Идущая сквозь миры, или Выбор сердца

— Эй… Йорвет… Ты как?.. Голос ведьмака отдавался в ушах многократным эхом. Вязко и отдалённо. Как из-под воды. Вслед за голосом острая боль пронзила шею, а тело сковал неестественный столбняк. От ощущения цикличности, замкнутости происходящего прошиб холодный пот, а под ребрами тяжело заныло. На задворках сознания слабо трепыхалась смутная, едва уловимая мысль — это пройденный этап! Они уже однажды пережили этот кошмар! Хотелось облегченно выдохнуть, стряхнуть наваждение… Но происходящее не давало этой мысли окрепнуть. А сердце… Оно снова бешено колотилось где-то в горле, заглушая здравый рассудок: «Нет! Этого не может быть! Этого не должно быть! Снова!» Снова… Хмурый Ведьмак помогал освободиться от ужасных оков. Рыдающая Аон стояла на коленях перед кучкой чёрного пепла. Выглядела слабой и подавленной, будто её сломали, выдернули внутренний стержень. Такой он никогда её не видел. Ни на болотах, ни в Пустоши, ни на жертвеннике в Бени Амране. «Девочка убила собственного брата…», — звучал в голове сокрушенный голос Геральта, но Йорвет не помнил, где и когда слышал это… Однако теперь знал… знал, кем для неё был этот пепел… И это знание разрывало сердце. Текло по венам жидким огнём, грохотало в голове гулким набатом: — Ты нужен ей! Как никто другой! И он рвался, изо всех сил рвался к ней! Хотел освободиться, чтобы поднять с колен. Поцелуем прекратить слабое сопротивление, попытки отстраниться, и тихое бормотание об угрожающей ему опасности. Крепко-крепко обнять, надëжно прижать к своей груди. Оградить, прежде всего, от себя самой. Подхватить на руки и вынести из этой треклятой комнаты. Но тело не слушалось и Геральт, когда был так нужен, куда-то исчез. Остались только они двое. Ссутулившаяся, словно под тяжким бременем, Аон, и он, прикованный намертво к мерзкому стулу, по чьей-то злой воле обречённый беспомощно наблюдать, как пепел вдруг словно ожил и поднялся над полом, чтобы, всё ускоряясь, закружиться вокруг неё хищной, тёмной воронкой, намереваясь проглотить, навсегда оставить её себе. Хрипло изрыгая проклятия, Йорвет, с неимоверным усилием порвал, скинул с себя кошмарные оковы и рывком вскочил. Тотчас по комнате вибрирующим валом прокатился оглушительный звон, вынуждая закрыть уши ладонями. В голове отдавалось собственное шумное дыхание и тяжëлый нестройный грохот загнанного сердца. Постороннее присутствие скорее почувствовал кожей, чем увидел. Мгновенно обернувшись, успел заметить громадную чёрную тень прежде, чем та скрылась за окном, оставляя за собой на полу вращающийся, монотонно дребезжащий предмет. Медленно проведя по лицу взмокшими ладонями, убрал на затылок упавшие на глаза волосы и настороженно огляделся. Кошмар постепенно терял свою власть, отступал и таял в рассветных лучах. Нарушившая сонную тишину круглая металлическая крышка, наконец прекратила своë движение и замерла на полу. Каким-то образом она упала с блюда, забытого вчера вечером на столике у окна. Синьор Терензайо с видом заговорщика вручил ему это блюдо и сказал, что эти…кексы? значительно улучшают настроение и, возможно, понравятся Аон. Однако сейчас Йорвет отчётливо видел, что зеркальная поверхность блюда сверкает идеальной чистотой, словно тот, кто съел содержимое, тщательно слизал и остатки. Он очень сильно заподозрил в содеянном дракота, но про себя подумал: «Что ни делается — к лучшему. Вчера до этих кексов дело не дошло, но синьору об этом можно и не знать». Размышления прервали несколько мягких поцелуев, согревших всё ещё прохладное после кошмара плечо, а на его грудь легла тёплая ладонь. — Что случилось? Йорвет обернулся, оставил на лбу сонной Аон мягкий поцелуй и, не выдавая голосом только что пережитого ужаса, спокойно ответил: — Ничего. Просто сон. — Угу, — она потëрлась щекой о его плечо, увлекла на подушку, и, уютно устраиваясь на его груди, пробормотала, — здесь иногда снится…всякое. Бывает. Забудь. Однако под её щекой всё ещё тревожно бухало его сердце. Аон прислушалась и приподняла голову. Внимательно всмотрелась в лицо мужчины и, увидев его немного натянутую улыбку, чмокнула в кончик носа, но, видимо решив, что этого недостаточно, несколько раз нежно поцеловала нервно дрогнувший уголок его губ и только после этого улеглась обратно со словами: — Ты здесь, со мной. Остальное не важно. Просто давай дальше спать. Зарывшись носом в её волосы, он с трудом поборол желание изо всех сил стиснуть её в объятиях, чтобы окончательно убедиться в реальности происходящего. Но она уже тихо посапывала, и он лишь облегченно вздохнул — всё позади! Она здесь, с ним! А ведь ещё вчера положение казалось безнадёжным и его голову снова посетила шальная мысль — просить помощи у кого-то из чародеев, чтобы и впрямь лишить её воспоминаний. Пусть лучше забудет всё, чем вот так… После смерти Рэя, Аон внушила себе, что представляет опасность для других и никого близко не подпускала. Требовала выдать её властям для справедливого суда и возмездия. Находила поводы для ссор. Старалась укусить побольнее, напоминала, что она всегда доставляла всем одни неприятности, что она по прежнему d'hoine, ещё и магичка, запятнавшая себя братоубийством. Не осталось забытым и то дурацкое, недосказанное им желание после её проигрыша в попадалу. Всеми доступными средствами она старалась возродить его былое недоверие, если не ненависть к себе, чтобы заставить уйти. Никакие доводы, объяснения и уговоры не помогали. Йорвет сожалел, что раны физические заживают на ней быстрее душевных, проклинал её обострившиеся до абсурда упрямство и склонность к самобичеванию, скрипел зубами, но не сдавался. Несмотря на протесты, а иногда и угрозы, был всё время рядом. Изо всех сил противился желанию связать её и закрыть рот кляпом, и все попытки выгнать его стойко игнорировал. Геральт, как-то заглянувший в момент накала страстей, предложил Йорвету дежурить по-очереди. — Не понимаю, как ты это терпишь? Я бы уже… Однако, прилетевшая подушка не дала Ведьмаку закончить мысль, и он ретировался, шепнув эльфу, что займётся решением другой насущной проблемы, пока они будут приходить к консенсусу. До согласия было, как до Луны, но Йорвета бесконечно удивляло то, что она не прибегала к магии. Геральт рассказал, как она внезапно материализовалась в той ужасной комнате, неуловимо сделала что-то с чудовищными плетями и отчаянно прошипела: «Не шевелитесь!» ровно за секунду до того, как туда ворвался её сумасшедший брат. Ну, а то, что произошло после он видел и сам, и прекрасно понимал — одним щелчком пальцев она может открыть портал чтобы, к примеру, удрать или выкинуть туда его самого. Однако, во время одной из ссор выяснилось, что она как была недочародейкой, так и осталась. Кристалл не занял место в её груди, ведь Корус она просила не об этом. Под тканью тогда сиял медальон, а само платье, да и вообще весь этот роковой ведьмовский вид, не что иное, как маскарад, иллюзия, подстроенная для Рэя. Вбежавшая на крики Кернунн пораженно замерла и спросила: — Зачем же ты пошла в пещеру?! — Я хотела попросить прощения — выкрикнула Аон, — и… и вернуть Корусу часть его сердца, которое он так неосмотрительно раздаёт! И… И он взял его… Но… Потом, когда всё… Всë было кончено… — на последних словах она махнула рукой, забилась в угол, и, едва сдерживая слëзы, потребовала оставить её в покое. Не спас ситуацию и возвращённый Кернунн с Пантерры Рамкош. Она боялась прикасаться и к нему, но дракот, как и Йорвет, проявил упорство и обретался рядом, на широкой ветви, а когда эльф уходил на кухню, чтобы поесть и взять еды для Аон, Рамкош исправно заступал на вахту у окна, чтобы ей не пришло в голову сбежать. Йорвет знал, что попытки были, и сперва опасался, что дракот не просто уступит, но ещё и поможет ей. Однако, зверь полностью оправдал его доверие и не позволил Аон совершить глупость. Кернунн тоже не осталась в стороне и зачаровала дверь. Если девушка приближалась к ней, та обрастала громадными шипами и начинала громко петь дурным голосом, привлекая внимание всех в радиусе нескольких сотен ярдов. Аон ругалась, как сапожник, и даже изобрела способ мести. Однажды, в тихую полночь, когда Древо окутал мирный сон, жители повскакивали со своих постелей, разбуженные сумасшедшими нестройными воплями, доносившимися откуда-то с вершины. Йорвет тогда подумал, что не так всё запущено и Аон, похоже, понемногу приходит в себя. Тем более, что иногда перехватывал брошенный украдкой взгляд, и подмечал слабое, исходящее от её кожи свечение. Но её ослиное упрямство всё еще не сдавало позиции, и дни проходили в попытках поговорить, ссорах и последующих часах тишины. В последние несколько дней она притихла и по большей части молчала, не поддаваясь на провокации и не вступая в споры. Спала урывками и мало. С расстеленной на полу мягкой шкуры какого-то огромного зверя, служившей ему постелью, наблюдал, как перед сном её взгляд надолго упирался в потолок, и чувствовал себя загнанным в угол. Вчера после обеда, когда он вернулся с угощением от синьора, Аон сидела на кровати. По своей новой привычке упираясь лбом в согнутые колени, она, как он подозревал, предавалась своему любимому занятию — самоедству. Все слова им были сказаны и остались без ответа, что ещё предпринять не знал и отошёл к окну, за которым открылся чужой, совершенно нереальный, но волшебный, захватывающий воображение мир. И, хоть настроение для любования было неподходящим, Йорвет засмотрелся на эти не поддающиеся словесному описанию просторы и… резко обернувшись и взглядом поискав свою походную сумку, направился к ней. Бережно извлекая из специального кармана компактный футляр, поймал себя на мысли, что не играл уже так давно, что, наверное и забыл, как это делается, но, когда пальцы почувствовали, узнали любимый инструмент, страх улетучился. Он вернулся к окну и над необъятными, невыразимо-прекрасными просторами Коруса полилась не менее прекрасная, певучая и трогательная мелодия. В неё он вложил всю свою любовь и тоску, глубокую печаль и растерянность, гнев и сожаление о произошедшем, но главным, всепобеждающим лейтмотивом всё же была надежда. Йорвет на какое-то время забылся и мыслями витал далеко, когда его плеча кто-то коснулся. Он опустил флейту и оглянулся, чтобы тут же встретиться с изумлëнным взглядом широко распахнутых, влажно блестевших зелёных глаз. Крылья её носа взволнованно трепетали, а грудь вздымалась часто и порывисто, как у пловца, чудом поднявшегося из глубин. Он хотел было заговорить, но понял, — не стóит. Музыка сделала то, что было не под силу словам. А когда вновь поднëс к губам флейту, намереваясь продолжить игру, девушка вдруг загадочно улыбнулась и отрицательно покачала головой. — Почему ты не сделал этого раньше? — спросила тихо. Он хотел ответить, что всё, что происходит рано или поздно, происходит вовремя, но не успел. Аон дожидаться ответа не стала. Порывисто обняла и со стоном иссушенного пустыней путника, в последний момент дорвавшегося до воды, впилась в его губы поцелуем. Аккуратно, чтобы не разбудить, Йорвет убрал русую прядь, упавшую на её лицо и похвалил себя за несовершённый опрометчивый поступок. Согласившись идти сюда с Ведьмаком, опасался, что здесь у неё совсем другая жизнь, вытеснившая из сердца и души всë то, что было там, в его мире. Известие о замужестве вызвало горькую обиду и лютую злость. На неё, за то, что обманула, и на себя, за то, что, обманулся и, вопреки убеждениям, доверился этой bloide d'hoine. Когда за её спиной сомкнулась воронка портала, в груди вскипело дичайшее желание послать к чертям этот непонятный Корус и всех, кто тут обитает. Убраться восвояси и попытаться забыть. Начать всё заново, тем более ему-то не привыкать. Но злоба неожиданно переросла в желание отомстить и он принял решение остаться до конца. Посмотреть, как новоиспечённая невеста осмелится взглянуть ему в лицо, после всего того, что между ними было. Как будет дёргаться, при виде живого напоминания о своём недалёком прошлом. Потому и согласился на предложение Рэя познакомиться поближе. За все эти безумные дни его не раз больно царапали, напоминали о себе угрызения совести, но сейчас, любуясь утомлëнной незабываемой ночью, совершенно счастливой и сияющей, крепко спящей женщиной, он думал о том, что его недавний кошмар — лишь отголосок потрясений, поставивший последнюю точку в этой ужасной главе их жизни. Ближе к обеду Аон лениво потянулась и, уткнувшись носом в его шею, заявила: — Я готова съесть целого дракота вместе с когтями и хвостом! Йорвет усмехнулся: — Скажи спасибо, что он тебя не слышит. — Не слышит? А где он? — Понятия не имею. Последний раз видел кончик его хвоста ещё утром. Думаю, ночью он прекрасно слышал, что с тобой всё в порядке, и решил развеяться. Аон, в чем мать родила, выскользнула из постели и озабоченно выглянула в окно, однако следов дракота не наблюдалось, лишь глубокие борозды от заточки когтей на древней коре, да мелкие косточки каких-то зазевавшихся пернатых. — Он дал нам время, — Йорвет подкрался неслышно и с жадным шипением втянул воздух, настойчиво сминая сильными пальцами прохладную упругость её ягодиц. С удовольствием наблюдая, как участилось дыхание женщины, а кожа покрылась мурашками, медленно огладил сначала внешнюю, потом внутреннюю сторону её бёдер, намеренно огибая самые чувствительные точки. Обхватив её талию, аккуратно, но в то же время властно потянул, втиснул в себя, желая разделить этот болезненно- сладкий жар на двоих. Аон, словно потерявшись в ощущениях, откинула голову на его плечо, а Йорвет, склонившись к её шее, горячо шепнул: — Но он вернëтся… Когда языком коснулся пульсирующей венки, а ладонями накрыл, нежно сжал её грудь, игриво потянул и отпустил соски, девушка коротко ахнула и замерла, но тут же гибко развернулась, обняла его торс и, на манер кошки, прошлась по мускулистой спине коготками. Йорвет вздрогнул и невольно задержал дыхание, изогнулся, вжался в еë тëпло. Аон, хищно сверкнув глазами, лизнула немного выпирающий кадык мужчины. Подняв ногу, дразняще потëрлась икрой о поджарое бедро и томно, низко мурлыкнула, едва касаясь губами его губ: — М-м-м, ты же не предлагаешь просто подождать у окна, да? — Кто-то был голоден, — пробормотал Йорвет между короткими, ненасытными поцелуями. — Почему же был, — жарко просипела девушка и куснула его губу, нетерпеливо подталкивая к кровати, — я безумно голодна… Его сту́пни что-то мягко защекотало и он нетерпеливо рыкнул: — К чëрту кровать! — ловко сцапал её, молниеносной подсечкой лишил опоры и уложил на спину прямо тут, на шкуре. Лёг рядом и окинул её всю восхищëнным собственническим, отнюдь не скромным взглядом. Он уже успел соскучиться по этим, разбросанным беспорядочным волнистым веером волосам, лихорадочно блестевшим глазам и зацелованным, припухшим губам. Его вновь манили эти, сжавшиеся в маленькие твёрдые горошинки, ареолы нежно-розовых сосков и немного стыдливо сведённые ноги. Его рука медленно скользнула по её животу вниз, словно намереваясь разомкнуть бёдра, открыть дорогу к удовольствию. Но, когда она, закусив губу, тихо простонала в предвкушении, вернулась обратно к животу. Длинные пальцы тонко прочертили чувствительными подушечками трепетную линию от пупка, между грудей до ямочки у основания шеи: — Твой шрам… Он пропал. Аон нервно пожала плечами, от чего её грудь соблазнительно всколыхнулась. — Да. Как и все остальные. А тебе… милее шрамы? Вместо ответа он покрыл поцелуями то место, где только что были его пальцы. Дал ей увидеть, как его губы накрывают сосок. Заставил выгнуться и обхватить его плечи, притянуть к себе в неукротимом призыве накрыть её тело своим. Когда смешалось их дыхание, а тела соединились в одно целое, Аон с довольным стоном обвила его руками и ногами, а её кожа засияла ещё ярче, открывая то, что не под силу передать словами. Он вновь почувствовал её любовь и, накатывающее сладкими волнами, неимоверное счастье от того, что он не сон, не мóрок, исчезающий с пробуждением, а живой и горячий, любимый и любящий Йорвет. * * * — Я, всё же, больше люблю вишнёвые, — слегка зарумянившись, то ли после сытного обеда, то ли от голодного, обжигающего взгляда карих глаз, сказала Кернунн и облизнула кончик пальца. Последнее шоколадное сердечко было ею с удовольствием съедено и синьор Терензайо смотрел на неё с таким обожанием, словно она была изысканным многослойным тортом, скрывающим под привычным и простым сливочным кремом пикантно-яркую, неповторимую и вожделенную начинку. Под действием обжигающего и тëмного, словно крепкий чай, взгляда, ледяная защита Кернунн таяла, как кусок сахара, попавший в этот самый чай. Ее глаза влажно блестели, а в голосе пробивалась лёгкая чувственная хрипотца. — И ещё ореховые, и… уф, я, кажется, объелась, — она блаженно выдохнула, но, тут же спохватившись, с трудом подавила зевок и несколько ворчливо добавила, — вы мен… нас…да… нас совсем разбаловали, синьор Терензайо! Боюсь, придётся пересмотреть гардероб и перейти на воду и кишки А’ттоллского огурца. Синьор сморщился, будто его утончённое обоняние осквернил запах старого, не ведавшего стирки, заскорузлого носка: — Это же…комплетта скифецца! Моё мужское самолюбие не выдержит такого сокрушительного удара, а профессиональная гордость заставит сделать себе харакири, — синьор театрально перехватил свой здоровенный нож на манер самурая, решившего ритуально расстаться с жизнью. Кернунн иронично вздëрнула бровь, указывая взглядом на страшное поварские оружие, а крылья её носа игриво дрогнули. — Помилуйте, синьор, я не хотела вас обидеть, но… разве есть другой вариант? Синьор мигом передумал расставаться с жизнью и отложил нож. — Есть несколько способов избавляться от лишних калорий и, как раз сегодня, уверяю вас, совершенно незапланированно, так, нашло что-то вдруг, я снова приготовил чудесные кексы из андромедской драконьей капусты. — он красноречиво постучал кончиками пальцев по выпуклой крышке, прятавшей под собой названное лакомство, — Они совершенно восхитительны и совершенно безвредны для вашей несравненной талии, моя синьора. А ещё… — он вдруг замешкался и Кернунн удивлённо протянула: — Кексы? Драконья капуста? Никогда не слышала и не пробовала… — Всë бывает в первый раз, — многозначительно изрёк синьор, — уверен, вы оцените их по достоинству и попросите добавки. — Боюсь, на сегодня с меня достаточно! — Кернунн изо всех сил старалась изобразить величественное возмущение, но лишь густо покраснела и кинула беглый взгляд на сидевших по другую сторону стола племянницу, эльфа и ведьмака. За то время, пока Аон в своей комнате мирилась с собой, у них сложилась традиция в тесном кругу обедать на кухне. Словно члены тайного общества, они приняли решение не разглашать подробности гибели Рэя. Кернунн тяжело переживала потерю племянника, но потерять ещё и Аон не собиралась. Поэтому, инициатором удобоваримой лжи для Лиги была именно она. Тётушка заявила на совете, что Рэй, не дождавшись Аон, отправился ей на выручку, и, спасая сестру от неминуемой гибели, самоотверженно пожертвовал собой. В качестве неопровержимого доказательства опешившим армариям была представлена сильно обугленная, тускло мерцавшая красным висюлька-серьга. Правда, принца Дэймоса пришлось самую малость шантажировать, чтобы не вздумал раскрыть свой рот. Но принц и так был прилично деморализован выходкой Аон с зеркалом. Он проявил вынужденное благоразумие и согласился. Тем более, что произошедшее никак не повлияло на его далеко идущие планы о сотрудничестве с Лигой. Даже дракота вернул целым и невредимым. Так что Кернунн не пришлось прибегать к прямым угрозам и демонстрации своих возможностей. Что касается Аон, то, пока она находилась под наблюдением Йорвета и Рамкоша, было решено отправить прислугу в отпуск. Чтобы не путались под ногами и не шпионили. Так спокойней. Сегодняшний обед сначала ничем не отличался от предыдущих. За столом, как обычно, сидели трое — синьор Терензайо, Кернунн и Геральт. Йорвет, как всегда, опаздывал, да и не засиживался никогда, так что ждать его не стали. Геральт уже успел по достоинству оценить мясное рагу, нежный паштет и блинчики с ягодным вареньем. Словно сытый кот он лениво жмурился, неодобрительно смакуя пенный, но абсолютно безалкогольный неведомый напиток, когда на кухню вошëл эльф в сопровождении улыбающейся Аон. При виде них синьор подбоченился и засиял, как новый пятак. Бегло осмотрев пунцовые, словно не успевшие остыть от горячих поцелуев губы, усталое, но довольное лицо девушки, вкупе с наспех заплетëнной косой, он многозначительно угукнул и пододвинул к ней тарелку с пирогом, приговаривая: — А я ведь знал! Знал что сегодня вы обязательно и непременно придëте вместе! Почуяв сногсшибательный аромат свежей выпечки, Аон жадно накинулась на еду, не обращая внимания на слова повара и не заметила подозрительного взгляда Йорвета. А синьор Терензайо заметил и, почему-то, покраснел и засуетился. Эльф, не сдерживая подозрительной иронии во взгляде, ещё какое-то время наблюдал, как синьор бестолково перекладывает с места на место приборы. Когда Йорвету надоело это занятие, он приступил к еде, а итальянец оставил в покое сервировку и затеял игривую пирожно-кексовую беседу с Кернунн, которую теперь и продолжил. — Касательно вашего гардероба, — синьор окинул Кернунн плотоядным взглядом и промурлыкал, — видите ли, глубокоуважаемая синьора, я абсолютно, до крайности уверен, что вы совершенно напрасно носите такие глухие, непростительно закрытые платья. Вам нечего скрывать, даже наоборот — есть чем гордиться! Так что… В переосмыслении гардероба готов оказать посильную помощь. Геральт несдержанно хохотнул, в то время как Аон застыла с недожëванным куском за щекой, недоумëнно уставившись на мило воркующую парочку. Наблюдая её реакцию, Йорвет подумал, что синьор, похоже, перегнул палку и сейчас огребëт, как старое ведро. Зная характер Аон, эльф, чисто по-мужски, успел посочувствовать незадачливому ухажëру, но девушка обманула его ожидания. Хитро улыбнувшись, тихо прошептала себе под нос: «Давай, давай, синьор, ты почти у цели!» — и Йорвет понял, что ей известно больше, чем ему, а это требовало разъяснений. Но после обеда. Сейчас же, сидя на совершенно обычном безопасном деревянном стуле, он наслаждался вкусной едой, исподволь наблюдая за тётушкой-чародейкой. От холодной и чопорной особы, изъявившей великую милость доставить их с Геральтом сюда, не осталось и следа. Когда они, уставшие и потрёпанные веленской фауной, вернулись, не солоно хлебавши, надежда на появление лекарства превратилась в несбыточную розовую мечту. Кейра как сквозь землю провалилась. Геральт отправил красноречивую весточку в Каэр Морхен, чтобы дать глубоко спящей совести Ламберта увесистый мотивирующий пендель. Но ясности в дальнейших действиях это не прибавило. После короткого, не принёсшего каких-либо вразумительных плодов, разговора с Саскией, Йорвет отправился домой. Он безумно устал и не спешил строить планы. Ему нужен был отдых. Но… Не судьба. Как раз в тот момент, когда он закидывал ногу в парящую бадью, в его дом, по обыкновению, нагло и самоуверенно, ввалилась эта чертовка Монифа. Совершенно не смущаясь его голой задницы, она не стала терять времени даром. Швырнула в него полотенце, сообщила, что Киаран уже всё знает и пошёл проверять посты и выложила всё, что нарыла за минувший месяц. По мере рассказа желание придушить её этим же полотенцем поугасло. — Недурно, — протянул он, когда она, как козырем из рукава, бухнула о стол почерневшим кристаллом, оставленным на жертвеннике в окрестностях Бени Амрана. — Что-о? Я рисковала шкурой, и всë ради вот такого: «ниду-урно»?! — вскинулась Монифа, но Йорвет жестом оборвал её душевные излияния. — Пока это просто булыжник. — А вот и нет! С ним что-то происходит! Когда я взяла его в руки он стал тёплым и сквозь эту черноту пробиваются очень слабые голубые искорки. — Смотри, чтоб Ягир в тебя не вселился, а то Киаран расстроится, — съязвил Йорвет и ушёл одеваться. На первый взгляд теория Монифы тянула на бред сивой кобылы, но других вариантов не было. Кристалл и впрямь, хоть и слабо, но реагировал на прикосновения, хоть никто и не знал, что из этого выйдет. А вышло довольно скоро. По странному стечению обстоятельств, они все снова собрались в Зале советов и обсуждали решение все той же проблемы — распространение чумы, когда всё повторилось. Пространство лопнуло и с тихим шипением разошлось, впуская Кернунн. Разговор был недолгим и охотников отправиться за тридевять небес нашлось немало, но чародейка, сверкнув гордым холодным взглядом, заявила, что её сил хватит лишь на неё саму и ещё одного. Однако Монифа отозвала госпожу Зиму, так тут же за глаза окрестил её Кофи, в сторонку и что-то прошептала на ухо. Чародейка несказанно удивилась, но согласилась забрать с собой двоих. Сейчас, глядя на то, как эта самая госпожа Зима краснеет и бледнеет, аки девица на первом свидании, Йорвет подумал, что, когда они вернутся, обязательно выжмет из Монифы секрет уступчивости тётушки. Когда вернутся… Он покосился на Аон. Девушка о чём-то шепталась с Геральтом и улыбалась. «Нет. Не сегодня», — подумал Йорвет и встал. — Нам пора, — он указал взглядом на мирно беседующих Кернунн и синьора, давая остальным понять, что они тут лишние. Аон ушла вперёд, когда его окликнул Геральт. — Йорвет, ты или Аон вчера ели те кексы? — без обиняков начал ведьмак. — Нет. Думаю, их слизал дракот. А что? — И где он? — Геральт, эта зверюга не отчитывается о своих планах. — Мне просто интересно. Видишь ли, я вчера имел глупость умыкнуть парочку у синьора из-под его зеркального колпака. Так вот, — Ведьмак усмехнулся и поскрëб подбородок, — эффект был неожиданным. — Gwynbleidd, хватит говорить загадками, — начал вскипать скоя’таэль, — говори прямо, что с ними не так? — Думаю, это мощный афродизиак. Если бы я не прихватил с собой Белый мëд, пришлось бы мне узнавать местонахождение той симпатичной служанки, которая нас встретила в день прибытия. — Так. Значит, он хотел… — Йорвет недобро прищурился и сжал кулаки. — Не кипятись! Думаю, он искренне хотел помочь. — Но он теперь эти кексы хочет подсунуть… — Мне кажется, что она не будет против, — хохотнул Геральт и похлопал эльфа по плечу, — ладно, всë хорошо, что хорошо кончается. Я рад, что у вас всё налаживается. Значит, скоро домой. Но сейчас у меня важная встреча. Бывай. Йорвет не разделял миролюбивый настрой Геральта и, как только вернулся в их с Аон комнату, рассказал ей о том, что узнал от ведьмака. Аон на несколько минут задумалась, но потом заливисто, до слез расхохоталась. — Тебе смешно?! Этот твой синьор хотел… — Йорвет! Синьор — мой друг. А настоящий друг ни перед чем не остановится, ради спасения друга! И чего ты злишься? Кексы ведь не пригодились! — Он сейчас угощает ими твою тётю. — Во-первых, положа руку на сердце, её давненько пора бы… угостить чем-нибудь подобным, а во-вторых, она и без кексов созрела для… — То есть? — Я потом тебе расскажу подробнее, — пообещала Аон, как бы невзначай развязывая шнуровку на его рубашке, — но… когда я была в сердце Коруса, многое видела. И скажу тебе, что тётушка давно тайком таскает к себе вкусняшки синьора, так что… с кексами или без, но он своего добился. Закон трëх N всё-таки работает. — Что за закон? — Потом, всë потом. — Аон сбросила с себя остатки одежды и потянула голого по пояс эльфа в купальню, — Мне, видишь ли, тут тоже снились сны. Причём не все плохие. И у меня есть идея, которую мне хотелось воплотить ещё… о, ужас! Целых две недели назад!