Месяцем ранее…
Сидя в удобном кресле на балкончике, нависающем над большим залом, Йошики меланхолично покачивает в пальцах дымящуюся сигарету, уже третью за последние десять минут, и бездумным, почти пустым взглядом смотрит в никуда.
Съёмки клипа в самом разгаре. Площадка в павильоне выстроена в стиле старинного особняка, этакого мрачного поместья из какого-нибудь пафосного голливудского фильма о вампирах — огромный бальный зал с колоннами и золотой лепниной на стенах, изогнутые лестницы, гигантская, похожая на торт хрустальная люстра, переливающаяся множеством огоньков, и множество разодетых в роскошные наряды людей вокруг. Шум, множество голосов, ослепительный свет прожекторов, музыка… Йошики очень отвык от всего этого за время своей добровольной изоляции. И всё никак не может обратно привыкнуть, хотя этот тяжёлый период его жизни уже давно закончился.
Это странно, но Хаяши не может избавиться от мысли, что ощущает себя во всём этом шуме абсолютно чужим.
В каждом его грациозном движении, в каждом томном взгляде его раскосых карих глаз, направленном в зал, в каждой затяжке горьким дымом — печаль и меланхолия, такие серые и давящие, что Йошики сам отчётливо их чувствует. Словно какая-то мрачная аура вокруг сгущается.
Причина плохого настроения? Да нет её. Йошики просто в очередной раз ищет глазами родную розовую макушку в этом людском море, шумящем внизу. Не находит. И хмуро вздыхает.
Хиде нет уже семнадцать лет как. Пора бы смириться. Как и с тем, что на его месте, рядом с Патой и со сверкающей гитарой в руках — Ясухиро Сугихара.
Йошики наблюдает за ним, слегка сощурив глаза. Хаяши помнит Ясухиро, предпочитающего на сцене называть себя Сугизо, ещё с тех давних времён, когда основал свой лейбл «Extasy» и «Х» благополучно выпустили на нём первый альбом. Для многих инди-групп после этого «Х» стали путеводной звездой. И Хиде, живо интересовавшийся всем новым и любопытным и потому быстро находивший необычных музыкантов, как-то привёл к Йошики за помощью молодую группу «Lunacy». Ребята и впрямь были интересными, но именно к Сугизо Хаяши сразу почувствовал несколько особенное расположение — Ясухиро, помимо гитары, играл ещё и на скрипке, то есть, тянулся к классической музыке, как и сам Йошики. Но тогда это был минутный интерес, не более того. Хаяши даже имени его настоящего не знал. И, естественно, подумать не мог, что спустя много лет Ясухиро Сугихара займёт в «X» место Хиде.
Впрочем, нет, неправильно. Ясухиро вовсе не старается занять место Хиде и вытеснить его. Как и остальные члены группы, наученные Йошики, он повторяет, что на самом деле в «Х» шестеро участников, а не пятеро.
— Хиде-сан абсолютно непостижим, — говорит Сугихара в интервью, — и недосягаем. Заменить его попросту невозможно, второго такого человека существовать не может. Я даже и не пытаюсь быть как он. Зачем? Это бессмысленно.
У Ясухиро совершенно другой образ, другое поведение, другая игра. Он не имеет ничего общего с Хидето Мацумото и не подделывается под него — он такой, какой есть. Сугихара, скорее, просто изо всех сил старается заполнить собой ту зияющую брешь, что образовалась в группе после гибели Хиде. И у него это вполне получается; как кажется Йошики, он замечательно вписался в коллектив. Хотя Хаяши и знает, как непросто ему пришлось на первых порах — когда Ясухиро объявили официальным участником «Х», нашлось немало недоброжелателей, которые сравнивали его с Хиде, естественно, в пользу последнего. А ведь они попросту разные. Это как сравнить цунами и торнадо — оба разрушительные и опасные, но абсолютно разные природные явления.
И хотя Ясухиро, по ощущениям, всё же до конца не прижился и ведёт себя сдержанно, всё-таки в нём прямо сквозит какая-то дьявольщина; какая-то тихая, но всё равно невероятная сексуальность. Не зря же поклонники мило зовут его «ходячей порнографией». А Йошики самому странно от этих мыслей, но отрицать он их не может.
— Наслаждаешься красивым видом, а, лидер-сан?
Шутливый голос Тошимицу слышится над ухом, и Хаяши вздрагивает. Поднимает взгляд на своего вокалиста и улыбается ему краем рта, отняв сигарету от губ.
— Напугал, Тоши. И вовсе я не наслаждаюсь, просто слежу за съёмкой, вот и всё. Некогда расслабляться.
— Ну да. И от Суги ты просто глаз не отводишь, — фыркает Тоши, садясь на соседний стул. И щурится. — Впрочем, он от тебя тоже.
Йошики растерянно смотрит на лестницу в другом конце зала. Оба гитариста стоят рядом: Пата, дёргая струны, глядит куда-то вбок, а вот Ясухиро и впрямь ловит взгляд Хаяши и, улыбнувшись, приподнимает руку. И Йошики в ответ томно шевелит пальцами, отвечая на его знак внимания.
— По-моему, взять его официально в «Х» было твоей лучшей идеей за последние годы, — весело констатирует Деяма, сцепляя перед собой пальцы. Тёмные очки скрывают его глаза, но Йошики и так знает, что они сейчас откровенно смеются.
— Не уверен. Для нас-то, может, и лучшая, но не для него самого, — Хаяши кривится и в очередной раз затягивается. — Знал бы ты, как ему от наших старых фанатов в интернете влетало… Как он это вытерпел, просто не представляю.
Йошики знает, что Тоши не особенно шерстит инстаграмные профили коллег по группе, поэтому не удивляется, когда видит, как он вскидывает брови.
— За что влетало? — в голосе звучит неприкрытое изумление.
— За то, что он не Хиде. Разве не понятно?
Йошики кривится и тушит сигарету в стеклянной пепельнице. Повернувшись к Тошимицу, Хаяши медленно запускает руку в тщательно уложенные золотисто-рыжие волосы.
— Странные претензии, — оценивает Тоши, поправив очки средним пальцем.
— Ещё какие, — Йошики фыркает. — Чёрт побери. Ну как вот этим фанатам объяснить, что я не могу поднять Хиде из могилы? Я сам бы хотел его вернуть, очень, и ни за что бы не променял его на другого гитариста. Я делаю всё, что могу, но я, блять, не маг, я не всемогущ!
— Эй! Не матерись! — Деяма легонько хлопает его по руке.
— Плевать, у меня просто слов других нет, — рявкает Хаяши и тянется за новой сигаретой. — Я рад, что у нас есть такие преданные поклонники, но они не хотят понимать, что времена меняются, обстоятельства тоже, надо привыкать к этому. Хочешь ли знать, я тоже считаю, что Суги идеальный вариант. И… Мне просто хреново от мысли о том, какой я ящик Пандоры открыл тем, что взял его к нам.
— Думаю, он всё понимает, Йошики. Иначе давно бы ушёл, — ободряюще говорит Тоши. И вдруг, спустив на кончик носа очки, щурится. — Хотя… Может, он всё ещё с нами из-за чего-то другого?
Йошики вскидывает брови.
— Ты о чём, прости?
— О тебе, — заговорщицки тянет Тоши, наклонившись к нему поближе. Йошики видит весёлый блеск в его глазах и передёргивается. — Неужели ты не замечаешь, как он на тебя смотрит?
— Нет, не замечаю, — отрезает Хаяши. — Извини, я разучился понимать твои намёки.
— А очень зря. Он и вправду с тебя глаз не сводит. Нравишься ты ему, Йошики.
— Кончай, Тоши. Я не отрицаю, что я бисексуал, — Йошики хмурится, — но меня отношения с мужчинами не особо привлекают. И Суги тоже, думается, не гей. У него жена бывшая и взрослая дочь от этого брака есть, ты забыл?
Деяма качает головой.
— Как будто это может каким-то образом помешать. И кстати, я бы на твоём месте не говорил так уверенно. Уж извини, но, по-моему, только ты сам и не хотел замечать, что между тобой и Хиде было что-то куда более нежное и трепетное, чем дружба.
Хаяши наливается синевой и хватается за его запястье; сжимает его до боли, и Тоши кривит губы.
— Не смей говорить такое про него, Тоши, — раскосые глаза злобно сверкают. — Я тебе не позволю. У нас ничего не было. Хиде мне как брат, и только. Ясно?
— Вот, даже сейчас отрицаешь. И если это неправда, то чего ты так завёлся, Йошики? — Тошимицу улыбается и, вырвав руку из его захвата, приподнимает обе ладони примирительно. — Ну всё, всё, успокойся. Я же не в плохом смысле это говорю.
Йошики медленно отстраняется, чувствуя, как горячая краска отливает от лица. А и вправду, чего это он так рассердился? Знает ведь Тоши и весь этот его юморок. Но Хаяши не хочет допускать ни малейшей вероятности того, что на обожаемого Хиде упадёт тень.
— Суги и сейчас на тебя смотрит, — фыркает Тоши, вытягивая шею и заглядывая ему за спину. — У него аж глаза светятся. Присмотрелся бы ты к нему. Кто знает, может, он бы скрасил тебе твоё одиночество.
— Тоши, заткнись. А то у меня уже руки чешутся тебя треснуть.
Йошики раздражённо тянется за очередной сигаретой. И вот что у окружающих за манера — пытаться так и этак устроить его личную жизнь? Такое ощущение, что для людей состоятельный одинокий мужчина просто как красная тряпка для быка. Йошики и одному хорошо. Тем более что он не один, его окружают друзья, родные, группа, которую он по-прежнему считает семьёй, множество нотных листов. Хаяши совершенно не готов пускать в этот свой тихий устоявшийся мир кого-то ещё только ради регулярного секса и разговоров по душам.
После окончания съёмок в зале они впятером покидают павильон. Дальше по плану необходимо отснять часть материала на крыше высотного здания, куда следует подняться на лифте. Йошики прячет руки в карманах белого пиджака и слегка ёжится.
— Нервничаешь?
Ясухиро оказывается рядом с ним и ободряюще кладёт на плечо руку. Хаяши, всё ещё раздражённый, едва не сбрасывает его ладонь и с трудом выдавливает кривую улыбку.
— Нет, что за глупости. Я просто немного высоты побаиваюсь, вот и всё. Ничего смертельного.
— Я тоже, — честно признаётся Сугихара и щурится. — Но это ведь необходимо, да?
— Иногда приходится переступать через свои страхи в угоду зрелищности. Ты ведь это понимаешь? — Йошики слегка дёргает плечом.
— Конечно.
Ясухиро беспечно улыбается, а Йошики невольно отмечает, что Тоши прав, глаза у него и впрямь светятся. Причём каким-то очень нехорошим, жутковатым сиянием, проглядывающимся под тёмными радужками. И на контрасте с почти нежной улыбкой этот свет кажется ещё более страшным.
Вдвоём они заходят в лифт, и Хаяши нажимает на кнопку, отвечающую за закрытие дверей. Слегка вздыхает и расслабляет ноющую спину. Устал. Вроде кажется, что в этих съёмках нет ничего сложного, но на деле они очень выматывают. Зеркальная кабина, тихо поскрипывая, едет вверх. Ясухиро сзади прислоняется к стене, а Йошики опирается на поручень. Они молчат. Говорить пока что попросту не о чем.
Вдруг свет лампы под потолком начинает слегка мигать, а в какой-то момент лифт резко дёргается и замирает на одном месте. Йошики от толчка не удерживается на ногах и в ту же секунду падает на что-то мягкое; крепкие руки подхватывают его и спасают от близкого знакомства с полом. Лампы вновь гаснут.
— П-прости… — сдавленно шепчет он, уцепившись за костлявые плечи и выпрямившись.
— Ничего, — слышится прямо над ухом. — Ты не ушибся?
— Всё в порядке. Спасибо, что поймал, — Йошики близоруко щурится, отстранившись от него и пытаясь увидеть что-то во мраке. — Что… Что случилось?
Полнейшая темнота. Такая, что, кажется, её вполне рукой можно потрогать, вытяни пальцы — и они упрутся во что-то пружинящее, как резина.
— Перебои с электричеством, наверное, — констатирует Сугихара. — Вон, даже кнопки на панели не светятся… Ерунда, здесь это случается. Сейчас питание восстановится.
Свет опять моргает, между вспышками проходят буквально доли секунд; и именно в этот короткий момент Хаяши вдруг чувствует зарывшиеся в его волосы холодные пальцы. По шее огнём разливается резкая боль, словно в неё воткнули что-то острое.
— Ай!
Ещё секунда, лампы ярко вспыхивают, и Йошики испуганно оборачивается. Ясухиро, всё ещё маячащий возле стены, вскидывает брови:
— Ты чего? Темноты испугался?
Йошики только ресницами хлопает. Нет, он не успел бы так быстро вернуться на своё место. Но шея болит по-настоящему, ноет.
— Меня кто-то укусил! — выпаливает он, нащупывая жгучие точки и придавливая их пальцами.
— Укусил? — растерянно спрашивает Сугихара. — Ты о чём, Йошики? Сейчас ноябрь, все жалящие насекомые давно спят…
Хаяши растерянно трёт подушечками отчаянно ноющее место между шеей и плечом, задевает ими шёлковую ленту.
— Что, правда так больно? Ну-ка, — Ясухиро подходит к нему и тянется к шее, — дай посмотрю, кто тебя там укусил. Где болит?
Йошики шарахается от него в сторону, как от больного чумой, и живо прикладывает ладонь к коже.
— Нигде! Ты прав, наверное, я просто неудачно головой двинул, вот и всё. У меня бывает такое, позвонки защемляет. Уже прошло.
Пауза. Сугихара смотрит на него своими тёмными непроницаемыми глазами, и Йошики от этого взгляда более чем не по себе.
— Йошики, — тихо тянет Ясухиро наконец, — ты меня боишься?
Хаяши растерянно хлопает ресницами.
— Нет, с чего ты взял? — голос дрожит и звучит крайне неубедительно. Да, Йошики его боится. Он всем нутром чувствует, что попал в опасную ситуацию.
— Ты не даёшь мне лишний раз даже близко к тебе подойти. Только на сцене иногда. Удивительно даже, что ты согласился сейчас вместе со мной в лифт зайти, — Ясухиро невесело хмыкает. — Что с тобой?
— Ничего. Вовсе я тебя не боюсь, — Йошики пожимает плечами, — можешь подходить ко мне, когда и как захочешь.
— Даже вот так?
Его пальцы на шее, прямо на том месте, где её пронзило болью. Скользнув чуть вглубь, к затылку, они зарываются в мягкие рыжие волосы, тянут слегка, надавливая, а другая рука тут же смыкается на талии. Не успев даже толком понять, что происходит, Хаяши оказывается прижатым к нему вплотную, утыкается носом в плечо. От него резко пахнет парфюмом, свежим и горьковатым, кружащим голову… Нервно сглотнув, Йошики поднимает глаза на его лицо.
Высокий, зараза. Смотрит сверху вниз так внимательно. Острое, точёное лицо: скулы, подбородок, губы — всё как жёстким карандашом нарисовано, резкими, даже грубыми штрихами. Бледная кожа, сияющие глаза, длинные волосы цвета красного дерева. И необычайная красота…
— Эй, отпусти, — шипит Йошики, слегка придя в себя, и упирает ладони ему в плечи. — Не так близко, я не разрешал!
Ясухиро вместо ответа наклоняется и зарывается лицом в его волосы. Касается губами виска; едва уловимыми поцелуями спускается вниз, к уху, а пальцами продолжает поглаживать ноющую шею.
— Ты такой тёплый… — тянет он чуть слышно. — И так вкусно пахнешь…
Йошики нервно сглатывает, а он тем временем кусает легонько за мочку.
— Суги, блять, не пугай меня. Что за фразы людоеда? И не трогай меня, пусти!
Хаяши пытается вырваться, но тонкая рука гитариста, украшенная длинной татуировкой, держит его мёртвой хваткой. Да ещё Йошики с ужасом понимает, что даже если он вырвется, бежать ему некуда, вокруг лишь клетка в виде лифта. Который, к слову, так ли случайно застрял?
Сугихара без всяких усилий оттягивает лидера за собой к дальней стене. Повернув, прижимает спиной к ледяному зеркалу. Пальцами быстро расстёгивает ворот белого пиджака, надетого прямо на голое тело, и утыкается носом под ухо, в плечо… Йошики чувствует, как он вдыхает через нос; Ясухиро буквально дышит им, упивается, и вправду как людоед, как хищник, который обнюхивает свою жертву, млея, прежде чем впить в неё зубы. Похолодев от ужаса, Хаяши предпринимает ещё одну попытку освободиться.
— Да ты что творишь?! — вскрикивает он. — Отпусти, пока я тебе по яйцам не дал!
Но Ясухиро ничуть не пугает его истеричный вскрик. Слегка приспустив пиджак, Сугихара обцеловывает вздрагивающие нежные плечи, ладонью гладит шею. Каждое его прикосновение — как микроскопический ожог на коже; Йошики судорожно кусает губы и жмурит глаза, отворачиваясь, пытаясь уберечься от них.
— Тише, куколка, — смешок. — Больно не будет.
— Как ты меня назвал?! — подскакивает Йошики.
Ясухиро прикладывает кончик пальца к его губам, улыбается.
— Куколка, — издевательски тянет он и округляет глаза. — А что, тебе не нравится?
— Какая я тебе куколка?! — взвывает Хаяши.
— Хрупкая и красивая. Какая и должна быть, — он усмехается и наклоняется к лицу вплотную. — Не сердись. Думаю, я знаю куда лучшее применение твоим нежным губкам.
И, не дав Йошики даже опомниться, Ясухиро жарко целует своего лидера. Тут же нагло лезет языком в рот, раздвигая упрямо сжимающиеся губы, находит его язык, поддевает его игриво своим, стараясь втянуть в эту игру. Хаяши жмурит глаза, уперев руки ему в плечи, сопротивляется, пытается оттолкнуть. Пальцы с чёрными ногтями с силой сжимаются на плечах Сугихары, сминая чёрную ткань рубашки, но тот лишь углубляет поцелуй, даже не думая отстраняться. А Йошики разрывается между двумя противоположными мыслями. Первая — о том, что его никогда так не целовали, так глубоко, так жадно, вскружив голову. А вторая — что так потрясающе целует его мужчина.
Но поцелуй и впрямь великолепный. Йошики глубоко вдыхает, когда Ясухиро наконец отстраняется и облизывает губы кончиком языка.
— Зачем ты это сделал?!
— Захотелось, — скучающе тянет Сугихара. — Я давно на твои губы засматривался. Всё хотел попробовать, какие они на вкус.
— Ну, и какие же? — язвительно спрашивает Йошики, поблёскивая глазами.
Ясухиро облизывается.
— Вкусные. Только помада всё портит… Я давно заметил, что все эти косметические штуки только пахнут хорошо, а на вкус просто омерзительные.
Йошики тут только вспоминает, что губы у него были привычно накрашены.
— Придурок, ты её всю смазал!
— Ещё бы. Тебе без неё лучше.
Возмущённо фыркнув, Хаяши прикрывает ладонями рот, чтобы он опять не вздумал впиться. А Сугихара тянет его за волосы и прижимается губами к шее, коленом раздвигает его ноги, пальцами цепляется за ремень брюк.
— Я хочу тебя, куколка, — Йошики передёргивается, даже сам не зная, от чего сильнее — от ощущения его губ на шее или от этого злосчастного «куколка». — Хочу прямо здесь, прямо сейчас…
Он ласкает шею Йошики языком, гладит ладонью его живот, ослабив нижние пуговицы на пиджаке. А Хаяши только судорожно кусает губы и жмурится. Что делать? Отпихнуть его, заорать? Не поможет, он не отстанет, пока они тут. Поддаться ему? Ещё хуже.
«Да что там эти придурки делают?! Почему лифт всё ещё стоит?!»
В ту же секунду, словно услышав его мысли, лифт, дёрнувшись, наконец приходит в движение. Понимая, что всего несколько секунд — и эту неловкую ситуацию увидят все, Йошики отчаянно вырывается из объятий своего лид-гитариста. И в конце концов, отчаявшись совсем, всё же резким движением даёт ему коленом в пах.
Сугихара отшатывается от него с громким криком.
— Ты сдурел?! А вдруг у меня детей потом не будет после такого удара? — фыркает он возмущённо, слегка отдышавшись.
— Не притворяйся, я тебя еле тронул, — тяжело дыша, цедит сквозь идеальные виниры Хаяши, судорожно застёгивая пиджак обратно. — Сам виноват. Когда я сказал, что ты можешь подходить ко мне, я не это имел в виду.
— Но тебе же понравилось, — ядовито констатирует Ясухиро. — Ты так млел, пока я тебе шею лизал…
— Вовсе нет, — рявкает Йошики. — Я не по мужикам, тебе ясно? Тем более, я предпочитаю соблюдать птичкино правило, — он ухмыляется.
Сугихара хмыкает:
— Это что ещё за правило такое?
Хаяши щурится и презрительно отвечает:
— В гнезде не срать, вот и всё правило. Попробуешь ещё раз меня так зажать — я тебя уже тресну со всей силы, тогда точно детей больше не будет!
Глаза Ясухиро разом темнеют, будто их свечение пропадает, губы сжимаются в нитку. Лифт, коротко звякнув, распахивает двери, и Йошики, гордо выгнув спину, как выходящая на поклон балерина, шагает наружу. Облизанная шея горит огнём. Хаяши торопливо прикрывает её воротом пиджака.
— Что у вас там случилось? — недоумевает уже ждущий их Тоши. Они с Патой и Хисом уехали на втором лифте, который, видимо, не застрял. Что опять навевает мысли, что это не случайно.
— Лифт застрял, — мирно отмечает Йошики. — Бывает. Пойдём, — демонстративно потянув Тоши за запястье, он замечает злой взгляд своего лид-гитариста. Так ему и надо. Будет в следующий раз знать.
…Боль в шее так и не проходит, саднит, как от укуса. Вечером, дома, раздеваясь в ванной, чтобы принять душ, Йошики замечает на воротнике своего белоснежного пиджака тёмно-красные пятна. А когда он, удивлённый, смотрит в зеркало, у него вырывается громкий вскрик.
— Хаяши-сан, что-то случилось? — в дверь тут же стучат, видимо, секретарь услышала его и прибежала.
А Йошики, приоткрыв рот, в ужасе смотрит на своё отражение. Сбоку шеи, чуть повыше плеча, ровно в том месте, от которого растекается волнами боль, отчётливо видны две гноящиеся круглые ранки.
***
Появление Йошики на следующий день в студии с забинтованной шеей производит неизгладимое впечатление.
— Ого. Кажется, кому-то ночью было очень весело, — с ухмылкой констатирует Тоши.
— Ага, весело. Всю ночь трахался с двумя сразу, — язвительно отвечает Йошики, нервно дёргая воротник, — с йодом и антисептиком. Ох хороши, засранцы. Весёлая групповушка получилась.
Пата делает вид, что не замечает пошлой шуточки, Хис, сидящий с гитарой на диване, сдавленно хрюкает в кулак, тут же маскируя смех кашлем, Тоши примирительно поднимает руки. Лишь Ясухиро стоит молча на своём месте, прищурив глаза, и его лицо не выражает толком никаких эмоций.
— Ну ладно тебе, уж и пошутить нельзя, — замечает Тошимицу.
— А я серьёзно. Я поранился, понятия только не имею, где, — фыркает Хаяши, сбрасывая серую спортивную куртку и садясь за барабаны. Поймав взгляд Тоши, хмыкает. — Не пялься, ты что, никогда меня с забинтованной шеей не видел?
Деяма, поняв, что лидер не в духе, решает дальше его не дразнить и, вздохнув, берётся за микрофон. Наблюдая, как остальные ребята стягиваются к центру комнаты, Йошики привычно пристраивает поверх бинта крепкий гипсовый корсет. Врачи всё ещё запрещают ему играть без фиксатора, состояние его шеи по-прежнему просто ужасное и ухудшается с каждой репетицией.
В студии всё спокойно, будто ничто и не напоминает о вчерашнем. Но Йошики нервничает: его беспокоит Ясухиро. Укусы эти появились в лифте, а в лифте не было никого, кроме них двоих. Вывод сам собой напрашивается, ранки — его работа. Но зачем ему было кусать Хаяши? И как, главное, он успел это сделать? Это заняло буквально секунду, а когда свет включился, он стоял на своём месте, точно так же, как в начале, прислонившись спиной к зеркалу, он не мог за такой короткий миг метнуться к Йошики, укусить его и вернуться назад. А что ещё важнее — эти ранки не похожи на следы, которые могут оставить человеческие зубы. Скорее уж они смахивают на змеиный укус — две круглые ярко-красные точки.
Произошло что-то непонятное, и это немало волнует Йошики. Да ещё он и вправду почти всю ночь заливал ранки антисептиками, но они всё равно жутко болят и гноятся. Хаяши даже подумал, что если так продолжится, ему придётся нарушить весь свой график и поехать к врачу после репетиции.
Он привычно наигрывает ритм из «I.V.», приспосабливаясь, входя в свою обычную скорость. Но с ним что-то не так. Пальцы кажутся абсолютно заледеневшими, плохо сгибаются и почти не слушаются его, запястья словно оплело колючей проволокой, а по спине и рукам ледяной волной растекается боль, как после слишком интенсивных занятий спортом. И вообще тело словно онемело, замёрзло — это само по себе странно, Йошики, как правило, наоборот, очень жарко во время скоростной игры, к концу репетиции он обычно взмыленный, как тягловая лошадь, выглядит так, будто на него сверху ведро воды опрокинули: мокрое лицо, мокрое тело, даже волосы мокрые. Сейчас же ни капельки пота с его лица не упало, и очень хочется поёжиться и надеть куртку.
Прямо над ухом вдруг громко раздаётся удар гонга. И в ту же секунду на прозрачные барабаны брызгает кровь. Хаяши смотрит на расплывающиеся по ним алые брызги, широко распахнув глаза; перед взглядом начинают медленно мелькать красные точки. Мгновение — и они сливаются перед взглядом в одно сплошное пятно, расплывшись, заслонив всё. Йошики слышит резкий щелчок, как от выключателя — и свет гаснет. А в следующее мгновение он чувствует, как чьи-то руки подхватывают его, не дав, видимо, упасть и по привычке обрушить на себя тяжёлую ударную установку.
***
В полной тишине Йошики слышит удары собственного сердца.
Непривычно медленные и глухие, они раздаются у него в голове, эхом отлетают от стен черепной коробки. Пугающие звуки, словно тикающий таймер часовой бомбы. А телу так холодно, как будто его уложили в ванну со льдом, и теперь тысячи острых ледяных осколков вонзаются разом в кожу. Он стонет и пытается шевельнуться, но от этого по мышцам прокатывается тупая боль.
— Куколка.
Мягкий низкий голос из темноты, и Йошики от него пробирает дрожь. Приложив отчаянные усилия, он всё-таки кое-как раскрывает глаза, которые болят ничуть не меньше, чем тело, будто в них полопались все кровеносные сосуды.
Он в своей спальне, и вовсе не в ванне со льдом, а на постели, заботливо укрытый одеялом. Очертания предметов размыты и кажутся такими тёмными, словно в комнате совсем нет света. Холодные липкие капельки скатываются по лицу, дрожь колотит тело. Грудь болит, дышать тяжело. Йошики приоткрывает рот, хрипло и глухо вдохнув, и тут же громко кашляет.
— Хаяши-сан!
Тонкая девичья ручка старательно промокает его лоб шёлковым платком. Йошики не видит её обладательницу, но голос слышит — это Николь, его секретарь. Он дёргается, кусает губу и, не выдержав, вскрикивает:
— Не трогай, больно!
Кожу и впрямь как огнём жжёт, словно на каждом её миллиметре пульсируют кровоподтёки. Николь испуганно отдёргивает руку, и он, кривясь, вжимается в подушку. Отчаянно щурит глаза, но всё равно почти ничего не видит, с трудом различает, как одна тень отдаляется от него, а вторая, наоборот, наклоняется поближе.
— Сугихара-сан, может, всё-таки «скорую» вызвать? Ему же плохо…
— Не надо пока. Оставь нас ненадолго, Николь.
«Нет, Николь, не уходи… Не оставляй меня с ним, мне страшно…»
Но у Йошики нет сил, чтобы высказать эту просьбу вслух. Тень растворяется, а холодные пальцы ухватывают Хаяши за подбородок. Густо сглотнув, он опять щурится и из этого мыла с трудом выхватывает бледное лицо Ясухиро.
Йошики кажется, или он… улыбается?
— Что со мной?.. — шепчет Хаяши чуть слышно. — Я заболел?
— Вроде того. Не двигайся. Дай-ка я посмотрю на твою шею.
Сугихара ловко развязывает бинты и наклоняется поближе, почти уткнувшись носом в шею. Подушечками пальцев, шершавыми от струн, надавливает на ранки, и Йошики едва в узел не завязывается от боли. Полное ощущение, что там не ранки, а нервы оголённые торчат, как провода. И искрят.
— Это ведь ты сделал… — Хаяши нервно глотает слюну. — Ты, больше некому… Но зачем?
Ясухиро молчит. Дышит в шею, обжигая гноящиеся укусы. Вновь вдыхает его, касается губами влажной кожи под ухом. А потом приподнимает взлохмаченную голову, и Йошики в тумане видит, как светятся его глаза. Сейчас это сияние кажется каким-то даже красноватым, таким же, как его волосы.
— Я просто хочу и дальше дышать тобой вот так, Йошики, — тихо говорит Сугихара, нежно коснувшись губами подбородка. Поцелуями проходится по линии челюсти. — Хочу, чтобы ты был моим.
Он осыпает поцелуями лицо, и Йошики невольно вздрагивает. Ну вот, снова. Вернулись к тому же, на чем расстались вчера в лифте.
— С того момента, как ты первый раз меня позвал в качестве саппорт-музыканта, — с жаром шепчет Сугихара, — и мы познакомились поближе, я брежу тобой. Я ни о чём не могу думать, кроме тебя. В тебе есть что-то невероятное, в твоих волосах, в твоей улыбке, в твоих глазах… Что-то, что я не понимаю, и это что-то заставляет меня хотеть тебя. Я так старался держаться все эти годы, что я в «Х»… Но прости, больше не могу.
Он вновь наклоняется к губам и приоткрывает рот. И Хаяши с ужасом видит острые, длинные клыки.
— Суги, ты… — севшим голосом шепчет он.
— Вампир. Да, — спокойно отвечает Сугихара. И утыкается носом ему в щёку. — И ты тоже скоро станешь таким, как я.
— Врёшь. Это выдумки, вампиров не бывает… — слабо сопротивляется Йошики.
— Бывают, — почти ласково отзывается Ясухиро и томно отбрасывает с лица прядки волос. — Просто они совсем не такие, как в книгах нежно любимой тобой Энн Райс и в кино. В реальности вампиры мало чем от людей отличаются, да и большинство людей мыслят именно как ты, не верят… Долго объяснять. Не бойся, я расскажу тебе всё, когда ты превратишься. Это будет долго и мучительно. Но ты же сильный, правда? Выдержишь.
Не обращая внимания на сбившееся дыхание Йошики, Ясухиро целует его, вдавив в подушки. Так же глубоко и жадно, как в лифте. Только вот сейчас Хаяши слишком слаб, чтобы сопротивляться, он чувствует себя ватным. Закатив глаза, он едва-едва приподнимает дрожащую руку, запутывает пальцы в красноватых волосах. Они такие мягкие и шелковистые, совсем не испорченные покрасками и укладками при помощи двух литров лака… Йошики не отвечает на его поцелуй, но сам слегка размыкает пересохшие губы, давая смачивать их и скользить языком по зубам.
Хаяши максимально погружается в этот поцелуй, уже стараясь не думать о том, что целуется с мужчиной. Но Сугихара вдруг открывает глаза и отлепляется от него, приподнимает голову и настороженно прислушивается, как хищник. Щурится и, чмокнув напоследок в губы, отстраняется.
— Подожди секундочку, куколка. Я запру дверь.
— Хватит называть меня куколкой… — вяло огрызается Йошики, лихорадочно облизывая губы. — Мне пятьдесят, какая я тебе куколка…
Хотя он уже чувствует, что это «куколка» теперь с ним навечно.
Ясухиро всё же встаёт, вновь превращаясь в растворяющуюся вдалеке тень. Хаяши слышит громкий щелчок запираемого замка. И от этого звука ледяной пот стекает по вискам.
— Ты что задумал? — севшим голосом еле сипит Йошики. Вопрос скорее риторический, он и так знает. И от этого осознания у него противные мурашки по всему телу.
Сугихара опять рядом, тянет его за волосы, целует подставленную нежную шею, особенное внимание уделив ранкам.
— Заняться с тобой сексом, что же ещё, — смеётся тихонько. — Идеальный момент, ты сейчас такой беспомощный.
Слабо бьющееся сердце мигом подпрыгивает к горлу.
— Не притрагивайся… — шепчет Йошики, пытаясь отодвинуться.
— А то что? — лукавая улыбка в ответ.
— Я тебя уволю! — бессильно выплёвывает Хаяши, понимая, как же жалко и смешно он сейчас выглядит в его глазах.
— Ты думаешь, это мне помешает тебя трахнуть? Ты никуда от меня больше не денешься, — Сугихара улыбается, тянет за волосы к себе и целует в губы. — Не бойся, куколка. Мы с тобой так прекрасно повеселимся, будем играть всю ночь. И поверь, ты больше никогда не захочешь отношений с женщинами.
Йошики отчаянно пытается лягнуть его, ударить локтем, но тело его не слушается, реагирует на сигналы своего хозяина слишком уж медленно. Его пижама и костюм лид-гитариста уже давно где-то на полу — Ясухиро довольно грубо вытряхнул его из одежды и быстрее рыси вывернулся из собственной. И Сугихара без всяких усилий скручивает его, заломав руки над головой и стянув их вытащенным из брюк ремнём. Обнажённый и бесцеремонно заваленный на живот, Йошики изо всех сил извивается, пытаясь сбросить с себя навалившегося на многострадальную спину Ясухиро. Но сил ему не хватает. А Ясухиро вновь тычется носом в его влажные волосы, прижимается грудью к спине, изгибается, явно стараясь не оставить между ними даже миллиметра, трётся об него. И даже сейчас он такой холодный, что Йошики невольно начинает дрожать. И он передёргивается от отвращения, чувствуя, как его стояк при каждом движении задевает ягодицы.
— Как же сладко ты пахнешь, боже… — со стоном шепчет Ясухиро, кончиком носа проведя от затылка по шее вниз, к лопаткам. — Кайф… Мне кажется, я мог бы тебя до смерти закусать.
— Не вздумай! — взвизгивает Йошики, и он тут же, хмыкнув, тянет за волосы, поворачивая голову слегка набок.
— Между прочим, — томно тянет Сугихара ему в ухо, покусывая за мочку, — питьё крови вампиром вызывает у жертвы невероятную эйфорию, покруче, чем выпивка и наркота. Тебе понравится. Хиде-сан говорил, что ты тот ещё любитель острых ощущений.
Хаяши дрожит, бессильно всхлипывает, кусая губы.
— Оставь мою шею в покое! — поздно, он, оскалив клыки, с силой впивает их под ухо, и Йошики вскрикивает, отчаянно цепляясь кончиками пальцев за подушку. Больно. Но в этой боли и вправду есть что-то острое, заставляющее хотеть большего. Тело перестаёт дрожать, расслабляется само собой, и он, обмякнув, ложится на подушку. Ясухиро самозабвенно сосёт его шею, длинные, острые клыки всё ещё глубоко в коже. Лишь спустя пару секунд он кое-как, с громким выдохом отлепляется, тут же облизывая окровавленные губы. Целует обмякшего Хаяши в макушку и вновь ложится ему на спину. Ладонями гладит бока, бёдра. Неспешно так, изучает, ощупью отыскивая особо чувствительные места, и то, что Йошики всё ещё слабо пытается извиваться, чтобы ускользнуть от его рук, его не волнует, он крепко придавил лидера собой к кровати. Вроде такой худой, особенно против Йошики, а сильный. Скользнув ледяной рукой под горячий живот, обхватывает крепко за талию, слегка поворачивает набок, чтобы Хаяши не задохнулся в подушках.
— Раздвинь ноги, куколка, — ласково, но от этого почему-то прошибает ещё хуже, чем от угроз.
— Нет… — вновь дрожащий Йошики тихо всхлипывает, чувствуя, как вытекает из свежих ранок кровь. — Не хочу…
— Хм? А твой член говорит мне другое. Так и шепчет «да, да», — смешок в ухо, пальцами он поглаживает набухшую головку. И Йошики, покраснев, зарывается лицом в подушку. Ему кажется, что он от стыда сгореть может — у него встал, пока одногруппник сосал кровь из его шеи. Может, это и есть та самая эйфория, о которой Ясухиро говорил…
Вновь уткнувшись носом в шею и вдыхая, Ясухиро наглаживает его рукой. То быстрее, то медленнее, поддевая головку большим пальцем. И одновременно слегка шевелит бёдрами, трётся собственным членом между его ягодиц. Так эротично… Но Йошики всё равно дрожит от мысли, что он может оказаться внутри. Он никогда даже не думал, что может попасть в такую щекотливую ситуацию.
Хаяши судорожно кусает губы, почувствовав, как он слегка отстраняется, зато к сжатому сфинктеру прижимается мокрый от слюны палец. Тут же, не дав опомниться, проталкивается внутрь, за ним, почти сразу, и второй. Йошики только всхлипывает, всё ещё упираясь лицом в подушку. Ему тяжело дышать, грудь рвёт болью от малейшего вдоха, а воздуха попросту не хватает.
— Ну, ну, тише, — Ясухиро свободной рукой тянет его за подбородок, целует в губы. — Расслабься, куколка.
— Не хочу… — всхлипывает Йошики, отворачивается, пока он пытается заткнуть языком рот. — Я не хочу этого, Суги… Не хочу, не хочу! За что ты так со мной?
Так тщательно сдерживаемые слёзы текут по щекам. Сугихара выпускает его, дав упасть обратно на подушку, и нежно прижимается губами к уху. Молчит, только целует. А пальцами старательно растягивает его.
Стянутые ремнём руки уже начинают болеть. Йошики каждую секунду дёргает ими, пытаясь освободиться, но Ясухиро, похоже, настоящий мастер по обездвиживанию, тонкая полоска кожи держит хрупкие запястья лидера как железные наручники. Впрочем, вспоминая, как виртуозно несколько лет назад на концертах Ясухиро обращался с плёткой, это не так уж и удивительно…
Почувствовав, как он вынимает пальцы, Хаяши облегченно вздыхает. Но Сугихара тут же вновь вжимается в ягодицы членом, головка давит на мышцы. И миллиметр за миллиметром Ясухиро начинает проталкиваться внутрь.
— Глубже-глубже-глубже… — шепчет Сугихара нежно в ухо, упиваясь его плачем.
Йошики тихо подвывает от боли, вцепившись онемевшими пальцами в край подушки. Почему-то ему кажется, что если бы Ясухиро толкнулся в него разом на всю длину, было бы куда менее больно. А так это просто пытка, чувствовать, как тело медленно растягивается, упираясь такому вторжению.
Сугихара медлит ещё какое-то время, а потом подаётся назад, вновь вперёд, уже чуть более резко, покачивая бёдрами. Заплаканный Хаяши трясётся всем телом, уткнувшись носом в подушку, выгнувшись, изо всех сил пытаясь найти в этом хоть что-то приятное. Но нет, больно до ужаса и противно.
«Хиде-чан, ну неужели тебе это нравилось?»
Хиде открыто признавался в своей бисексуальности и пару раз мельком говорил, что практикует такие отношения. Йошики тогда посмотрел на него, как на чокнутого — впрочем, будто Хиде не чокнутый, не зря же Хаяши его звал «мой сумасшедший гитарист». И сейчас это вызывает ещё большее недоумение. А ещё страшнее от мысли, что если его слова про вампиров — правда, то теперь такие мучения станут постоянными.
— Ах! — Ясухиро резко толкается в него на всю длину и легко дёргает ремень. Запястья выскальзывают из плена, и Йошики шевелит ими. И тут же вжимается в подушку. Движения сильные, резкие, все ещё невыносимо болезненные. Он выгибает спину, слегка приподнимаясь, опираясь на колени, а Сугихара, усмехаясь, целует его шею.
…Потом уже, сделав небольшой перерыв, опрокинув тяжело дышащего Йошики на спину, закинув на него руку и уткнувшись носом в шею, Ясухиро пытается привести в норму собственное дыхание и мягко гладит его волосы.
— Не волнуйся, моя куколка. Тебе не придётся переживать это одному… Я о тебе позабочусь.
