Спать с тобой — это самоубийство Самый быстрый способ покончить с жизнью Ты мне в самых страшных кошмарах снился В общем, спать с тобой — самоубийство
Ивану кажется, словно он попал в дурно срежиссированный фильм, и быть главным героем происходящего совсем ему не нравится. Сверху вниз на него смотрят сверкающие ненормально ярким блеском глаза, а на губах мужчины замирает глубокая, немного безумная не то улыбка, не то усмешка. — Кость, это очень пугающе, — Иван дергается, но его крепко держат руки, и когти буквально прокалывают одежду, вжимаясь в предплечья, — что, черт побери, происходит?! Кощей не отвечает ничего, и выражение лица мужчины только множит судорожную панику и тревогу. Бессмертный сощуривает взгляд, и острый коготь осторожно проскальзывает вдоль линии челюсти, приподнимая подбородок юноши выше. Он буквально чувствует в воздухе запах страха, волнения, недоумения, и столь знакомый привкус крови на губах будоражит темное, жаждущее нечто внутри него. «Я так долго сдерживался…», — Кощей с усмешкой вновь наклоняется к шее юноши, скользя кончиками клыков, наслаждаясь запахом. Сам Иван в этот момент замирает, едва дыша. Он вновь пытается взбрыкнуться, дернувшись, чтобы вырваться, но попытка бесполезна — хватка, что держит его, буквально нечеловечески сильная. Клыки вновь прокалывают кожу- на этот раз неглубоко, на грани царапины, пускающей кровь. Теплая, горячая, несущая в себе вкус свежей жизни, сладкая кровь. Язык проходится по алому следу, обжигая кожу, холодная рука сжимает светлые кудри, прижимая к себе, и Бессмертный чувствует, как с головы до ног его наполняет алчущее желание. Ивана же накрывает чувство острой, болезненной беспомощности, прошибающей до холодного пота. — Хватит, — сипит он, в бессилии мотая головой, ощущая как холодные руки жадно скользят тут и там, с ужасом ощущая возбуждение мужчины. Он упирается ладонями в грудь Константина, пытаясь увернуться от скользящих клыков, но с тем же успехом можно пытаться остановить волну цунами, что накрывает с головой. — Ты так вкусно пахнешь, — Кощей легким движением ладони распарывает футболку юноши, касаясь теплой кожи. На мгновение, пока ладони спускаются с предплечий ниже, юноша получает возможность вырваться, но это не увенчивается успехом. С почти что ненормальной усмешкой Константин вцепляется в его запястье, притягивая к себе, когти болезненно царапают тонкую кожу. «Тебя так долго не было со мной, и ты не уйдешь, ты не посмеешь», — с мрачной злостью, перемешанной с горячим возбуждением, думает Кощей, сжимая запястья, заставляя Ивана коротко вскрикнуть от неожиданности. — Чего…чего ты хочешь? — тяжело, затравленно дыша произносит юноша. — Тебя, — и лиловые глаза буквально вспыхивают демоническим огнем. Этот короткий ответ пронзает словно пуля, выпущенная в упор, словно накинутая на шею и утянутая в одно точное и резкое движение петля. Следующие несколько минут длится борьба, в которой Иван окончательно осознает, что из этих рук ему не вырваться: Константин, несмотря на стройную жилистость и раньше демонстрировал мощную хватку, порой подхватывая его с такой легкостью, словно он не весил буквально ничего, а сейчас эти ладони и вовсе ощущались как титановые тиски. Они оказываются на полу, и юноша, брыкаясь, пытается отползти, но сильные ладони обхватывают бедра, притягивая к себе. Холодные руки с легкостью, с которой рвется бумага, разрывают его футболку, оставляя спину беззащитно обнаженной. — Ну куда же ты, — шепчет бархатный шепот на ухо, даря не сладкую, томительную дрожь, а пуская по телу ледяные мурашки. Иван хочет развернуться, но в волосы вцепляется когтистая рука, оттягивая голову, открывая шею, в которую вновь вгрызаются укусом. Он яростно шипит, мотая головой, пытаясь укусить, но все это, кажется, только распаляет Бессмертного. — Как всегда, такой строптивый, — мужчина укладывает коготь на затылок, надавливая, скользя вдоль линии позвоночника, оставляя глубокую, кровоточащую царапину, длящуюся буквально до самого копчика. Иван коротко вскрикивает, выгибая спину, и этот изгиб изящных позвонков буквально сводит с ума. О да, Кощей представлял себе это, осторожно царапая нежную юношескую кожу ногтями Константина. Он скользит языком вдоль алой полосы, медленно, чувственно, наслаждаясь каждым мгновением. Горячо, сладко, терпко. Будоражаще. Иван, буквально вжатый в холодный кафель, ощущает как ледяные руки избавляют его от остатков одежды, и от остатков иллюзий того, что все это не ведет именно к этому. К тому, что его ягодицы жестко, до боли сминают, проходятся клыками, оставляя укус, скользя и раздвигая. Все происходящее кажется кошмаром, нереальной фантасмагорией. Он не знает, что хуже- что он не узнает человека (человека ли?) что сейчас так грубо, неистово и собственнически терзает его тело, или то, что мужчина, которому он так безгранично доверял, абсолютно равнодушен к его просьбам оставить творимое им. — Кость, пожалуйста, остановись, хватит, — он в бессилии царапает ногтями по плитке, сдирая кожу почти что до крови, — Пожалуйста… Когтистые руки хватают его подбородок, разворачивая лицо к себе. Он сталкивается с буквально горящим адским блеском огнем, и этот взгляд пронзает его, принося куда более сильную боль, чем разливается сейчас по его телу алыми полосами. Потому что он понимает, что мужчина не остановится. — Ты такой вкусный, — губы накрывают жадным, горячим поцелуем, сминая, кусая. Иван сдавленно сипит на грани всхлипа, дергаться бесполезно, холодные руки крепко держат за волосы и бедра, безжалостно вбиваясь в тело. Этот темп вполне можно было бы вынести, Константин бывало, расходился и так, но все было иначе — страстной грубости предшествовали размаривающие, нежные ласки, сами подводящие к точке бурного, немного безумного неистовства. И порой Ивану хватало одного взгляда, чтобы любовник, обычно чрезвычайно чуткий, ослабил хватку, ему даже никогда не приходилось просить.Ты говорил мне: «Не бойся ничего Я тебя защитил от других людей, что зло Ну и тебя никому в этом мире не отдам Одним вечером ведь я тебя обижу сам»
Как оказывается, просьбы на самом деле бесполезны. Раскалывает надвое не та боль, что разливается тут и там царапинами по телу, не жжение ниже поясницы. А та, что замораживающей ледяной глыбой растекается от груди к кончикам пальцев, чувство бессилия и беспомощности, слабости и хрупкости, неспособности защитить себя от того, от которого ожидал подобного в последнюю очередь. Юноша закрывает глаза, кусая в кровь губы, ощущая, как комок, сдавивший горло, вот-вот хлынет из глаз слезами, и стремясь сдержать его из последних сил. Когтистая лапа ложится на плечо, вжимая его в холодную плитку, сдавливая, царапая, в шею вгрызаются клыки, он вскрикивает, и слышит над ухом удовлетворенный рык распаленного животного: — Мой… — это темная, наполненная похотью и вожделением усмешка, в которой грань опасной, будоражащей игры давно сломлена, чувствуется как нож в сердце с проворотом. И это становится последней каплей, по щекам катится горячая влага, болезненный хрип переходит в отчаянный всхлип. «Это…это не может длиться вечно, это закончится, закончится», — он старается держаться за эту мысль, как за спасательный круг, пока по спине словно хлыстом проходятся кончики вороных волос. Несколько финальных, грубых и глубоких толчков, острый укус в загривок, и юноша чувствует, как тело, вжимающее его в пол со сладострастным рыком, останавливается, погруженное в свой грязный, обволакивающий экстаз. Иван замирает, вытянувшись струной. Язык проходится по шее, зализывая укус, рука в волосах скользит плавно, кажется, что почти что нежно, и от этого уничтожающего контраста он не может сдержать болезненного всхлипа, чувствуя себя расколотым, раздавленным, рассыпавшимся на кусочки. Кощей вдыхает сладкий металлический запах, прижимая к себе теплое, дрожащее тело, липкое от смеси испарины и крови. Иван, ощутив, что держащая его хватка ослабевает, дергает плечом, пытаясь сбежать от зацеловывающих растерзанную, расцарапанную кожу поцелуев. Холодные руки переворачивают его, и он сталкивается с мутным, сытым взглядом зверя, удовлетворенного охотой, с окровавленным оскалом и ярким блеском аметистовых глаз. Кощея же один затравленный васильковый взгляд мгновенно отрезвляет, заставляя отпрянуть, убрав руки от обагрённых алым плеч. Это жуткое дежавю, он уже видел подобную гримасу отчаянного ужаса много веков назад, заплаканное, бледное как мертвый снег лицо, прокусанные насквозь губы, подбородок, испачканный кровью, все это буквально кричит: Как ты мог?! Что ты такое?! Иван ощущает онемение в горле буквально на физическом уровне, не в силах выдавить не звука, словно разучившийся говорить, только резким, судорожным движением ладонь сама ложится на рот, давя сиплый, отчаянный хрип. «Блять! Блять, блять, блять!!!» — Кощей подается вперед, намереваясь уложить когтистую длань на лоб и прервать это кошмар, и в ответ юноша резко дергается, торопливо отползая назад. Но едва ли у него есть достаточное пространство для маневра- истерзанная спина упирается в холодильник. — Нет, нет, не надо, не смей!!! — «Только не еще раз, хватит!», — Иван зажмуривается, ощущая как запястья крепко сжимают над головой, а бедра зажимают коленями, и это все та же ужасающе крепкая хватка, вырваться из которой невозможно. Но в следующее мгновение сознание меркнет, словно отрубленное выключателем, и сжатое в пружину тело наконец расслабляется в кощеевых руках. «Твою мать…», — Бессмертный со свистящим вздохом откидывается назад, давая себе буквально секунду на выдох, а после вновь укладывая ладони на истерзанное тело юноши, позволяя голубой вспышке в считанные минуты стереть все физические следы совершенного им насилия. Как там говорится, история повторяется дважды, сначала как трагедия, второй раз — как фарс? Кощей переводит взгляд на свои руки, замирая: бледно-серая кожа обагрена уже засохшими пятнами крови, она же запеклась под ногтями. Передернувшись в отвращении, он поднимается на ноги, шатаясь, ударяясь о стены добирается до ванны. Бессмертный яростно намыливает руки, окрашивая собирающуюся в раковине воду в алый, давя на кожу с такой силой, что она едва ли не рвется, и никак не может отделаться от ощущения, что пятна не оттираются, сколько бы дерганых движений он не совершил. Спустя пять минут он усилием воли заставляет выключить воду, не позволяя безумию вины захватывать контроль.Всё, что лечил, то ты сам и разодрал Не хотел прекращать, пока слёз не увидал
Тяжело дыша, он упирается в белый фарфор руками, поднимая глаза в зеркало, ощущая сжигающую ненависть к лиловым глазам, что отражаются в нем. — Тебя нельзя к нему подпускать, — мрачно произносит Кощей, — Ты — чудовище, которое все разрушает. Проведя ладонью перед лицом, он вновь видит в отражении Константина, и это буквально на ничтожную крошку облегчает бурлящее внутри, разрывающее злость, паникой и яростью чувство. Он возвращается в кухню с леденящим спокойствием преступника, которому необходимо замести следы преступления. Убрать следы крови с пола, кухонной стойки не составляет труда. Когтистая длань стирает их и с спутанных кудрявых волос, бессознательного тела, относя его в душ и осторожно смывая все следы своего чудовищного помутнения. В какой-то степени ему везет, он находит в шкафу спальни одежду, которой может заменить растерзанную в лоскуты его когтями. «Так…это свежие воспоминания, стереть их не составит труда, как и немного подкорректировать», — морщась, думает Бессмертный, подхватывая юношу на руки и укладывая на диван, почти что умирая от отвращения и презрения к самому себе. «В конце концов…я уже делал это, сделаю еще раз», — коротко выдохнув, он обхватывает кудрявую голову Ивана, закрывая глаза, сосредотачивая сознание. Все, что вспомнит юноша- он, как и собирался, пришел в эту квартиру, не обнаружил там своего любовника, и уснул в ожидании. «Вот так…», — Кощей дрожащей рукой поглаживает пшеничные волны, сползая на пол и всматриваясь в сейчас уже безмятежное спокойное выражение лица своей жертвы. Он отчетливо, с беспристрастностью самого жестокого судьи на свете, который мог бы найтись, выдвигает себе обвинительный приговор — он сделал это не только ради того, чтобы не дать возлюбленному утонуть в боли предательства, совершенного руками, которым он так чисто, наивно и безгранично доверял. Но и потому что Бессмертный слишком отчетливо отдавал себе отчет в том, что не вынесет отторжения в васильковых глазах при взгляде на себя, ни теперь, когда как никогда почувствовал, какой нежной и трепетной может быть эта любовь. Любовь, которую с легкостью может уничтожить темное, глубинное нечто внутри него, которому достаточно и капли крови, чтобы спустить тормоза. Иван открывает глаза, ощущая голову ватной, так, как это бывает, когда по неосторожности провалишься в дневной сон. Он лениво сползает с дивана, потягиваясь, зевая, пытаясь понять, на сколько времени уснул. «Хм, Костя кажется должен был прийти уже…», — он щелкает чайником, прикидывая, что оставил телефон в сумке в коридоре. Внезапно порыв ветра, заставляет его поежиться, и нахмурившись, он переводит взгляд к окну. «Разве я открывал его?», — думает Иван, подходят и захлопывая створку. Все еще заспанный взгляд пропускает лежащие на полу большое и длинное воронье перо. Добравшись до телефона, он с досадой видит сообщение от Константина о том, что возникли срочные дела, и сегодня встретиться не выйдет. «Черт, ну вечно так», — мелькает с огорчением в юношеской голове. Но время от времени такое случалось, и он старался относиться к этому с понимаем, все же, находясь в отношениях с владельцем чуть ли не всех полезных ископаемых в стране нужно делать скидку на занятость. В следующий раз, когда они встречаются, Бессмертный прикладывает колоссальные усилия к тому, чтобы не выдать своим поведением того, насколько странно и неправильно ощущается все то обычное и повседневное между ними. Радостная улыбка, мягкий приветственный поцелуй, теплые руки, обвивающие шею и кончик носа, утыкающийся туда же, быстрое щебетание о том, как прошли последние дни. Он гладит свое кудрявое сокровище по спине, на которой нет и следа шрамов от глубоких царапин, оставленных его когтями, и снова чувствует себя тем самым лжецом и вором, как тогда, когда с деланной безмятежностью наблюдал за царевичем, что еще не знал и не ведал своей горемычной судьбы. Еще страннее становится, когда Иван, лукаво блеснув глазами забирается на его колени, заскальзывая ладонями под рубашку. Бессмертный криво улыбается, скрывая эту гримасу в объятье, в поцелуях в плечо. Едва ли не впервые за все время, проведенное вместе ему хочется сказать что-то вроде «может не будем?», но он ловит искреннее желание в васильковых глазах, это теплое, страстное молодое тело, которое он так успешно разбаловал и приучил к самым разнообразным ласкам хочет его, и он, сглотнув ком в горле и прогнав ледяные мурашки, идет за этим желанием.Спать с тобой — это самоубийство Самый быстрый способ покончить с жизнью Ты мне в самых страшных кошмарах… В общем, спать с тобой — самоубийство
Бессмертный действует словно на автомате, скользя руками, губами тут и там, целуя и осторожно, куда более осторожнее чем обычно, прикусывая, с замиранием опасаясь, что в одно мгновение взгляд топазовых глаз дрогнет, и сладкую поволоку наслаждения заменит ужас и паника. Но этого не происходит, Иван все так же, как раньше, доверчиво льнет к нему, и тихие, хриплые стоны, слетающие с чувственно приоткрытых губ, словно маленькие жалящие скорпионы, расходящиеся по всей коже. Бессмертный ощущает собственное тело будто не своим, будто он почти что и не чувствует этих касаний, этого жара, чувствуя себя замкнутым в тисках напряжения, в прозрачном пузыре, позволяющим наблюдать, но в определенной степени отделяющим его от реальности. — Все в порядке? Ты какой-то задумчивый сегодня, — с тихой улыбкой произносит Иван, поднимая взгляд на Константина, чьи холодные пальцы привычными и размеренными движениями перебирают его волосы. — Да, все хорошо, — он улыбается в ответ, касается теплого лба поцелуем. Он чувствует себя самым талантливым лжецом и лицедеем из всех, когда-либо живущих, но игра в этом театре с каждым днем все больше походит на глотанье иголок, пропитанных ядом. Кощей ищет хоть какой-то способ забыться, и находит весьма банальный и примитивный, но к которому не прибегал уже долгие века. Отчего-то он остается в яви, быть может, не желая демонстрировать никому в замке свой подточенный и расшатанный дух, а быть может от того, что раздвоение между его двумя личинами ощущается как никогда остро, и Константином быть немного менее невыносимо, чем Кощеем. «Итак, предположим, все хорошо… Хах, хорошо», — недобро усмехнувшись своему отражению, он опрокидывает очередной стакан. Несколько близлежащих алкомаркетов сегодня не досчитаются значительного количества ящиков с алкоголем, пропавших буквально по волшебству, но едва ли его волнуют вопросы компенсации недостачи. «Он ничего не помнит, в этой несчастной голове я покопался отлично… Предположим, просто предположим, все относительно в порядке, снова. Но что делать дальше?», — Кощей садится на диван, растирая лоб ладонью, — «Попробовать рассказать снова? Но он испугался меня, неудивительно, это раньше люди могли спокойно столкнуться с нежитью и нечистью, а теперь это сказки, миф…». Мужчина залпом допивает стакан, наполненный до краев чистым виски, и откидывается на спинку дивана.Но знаю я, что твоя подружка-смерть На моей стороне, проиграешь ты теперь И точно знаю, младшая сестра-печаль Наконец-то подмешает ту отраву в твой чай
«Конечно, мать твою, он меня испугался, чем я вообще думал? Укусил его, вел себя как последний маньяк… Взял силой», — лицо Бессмертного передергивается в гримасе злости, отвращения и вины. «Я должен был держать это под контролем», — эта мысль острым ножом проходится по сознанию. Быть может, не зря он так оттягивал с этим укусом, словно бессознательно-интуитивно предчувствуя что-то. Потому что тьма внутри него не такая, что прежде, она глубже, сильнее и безудержнее, и в самых черных и мрачных глубинах таятся чувства, которых он не смеет назвать, ощущать, не смеет даже думать о них. В том многовековом безумном горе и скорби он возвел свою вину на постамент, отравляясь сожалением и горечью: Я заключил эту сделку. Я дал Яге шанс искусить его. Я не смог сдержаться. Я сказал, что его любовь мучает меня. Я хотел того большего, на что не имел права. И все же, в глубине мрака было еще чувство, подавленное, загнанное в угол, укрытое на самом дне. Злость не только на себя, но и на него: Какого черта, после всего что я сделал с тобой, ты предпочел умереть за меня? Как ты мог поставить мое мнимое благо выше своего? Почему, почему ты всегда лезешь на рожон ради тех, кто не заслужил это? Как ты смел сказать, что любишь меня, заставить меня чувствовать себя живым, а потом исчезнуть, испариться, раствориться в небытии? Но все это не облекается в слова, он не позволяет себя чувствовать это, ощущая отсутствие своего права на подобное. Оно лишь живет мрачным, невнятным нечто на самом дне его души, отягощая все остальное. И от того эта боль еще острее, глубже, она царапает когтями, кусает клыками, она никогда не дает ранам заживать. «Я могу сделать вид, что ничего не было, продолжать в том же духе… Но могу ли я сделать его счастливым?», — Кощей скептическим взглядом окидывает свое отражение в темном стекле журнального столика, — «Константин справляется неплохо, но я не он. Рано или поздно придется снова рассказать правду и что, все повторится? Предположим, я продумаю это лучше, преподнесу аккуратнее… Но сможет ли он принять это? Быть с монстром? У него нет иглы, и он не прожил все то время в замке, когда я расшатывал и пробуждал спящую в нем тьму, я даже не знаю, есть ли ее отголосок в нем сейчас», — он вновь плескает янтарную жидкость, осушая ее разом, — «Смогу ли я убедить его разделить со мной вечность, тем или иным способом? Он простой смертный, если он с неизбежностью состарится и умрет, смогу ли я вынести это еще раз?» Как будто у него есть возможность не вынести. Кощей закрывает глаза, непроизвольным жестом касаясь холодной груди. «Это так…мучает. От ненависти до любви путь долог и тернист, а вот противоположный можно преодолеть буквально за секунды. Но я больше не вынесу себя его врагом, я не могу позволить себе ничего, что может отвратить его от меня». В тишине раздается сначала совсем тихий, потом все более шумный звук шуршания из коридора. «Вот черт…», — думает Бессмертный, морщась. Единственный, кто мог прийти в эту квартиру помимо него- Иван, и сейчас, пожалуй, не самый лучший момент, чтобы сталкиваться с ним. «Так, надо собрать себя в руки. Не сказать и не сделать лишнего. Держать себя в узде», — Кощей поднимается с дивана, ощущая как в глазах все плывет. Пожалуй, многие века он не позволял себе напиваться до такого состояния. Твердым лишь со стороны шагом Бессмертный выскальзывает в коридор, сталкиваясь со своим нежданным гостем. — О, Кость, привет, ты тут, — Иван, небрежным движением скидывая джинсовку на вешалку, параллельно снимая кроссовки, — Конспекты оставил, а их сдавать надо, решил заехать… Юноша внимательно всматривается в лицо стоящего в дверном косяке мужчины, и нечто в его облике кажется ему иным, отличающимся от привычного. Быть может, выражение лица, или блеск глаз. — Ты пьяный что ли? — с некоторой долей удивления протягивает Иван, подходя к Константину и укладывая ладони на плечи. Те несколько раз, когда они пили вместе, юношу уносило буквально с бокала вина, а если чего-то покрепче, то хватало и пары глотков, алкоголь он переносил плохо, и не важно, было это дешевое студенческое пойло по акции из супермаркета или премиальное виски из бара Константина, результат был одинаково плачевен. Но сам мужчина мог осушить приличное количество бокалов, и едва ли даже на толику опьянеть. — Сколько тебе надо выпить-то чтобы хоть чуть-чуть…хих…окос…окосеть? — Иван, хихикнув от того, как трудно слоги складываются в слова, упирается пальцем в грудь Константина. — Много, — усмехается мужчина. — Но ты выпил много, — возражает юноша, переводя взгляд на полупустую бутылку виски многолетней выдержки. — Зато ты мало, а уже лыка не вяжешь, — смеется Константин, наблюдая за тем, как возлюбленный с трудом фокусирует на нем взгляд. — Возможно, самую малость, — уклончиво отвечает Кощей, укладывая ладони на талию юноши и прижимая его к себе, скользя носом по шее: «Какая же ты мучительная зараза, Вань, ты даже не знаешь…». — Все в порядке? — теплые руки ложатся на его голову, мягко и осторожно поглаживая. — Да, конечно, — он мягко касается поцелуем теплой кожи, под которой в вене бьется кровь, — Просто захотелось расслабиться. «Хм… Расслабиться, одному? Обычно так не от хорошей жизни делают», — с долей тревоги думает Иван, нахмуриваясь. — Устал? Проблемы на работе? — он осторожно разворачивает голову, пытаясь рассмотреть выражение лица мужчины, но Бессмертный успешно скрывает его, скользя поцелуями по плечам юноши. «Устал…устал это правильное слово… Сколько я еще смогу притворяться? А есть ли у меня иной выбор?», — ладонь буквально на мгновенье сжимается на талии Ивана. — Да так, быть может действительно немного притомился, много всего. Ты с учебы, да? Голодный? — безмятежным тоном отвечает Кощей. Иван подмечает, что его вопросы игнорируются, и это только множит неспокойствие. — Да нет, — юноша мягко отстраняется, укладывая ладони на лицо Константина, внимательно вглядываясь в его глаза. «Так, гостиная… Его туда пускать определенно нельзя», — Кощей ухмыляясь реальному количеству пустых бутылок, влитых в себя. — Конспекты, да? Я принесу тебе сейчас, — он тянет юношу в спальню, не испытывая сильного сопротивления. Иван лишь едва заметно хмурится, не вполне понимая, почему не может сам справиться с такой задачей. Бессмертный с неким трудом фокусируя взгляд на предметах, находит нужные тетради, почти что погребенные под рядом бутылок, и возвращается в спальню, протягивая их возлюбленному, сидящему на кровати. — Тебе бы лучше поехать, — максимально безмятежно, с тонкой улыбкой на лице произносит Кощей, и в ответ юноша, ухватив его за запястье, утягивает к себе, усаживая рядом. — Прогоняешь меня значит? — сощурив глаза, протягивает Иван, отбрасывая конспекты в сторону, и перекинув ноги через мужчину, устраиваясь на его коленях — Хочешь остаться наедине со своими мыслями в голове? — кончик пальца мягко блуждает вдоль ключиц. — Скорее считаю, что тебе не стоит оставаться со мной сейчас, — усмехается Кощей. Но юноша едва ли прислушивается, лишь хмыкая в ответ, мягко подталкивая плечи мужчины вперед, тем самым опрокидывая Константина на кровать и ложась грудью сверху. Казалось бы, от опьянения чувства должны притупиться, но все с точностью до наоборот- он чувствует сладкий, пьянящий запах его кожи, буквально слышит и видит, как бьется венка на шее. Так близко и так недосягаемо. — Да, и что же может произойти со мной?..- блеснув глазами, медленно протягивает Иван, укладывая голову на плечо мужчины. Бессмертный на мгновение прикрывает глаза, ощущая спокойное биение сердце возле своей груди. В такие моменты может показаться, что в его холодной груди теплится жизнь. Показаться. Притвориться. — Будешь своим видом дразнить мое желание похитить тебя, спрятать далеко-далеко и посадить на цепь, — хмыкает Кощей, и в этом смешке куда больше неприкрытой горечи, чем он позволяет себе обычно. В ответ Иван искренне смеется коротким смешком, скользя пальцами по темным волосам, разбросанным по подушке. — И зачем тебе сажать меня на цепь, а? — ласково произносит юноша, и теплота этого голоса словно жалящая ядом гадюка. Он делает шаг к постели пленника, легким движением руки сбрасывая с плеч плащ. Иван голову не опускает, глаза не отводит, и васильковые глаза блестят непокорностью, пропитанной злобой, алые губы сжаты в тонкую нить. Кощей с усмешкой подхватывает золотую цепь, резким движением натягивая, заставляя юношу соскользнуть с шелковых простыней к себе. — Соскучился? — оскалив клыки, он нависает сверху, легким движением руки стягивая с плеч рубаху, вгрызаясь в ключицу. Он знает, что это больно, но его пленник и звука не позволяет себе издать, лишь пальцы добела сжимаются на алой ткани. — Чтобы ты никуда от меня не делся, — усмехается Кощей, едва ощутимым касанием поглаживая юношеские бедра. — Так я и не собираюсь никуда, — безмятежно произносит собеседник. «Пока не собираешься», — мрачно заканчивает Бессмертный, резким, неожиданным для любовника движением подхватывая его, и переворачивая на спину, оказываясь сверху. Иван не сопротивляется, лишь все пристальнее всматривается в лицо напротив. — Или вдруг я сожру тебя, откусывая по кусочку, а? — хмыкнув, Кощей наклоняется к юноше, касаясь кончиком языка нижней губы, прикусывая и оттягивая ее. — Ты забавный, когда пьяный, Кость, — теплые руки обвивают его шею, — Вроде бы, приступов каннибализма я за тобой не наблюдал, если не считать любви к укусам, конечно… «Что-то явно не так», — с внутренней досадой резюмирует Иван. — Трудно удержаться, знаешь ли…- тихо шепчет Бессмертный спускаясь поцелуями на шею, — От того, чтобы не попробовать тебя по-настоящему. «Надо выпроводить его от греха подальше», — и мысли далеки от дел, он едва ли может заставить оторваться, усилием воли лишь заканчивая дорожку касаний на ключице и утыкаясь в нее носом. В размаривающем состоянии опьянения это тело манит его ничуть не меньше чем обычно, скорее даже больше. Хочется спуститься губами ниже, забраться под ткань, скрывающую нежную кожу, прикусить сосок, сорвав с алых губ горячий вздох, хочется добраться до острых косточек на бедрах, хочется… Хочется очертить языком каждый сантиметр кожи, каждую бьющуюся жизнью жилку. Хочется…вкуса его крови? — Кость, кажется мне, что все твои метафоры к тому, что ты о чем-то недоговариваешь, — с печальной улыбкой произносит юноша, зарываясь пальцами в холодные, гладкие волосы, — Что тебя тревожит? Бессмертный усилием воли сдерживает очередной смешок, приподнимаясь выше, упираясь ладонями сбоку от лица Ивана. — Ничего, просто устал. — А почему тогда у тебя тоска такая в глазах? –тихо произносит юноша, поднимая руку и осторожно поглаживая острую скулу пальцем. Кощею думать даже над ответом на этот вопрос почти что невозможно, до дрожи сжатых добела кулаков на покрывале. Потому что я люблю тебя слишком сильно. Я не могу потерять тебя снова. Но так- почти что невыносимо. — Совсем ты не любишь о чувствах говорить, да? — Иван не позволяет затянувшейся паузе зарубцеваться окончательно. — В моем случае разговоры о них к хорошему не приводят. «Как и сами чувства… Когда-то это закончилось моей смертью, потом твоей, а сейчас- нескончаемой пыткой», — поморщившись, Бессмертный разворачивает голову, касаясь ладони у своего лица поцелуем. — Если бы я такие разговоры вел, ты бы из меня всю душу вынул, — вздыхает Иван, — соскальзывая ладонью на шею. — Просто у меня и вынимать-то нечего, — хмыкает Кощей, — Все нормально, Вань, не переживай. Так или иначе, сознание, затуманенное алкоголем предательски пропускает то, что он не хотел бы говорить и называть словами, и мужчина морщится, чувствуя как внутри перемешиваются болезненная горечь и досада. — Тебе не обязательно контролировать все на свете каждую секунду времени, ты можешь мне довери… — Однажды я отпустил контроль, поддавшись чувствам, и это кончилось тем, что человек, которого я любил больше самой жизни, погиб из-за моей опрометчивой глупости, — эта фраза звучит жестко, отрезающе, и юноша отчетливо различает в ней острую болезненность. «И кроме того, едва ли ты хочешь еще раз увидеть и почувствовать, что я такое, если я не держу себя в узде», — думает Кощей, ощущая как мрачное, темное чувство холодной змеей сворачивается на груди. — Прости, — едва слышно отвечает Иван, чувствуя, как внутри все предательски сжимается, и почти что на физическом уровне опаляет холод. Он на мгновение прикусывает губу, стараясь не выдать лицом смятения, но выходит скверно. Бессмертный в досаде морщится, буквально ловя в воздухе растекающееся между ними тревожное напряжение, позвякивающее покалывающим, по капле возникающим отстранением. — Все нормально, мне не стоило говорить об этом. Он вновь наклоняется ниже, мягко целуя, ощущая ответное движение, позволяя себе буквально на мгновение прикрыть глаза. Теплые руки нежно спускаются с его шеи ниже, опускаясь на талию, скользя теплыми поглаживающими движениями через ткань рубашки. Иван прижимается к нависающему сверху телу, чувствуя собственное нарастающее возбуждение странно-неловким. И все же, он хочет своего мужчину, но больше этого хочется сделать хоть что-то с этим тяжелым блеском в родных глазах. — Я бы отвез тебя домой, но вряд ли мне стоит садиться за руль, — Бессмертный произносит это горячим шепотом над самым его ухом, и это далеко не та фраза, которую он бы хотел услышать — Давай я вызову тебе такси? И для юноши эти слова, в общем и целом несущие не что иное, как теплоту заботы, отдаются болезненным уколом в сердце. Он внезапно чувствует себя лишним, словно бы неуместным. Нежеланным? — Да не надо, мне еще в центр на работу заскочить надо, на метро быстрее по прямой, — неловко улыбнувшись, скрывая растерянное огорчение в тревожном блеске своих топазовых глаз отвечает Иван. «Я не могу рисковать снова утратить контроль. И так наболтал лишнего», — Кощей с легкой улыбкой поднимается, подхватывая ладонь возлюбленного и помогая ему встать. На прощание в коридоре он целует его мягко, нежно, напоследок дотрагиваясь до лба мимолетным касанием, и все равно юноша не может отделаться от чувства того, что меж ними словно мутный, тяжелый туман, который он никак не может развеять, и самое главное понять, откуда он исходит. Иван спускается в метро, погруженный в свои мысли, преодолевая пролеты переходов и эскалаторы, едва замечая, что происходит вокруг. От этой встречи остался тяжелый, тревожный осадок. «Хочет побыть один, хм. Но быть может, надо было настоять, и не оставлять его одного в таком состоянии? Он же явно не в порядке… Такой себе из меня партнер, ничего не могу толкового сделать для него», — думает юноша, закрывая глаза и опираясь на металлический, опаляющий прохладой поручень. С губ слетает вздох, теряющийся в тряске вагона. «Он не хотел, чтобы я остался? Действительно не хотел…», — Иван вновь бегло прогоняет в голове эту случайную встречу, не в силах отделаться от странного ощущения липкого смятения. В обычное время Константин (да и он сам) всегда старался урвать любую возможную минуту, возникающую в непростом сплетении их насыщенных графиков жизни, но сейчас что-то явно было иначе. Но что? ...Человек которого я любил больше самой жизни, погиб из-за моей опрометчивой глупости… «Любил больше самой жизни…», — пальцы невольно сжимаются на сумке, лежащей на коленях. Иван чувствует тревожную смесь волнения, печали, и в этом определенно есть что-то еще. По отношению к нему Константин таких слов никогда не говорил. И это отчасти волновало юношу, потому что он-то отчетливо понимал, что именно чувствует по отношению к этому мужчине, столь внезапно ворвавшемуся в его жизнь. Он смутно помнил короткий разговор, который случился между ними во время его зимнего гриппа, и то короткое «значишь» было маячком, согревавшим его. Да и в целом грех было жаловаться- Бессмертный выражал свои чувства иными способами: эти холодные ладони передавали жар такой, что в нем почти что можно было сгореть, и поступки, и та забота и внимание, с которыми мужчина относился к нему, говорили сами за себя. Да так ли важны слова эти? Иван не понаслышке знал, что порой ими разбрасываются с щедростью, что после окупается горьким разочарованием, наблюдения за непростыми родительскими отношениями принесли много печального опыта. Но быть может именно от того, что Константин словами не разбрасывался, эта реплика так кольнула его? «Тот…мужчина, парень, что был раньше, я ведь вообще ничего не знаю о нем, даже имени, сколько они встречались, где и как познакомились. Но очевидно, что он любил его, и любил очень сильно… Быть может, сегодня какая-то важная дата, связанная с этим? День его смерти? А что, тогда все становится очень логично, что он напился… И что хочет быть один». Волей-неволей Иван порой возвращался к их первой с Константином встрече — она осталась в памяти ярким, размытым пятном, трудно облекаемым в слова. — Это все-таки было достаточно странно, — в задумчивости протягивает он, всматриваясь в лицо Константина, все еще пытаясь осмыслить это безумное во многих смыслах знакомство. — Что именно? — Затащить к себе домой парня, которого знаешь меньше получаса. — Мне все стало ясно еще за меньшее количество времени, — усмехается в ответ Бессмертный. — Что любовь с первого взгляда? — хитро улыбнувшись, он проводит кончиком пальцем вдоль тонких губ. — Можешь считать и так, — Константин клацает зубами, прикусывая его палец, и быть может, будь юноша менее безмятежен, он бы заметил в черничных глазах раздражение, порожденное этим вопросом. «Интересно, каким он вообще был?.. Похож ли я на него?.. Хотя, какой смысл думать об этом, это прошлое, тем более ушедшее безвозвратно» Иван не позволяет своим мыслям двинуться за чувствами, отгоняя их как зудящую стаю насекомых. Потому что эти думы прикрывают весьма неуместное ощущение тревожной ревности к тому, о ком он не имел ни малейшего представления, по крайней мере, так ему казалось. «А что именно я значу для тебя, Кость?», — с грустью размышляет Иван, упираясь невидящим взглядом в окно вагона, за которым серым мраком мелькают стены туннелей, — «Почему тебе вообще интересно со мной? С самым обычным парнем с такой скучной, наполненной банальностями жизнью? Мы же с тобой почти что в разных мирах живем… И куда все это приведет? Сколько мы можем просто встречаться, какие у нас вообще перспективы?» Юноша печально усмехается. Перспективы любить мужчину в этой стране были весьма так себе, хотя, пожалуй, Константина это волновало меньше всего. Порой он без всякого стыда целовал его в людных местах, и любой, кто смел кинуть неодобрительный взор, или того хуже, начать возмущаться получал в ответ такой взгляд, что затыкался моментально. Иван же в такие моменты смущался и злился одновременно — словно его заставляют чувствовать себя виноватым за то, в чем он определенно виноватым себя не считал. Тряхнув головой, Иван поднимает глаза на табло, с досадой осознавая, что проехал аж на три станции дальше нужной. «Ладно, у нас все хорошо. Я люблю его, он…наверняка любит меня, и все эти шероховатости, мы справимся с ними». Он решительно поднимается с места, отгоняя тяготящие мысли и чувства, думая о том, что завтра с утра обязательно позвонит Константину. Кощей тем времен с печальной усмешкой опорожняет еще одну бутылку виски- грубо и по-плебейски, прямо из горла, абсолютно не наслаждаясь вкусом, преследуя одну единственную цель — забыться хоть на мгновенье. «Все это так…глупо», — он лежит на полу гостиной всматриваясь в потолок, который уже почти что кружится калейдоскопом светильников, — «Каждый раз я делаю что-то не так, я ошибаюсь, все ломается… Я не справляюсь с этим, сколько бы усилий ни прилагал». — Ярослава Прекрасная… Какая же ты сучка, сил нет, — смеется Бессмертный смешком нервным, на грани истерического, — Самая настоящая ведьма, твоя верховная гордилась бы тобой. Если бы могла, — хмыкает он, отбрасывая бутылку в гору ей подобных, и она с громких звоном разбивается, — Ненавижу ведьм… Он закрывает глаза, и все, что остаётся во мраке его сознания- светлые васильковые глаза и нежная улыбка. Кощей проводит ночь в состоянии разморенной, болезненной размытости, и когда утром его телефон раздражающе пиликает, он видит на дисплее родное имя, но сил услышать этот голос, сконструировать безмятежный и будничный диалог у него нет. Спустя пару недель это напряжение внутри него почти достигает пика. Они возвращаются с очередного свидания, в общем и целом, приятного — последние дни лета, теплый август, он позволяет Ивану затащить себя в парк, и просто прогуливаться вдоль набережной. И хотя юноша, чутко и тонко чувствующий, определенно ощущал некое отстранение, исходившее от возлюбленного, он все равно едва ли оказывается готовым к тому, что происходит тогда, когда они уже собираются разойтись. — Я думаю, нам лучше не видеться некоторое время, — внезапно сам для себя произносит Бессмертный, постукивая пальцами по рулю. — Что? — переспрашивает Иван, разворачивая голову к мужчине. От этой фразы словно ушат ледяной воды проходится от головы до пят. Все интуитивные подозрения, тревожные звоночки, ощущение кончиками пальцев висящего в воздухе нечто, сходятся в одно. — Нам не стоит видеться какое-то время, — терпеливо повторяет Кощей, всматриваясь в недоумевающе- тревожный васильковый взгляд. — Почему? — юноша чувствует, как руки предательски холодеют. — Так будет лучше, — сухо произносит Бессмертный, едва заметно поморщившись. — Кому лучше? — раздраженно произносит юноша, ощущая, как последние крохи спокойствия пожирает леденящая тревога, и сердце упавшее в пятки отбивает там быстрый ритм злостного отчаянья, — Ты можешь объяснить причину? «Тебе так будет лучше», — думает Кощей, всматриваясь в буравящие его васильковые глаза, — «Я найду выход, но пока я не пойму, что делать со всем этим, тебе лучше держаться подальше от меня». Он ощущает тяготящую, словно каменная плита усталость, словно между ним и миром- не важно каким, яви ли, нави ли, тонкая прозрачная пленка, притупляющая все, которую невозможно порвать, как бы ни пытался. Только Иван заставляет чувствовать себя живым, но он и это умудрился отравить. — Что, хочешь поразмышлять, хорошая ли я замена твоему идеальному бывшему? — шипит юноша, чувствуя, как постепенно закипает: «Спустя, черт возьми, почти год как мы вместе?!». Чувство острой уязвимости обостряет в нем это тревожное опасение, и он злится на себя за эти глупые, нелепые, но все равно колющие его чувства, но едва ли может найти силы удержать их в себе, остановиться. — Твоя ревность абсолютно неуместна, — холодно, резко отрезает Бессмертный, пронзая юношу выразительным взглядом, и эта реплика проходится хлестким ударом по собеседнику, и Кощей отчетливо видит это, — Не лезь в это. В другой момент эта реплика Ивана даже могла бы позабавить его, но не сейчас. Представить, что ему нужно будет рассказывать эту историю ему, переиначивая или перепридумывая полностью, кажется слишком невыносимым, словно самому проткнуть живот насквозь ножом и методично прокручивать его из стороны в сторону. — Я вообще-то знаю, что значит терять кого-то, — тихо огрызается Иван, чувствуя внутри раздражение, смешанное с тревогой почти что на грани отчаяния. Кощею хочется бросить в ответ колкость, прикрывающую его уязвимость словно щит, но это слишком сложная тема для них обоих, и этот разговор и так явно движется не в благополучном русле. — Ты вообще, что чувствуешь ко мне? Что именно я значу для тебя, а? — Иван переводит взгляд на мужчину, и не видит ни одной эмоции в непроницаемо холодном лице, — Быть может, так, мимолетное развлечение, что-то новенькое чтобы развеять скуку? — юноша ощущает, что едва ли может остановиться, буквально выстреливая свои вопросы словно стрелы, бьющие одновременно в две стороны, — Смазливый мальчишка, которого захотел- позвал, захотел- прогнал?! …Я всегда был для тебя просто игрушкой, да? В которую тебе никак не надоест играть… Кощею хочется нервно рассмеяться в ответ. Он смотрит в васильковые глаза, рассерженное лицо, злость на котором призвана скорее скрыть боль и чувствует, словно проваливается в топкое болото, что засасывает с ужасающей неизбежностью, и каждая попытка дернуться только усугубляет. — Я отношусь к тебе серьезно. Именно поэтому нам лучше взять паузу, — черничные глаза Константина кажутся холодно-непроницаемыми, Иван всматривается в лицо мужчины, пытаясь разглядеть хоть какие-то эмоции, зацепиться за что-то и понять, что происходит, и совершенно не замечает, как от ладоней, лежащих на руле по черной коже постепенно маленькими кристалликами льда расходится изморозь. Бессмертный, на мгновение скосив глаза в бок, замечает это и коротким движением стирает лед: «Контролируй себя. Держи все под контролем». — Нахуя тебе эта пауза, Кость?! — тем временем окончательно взрывается Иван, — Если что-то случилось, почему ты не можешь просто сказать мне это, почему ты не доверяешь мне?! Если я сам сделал что-то не так, то, черт возьми, так и скажи! Ты вообще любишь меня?! — последний вопрос слетает с его губ стремительной птицей, что выпадает из гнезда и вот-вот разобьется, если только не раскроет крылья перед самой землей. Кощей едва заметно дергает уголком губ, сдерживая не то кривой оскал, не то надломанную улыбку. «Люблю ли я тебя…имею ли я вообще право говорить это, после того, что сделал с тобой? После всего, что я сделал с тобой?..» Сил произнести хоть что-то нет, он не может подобрать очередной лжи, и слов правды о своих чувствах вынести тоже не может, горло словно сдавливает шипастой, колючей проволокой. Он уже очень давно потерял баланс, рухнув с каната, протянутого над бездной в беспроглядный мрак. — Знаешь, Кость, — набрав в грудь воздуха, начинает Иван, — Если ты даже не можешь поговорить со мной нормально, в этом всем нет никакого смысла, — он ощущает, как несмотря на то, что слова звучат уверенно, зло и раздраженно, внутри все надламывается, — И незачем утруждать себя неопределённостью каких-то невнятных пауз. «Мы стали реже видеться, он не может ответить, любит ли меня, хочет взять какую-то тупую паузу, не объясняя причин, нужно быть идиотом, чтобы не понять, что происходит», — Иван улыбается кривой, дерганой улыбкой. И все же, несмотря на всю раздраженную тревогу в топазовых глазах так же плещется отчаянная надежда, буквально кричащая: Скажи хоть что-нибудь в свое оправдание, объясни мне, скажи черт возьми, что я нужен тебе и я останусь. Бессмертный всматривается в сверкающий злостью, прикрывающей отчаянье, взгляд и отчетливо видит это, но едва ли может удержать все в своих руках, он сдерживает тугой комок внутри себя, не позволяя ему выливаться ни опаляющим холодом, ни горячим гневом, и он ощущает буквально физическую невозможность раскрыть уста. — Прости, — это все что он может выдавить из себя, и выходит это тихим и ровным тоном, который едва ли дрожит на крайних звуках. Иван, судорожным и дерганым движением, отцепляет ремень, выходя из машины. Бессмертный провожает его все тем же отстраненным взглядом, после переводя его в лобовое стекло, и едва ли осознавая, что именно видит перед собой. Спустя пару минут дверь снова открывается и на переднее сидение с звоном прилетает связка ключей — и Иван в этот момент в салон даже не заглядывает, захлопывая дверь и торопливо, почти бегом уходя прочь, прикладывая колоссальные усилия, чтобы не позволить комку в горле подняться выше. В груди застревает острое чувство, словно все раздирают в лоскуты когтями изнутри. Кощей с усмешкой переводит взгляд на дубликат, затем опускаясь головой на руль и закрывая глаза: «Уходит…всегда уходит от меня, так или иначе» Даже уголок губы не дергается- и лишь спустя пару мгновений все стекла в машине покрываются паутиной мелких трещин, лопаясь, разлетаясь на осколки, не выдерживая невидимую глазу волну ледяного гнева и боли тьмы.Спать с тобой — это самоубийство Самый быстрый способ покончить с жизнью Ты мне в самых страшных кошмарах… В общем, спать с тобой — самоубийство