Одолень-трава

Огнеяр любовался на раскрасневшееся от мороза и зимних забав лицо Милоша. Змей и сам не знал, отчего ввязался в забавы молодежи, ведь уж лет двести старательно избегал веселья, принятого среди тех, кто еще не приносил брачных клятв. Все эти игрища велись только ради смотрин, чтобы молодые альфы и омеги имели возможность приглядеться друг к другу, познакомиться ближе, а в Купальскую ночь соединившиеся пары рука об руку прыгнут через костер — а там уж как Боги рассудят. Разомкнутся пальцы, значит, не выйдет из этого союза ничего путного, а коли удержатся, так можно сватов засылать на милое подворье, да по осени свадебку затевать весёлую… Вот сейчас как раз к этому дело и шло. Сани снова неслись под гору, а добрые молодцы уже остроглазыми коршунами выжидали пригожую добычу. Радмилу, кажется, Мстивой приглянулся — княжича друг первейший. Не зря омежка всячески старался оттеснить от белокурого альфы соперников, да бросал на Мстивоя быстрые взгляды из-под ресниц. А как иначе скажешь, чем сердце полнится? Самому подойти — позору не оберешься, а ежели на подъеме в гору поймают, то можно и щеку для поцелуя подставить: никто не осудит. Правила есть правила. Пойманная дичь платит выкуп за свободу. Омеги скоро сообразили, какую пользу можно извлечь из одинокой фигуры Змея, что стоял поодаль. Сначала за спиной Огнеяра прятались лишь Милош с Приглядом, но вскорости Горынычу пришлось прикрывать и остальных — румяных, веселых и довольных тем, что отыскали надежное укрытие от преследователей. Правда, альфы во главе с княжичем, оказались не рады нежданному заступничеству Змея. Посовещавшись, парни попытались добраться до миленьких омежек, но Огнеяр с усмешкой повел рукой, и на снегу вспыхнуло, загудело огненное кольцо, отсекая добрых молодцев от их добычи. — Не честно! — взвыли альфы. — Снежками их! Снежками! И снова парней постигла неудача: снежки плавились, не долетая до центра, к восторгу омег, которым нравилось дразнить альф своей недоступностью. — А давайте в ответ! — Пригляд первым сорвал с рук рукавицы и смял снег в плотный шарик. — Вместе, ну?! Огнеяру не составило труда пригасить пламя, чтобы рой холодных снарядов устремился в сторону парней, а затем снова оградить своих подопечных высокой ревущей стеной. — Ай да дядька Горыныч! — восхищенно захлопал в ладоши Радмил. — Еще! Еще раз! Под смех и шуточки, омеги вновь и вновь обстреливали альф снежками, а затем вдруг огненная стена пала, оставляя противников друг против друга. — Айда крепости строить! — Посмотрим, чья возьмет! — Беги с ними, вишнёвый, — велел Огнеяр, подталкивая Милоша в спину. — Меткая у тебя рука. Веселись пока, скоро домой поедем. Попытался сказать ласково, непринужденно, чтобы Милош ненароком не услышал в голосе Змея тщательно скрываемую ревность. Видел он, какие взгляды кидал на омегу княжич. Видел и не мог не понимать: однажды Велимир обязательно поймает мальчишку, чтобы стиснуть в объятиях и целовать в сахарные губы до тех пор, пока тот пощады не запросит. — Беги, — еще раз кивнул Змей. — Поможешь своим отбиться. В груди остро кольнуло неприятным чувством, когда Милош все-таки сдался и помчался вниз, к снежной крепости, которую строили другие омежки. Прямо напротив свое укрепление споро возводили альфы, поддразнивая очаровательных соперников, мол, за раз вашу хибарку сломаем. Омеги хохотали и подзадоривали добрых молодцев — куда вам против нас? Огнеяру больше всего на свете хотелось сейчас оказаться на месте молодого княжича, возглавлявшего штурм омежьей крепости. Закрываясь рукавом от метко брошенных снежков, ворваться внутрь укрепления, со смехом сграбастать раскрасневшегося Милоша и целовать, целовать его, куда успеешь: в висок, где бьется жилка, в румяные щеки, в мягкие, теплые губы… А потом вечерами ходить под окнами, чтобы перехватить зазнобушку, когда тот на вечорки* соберется… Правда, в этот раз альфам пришлось несладко. Милош, Радмил и Яролик забросали подступивших к крепости снежками так, что добры молодцы растерялись, не зная, как им быть: в полную силу против омег играть не полагалось, а шутейной игра быть переставала. — Все! — хлопнул в ладоши Огнеяр. — Борисветовичи, домой едем! Батька ваш приказал до ночи не загуливаться! * * * — Ну и горазд ты, краса заморская, комки ледяные метать, — подхватил Милоша под руку подоспевший княжич. — Глаз у тебя как у лучника хорошего. — Я умею дичь бить, — ответил парнишка, вспоминая, как с отцом на охоту ходил. — У нас дома это не диковинка. — Покажешь как-нибудь, — озорно подмигнул ему Велимир. — А пойдешь со мной на торг завтра? — У батюшки спросить сперва надобно, — нашелся с ответом Милош. — Только охранителя своего не бери, — кивнул альфа в сторону Огнеяра. — Совсем веселиться не умеет. — А мне со Змеем очень весело! — Со мной веселее будет, — Велимир обхватил Милоша за талию, приподнял и закружил над землей. — Соглашайся! — Поставь братца на место, — требовательно топнул ногой подоспевший Радмил. — Суровы воеводовы сыновья, — хмыкнул княжич, отпуская юношу, который протестующе упирался руками в широкие плечи, требуя свободы. — А все одно: быть тебе моим, краса ненаглядная! Милош и понять толком не успел, что происходит, как Велимир звонко чмокнул его в губы, а после вернул наземь и демонстративно поднял руки, мол, своей волей отпускаю. — А вот теперь смотри на дядьку Горыныча, — шепнул в ухо парнишке Радмил. — Вишь, как глаза светятся? Знать, гневается сильно на Велимировы поцелуи. Подходить к саням было страшновато. Милош вины за собой не видел, но драконью ярость чуял слишком хорошо. Огнем горело в груди, а уж какой пожар под чешуйчатой кожей Змея пылает — и подумать страшно. Но все-таки выходило, что не так уж он безразличен истинному, как Огнеяр показать пытается… — Борисветовичи, постойте! В гору поднимался запыхавшийся Яролик. — На вечорки завтра приходите, — молвил хорошенький веснушчатый омега. — Все втроем. — Придем, — пообещал Радмил, сжимая руку Милоша. — Благодарим за приглашение. Стоило Яролику отойти, как названный братец захлопал в ладоши, расцветая счастливой улыбкой. — Тебя приняли, — сообщил он причину веселья. — Милош, теперь ты совсем наш, понимаешь? Признаться, юноша не особо понимал, но для приличия все же покивал. Гораздо больше его занимал Велимир, а точнее, как сделать, чтобы княжич более не смел прикасаться… Такое Милош уже видел: одержимость ускользающей добычей, а значит, нужно дать понять Велимиру, что бегать он не станет. Дома любой омега мог и в зубы дать настырному альфе, если тот попытается в уголке зажать… Милош драться умел неплохо, спасибо папке — научил, как ловчее бить, если надоедливый ухажер начнет руки распускать, но с княжичем незадача выходила. Вроде не хотел он ничего худого и насильничать не собирался… К тому же когда-нибудь Велимир станет новым правителем здешних земель, где Милош планировал задержаться… Значит, нужно как-то объяснить вежливо, но доходчиво: ничего у них не сложится, можно даже не пытаться. А еще хорошо бы как-то пробиться через маску равнодушия, что нацепил Огнеяр, стоило его подопечным приблизиться к саням. Угольные кони пританцовывали на месте, торопясь отправляться в путь. Змей сперва подал руку Радмилу, а тот на миг замешкался, пряча в варежку что-то золотистое. — Что там у тебя? — нахмурился альфа. — Пусти, дядька Горыныч, — парнишка попытался выдернуть запястье из хватки сильных пальцев, но вскорости сдался. Огнеяр не спешил, ждал, пока тот достанет из мехового тайничка длинную нить янтарных бус. — Кто? — спросил мужчина, чуть прищурившись. — Радмил? Чье подарение? — Мстивой, — краснея, пискнул омежка. — Батюшке не говори только! Я еще сам не уверен… — А зачем тогда брал? — еще строже потребовал ответа Змей. — Обнадёжил только зазря. Дай верну добру молодцу забаву. — Не дам! — Радмил спрятал украшение за спину. — Носить стану! — Надеюсь, понимаешь, что это означает? — Конечно, понимает, — подластился к Огнеяру Пригляд. — Просто гордый слишком и признаваться не желает. Судя по тому, как зарумянился Радмил, братец был целиком и полностью прав. — Ладно, носи, — смилостивился альфа. — Против сердца возражать не стану. И батюшке не скажу. Пусть сваты от Мстивоя ему внезапной радостью станут. Смущенный омега ловко забрался в сани и притих, любуясь разложенными на коленях бусами. Теперь сесть полагалось Милошу. Огнеяр подал руку, желая помочь, и парнишка попытался сказать ему важное, но Змей лишь мотнул головой, пресекая разговоры. Сани тронулись в путь, понеслись по улице, оглашая скорые зимние сумерки перезвоном бубенцов. Чудесные скакуны теперь не походили на потухшие уголья: по шерсти пробегало яркое пламя, а от развевающихся грив в темнеющее небо взмывали огненные искры. И снова каждый встречный оборачивался вослед дивной тройке, изумленно качая головой. Взрывая снег копытами, кони замерли подле воеводовых ворот. Борисвет Ратиборович сам вышел встречать воротившихся с гульбища сыновей. Обнял каждого, полюбовался на разрумянившиеся от мороза щеки и строго велел скорее в горницу бежать, где уже накрыты к трапезе столы. — И ты входи, друже, — кивнул альфа Горынычу. — Отказа не приму, за обиду зачту. — Ну хорошо, — сдался тот, спрыгивая с облучка на снег. Махнул Змей рукой, и кони пропали, исчезли в сполохах пламени, а сани перстнем драгоценным обернулись. Подобрал Огнеяр кольцо да на палец надел. — Всякий раз дивлюсь, как впервые, — хмыкнул Борисвет в пышную бороду. — Ты у меня в тереме бывал, всякие чудеса видел, — хлопнул воеводу по плечу Змей. — А все на коней засматриваешься. — Так добрые кони, — басовито расхохотался тот. — И горят, что твоя береста! Прильнув к окну, Милош смотрел на Огнеяра, боясь, что теперича тот и разговаривать с ним не захочет. Может, ошиблись близнецы, приняв гнев драконий за чувства к истинному? Вдруг испытывал его Огнеяр, хватит ли сил дождаться, дотерпеть? А Милош что? Позволил княжичу себя целовать? Сидеть за столом с воеводой, Змеем и близнецами, слушая рассказы братьев о гульбище, было еще терпимо, но, когда с угощением было покончено, стало совсем невмоготу. Хотелось вскочить с места, ухватить Огнеяра за руку, утянуть его в сени, чтобы попытаться сказать: не нужен мне Велимир! Не молчи, не смотри на меня так, как смотришь! Ну, хочешь, отругай… только не говори с остальными, будто меня тут нет! — А ты, Милош? — как назло, спросил воевода. — Весело ль тебе было? — Братец так боялся катиться с горы! — звонкими колокольчиками расхохотались близнецы. — А как альфы бросились догонять, сразу понял, кого надобно о защите просить! Как их дядька Горыныч огнем держал! А мы снежками давай! А Милош такой меткий! — Тихо, балаболки, — осадил Борисвет Ратиборович. — Младшенького желаю слушать. Милош вдруг ощутил странное, теплое чувство, будто разом вернулся в детство — и снова рядом отец с папкой, снова дома хорошо и ладно… Губы задрожали, но он, выпрямившись, отчеканил громко и смело. — Было весело, батюшка. Я забав таких раньше не видывал. И страшно было поначалу, а после первого спуска стало ясно: трусил я зря. А что метко снежком попал, так это оттого, что я зайцев хорошо стреляю. И белку могу, и куропатку. Вот только как княжичу сказать, чтобы целоваться не лез — того не ведаю. — Велимир что ли? — уперся ладонями в колени воевода. — Неужто на тебя загляделся? Так я всыплю ему ужо по-отечески! Вздумал мне сынка пугать, окаянный! Огнеяр коснулся плеча друга, склонился к нему, что-то тихо шепнул, отчего воевода нахмурился еще сильнее. — Завтра же поучу княжича уму-разуму палкой вдоль хребта! — рыкнул он. — Хочет Милоша в супруги, пусть ведет себя подобающе! Сам Милош попытался было вскинуться, возмутиться, что его ни о чем не спрашивают, но Радмил, догадавшись, зажал пареньку рот, а Пригляд выразительно приподнял брови, напоминая: батюшке не перечь. И тут же тепло ушло, заставляя зябко ёжиться — в чужом дому никто не станет с ним церемониться. Были б живы отец с папкою, не позволили бы сынишке выйти за немилого… — Дядька Горыныч, а расскажи нам о землях дальних, — попросил Радмил, чтобы развеять повисшую в горнице тишину. — Где бывал, что видывал? — Расскажу, — кивнул Огнеяр, с лавки поднимаясь. — Садитесь в круг, сказывать стану. Устроившись на огромной медвежьей шкуре, близнецы уставились на Змея, который скинул с ладони небольшой огонёк, и тот расцвел, будто диковинный цветок, посреди горницы, никого не обжигая. — Вы тут сказывайте, а мне еще делами заняться надобно, — Борисвет Ратиборович направился к дверям. — Тебе, друже, домой ехать вовсе не обязательно. Горница твоя завсегда готовой стоит, хочешь, так оставайся. — Подумаю, — кивнул Огняр благодарно. — Сядь с нами, Милош. Ты вот был со мной в поднебесье, значит, интересно будет послушать. Подойти к Огнеяру… Подойти, приблизиться, прижаться… И сдержаться бы надо, и сил нет терпеть… Близнецы подвинулись, освобождая место подле альфы. Медвежья шкура оказалась очень мягкой, а близость истинного кружила голову сильнее, чем сладкий мёд, который полагалось пить за столом серебряной чарочкой. Просто сидеть подле Огнеяра… просто смотреть на ручное пламя и вспоминать, как терпко щемило сердце, когда можно было безнаказанно спорить с птицами высотой полета… Милош смутился собственных чувств, защемивших в груди с невиданной силой. Он тосковал и сам не понимал, отчего мучается, если истинный рядом… — А хотите знать, как живут в землях, где люди раскосы и узкоглазы? — Ох, сказывай, дядька Горыныч! И про наряды рассказать не забудь: что там омеги носят! — Лица белят, — подался вперед Змей. — И кос не плетут. Зато волосы в причудливые узоры свивают да шпильками драгоценными украшают. Милош вздрогнул, когда Огнеяр коснулся его руки, а затем взял в свою, тайно сплетая пальцы с омегой под полой своего парчового кафтана. Это властное касание пробило Милоша насквозь солнечным счастьем, а когда альфа начал большим пальцем гладить ладонь юноши, тот и вовсе потерялся в ощущениях, провалился в чувственное небытие, почти не слушая того, что говорит Огнеяр — хватало самих звуков его голоса. Милош и сам не понял, как заснул. Видимо, насыщенный событиями день умаял его и утомил. Заметив, что мальчишка клюет носом, Змей уложил его головой себе на колени, не прерывая рассказа о чудесных дальних островах, где дома строят из бамбуковых реек и тонкой бумаги, где выращивают на залитых водой лугах странное растение, что называется «рис», и где едят не расписными ложками, а длинными тонкими палочками, поднимая ими еду с блюда так же, как аист хватает зазевавшуюся лягушку. Образы дальних мест мелькали в зачарованном пламени, будто сказочные видения. Милош щурился, щурился на них, а потом вдруг понял, что лежит на шкуре и Огнеяр гладит его по волосам, ласково перебирая чуткими пальцами золотистые локоны. Как же это было хорошо… Смежив веки, омега задремал, убаюканный лаской и близостью истинного. Все было так, как должно… Все было так, как он мечтал. И не чувствовал он, как, закончив историю, Огнеяр подхватил его на руки, взглянул на притихших Радмила с Приглядом, безмолвно спрашивая дорогу. Ручное пламя побежало вслед за хозяином, чуть касаясь сапог, освещая ему путь в омежью часть дома. — Сюда, дядька Горыныч, — распахнул дверь горницы Пригляд. — Ступайте спать, поздно уж, — кивнул юношам Змей. — Я Милоша уложу и тоже к себе поеду. — Так батюшка ж приглашал остаться гостевать… — Извинитесь поутру за меня перед воеводой, — покачал головой Огнеяр. — Не могу остаться. Сквозь сон Милош слышал, как его опустили на ложе, стянули с ног сапоги, расстегнули тугой ворот летника. Запах кожи истинного был так близко, что юноша, сам того не осознавая, обхватил Змея обеими руками за шею, притягивая ближе. — Спи, мой вишнёвый, — шепнул мужчина, отводя в сторону светлые локоны омеги. — Останься со мной… Огнеяр? Милош смотрел на альфу, сам утопая в сиянии драконьих глаз. Откуда взялась смелость предлагать самому? Но ведь хотелось, чтобы он остался как тогда, а развалинах замка… Ведь была же одна-единственная ночь… и Огнеяр спал подле юноши… а поутру поднимал Милоша с пола, когда того перестали держать ноги… — Останься, — повторил он с мольбой. — Хоть ненадолго… Обними… С тех пор, как не стало родителей и мой жених… — Жених?! — очи Змея полыхнули ярким пламенем. — Ты обручён?! Почему не сказал?! Подавшись вперед, Огнеяр навис над Милошем, обдавая мальчишку жаром, вскипевшим в крови. Его омега обещался кому-то еще! Хотелось рвать зубами, жечь пламенем до тех пор, пока от чужака не останется и воспоминаний. — Обручен я с тобой, — поправил юноша, скромно опуская ресницы. — А Руфус… Он давно уже супруг Питера… — Погоди, — велел Змей. Подобрав с пола крошечный огонёк, мужчина подул на него, и тот мгновенно вырос в рост человека, задрожал, обернувшись самим Огнеяром. И тот, второй, вышел из горницы, притворил за собой дверь, а затем по лестнице терема загрохотали гулкие шаги. — Кто это? — с Милоша разом слетел весь сон. — Морок, — объяснил дракон, стягивая кафтан. — Никто не должен знать, что младший Борисветович у себя в горнице альф привечает. Кто ж такого замуж позовет? — Если и позовет кто, своей волей не пойду, — упрямо вздернул подбородок Милош. — Нас с тобой на моей родине обручили. Тебе моим мужем и быть. — Ты мне еще про жениха не поведал. — Бывшего жениха, — поправил омежка, с изумлением глядя, как Змей устраивается на постели подле него, правда, все еще слишком одетый — Огнеяр остался в рубахе и штанах, хотя длинный кафтан все-таки бросил на лавку у окна. Милош тут же гибкой лозой приник к груди истинного, склонил голову ему на плечо, услышал, как под кожей сильно бьется огненное змеево сердце. Альфа обнял юношу за плечи, прижимая к себе и в тот же миг Милошу стало так хорошо и так сладко, что он сильнее сжал колени, желая немного пригасить вспыхнувшее в чреве желание. Странно, к предателю-жениху он не испытывал и сотой части того, что испытывал теперь к Огнеяру… — Говори, — велел Змей. — Да что говорить-то? — вздохнул Милош. — Ну, посватался ко мне Руфус… Что я тогда вообще о мире смыслил? Мне тогда пятнадцать исполнилось, только-только первую течку встретил. Руфус наш сосед был… Ухаживал за мной, полевые цветы охапками таскал, гулять вечерами приглашал… А как родителей мор унёс, так дом и землю за долги отняли, меня к себе дядька Григор забрал, работу в таверне предложил. — Видел я ту работу, — хмуро бросил Огнеяр. — Тяжести таскать и плошки мыть. — Любая работа хороша, если кормит, — сердито нахмурился Милош. — Но ты прав… Руфус меня-бесприданника, дожидаться не стал — той же осенью Питеру обеты принес… А я радовался только, что… что… Не зная, как сказать, юноша замялся, подбирая верные слова. А если Огнеяр станет его презирать за то, что уже сделано? Меж ними и так не все гладко, так нужно ли признаваться? — Что не обрюхатил тебя неверный женишок? — сам догадался Змей. Милош замер, застыл под тяжелой рукой — словно бы каменным стал. Вот оно! Сейчас альфа уйдет навсегда. К чему дракону порченный товар? Это горожанам было все равно, кого к старому замку вести, лишь бы не своих родных кровиночек, а Огнеяр… Огнеяру, наверняка, и сидеть-то рядом будет противно… Слезы сами закапали на парчу, хотя Милош изо всех сил пытался их удержать. Что толку теперь плакать? Нужно было раньше думать своей головой и не соглашаться на уговоры Руфуса попробовать хоть разок… — Я не жалею, что сжег весь этот жалкий городишко, — подушечкой пальца Змей стер со щеки мальчишки соленые капли. — За такой обман тут бы твоего Руфуса проучили от всей души. У нас честь омеги — это честь всего рода. Теперь замри и не смей размыкать губ. Парнишка вздрогнул, когда Змей, приподняв его лицо за подбородок, одарил Милоша легким, почти невесомым поцелуем. Губы альфы были сухи и горячи. Застонав от удовольствия, разливавшемся во всем теле, юноша с головой рухнул в омут чувственной неги. Поцелуй Огнеяра — совершенно невинный и быстрый, заставил омегу течь так сильно, что намокла тонкая длинная рубаха. Как же Милошу хотелось сделать с Огнеяром все, что он уже умел… В прошлый раз, с Руфусом, было странно и неловко, а вот с истинным это стало бы настоящим… искренним… — Тихо-тихо, больше нам нельзя, — рассмеялся Змей, отстраняясь, и смех его отдавался в теле льнувшего к альфе мальчишки. — Но могу кое-что рассказать. Лет триста назад наличие ребенка у незамужнего омеги считалось хорошим предзнаменованием. Допустим, проедет сквозь селение молодой князь с гриднями, остановится в доме старосты, а у того сынишка-омега на выданье. И коли родит малец от знатного воина, то честь и почёт роду его: слава, доблесть, удача княжеская теперь навсегда в роду останется. А коли альфу родит — то от женихов и вовсе отбою не станет. Девственника за себя возьми, еще неизвестно, не пустоцвет ли достался, а тут достоверно ясно: и плодовит жених, и княжья кровь отныне с ним. — А ребенок? Бастард? — изумленно спросил Милош. — Ребенок благословением судьбы считался. Пуще родных лелеял его отец названный. А как иначе? С Богами разве можно спорить? Теперь, правда, нравы суровей стали. Омег берегут, запирают в теремах высоких до самой свадебки. Вот и ты, мой вишнёвый, об женихе неверном забудь, словно и не бывало. — Он войти так и не смог, — признался парнишка, заливаясь краской стыда. — Сказал, что я слишком узкий… было больно и неудобно… но он показал, как сделать альфе хорошо рукой… и губами… Милош не ожидал, что Огнеяр рассмеется, прижимая к себе его изо всех сил, чтобы невозможно было вывернуться и толкнуть Змея в грудь за насмешки. — Что?! Ну что такого веселого я сказал?! — Вишнёвый мой, ты даже не представляешь… Все-все, угомонись! Больше не держу! Наконец, Милошу удалось отстраниться и взглянуть в лицо все еще ухмылявшемуся дракону. Как же омеге нравился его истинный! И прямой тонкий нос с горбинкой, и резко очерченные, покрытые золотой чешуёй, скулы, широкие брови вразлет… А почему бы и нет?! Разумеется, Огнеяр не ожидал от парнишки такой прыти. Милош вывернулся из объятий, а затем ловко оседлал Змея, стиснул коленями его бедра, чтобы удержаться, если… Ах! Тугая, твердая выпуклость уперлась прямо в чувствительное местечко между ног, вызывая в теле сладостные судороги. Юноша застонал, прогнулся, двинул задницей, инстинктивно отыскивая самое приятное положение. Удовольствие пронзило насквозь. Милош закусил губу, попробовал снова… — Нет! — протестующе всхлипнул он, когда сильные руки Огнеяра пригвоздили его к месту, мешая двигаться. — Еще… хорошо было… — Угомонись, вишнёвый, — в глазах Змея клубилось жгучее пламя. — Удовольствие скоротечно, а потом ты умрешь. Во мне яд. Потому я тебя никогда не поцелую, как ты хочешь. Потому не стану любить, как альфа любит омегу. Потому и отдаю замуж за человека. — Пусть яд, — всхлипнул Милош, подаваясь к истинному. — Целуй! Чувствую же, что ты тоже… тоже меня желаешь… — Мое удовольствие не стоит твоей жизни, — рыкнул Змей, подминая неугомонного мальчишку под себя. — Хватит! Милош понимал: сейчас Огнеяр просто уйдет, если он не сделает что-нибудь такое, что его удержит. — Не нужен мне никто… только ты… Пальцы скользнули по члену альфы, лаская его сквозь ткань штанов, отчего с губ мужчины сорвался хриплый стон удовольствия. Милош чуть стиснул уд*, наслаждаясь его твердостью, и довольно улыбнулся, ощутив, как тот отвечает ему жаркой пульсацией. — Пожалуйста, помоги мне, — стон сорвался с нежных губ омеги. — Пожалуйста… Я намок… я хочу… ты моя пара, Огнеяр… — Какой же ты наглый, вишнёвый… Думаешь, легко мне сдерживаться, когда ты так сладко пахнешь и стонешь?! Думаешь, я правда хочу отдать тебя другому?! Вместо ответа Милош рванул рубаху Огнеяра, обнажая его грудь. Все едино: девственником парнишка себя не считал, а скромность? Вот пускай Пригляд с Радмилом, не целованные, смущаются. Жизнь научила — без борьбы ничего не получишь. Скользнув ладонями по обнажившейся коже и чешуе, юноша застонал, когда Огнеяр, наконец, сдавшись, вжал его в перину, целуя в висок, в шею, яростно задирая промокшую рубаху. — Не разжимай губ, — жаркий шепот обжигал и дарил удовольствие, мурашками сбегая по спине до самой поясницы. — Слышишь меня, вишнёвый искуситель?! Не смей целовать меня влажно, не смей трогать меня нигде, пока не разрешу! Понял?! Ну?! — Да, — выдохнул на протяжном стоне омега. — Только продолжай… только не уходи… Милош тонул в ощущениях, подставлялся под горячие ласкающие ладони, лихорадочно сдиравшие с него летник и рубаху. Змей чуть отстранился, чтобы взглянуть на обнаженного мальчишку с фарфорово-белой кожей. В венах давно пылал нестерпимый жар вожделения, погасить который можно было лишь втолкнувшись в тесную узость омежки — такого ладненького, такого нежненького, такого откровенного в своих чувствах… А как восхитительно он пахнет! Огнеяр сдался влечению еще в общей горнице, когда укладывал задремавшего Милоша себе на колени, а уже поднимаясь с ним по лестнице — он знал. Знал, понимал и боялся, что уже к утру станет сжимать в объятиях безжизненное тело истинного. Змеиный яд силен и нет от него избавления. Попав в тело омеги, он пускает под кожей алые ростки, иссушая и лишая сил. Сначала отравленного лихорадит, потом наступает глубокий сон, из которого уже не возвращаются, поэтому, каким бы сильным не было желание сделать златокудрого мальчишку полностью своим, придется довольствоваться только безопасными ласками. К тому же весь опыт близости с альфой у Милоша закончился, не успев толком начаться, хотя, едва только он заговорил о каком-то женихе, Огнеяр едва не задохнулся от жгучей ревности… Никто не получит его омегу! Нужно отыскать способ… Наверняка, если подумать, средство найдется… А пока… Ладонь скользнула по нежной, мягкой коже, стараясь не оцарапать острыми гранями чешуи. — Я помогу тебе, мой вишнёвый… Милош зажал рот ладонью, чтобы не застонать слишком громко, когда Огнеяр уверенно обхватил пальцами его возбужденный и подрагивающий член. Удовольствие пронеслось по жилам, полыхнуло в чреве ослепительным восторгом, едва Змей начал двигать рукой, лаская аккуратный омежий уд. Уткнувшись лицом в грудь мужчины, Милош вдыхал и вдыхал запах его кожи — низкий, терпкий, с легкой дымной ноткой. — Трогал ли тебя кто-нибудь так? Жених твой бывший, м-м? — Не-е-ет… ни. никогда… — А так? Милош ахнул, когда Змей скользнул пальцами ниже, к влажной узкой дырке, чтобы прижать её, слегка надавливая на края. Внутри все напряглось и зудело, настойчиво требуя… — Еще… еще… Омега двигал бедрами, пытаясь утолить плотское желание, но Змей не спешил, наслаждаясь восхитительным зрелищем: обнаженный и красивый мальчишка, захваченный возбуждением настолько, что и сам не понимает, как призывно и пошло разводит колени, подмахивает задницей, напрашиваясь на член… Светлые локоны прилипли к покрытым испариной вискам, алые мягкие губы призывно приоткрылись, а ресницы трепещут на зарумянившихся щеках, скрывая от Огнеяра выражение глаз Милоша. — Посмотри на меня, — приказал Змей, надавливая сильнее. Серые глаза распахнулись и то, что альфа увидел в них, заставило его завестись еще сильнее. — Мой вишнёвый, — шепнул он. — Только мой. Юноша ахнул, вцепился в простыню, ощутив в себе тугую наполненность. Огнеяр ввел лишь один палец, не спеша, медленно растягивая узкий вход. Сначала ощущение было немного похоже на прошлый опыт Милоша, но тут альфа слегка надавил на жаркую точку внутри, и в тот же миг омега протяжно застонал от невыносимо острого наслаждения. — Вот ты какой: сладкий, медовый, отзывчивый на ласку… Милош и сам не понимал, откуда в нем возникает столько приятных ощущений. Ему хотелось, чтобы Огнеяр продолжал, только сильнее… и глубже… и больше… — Да… еще… мне так хорошо… Он шире развел колени, открываясь для истинного целиком. Веки снова опустились, погружая Милоша в сладкое, горячее, желанное… Ритмичные толчки внутри вызывали теплый трепет, от которого по пояснице расходилось доселе незнакомое блаженство. Это было то, чего на самом деле хотелось в течку. Это было то, о чем мечталось в одинокие ночи, когда созревшее для плотской любви тело требовало альфу… Юноша захлебнулся стоном, кончая себе на живот и одновременно насаживаясь на терзавшую его нутро руку. — Огнея-а-а-ар… да-а-а…. Казалось, омега взобрался-таки на вожделенную вершину, а теперь падал с неё вниз — обессиленный и до краев наполненный удовлетворением. Пальцы Змея скользили по его телу, по густым белым каплям, оросившим живот, лаская и рисуя неведомые Милошу знаки. — Пахнешь так вкусно, — шепнул Огнеяр, нежно устраивая златокудрое счастье спиной к себе. — Теперь не шевелись, я буду очень осторожен: яд не должен попасть в тебя… Юноша послушно приподнял ногу, а затем опустил, сжимая между бедер член альфы. Было странно, но очень приятно, чувствовать самое сокровенное и дарить собственным телом удовольствие своей паре. Змеев уд оказался гораздо больше его собственного, и Милош едва удержался от искушения дотронуться до налитой головки, которая то скрывалась, то показывалась, зажатая в тесноте и мягкости его сведенных ног. Огнеяр двигался ритмично и сильно, словно бы взаправду брал Милоша, и, кажется, это действо очень нравилось Змею. — Мой вишнёвый, — простонал дракон, стискивая тонкую талию паренька. — Как хорошо… Да, сладкий… Да, Милош… Мой… Огнеяр горел изнутри невыносимым белым пламенем, наконец-то вкушая прелесть своего омеги. Пусть не до конца, пусть только между его изящных, плотно сжатых ног, но все остальное было настоящим: сводящий с ума запах, мягкость кожи, тихие стоны удовольствия — мальчишка снова возбудился, ощущая желание альфы. Змей сжал член Милоша в руке и, не останавливаясь, повёл дальше, трахая его между бедер и лаская одновременно. Всхлипы стали громче. Краешком сознания Огнеяр похвалил себя за предусмотрительность: создав морок самого себя, он еще навесил на горницу Милоша парочку заклятий — одно гасило все звуки, а второе запирало двери на незримый замок. — Огнея-а-ар… я сейчас… снова… — Знаю, вишнёвый мой… я тоже… вместе… Вскрику Милоша вторил гортанный стон Огнеяра, который излился на вышитую рубаху истинного, прижав ту к своему члену, чтобы ни одна капля не попала на тонкую кожу омеги. — Теперь ты доволен? — сытая усмешка Змея потонула в золотистых локонах юноши. — Добился, чего хотел? — Добился, — шепнул Милош, сильнее вжимаясь в горячее мужское тело. — Не отдавай меня никому, пожалуйста… твоим хочу быть… Вместо ответа альфа обнял его, провел носом вдоль шеи, наслаждаясь тонким ароматом, предназначенным лишь для него одного. Он узнал его из всех сразу, едва вошел в город и больше не мог его потерять. Но мог нечаянно убить — а это еще хуже… — Милош… ты ведь понимаешь, что мы никогда не сможем жить, как супруги? И детей у тебя не будет. Пока не стало поздно, пока я еще могу тебя отпустить: передумай, вишнёвый мой. Выходи хоть за княжича, хоть за кого хочешь — и будет у тебя хорошая, полная жизнь, какую каждый омежка желает… Что я могу дать тебе, кроме вечной угрозы ненароком отравить? — Себя, — юноша развернулся, чтобы взглянуть в лицо своей паре. — Тогда, во дворе, помнишь? Когда ты дрова предложил донести… Я сразу понял, что ты ТОТ САМЫЙ… И пока меня везли к замку, все думал: вот сожрёт меня дракон, и больше не встретимся никогда… Если суждено мне умереть, значит, умру счастливым. Милош потянул змееву рубаху, вынуждая Огнеяра раздеться. — Хочу спать с тобой каждую ночь, хочу узнавать тебя… Ладони скользнули по жесткой чешуе, изучая сильное поджарое тело. Альфа вздохнул, понимая, что уже почти согласился. Этот мальчишка вил из Змея веревки, и, если случится его потерять… Огнеяр знал: без Милоша он просто сложит крылья и камнем падёт с вышины, чтобы его вишнёвый не ждал в Ирии** один… — Дам тебе сроку до осени, — мужчина натянул на них обоих теплое одеяло, а затем коснулся виска омеги жарким сухим поцелуем. — Захочешь выйти за смертного, значит, так тому и быть. А ежели нет… покажу тебе терем свой и огненную реку, что его обегает. Что скажешь на такие условия? Согласен?