь… «Что ж, вполне в его стиле», — думает Кощей, скользя когтями в глади пшеничных кудрей. — А ты? — задает ожидаемый вопрос Иван, всматриваясь в лицо супруга с ответной улыбкой, легкой и безмятежной, но скрывающей за собой серьезность и вдумчивость. Кощей усмехается, и потянувшись вперед, целует алые губы вместо ответа. Список его тревог до смешного зациклен на этом не теряющем своего упрямства и несносности вечном мальчишке. Он опасался, что однажды эти голубые глаза посмотрят на него с поволокой скуки и досады, вынося почти смертельный приговор: уже не то Порой он думал о том, что бы мог почувствовать, если бы эти уста в пылу ссоры, или еще хуже, в отрешенном, холодном спокойствии, произнесли: я жалею, я все еще ненавижу тебя Он размышлял, настанет ли момент, когда его очередная темная и жестокая интрига, приведет к тому, что он услышит устало-болезненное: знаешь, это уже слишком для меня, понимаешь? Глубоким и мрачным опасением было сорваться, погрузившись во тьму, отпустив демонов, сидящих глубоко на цепях, насладиться этим сполна, а после очнуться и столкнуться с влажным блеском голубых глаз, кричащим: чудовище Но, как оказалось страх, настоящий страх у него был всего один. — Думаю, до страшного утомительно умирать последним, — он облекает свою тревогу в эту туманную и неопределенную фразу, с беспечной улыбкой на грани усмешки, и эта реплика заставляет собеседника нахмурить брови. — Странная тревога для существа, буквально имеющего прозвище Бессмертный, разве нет? — протягивает юноша с легким смешком: «Да, это конечно звучит интересно». Кощей внутренне выдыхает, надеясь, что этот ответ восприняли как шутку, увиливание от правды. Он прикусывает мочку уха Ивана, затем тонкую кожу шеи. — Выходит, и боятся мне нечего, верно? — усмехается мужчина, обнажая клыки, проскальзывая языком вдоль кадыка, с наслаждением вслушиваясь в хриплый выдох. «И все же, это была бы самая страшная пытка на свете- остаться в вечности без тебя», — думает Бессмертный, касаясь губ возлюбленного.Я никогда не говорил «Люблю тебя» — смущался. Мы жизни плавили края, нас смерть учила танцам. Ты пахнешь запахом моим.
Он давно признал перед собой поражение, нанесенное этими чувствами, и все же, были моменты, когда казалось бы, нащупанное дно бездны проваливалось еще ниже, и это порождало покалывающее ощущение в кончиках пальцев. Они сплетаются в поцелуе, разорвав который Иван произносит с улыбкой легкой и беспечной: — Кажется, о смерти нам размышлять во многом бессмысленно, и все же…думаю, мне хватит мужества взять это на себя, — теплая рука ложится на прохладную щеку, поглаживая острую скулу. И вопреки безмятежной интонации Кощей отчетливо видит в васильковых глазах серьезную глубину. — Что — это? — переспрашивает Бессмертный, сразу же жалея об этом наталкивающим на большую откровенность вопросе. — Я говорю, что обладаю нужной степенью храбрости и любви к тебе, чтобы умереть вторым, — произносит Иван, а сразу после милосердно накрывает губы супруга поцелуем, спасающим его от необходимости ответа, дарующим возможность Бессмертному скрыть взрыв искр внутри от этих слов. Кощей укладывает ладони на талию юноши, притягивая плотнее к себе, чувствуя, как от этой реплики нечто в нем сжимается буквально до боли. «И почему ты все же вообще заговорил про это…», — теплая ладонь ложится на его грудь, накрывая собой шрам, в жесте, продолжающим суждение, говорящем о чувствах уже на ином языке. Иван скользит поцелуями по шее, откладывая этот разговор в память. Сколь не были бы сильны чувства Бессмертного, порой юноше казалось, что тому легче натурально удавиться, чем говорить о них открыто и напрямую, и от того всякий проблеск тонкой искренности был особенно ценим им. «Ты словно… Бесконечный ларец, в котором есть еще один, и если открыть его- там будет еще, и еще», — с улыбкой, не лишенной ноты светлой печали думает Иван, ловя вспыхнувший взгляд аметистовых глаз, чувствуя, как мощные руки подхватывают его, укладывая на стол, сметая посуду и приборы, — «И, кажется вечности не хватит, чтобы подобрать ключи ко всем ним». — Что, обедать больше не хочешь? — игриво протягивает Иван, приподнимаясь на локте. — Испытываю голод иного рода, — усмехается Кощей, распарывая когтями одежду, обнажая грудь и торс. И пока холодные руки окончательно избавляют возлюбленного от ненужной ткани, клыки нетерпеливо, действительно голодно и жадно вгрызаются в шею глубоким укусом, заставляющим юношу недовольно поморщится и возмущенно цыкнуть. Бессмертный слизывает кровь, глубоко вдыхая ноздрями металлический запах, собирая губами горячую влагу. Да, это голод — но не сколько плотского вожделения, сколько жажда жизни, алчность смерти, испробовавший пульсацию тепла, и ни за что на свете не желающая выпускать его из своих когтей.…Вечером того же дня, вдалеке от замка, русоволосая ведьма с карими глазами умывается, размышляя о том, как в очередной раз развести конфликт двух сестер в шабаше, стараясь отогнать от сердца предательски, но не безосновательно пробирающуюся тревогу. Поднявшись от ковша, она кидает взгляд в зеркало- и оттуда на нее смотрят лиловые глаза и ухмылка, обнажающая клыки. Девушка даже не успевает вскрикнуть- холодные ладони ложатся на ее лицо. — Ну здравствуй, Василиса, — насмешливый шепот обжигает ухо. «Вот…черт», — девушка судорожно вздрагивает, но вырваться уже невозможно — «Черт, черт, черт!». — Вообще, это достаточно талантливо, мне нравится, какие успехи ты делаешь…- интонации Кощея спокойные, насмешливые, и, кажется, в них даже нет леденящей угрозы, — А хочешь посмотреть сама? Когтистая рука открывает глаза — и она оказывается совсем в другом месте. Сверху на нее смотрят, сверкая злобным блеском, два полыхающих изумруда. — Ты такая никчемная, тебе ничего нельзя доверить! — шипит Яга, вцепляясь мертвой, болезненной хваткой в волосы, — Когда уже научишься уму-разуму?! — ведьма волочет ее сквозь всю избу, открывая крышку погреба, заталкивая в холодный, сырой мрак. — Нет, пожалуйста! — она цепляется за худосочные, морщинистые руки, но все тщетно. Она слишком мала, она слишком слаба чтобы защитить себя, чтобы сделать что-либо, — Не надо!!! — Посиди здесь недельку-другую, — злобно оскаливается ведьма, напоследок отвешивая маленькой девочке звонкую пощёчину. Крышка погреба с глухим стуком захлопывается, оставляя ее во мраке, в котором уже слышится сиплый писк оголодавших крыс. Василиса вздрагивает, раскрывая глаза, обнаруживая себя в собственной избе, сидящей на полу, обхватив голову руками. — Держи — с усмешкой произносит Бессмертный, протягивая ей кружку с водой. Ведьма сглатывает, спустя паузу промедления отмирая. Дрожащими руками она берет в руки предмет, пытаясь понять, что таится в этой, казалось бы, спокойной лиловой глубине. — Ну, что скажешь в свое оправдание? — с во многом скучающей интонацией произносит Кощей, снисходительно оглядывая девушку сверху вниз. — Я…просто попробовать хотела это заклинание, — Василиса делает осторожный, судорожный глоток, чувствуя, как образ наваждения постепенно рассеивается, — Не думала что получится, тем более так, а когда поняла, что выходит…не удержалась от любопытства, — девушка пытается не сталкиваться глазами с Князем. — Любопытство…опасный порок, — Бессмертный оскаливается, нависая над ведьмой. «Не убьет же он меня? Так новых Верховных не напасешься, каждые пол века менять», — мелькает в голове девушки, и от этой мысли ей становится нервно-смешно. — Это было очень глупо, не спорю, — на сколько возможно спокойным голосом отвечает Василиса. — Хорошо, что ты понимаешь это сама, — острый коготь скользит вдоль ее щеки, вот-вот на грани того, чтобы порезать кожу, — Я прощу тебе твою опрометчивую шалость, и надеюсь, ты извлечешь правильный урок. Стоит ли проговаривать какой? — она чувствует, как движение угрозы смещается к лицу ниже, и проходится вдоль пульсирующей вены на шее. — Нет, я понимаю, — девушка сглатывает, буквально проткнутая насквозь вкрадчивым, колким взглядом аметистовых глаз, который в сочетании со спокойной улыбкой заставляет кровь в жилах стынуть. «Да, ты умная девочка…», — с удовлетворением думает Бессмертный, отнимая коготь от горла, даруя ведьме возможность спокойно вдохнуть. — Если отстраниться от деталей- ты действительно делаешь значительные успехи, это радует. Нам нет причин враждовать, Василиса. Просто помни, чьей стороны тебе стоит держаться, и чью дорогу не переходить — а в остальном, делай что хочешь, — Кощей покровительственно оскаливается, многозначительно поднимая брови. Дождавшись кивка, он щелкает пальцами, и в следующее мгновенье девушка остается в избе одна. «Твою мать…», — ведьма откидывается на пол, ощущая как сердце заходится в бешеном ритме. Василиса закрывает глаза, пытаясь прийти в себя. «Да, тебе переходить дорожку опасно… Одна вот перешла, и где она теперь?», — с горькой усмешкой думает девушка. В голове ее всплывает увиденное недавно видение- не свое, а чужое, его. На самом деле, она ожидала увидеть нечто иное — сломанную Иглу, павшую корону, уничтоженную навь- мало ли у Кощея Бессмертного может быть поводов действительно, по-настоящему бояться? Но нет, все это, судя по всему, не столь важно. И от этого ведьма испытывает сложное сочетание сочувствия, горечи, и злорадства.
Любимая, не смей дрожать, не смей дарить им радость. Все кончено: окружены, не вздумай при них плакать. Как я люблю твои глаза!
Ей как никому знакома боль от потери самого ценного, и именно поэтому… «Мне никогда не узнать наверняка, сама ли Марья решилась на эту смертельную для себя глупость… Или нет. И если нет, пусть и не намерено, но я подарила тебе то самое чувство, что сама испила сполна», — лицо девушки искривляется в тяжелой гримасе, она чувствует, как в горле вновь встает ком, — «А что до меня самой… Неужели я до сих пор больше всего на свете боюсь именно этого?..» Она все еще почти на физическом уровне чувствует тот запах сырости, обволакивающую со всех сторон тьму, глубокие, болезненные укусы крыс на своих ногах и руках, и уничтожающие чувство беспомощности и бессилия. Вздрогнув, Василиса хлопает себя по щеке, отгоняя воспоминание, а затем поднимается на ноги. «Интересно, а боится ли твой муж того же самого, что и ты?», — по губам ведьмы пробегает усмешка, — «Нет, этого выяснять я точно не буду- иначе малой кровью не обойдется». Подобная мысль посещает и самого Кощея, когда он скользит когтями вдоль ребер, очерчивая края Иглы. Несмотря на полученный от юноши ответ, он понимает, что можно считать своим страхом одно, а в действительности бояться совсем другого. Однако, он не хочет проверять, и лишь касается губами теплой кожи, ловя освещенный дрожащим пламенем свечей теплый, наполненный нежностью взгляд супруга. И он никогда не узнает, что если бы его холодные руки легли на васильковые глаза так же, как на глаза ведьмы, Иван бы очнулся в том самом лесу, держа в руках яблоко, совершая меняющий ход всей его жизни укус. Это было бы очень долгое видение- в котором бы он проживал год за годом, соседствуя с сосущей внутренней пустотой, в вечном поиске утраченного. Существуя ни то несчастным, ни то счастливым, а скорее никаким — проживая жизнь непомнящего о своей любви, но все время ощущающего ее потерю, вечно мучившимся таинственным, неуловимым флером несбывшегося, и неспособным найти замену, утолить эту тоску.Мы в себе уносим пули, в себе уносим раны
Всех тех, кого убили, кто никогда не знал любви…