Стань моей причиной, по которой я вернусь домой

      — Давай ещё раз.       — Господи, нет…       — Господи, да.       Чуя шустро клацает мышкой, нажимает на кнопку выключения. Экран ноутбука медленно гаснет, отправляясь на заслуженный отдых, издав жалкий писк. Всё же двенадцать часов работы в день не всем под силу. А когда ты старый потрёпанный жизнью ноутбук, который и так на последнем издыхании грузит хуёву кучу ссылок, что не жадничает скидывать Дазай, это вообще отдельная история. «Смотри, какой милый котик! На тебя похож 。゜゜(´Ｏ`) ゜゜。» или «Не из этого ли секс-шопа Тачихара тебе ту коробочку достал… (T_T)» или «Как тебе эти трусы с медузами? Хочешь куплю?) ᏊᵕꈊᵕᏊ». И обязательно цунами из нелепых эмодзи, использование которых Чуя просто не понимает. Пихает их практически в каждое сообщение, давя лыбу на пол-лица, и счастлив. Ему точно тридцать в следующем году? Самое интересное, что всё это делается с таким высококлассным похуизмом на лице словно парень не наборчик для шибари выбирает, а президенту пишет насчёт гиперважной встречи по спасению мира. Знал бы Куникида, чем его босс занимается во время собрания, не был бы так снисходителен. Как-то этот гений разума решил заразить своей эмодзитрянкой всех, кто хотя бы раз отправлял ему сообщения. Диалоги с Акутагавой завалены будто горы снегом в период непогоды. Анго систематически через раз старается отсылать нечто подобное, устав от лекций о важности этой херни. Что стоит говорить про чат с Куникидой, который эмоциональнее всех реагирует на подобную халтуру замены нормальных слов на непонятные чёрточки и этим самым провоцирует подобные нападки? «Старпёр», — жалобно резюмировал Дазай, чуть ли не хныча от несправедливости этого мира. И Чуя искренне надеялся, что до него это не дойдёт. Побесится на стороне, отсылая брехню всем кому не попадя, да и дело с концом. Кто же знал, что спустя несколько месяцев упорных уговоров шатен получит ёмкое: «Отъебись ( ︶︿︶)_╭∩╮». Зато счастья столько было, будто юноша лотерею на пару миллионов выиграл, а не его послали весьма изощрённым способом.       — Может, оно само как-нибудь устаканится?       Осаму укладывает голову на чужое плечо, горько вздохнув. Завтра нужно быть свежим как только-только собранный с грядки огурчик. Такой же молодой и тронутый лишь ветерком и садовником. Пока Дазай тянет лишь на жухлый помидор, которого сорвали из жалости. И то потом в компостную яму закинули. Да и тронутый он не только ветерком, но и на голову и ещё одно место. Накахара утомлённо ерошит тёмные волосы, зевая. Сил совсем не осталось. Свадьба уже завтра, а они ни черта не готовы. Нет, к празднованию как раз-таки всё хорошо подготовлено. Не зря столько времени и себя вложили. Но вот об их моральном и физическом состоянии сказать такого язык не повернётся.        — Быстрее я признаю, что ты хорошо танцуешь, чем проблема уйдёт сама по себе, — фыркает Чуя.        — Но я прекрасно танцую!       — Только в твоей голове, детка.        Чуя сощуривается, широко улыбнувшись. Хитрый лис. Дазай делал предложение четырежды, раз за разом получая от ворот поворот. Первая попытка связать себя узами уже брака произошла в одном из дорогущих ресторанов, куда Чуя идти не хотел от слова совсем. «Слишком вычурно», — оправдывался парень, выслушав почти получасовую лекцию, почему именно это заведение. Получить отказ было до странного непривычно (?). Осаму искренне недоумевал, не понимая, что делает не так. Ресторан — есть, шикарный вид — присутствует, такой прекрасный молодой человек тоже. В чём тогда проблема? Чуя беззаботно пожимал плечами, игнорируя заинтересованные взгляды со столиков находящихся рядом. Было обидно? Совсем немножко (нет). Ладно, может, дело в заведении и Накахаре просто не понравилось это место? Мало ли. Может, было не так вкусно и правда вычурно? Вторая попытка всецело учла негативный опыт предыдущей. Вечер, красный закат, запах цветущей сакуры и рыжие локоны в розовых лепестках. Замок Хиросаки приветливо встречал только добравшихся до этого сказочного места туристов и жителей Поднебесной. Кажется, они пробродили там весь день, так и не дождавшись Акутагаву и Ацуши, что должны были вот-вот подъехать. Только это «вот-вот» заняло не час, как оговаривалось, а целые сутки. Знал бы Чуя раньше, что это всё гениальный план его парня, непременно стукнул бы Осаму. Бедные дети так и не полюбовались сакурой. «У них было занятие повеселее, чем разглядывание цветущего дерева», — неожиданно широко ухмыляясь, выпалил шатен, потирая всё же пострадавшее от подзатыльника место. Этот отказ перенести было болезненнее, чем первый. Если в ресторане не так много человек сидело относительно рядом с их столиком, то в парке избежать откровенного разглядывания было невозможно. Влюбленные парочки не стесняясь шептались. Один парень даже сочувственно похлопал по плечу, проходя мимо. В их глазах Чуя точно казался сукой неблагодарной. Сделать предложение в таком месте — сказочно. Девушкам приходилось только завистливо глазеть, представляя себя и своего партнера на местах парней. Накахаре честно было всё равно на зевак. Он как ни в чем не бывало пошёл дальше, потянув с собой немного разочаровавшегося шатена к выходу. Извинения в отеле были принесены самым лучшим образом. Третья попытка канула в небытие. Они были в том же ресторане, что и на день рождения рыжего. Просто решили поехать отдохнуть без какого-либо повода. И всё было идеально. Пруд, мостик и прекрасно знакомый аромат цветов. Но было одно «но». Осаму словно получил леща от тех самых карпов, что плескались совсем рядом в воде. «Молодежь», — шутливо подметил Озэму-сан, чокаясь с улыбающимся Огаем. Дазай уже было начал подозревать, что проблема кроется в нём и у Накахары есть действительно веские причины не соглашаться, пока добрая тётушка не раскрыла секрет тысячи и одного отказа. Ответ оказался настолько очевидным, что Осаму первые минуты тупо втыкал в стену. И как он не догадался сам? В четвертый раз парень был готов максимально. Прокачался до предела будучи готовым к битве с боссом, что ни в какую не хотел поддаваться, руша все планы. Но сей замысел был гениальным. Конечно, как и предыдущие, но всё же лучше. Этот самый непроходимый босс вернулся с работы около восьми вечера. Дазай молился всем богам, чтобы у юноши было хорошее настроение. Пятого раза шатен бы не пережил. Чуя негромко оповестил о своём возвращении, будто до этого Осаму не понял, кто это хлопнул дверью. Удивленно ахнув, рыжий завис в проходе. «Ты опоздал на два года, медуза», — довольно хмыкнул Чуя. «Я знаю и хочу извиниться за это, чиби». Мороженое и сериалы в конце рабочего дня — звучало как очень хорошая идея. Приятная глазу темнота расслабляла после нервного рабочего дня. Самое главное — они были вдвоём. Не было посторонних лиц и ненужного шума. Полная идиллия с искренним смехом и приятными обоим разговорами. Осаму невольно вспоминает как это было с Юной. Один из известнейших ресторанов Японии, живая музыка и куча народу. Было безумно неловко, когда девушка до стыдного громко отреагировала на предложение связать себя узами брака. Максимально наигранно Юна делала вид, что вот-вот расплачется. Ага, да, она же была не в курсе, что предложение будут делать именно в этот день. Конечно. И разумеется, весь этот цирк был записан на видео и организован родителями, что счастливо переглянулись. Каждый по своей причине. Совсем недавно парень неожиданно встретил девушку в продуктовом магазине. Почему неожиданно? Да потому что девушка всегда с пренебрежением относилась ко всем этим делам обычных людей. Для неё «отправиться за покупками» означало отправить за ними кого-то. Только, если дело не касалось подбора одежды. Она с деланным отвращением оглядела юношу с ног до головы, не обращая внимание на стоящую рядом подругу. Неужели у Юкичи появились мозги и он взялся за воспитание дочери? Дазай старался не засмеяться в голос, складывая в корзинку нужные продукты. Совсем не изменилась. Девушка высокомерно подняла вздёрнутый нос и поспешила на выход, распихивая всех перед собой. Фукудзава обещал уладить, не распространяясь ни о чём. Сохранить статус дочери в данной ситуации было важнее разжигания конфликта. Видимо, уладить получилось раз она не закатила скандал как это бывало раньше. И с другой стороны Чуя. Его Чуя, что был рад ужасно холодному мороженому и глупой комедии, вызывающей волну противоречивых эмоций. Да, смешно. Да, тупо. Но в этом и прелесть. К четвертому разу волнение никуда не делось. Кажется, оно ещё сильнее разливалось по крови, обжигая органы, когда Накахара упорно тянул с собой в душ, желая поскорее лечь спать. Но он получил ответ, которого ждал так безумно долго и с таким же безумным рвением добивался. Старание всегда награждается. Даже в таких делах. «А я же говорила», — одними губами произнесла Коё на одном из ужинов после, приметив совсем другое кольцо на безымянном пальце левой руки племянника. 

«Другое».

      Юноша протягивает свою руку к без пяти минут мужу, стоящему около дивана. Дазай с деланным недоверием смотрит на ладонь. Он не обижается. Никогда не обижался и не собирался делать этого сейчас. Рыжий касается чужой руки кончиками пальцев. Медлит. По телу пробегают мурашки, скрываясь под лёгкой одеждой. Глаза скользят по утонченным чертам, изучая вдоль и поперек изученное. Накахара тонет, добровольно обрекая себя на такую учесть. В глазах цвета терпкого кофе отражается он сам. В длинной рубашке поверх нагого тела с наскоро собранными в низкий хвост кое-где вьющимися волосами. Говорят, глаза — зеркало души. Неужели это твоя душа, Осаму? Чуя уверен, что в его нескрытых сейчас ничем очах Дазай видит себя. Такого домашнего и искреннего. И он прекрасен. Поистине восхитителен как внешне, так и внутренне. И юношу мутит. Он задыхается, потому что рядом с Дазаем Осаму дышать становится труднее. Где бы Чуя не находился, присутствие только одного человека могло лишить спокойствия. Тело будоражило, а глаза цеплялись только за него, не смея отвести взгляда. Это влечение с примесью яркой зависимости. Это плавящаяся как золото на сердце желание, ползущее вверх к горлу. Оно застывает на кончике языка, не позволяя сказать ни слова. Лишь смотреть и любоваться. Чувствуешь так много, что становится дурно. Голова трещит по швам от бесконечного потока быстро сменяющихся мыслей. Но выкинуть из головы не можешь. И дело не в желании физической близости с объектом воздыхания. Это больше, чем просто секс. На тонком пальце блестит аккуратное кольцо. Прошло два года. Два безумно трудных года с огромным количеством препятствий. Отец хоть и оставил попытки вернуть всё на круги своя, но мнения не изменил. Только в последнюю их встречу Дазаю удалось нормально поговорить с родителем. Если то и дело проскальзывающее раздражение вообще можно назвать нормальной беседой. Нет, шатен не собирался налаживать отношения с ним. Не мог. В памяти до сих пор оставались  свежи не самые приятные воспоминания о детстве и прошедших лет. Прощать Осаму никогда не умел. Любовь нужно заслужить. Хироси не заслуживает ничего. Чуя тогда преспокойненько сидел рядом, уплетая то, что приготовила мать Осаму. Шатен попросил не вмешиваться в этот цирк вот Накахара и не вмешивался. Ссоры им были ни к чему. Старший недовольно ворчал, стараясь стопорить себя и не переходить границы. Выдержанно ждал, когда сын нагуляется и вернётся. «Грешок молодости», — мутно произнёс родитель, делая глоток горячащего напитка. А потом этот самый грешок молодости довольно ухмылялся, задевая самообладание тестя. Про свадьбу старались не заикаться. Ему не стоит об этом знать. Когда супруга возвращалась в столь «дружную» компанию, вдоволь наговорившись с кем-то по телефону, Хироси включал режим «Добрый папочка». И Чуе становилось легче. Хоть с кем-то из обитателей этого дома у рыжего хорошие отношения. Нэтсуми с нескрываемым интересом слушала парня, не прекращая улыбаться. Осаму даже завидно становилось. Его мать ладит лучше с его будущим супругом, чем с ним. В компании Огая неловкость улетучилась. Но шатен до сих пор двояко относился ко всей этой ситуации с двойной семьей. Коё стала заметно мягче. Мори почти не изменился. Лишь оставаясь один на один с парнем, Огай позволял себе быть ближе. Темы для разговора становились другими и Осаму не понимал. Даже спустя два года не смог привыкнуть к этому. Мужчина определённо чувствовал свою вину. Бинты на чужих руках воспринимались слишком болезненно, а попытки поговорить об этом сводились на нет. Дазай не собирался обсуждать что-то касающееся его прошлого увлечения. Только одно за эти два года осталось неизменным: Чуя Накахара до сих пор смотрит на него.        Они движутся с неимоверной лёгкостью, описывая круги в центре гостиной, словно ничего вокруг не существует. Ни квартиры, ни мира за зашторенными окнами. Стены пропали, растворились даря желанную свободу. Раз, два, три, раз, два, три. Шатен танцевал хорошо. Даже слишком. И Чуя наслаждался. Позволял вести, просто сжимая ладонь в своей. Приятное ощущение лёгкого контроля, застилало сознание. Ты не тем занимаешься в жизни, Осаму. Сейчас здесь только они и больше никого. В этом чувстве хочется захлебнуться. Испить его. Смаковать, довольствуясь сладким послевкусием. Дазай не помнит, когда чувствовал себя настолько окрылённым. По-настоящему потерявшимся в этих непроходимых дебрях. Жизнь с Чуей всегда что-то с чем-то. Она как чаша заполненная до самых краев. В ней плещется разное: счастье, ссоры, страсть и отчаяние. Осаму не задумываясь делает глоток, зная что после ему придется налить ещё и ещё, вновь заполняя чашу. А Накахара и не против. Он целует костяшки, улыбаясь до нежного приятно. В такие моменты не жалеешь ни о чём. В такие моменты искренне счастлив.        Контраст тёплого тела и прохладных простыней на уровне оргазма. Чуя по-хозяйски закидывает ногу, зевая куда-то в область шеи. Усталость кроет. Она накатывает девятым валом, отключая мозг. Не хочется думать ни о чём. Дазай просто не позволяет себе. Льнёт, прижимая к себе. Так, чтобы тело к телу. Сердце к сердцу. Накахара фыркает. Сонная нега дурманит обволакивая. Дазай сквозь сон чувствует лёгкие, едва ощутимые, прикосновения к коже и тихое «Спасибо». Уставшая улыбка тонет в темноте комнаты. Вместе с ней тонет и Чуя.       — Доброй ночи, Осаму.

******

      Как-то зябко. Дазай ворчливо цокает, с головой накрываясь тёплым одеялом. Ну нет, Ками-сама, дай поспать ещё немного. Пусть хотя бы сегодня он выспится. Даже будильник не прозвенел. К чему вставать в такую рань, когда можно поспать подольше? По нескрытым одеялом ногам ползёт липкий холод, будоража размякшее после сна тело. Осаму морщится. Сегодня ничего не снилось. Кромешная темнота и звон в ушах. Закрыл глаза, открыл и наступил новый день. К подобному распорядку шатен должен был уже привыкнуть — многолетний опыт как-никак. Если и удавалось в игре в русскую рулетку выйти победителем, увидеть хоть что-то кроме темноты закрытых глаз, то после чувствовал себя откровенно отвратно. Чаще всего виделось прошлое. Липкое и дремучее. Вокруг раздавался истошный детский плач. Руки заметно жгло от ничего. Щёки горели. Лучше бы не снилось ничего, как и раньше. Малую часть утешения парень находил в чужих рассказах о сновидениях. Чуя с нескрываемым возбуждением делился тем, что смог запомнить из приснившегося. Зачастую эти вещи доходили до такого абсурда, что Осаму не мог сдержать наплывающую улыбку и смех. Готовить завтрак в ванне с кастрюлей на голове? Почему бы и нет? Пойти устраиваться на работу в одном галстуке с лимонами? Запросто. Работу точно получишь. Хоть у кого-то с этим проблем нет. И у этого всего есть же какие-то объяснения. Снится бывший? Значит не отпустила. Видишь секс? Тебе его не хватает, шалунишка. Дазай никогда не понимал людей, что с серьёзностью относятся к подобной хероборе. Ещё и к сомнологам обращаются, платя огромные деньги. Всё же предельно очевидно. Если интересно, открыл интернет и прочитал. Всё.        Шатен не успевает снова погрузиться в дремоту, когда жуткая боль с силой ударяет по черепной коробке, давя на голову. Глаза резко распахиваются. Осаму протяжно стонет. Медленно приподнимается, прикрыв лицо руками. Давит до скрежета зубов. Спина немного побаливает словно он ночь на полу провёл, а не на постели. Неужто Чуя с кровати скинул и одеялом прикрыл? Слегка ведёт как от жуткого количества выпитого. Откуда похмелье? Он вроде вчера не пил. Пальцы лихорадочно массируют виски, пытаясь ослабить врасплох заставшего противника. Делать себе больнее не хочется. Хотя куда хуже. Ему срочно нужно принять таблетку, а лучше две. Где-то впереди внезапно раздаётся слабый треск, отдалённо напоминающий тот, что парень неоднократно слышал дома у дедушки, зачитываясь у камина. Юноша сдавленно выдыхает, открывая глаза. Этот звук повторяется.       — Твою мать…       Сиплый шёпот проходится по гостиной, разбиваясь об стены дома. Дазай не верит. Не может поверить, что это правда. Слева от него спит ничего не подозревающий Чуя. Они у камина. В доме у дедушки. Вокруг полупустые бутылки с алкоголем. Как в ту ночь. В январе. За неделю до свадьбы. Не правда. Осаму пытается проснуться, забыв про боль. Щипает руки, задевая хорошо прощупывающиеся сквозь ткань шрамы. Приглушенно шипит. Шатен давно перестал причинять себе боль — смысла не было. Если и случалось чему-то тяжёлому сдавить грудь, протяжно завыв, то Чуя был рядом. Он спокойно слушал то небольшое количество слов, что мог выдавить из себя парень, будучи в таком состоянии. Чаще всего говорил рыжий, пытаясь отвлечь от губящих мыслей. Лёгкие поцелуи ощущались абсолютно везде. «Быстродействующее противоядие», — как-то криво улыбнувшись прохрипел Осаму. И Накахаре не было мерзко. Он полюбовно выцеловывал шрамы, стараясь улыбаться. Ему тоже было больно. В такие дни Дазай не хотел ничего. Встать с кровати — уже достижение. Сходить умыться — джекпот. Но рыжий был рядом. Всегда. Руки трясутся. В памяти как в петле. Мозг словно играется, подбрасывая воспоминания из сна..? Нет. Осаму до появления белых пятен закрывает глаза, моля себя проснуться. Это не может быть правдой. Склизкий голос шепчет ужасные вещи. Сердце неистово стучит, норовя сломать грудную клетку. Дазай не может посмотреть на Чую. Боится, что и он окажется плодом его больной фантазии. Может, это всё ложь? Может, Накахары никогда не существовало и он его выдумал сам? Может, он сейчас не дома у дедушки, а где-то ещё? На дрожащих ногах юноша бредёт на кухню, едва не упав, запутавшись в одеяле. Холода больше нет. Ничего больше нет. Ему срочно нужна таблетка. Желательно гора. Он едва не расплескивает воду из кружки, делая два больших глотка. Застрявший в горле ком не проходит, а словно становится больше и тяжелее. Давит, заглушая подачу воздуха. Голова идёт кругом. Паника накатывает. Осаму не знает как описать это душащее чувство. Всё, что у него было, безжалостно отобрали оставив ни с чем. И главное, кто отобрал? 

Он сам. 

      Слишком пусто. Голова разрывается от несуществующих воспоминаний. Они живут лишь в его голове. Сегодня должен был быть самый счастливый день в его жизни… но это… сон..? 

Не может быть. 

Просто не может быть. 

      Дазай до боли сжимает зубы, давя всхлип. Его тело порывисто дрожит. Лицо горит. Как давно он этого не делал. В тумбочке ванной комнаты в самом последнем ящичке лежат лезвия. Голова вот-вот взорвётся. Осаму пытается вернуться. Пытается перестать думать и остановить себя. Совсем тихий голос звучит из самого нутра. Чуя успокаивает. Он молит прекратить. Но шатен не может. Ему нужно перенести моральную боль на физическую. Ему нужно прекратить. Горло саднит. Во рту металлический привкус от прикушенного языка. Шатен придушено мычит, сжимая руку на лезвии. Распаренная кожа ладони покорно расходится. Белоснежные бинты незамедлительно пачкаются. Тонкая струйка скатывается по локтю. Бордовая капля ударяется о чистую плитку. Голос внутри замолкает. 

Куда пропал Чуя?

      Осаму сдавленно шипит, глотая слёзы. Бинты, ранее тесно облепляющие кожу, свисают негодными тряпками. Дазай не верит. Вглядывается в кожу, игнорируя скрип двери. Перед ним давно зажившие порезы.       — Что за…       — Совсем ахуел?       Накахара не дожидается ответа. Мгновенно подлетает к парню, присаживаясь рядом и хватаясь за руку. Сглатывает. Ему не впервой видеть чужую кровь на своих руках, но до сих пор больно. Тот раз был ужасен. Накахара надеялся, что не вернётся больше к нему никогда. Не увидит пустоту в чужих глазах и глубокое отчаяние. «Не заслужил. Не помог». Порезы отдавались жжением на сердце. Абсолютно каждый. Чуя сам дрожит. Он аккуратно ведёт ваткой, боясь сделать больнее. Порез неглубокий, но крови достаточно. Новенький бинт мгновенно краснеет. Осаму никак не реагирует. Красные от слёз глаза цепляются за рыжего. Это правда он? У Чуи спутанные кое-где волосы, след от подушки на лице и точно такое же жуткое похмелье. Блять. Что происходит?       — Если хочешь резать — режь, — шипит Накахара, убирая всё обратно в аптечку на небольшой тумбочке.       — Чуя…       — Я думал ты перестал, одумался, но нет же! Два года не резался, а тут решил подарок на годовщину сделать? Сколько раз ты мне обещал? Миллион? Тебе уже тридцать, а ты всё ещё хуйнёй страдаешь. Господи, что за идиот? Тебя и на пять минут нельзя одного оставить. Как ребёнок. Когда твой дедушка уехал, то всё? Крыша обратно полетела? Знаешь, что? Я уже заебался тебе говорить, если плохо ты мож…       Дазай дрожит. Он не понимает ничего. Стук сердца ощущается в висках и по всему телу. Оно пульсирует, отдавая в рану на ладони. Его обнимают крепко, прижимая к себе. Безумно страшно открыть глаза и не увидеть никого. Осаму ни черта не понимает. Он тихо всхлипывает, позволяя себя утешить.       — Ты обещал, — чуть хрипло произносит Чуя.       — Я знаю.       — Ты обещал мне, Осаму.       — Я знаю.

Он сдержит. В следующий раз точно сдержит. 

      После стольких лет Дазай всё ещё ненавидит сны и свою голову. Мысли вьют из него верёвки, творя что вздумается. Порой доходит до абсурда и головокружения. Но рядом с Чуей легче. Он беззлобно фыркает, но принимает его со всеми тараканами. Осаму наигранно плачет, удобно уложившись на чужой груди. Хнычет, как ребёнок, надув губу. Дуться, вообще-то, Чуя должен. Накахара слушает тысячу и одно обещание, не прерывая. Интересно, до чего дойдёт? Спокойно ворошит тёмные волосы, прикрыв глаза. Тонкий палец накручивает вьющийся локон. Ага, да. Поклялся собой. Фирмой. Машиной. Ага, домом троюродного дяди по дедушкиной линии десятого подъезда третьего этажа комнатной рыбки. Ага, спасибо. Рука незаметно забирается под серую футболку, слегка её приподняв. Блять, куда полез холодными руками?       — Нет, — чеканит Чуя, так и не открыв глаза. Нет. Будет ему уроком. — Мы не будем трахаться, пока ты не сходишь к врачу, придурок.       — Чуя тоже неплохо лечит душевные раны, а значит можно!        — Нет. 

С Накахарой Чуей Дазай Осаму точно будет в порядке. Сегодня, завтра и всегда.

А к врачу он точно сходит. Чуя проследит.