Марина
Это было невообразимо! Невысокая девушка легкой поступью вышла из тельца всеми любимого серого кота, гордо расправила тонкие плечи и откинув длинные локоны назад. Она была похожа на азиатских ведьм; в этом шелковом лазурного оттенка кимоно с драпировками и яркими принтами на мощных рукавах; с этими длинными, собранными тонкими заколками волосами, а эти четкие, темные стрелки, превращавшие ее взгляд в истинно лисий... Казалось, перед нами лесной дух далеких азиатских земель – кицунэ, лисица-пожирательница сердец, но нет, глаза незнакомки были иными, чем у опасных лисиц – они были полоны мудрости и знания, а также широко расставленные, а главное серые, как говаривала Эмма, типично питерские. Это была всезнающая, единственная в своем роде – это была Оракул, а значит – Зара Гордеева. Девушка улыбнулась, мелодично пропев: – Настало время нашего знакомства. И встретила ее лишь тишина с нашей стороны. Лишь урчание Воробья, расположившегося довольным кренделем было ответом. – Меня зовут Зара Гордеева, – продолжила она, будто бы не заметив наступившей тишины, и медленно зашага вдоль стола. Длинные темные волосы искрились каким-то особым серебром – глаз не отвести! Серые глаза Зары Гордеевой перескакивали с одного лица на другое, пока мудрый взор не замер на мне. – Я старшая сестра Эмилии, но, быть может, вы не слышали обо мне, – легкое пожатие правого плечика, будто бы невзначай. – Но я и Великий Оракул. Надеюсь, в таком ключе вы знакомы со мною из курса третьей ступени. Я нахмурилась, бросая быстрый взгляд на названного. Филипп был спокоен, сидел с прямой спиной, но в позе не чувствовалось напряжение, напротив, огромный интерес. В этот момент Зара Гордеева оказалась прямо около меня и произнесла на ухо: – Я знаю прошлое, я вижу будущее... Настоящего для меня нет. Я и есть оно. Моя сила сильна, я знаю судьбы... Я могу предсказать нити... – она буквально напевала, нежели шептала мне, науськивая, обволакивая своим голосом, ведя куда-то в мечты, в миры, которых я не видела, в дни, которых не было – туда, где нити плотно завязались узлом. Поморгав наваждение, я резко отпрянула и обернулась к ней лицом. – Почему такая персона оказалась здесь, придя к нам, простым смертным... сама? Поднеся к нижней губе длинный изрисованный письменами майа ноготь, Зара Гордеева улыбнулась. И на этот раз это была улыбка полная горечи. – Мое время на исходе, и наша с Эммой семья может сделать непоправимое... – драматическая пауза. – Мне по судьбе было стать Оракулом, это непосильная ноша для юного тела – я нарушала правила и платилась днями своей жизни. Я вмешивалась, и снова платила днями своей жизни. Я хотела исправить, и снова мои дни... Мы увядаем быстрее более опытных волшебников, ведающих будущее, видящих прошлое... Ее взор метнулся на Дениса, что все это время рисовал в своем блокноте как не в себе. Он был сосредоточен на нем настолько, что казалось, что он ничего и никого не замечает. Но я была уверена – сейчас он был как никогда со всеми, только более глубоко. – Находящемуся здесь юноше, чье сердце лишь недавно вошло в стан Пяти стихий этого ли не знать. Рука Дениса замерла и он поднял свои монголоидные карие глаза на Оракула. – Что ты знаешь обо мне? – коротко спросил он. А звучал так, будто вызов бросал. Оракул положила изящную руку мне на плечо и откинула мои волосы назад, открывая себе вид на мою шею и, видимо, ухо. – Юноша, чья сила самого обладателя – не ново. Ты не первый, а я не последняя... За магию платят, – последнее она прошептала мне на ухо. Я чувствовала ее дыхание на коже, но ничего поделать не могла – вернее, я даже не хотела что-либо делать. Магия в голосе Оракула влияла на меня, заставляла желать узнать больше, еще. Еще. Еще!.. – Почему ты пришла к нам, Оракул? – подал в итоге голос мой названный и Зара Гордеева с улыбкой чеширского кота посмотрела на меня, будто бы это мне надо было отвечать на вопрос. – Я, как и вы, здесь из-за Эммы, очевидно. – Дождавшись нужного эффекта полного внимания к своей персоне, она продолжила: – Мы не должны позволить Кире оказаться на моем месте и главное, Эмма... Не должна мешать Инне... – Не должна что..? – раздался голос Эммы Гордеевой и мы все развернулись в сторону входа. Рассерженно сжимая кулачки, да переводя с каждого не сильно-то доброжелательный взгляд, Эмма вошла в гостиную. – Значит, вот как вы тут дела делаете? Казалось бы, незамеченным, следом за Эммой зашел и Стрельцов. Он следил, чтобы Эмма не сделала глупостей, хоть сам пытался сравняться со стеной. Значит, они и вправду были где-то вместе. Но для чего? Я пообещала себе, что непременно разузнаю о том, что произошло между этими двумя, но сейчас вернула взгляд на Зару. Оракул грустно улыбалась. – Ты знаешь... Как глупо получилось... Я совсем не увидела, что он скажет так, – вздох, – мне очень жаль, что помощи от Николаса не будет. – Николаса? – переспросил Саша, очнувшись от магии Оракула. – Николаса Макова? Эмма кивнула, затем нахмурилась, после чего неуверенно протянула, а на последнем слове почти шептала: – Что означает, что твой срок на исходе? Как это возможно? – Я не бессмертна, Эмма, – спокойно произнесла Оракул, а затем отпустила мое плечо и двинулась в сторону сестры. – Есть вещи, которые делают уязвимой и меня. Я нарушила само время, о чем предупреждали Мудрейшие. Однако, оказалось, что действовать во благо всему хорошему не равняется работе Оракула. – Грустная усмешка, – и сила Оракула ударила в меня. Мудрейшие требуют замены, но правда такова – я была выбрана судьбой Оракула, но не наша младшая. Кира владеет даром взрыва – она, как младшая, должна была стать твоим мечом. Я же, обладательница телепатии, должна была стать твоим щитом, но где сила вскрывает врагов, она не откроет союзников, – Оракул снова поднесла ноготок к нижней губе и нахмурилась, – но дело в том, что замена меня как Оракула Нити судьбы давно определили, и я должна отдать силу преемнику скорее, но наши родители мешаются в этом, подвергая смерти нареченную и меня . Эмма задумчиво повела плечами, а затем спросила: – Как же мы найдем преемника, если его сила заперта? Оракул ничуть не растерялась, подошла к Эмме, укладывая на ее плечи руки и смотря прямо в глаза. – Вы и не должны искать, соберите всех наших сестер, Эмма. Впрочем, я вижу, что одна... – она было начала что-то быстро шептать, когда снова увидела меня: – Правда, Марина? Наши глаза встретились. Мои в немом вопросе, ее – горящие знаниями нитей моей судьбы. – Ты узнаешь о море слез скоро... Ты поможешь ей... Она тебе. Та, что станет Оракулом... Вы узнаете море слез... Тик-так. Мы все услышали этот звук. Все почувствовали важность секунды, пролетевшей мимо нас. Тик-так. «Море твоих слез... Ты станешь опорой... Тебе ли не знать?..» Знать? И тут Зара разлетелась всполохом золота. Тик-так. Эмма заметила: – Моя старшая сестра, дамы и господа.***
Я была готова ко всему. Вернее, мне казалось. Пока Эмма пыталась вспомнить тот день хоть немножечко последовательно, я же отчетливо его видела пред внутренним взором. И да, мне действительно казалось, что я должна была быть готовая, вернее, обязана. Но встреча с Оракулом подсказала, что я не то что готова, мне никогда не быть готовой. Я все еще чувствовала, стоило Заре исчезнуть всполохом золота, ее дыхание, присутствие рядом с собою. В целом, ощущала до сих пор присутствие, как и то, что она несла мне тихим шепотом мне на ухо. А просила она не выпускать Эмму из вида. Что-то нехорошее надвигалось... Но что? Решив, что на сегодня достаточно неожиданных новостей, я бросила быстрый взгляд в сторону названного и направились на выход. Как оно и ожидалось, мой уход встретила тишина. Да наплевать! Сжимая кулаки, я мчала в неизведанном никуда по коридорам большой и такой одновременно пугающе пустой усадьбы Стрельцовых, что и не заметила, как по щекам катятся кристалликами слезы. В последние дни того лета мне казалось, что я совершенно не понимаю мира, что друзья – становятся далекими, любимый – недосягаемым, а сама я – я потерялась. Оказавшись на большой веранде, вдыхая теплый августовский ветер и запоминая золотистые мазки на шапках деревьев, я наконец остановилась. Сзади послышался тихий щелчок двери и я развернулась. Держась за ручку, в меня вперился взгляд таких знакомых серых глаз. Названный. – Фил, я... – В порядке? – Нет, я... – Вышла подышать? – Да, но... – И хотела побыть одной? – Воз... Тебе не надоело меня перебивать? – вылилась агрессия на самого дорогого мне человека. Я совсем не каялась тогда, да и сейчас тем более – в те дни Филипп меня избегал. Я практически его не видела, а он также ставил блок и на чувства, те, что названные делят... Делили. Я только узнала, что он расстался с Аней и стена между нами упала и росла безумно быстро, резко и так не типично. Но почему, что не так было в их расставании? Он выбрал помогать Эмме, она – побег в другой полис. Она хотела спокойствия, а Фил – мира. Но почему он не поделится болью со мною?! Отпустив ручку двери, Филипп двинулся в мою сторону, протягивая руки. – Ну что ты кричишь-то? – Ты еще спрашиваешь? – передернув плечами, я отправила волосы за спину, ловля какой-то загипнотизированный взгляд Филиппа на тех. Проморгав, он вновь уставился на меня. – Да, я спрашиваю, – спокойно отозвался он, совершенно не реагируя на сочащийся яд в моих словах. – Офигеть! Он еще спрашивает, – обняв себя, я демонстративно закатила было глаза, но попала врасплох – длинные пальцы названного захватили в плен мой подбородок и финт с закатыванием провалился. Мы смотрели друг другу в глаза до тех пор, пока мои глаза не застелила пелена слез. Филипп свободной рукой подхватил меня за талию и прижал к себе. Рукой, что он держал подбородок, он поднялся нежным прикосновением по овалу лица к виску, затем макушке и стал гладить меня по волосам. Мое сердце пустились галопом вскачь, а к щекам начала приливать краска. В тот момент я совершенно не ожидала, что в моей голове может родиться та картинка. Ну знаете, та самая... Он меня целует! Конечно же, это был бред. Филипп был моим названным и как бы я его не любила, как бы преданно не смотрела... Даже в тот самый год в школе-пансионе Дома Пяти Стихий под эгидой греха вожделения я ни разу... Ну как мне казалось... Не думала... Как на том крыльце, в этот момент. Я влипла! Сжимаясь в его объятьях, стараясь стать совсем маленькой, такой миниатюрной, чтобы про себя не думала подруга, но именно маленькой, как Эмма, но нет-нет, возвращалась к желанной картинке перед глазами. Слегка отстранившись, я посмотрела ему в глаза. Филипп добродушно улыбнулся, щелкая меня по носу. Внутри все сжалось от разочарования, ведь я не видела ни намека с его стороны о том же. И потом, у него же было разбито сердце... Девушка, которую он полюбил... Выбрала сбежать, а не бороться за дом, за полис. И я ее понимала, жить в боле, потерях и печали – в этом проклятом марионетками и их хозяином полисе было невыносимо, но это был дом, родина... Эта земля... Я нахмурилась и в конечном итоге соединила свои руки замком у него за спиной, прижимаясь к другу всем телом. Я была здесь. Я выбирала бороться, терять, жить и сражаться, любить и ненавидеть, потому что этот полис – мой дом. Моя родина. И один из самых дорогих мне людей, мой названный, был здесь. Значит, и я здесь. – Давай так постоим еще немного, – прошептала я ему в толстовку, всячески гоня мысли о том, что в отличие от него, все еще была в отношениях, хороших, искренних – там, где человек выбирал меня. И хотя он был мне по судьбе, сама я выбирала всегда друзей. Если честно, всегда Филиппа. Вопреки здравому смыслу, всем мыслимым и немыслимым путям, а также Судьбоносных встреч. – Прошу, – прошептала я еще тише, – еще минуток пять... Филипп промолчал, но я снова ощутила его руку на волосах, и закрыла глаза. По крайней мере тогда мне казалось, что я ворую чужое и была счастлива.***
– ...Я не уверена, что вообще понимаю, что происходит, – окончила я свою мысль и поднесла к губам кружку с горячим чаем. Сидевший рядышком на старой качели на веранде Филипп посмотрел в свою кружку, затем глянул на меня, оценивая не трясусь ли я от холода в его огромной толстовке. Но мне было тепло, теплее, чем он мог представить лишь от того, что это была его толстовка и она была на мне. И он сидел рядом, забравшись с ногами на качели, давая мне самой возможность ее двигать в известном лишь моим ногам ритме улитки. – Чтобы не происходило, сестра ее, которая Зара, ну Оракул, попросила вытащить из этого Киру... – напомнил Филипп. – Да, но Эмма не должна... – Эмма не должна что? – вышел на крыльцо Стрельцов, вальяжно облокотившись о косяк около двери и скрещивая на груди руки. – Вы имели в виду самостоятельно найти то, как решить маленькую проблему с сестрами Гордеевой? Мы с Филиппом обернулись на него и тот, получив нужных ему зрителей, холодно произнес, убирая от груди руки: – Вы сидите-сидите, чаи гоняйте. А я вам сейчас такое расскажу! – из его уст произнесенное звучало как приговор. Я попыталась подняться, но Филипп удержал меня и я не стала сопротивляться. Поняв, что я не собираюсь никуда бежать, названный продолжал держать меня за руку и это уже было не предупреждение. – Гордеевой, если что, здесь нет. Она с Агаповым сбежала, стоило мне отвернуться и... И тут он резко побелел, хватаясь за живот. В его глазах засияли искры. И страх. Филипп толкнув меня на подушки, очевидно для защиты от неизвестного припадка Стрельцова, побежал к нему, пока я смотрела за тем, как летит его кружка на старые вековые балки веранды, а горячий чай разливается, а осколки летят в разные стороны с легким звуком битого стекла. Надтреснувшим голосом Артем сказал: – Эмма... Мне нужно к ней... И он потерял сознание. Качели медленно вели меня вперед-назад, назад-вперед... А Филипп хлопотал над Стрельцовым, пока чай дорожками катился по балкам в стороны так похожих на тропинки Зачарованного леса... Что ты сделала, а, Эмма?