Из огня да в полымя.
Так, кажется, говорится?
По ощущениям же по пятам девушки, действительно, будто следовала сама смерть. Или она сама так усердно ее искала. Однако стоило, наверное, предвидеть что-то такое, ведь эта попытка прорваться во Дворец — что-то на грани безумия, если не невообразимой наглости. Подобное можно было, возможно, ожидать от кого угодно, но только не от Лобановой. Ее жизнь, по кусочкам разбитая уже давно, в самом деле тщетно собиралась с невероятным усилием слишком много раз. Стоило очередным провалам ее настигнуть, вынуждая кочевать из одного убежища в другое. Еще один шаг. Еще одна ступенька. Падение. Провал. И новый шаг. Именно так на протяжение долгого времени, претерпевая разного рода события, Кира обретала тот самый горький опыт, который должен был ее уберегать от глупостей. Он помогал ей скрываться, утаивая силы, уходить на дно, когда нужно, с холодной головой переживать смерти или осуждения в ее сторону — на вид ей всего двадцать пять от силы, но во взгляде холодная сталь все же выдавала незамысловатую дорожку ее жизни. Извилистую, каждой петлей непременно оборачивающуюся вокруг ее шеи. Как бы последняя не стала решающей. Кира же могла только думать о том, что зашла слишком далеко, чтобы все заканчивалось именно так. Здесь. В сердце «заморского рая». Даже если она разбита и минутами ранее униженно прожигала дыру под ногами, поджимая хвост от охватившего ее чудовищного страха. В ее раскалывающейся голове все еще не было места для жалоб и жалости к себе из-за отчаянно смелого, граничащего с глупостью поступка. Поэтому сейчас она могла быть лишь благодарна за то, что ее быстро вынесли из кабинета генерала. Не более. С сердцебитами они проходили по широким коридорам, пестрящими богатством. Виды сменяли друг друга за поворотами, и шли они долго, но даже спустя столько времени Киру не оставлял жуткий озноб, будто ей все еще дышали в спину тени. Западное крыло отличалось от других, впрочем, тому, кто был здесь впервые, разницу заметить было практически невозможно. Здесь было больше комнат, больше пышных убранств, столь присущих оплоту равкианских гришей. Но даже в таком состоянии девушке все же сложно было не замечать ту неимоверную роскошь, которую ей не приходилось лицезреть за всю свою жизнь. Это не пропахшие рыбой шатры, не голые стены, выстроенные из бревен, с одной лишь печкой посередине и вокруг обвешанными одеждами и шерстью, которые только так можно было высушить. Здесь были разноцветные окна, будто склеенные из маленьких кусочков, белоснежные стены, картины, обилие мебели, акценты на золотые тона. Если бы не произошедшее, девушка, возможно, с некоторым восхищением даже позволила бы себе многое внимательно рассматривать. Однако, вдобавок к этому, последнее, что она могла пожелать, так это чтобы ее сочли за какую-то деревенщину. Как и сердцебиты вряд ли тяготели к чему-то помимо четкого выполнения приказа. Поэтому достаточно скоро Киру буквально втолкнули в комнату, которую вполне можно было назвать одной из множества гостевых покоев. И почти сразу же, как только девушка оказалась на пушистом ковре и могла оценить наполненность, дверь за ней закрылась. Следом же за этим Лобанова распознала тихий звук от характерного поворота ключа. Прекрасно. Как жаль, что это было даже хуже, чем идти подобно злобному преступнику с сердцебитами. Это было подобно выбрасыванию не просто в комнату, состоящую из каменных стен, но в метафорическую из собственных мыслей. Оказавшись наедине с собой на неопределенное количество времени, Кира изначально даже не чувствовала боли во все еще скованных запястьях, как в дыхательных путях першило, видела перед глазами не убранство комнаты, но произошедшее в кабинете генерала. Однако какая же это была отчаянная глупость! Девушка тут же начала яростно дергать руками, растягивая на них веревки, плевала на режущую боль от распирающего ее раздражения, растирая друг о друга ладони, предварительно сжатые в кулаки, пока путы не начали расслабляться. Светловолосая тихо шипела и кряхтела, а ее лицо покраснело от напряжения. Помогая себе большими пальцами, которые уже удавалось просовывать под веревки, она все не могла никак себя унять, ведь сковывающий элемент никак не стягивался, что приводило ее чуть ли не в бешенство. Ее раздражение, ее злость были так велики под ручку со странным ощущением стыда… Но сделанное не вернешь. Поэтому все это тщетно. И неизвестно сколько времени понадобилось Кире, чтобы остановиться и минуту другую просто дышать. Придя в себя, она только сейчас начала постепенно осматриваться. И комната, открывающаяся ее взору, показалась ей, действительно, огромной. По ее меркам для одного лишь человека так точно. Стены были выкрашены в глубокий серо-голубой цвет, мебель была темной. Только войдя, можно было увидеть обрамленные плотными шторами два больших окна, в просвете между которыми находилась кровать, изголовьем упирающаяся в стену. У изножья же находился темного цвета сундук. О роскоши напоминали позолоченные лампады и канделябры, шелковые простыни, наверняка дорогой ковер и много чего еще, цен которых светловолосая знать не могла. Под окном была небольшая тумба, под другой стеной — столик с выдвижными ящиками и среднего размера зеркалом. Где-то рядом был шкаф, диван, посередине комнаты был еще и стол побольше со стульями, и лишь под конец Кира заметила шторку, видимо, ведущую в другую комнатку. Когда взгляд голубых глаз вернулся к начальной точке, Лобанова остановилась на свече. Пришлось чуть постараться, чтобы зажечь ее рядом находящимися металлической пластиной и кремнием, однако веревки были достаточно растянуты, чтобы разобраться сначала с этим. А после ей хватило пару мгновений, чтобы подержать руки над огоньком и спалить всего парочку оборотов. Освободив кисти, девушка по привычке быстро задула свечу, чтобы не расходовать воск и бросила на пол чуть измазанные в крови веревки, отчего-то позаботившись о том, чтобы те не упали на дорогущий ковер. Будто ей должно было быть до этого дело. Кира не садилась. Она чуть заторможено вымеряла комнату шагами, предаваясь мыслительному процессу с перебоями пустого шума. Прошла, наверное, половина от часа, когда дверь в покои открылась вновь и гриши впустили девушку, облаченную в кафтан цвета слоновой кости и украшенной золотыми узорами. Она выглядела великолепно, и длинные огненно-рыжие волосы, янтарные глаза и алебастровая кожа лишний раз подчеркивали ее красоту. — Вижу, встреча с генералом Кириганом прошла успешно, — ее голос больше походил на бархат, чарующий своими нотками и завораживающий своей уверенностью. Это была не та непоколебимая уверенность, как у вышеупомянутого генерала, отнюдь. Скорее ее уверенность была подкреплена знаниями, нежели статусом. Сложно было не приковать к ней глаза. Однако Лобанова имела более настороженно-сконфуженный взгляд, примерно представляя, какой у нее сейчас вид. Потому в этом напряженном настрое девушка на чужие слова красноречиво смолчала, проглатывая едкие комментарии, тогда как рыжеволосая окинула Киру оценивающим взглядом и, невзирая на ее внешний вид, кажется, осталась довольна увиденным. По крайней мере, так казалось, раз она затем спокойно прошла в комнату и поставила на столик у окна свой кейс. — Я здесь по приказу генерала. Будь добра, присядь, — девушка немного помедлила и добавила уже чуть мягче. — Тебе причинили достаточно вреда, хуже я не сделаю. После встречи с Дарклингом, пожалуй, это было отчасти и так. И немного подумав, Кира все еще чуть настороженно, но послушно опустилась на стул возле окна с благодарным и учтивым кивком головы. Пожалуй, доверять ей в этом Дворце хотелось ровным счетом никому, и ее отражение в зеркале могло быть с этим согласно. Вид ее, действительно, был помятым и потрепанным — глаза отчего-то все еще были покрыты тоненькой пленкой влаги, а белки чуть покрасневшими. Впрочем, если бы не засохшие дорожки от невольно выступивших слез в момент использования сил сердцебитов, пыльный тонкий слой на ее лице, образовавшийся из-за езды верхом, можно было даже не заметить. Разве что еще сильнее этого бросались в глаза отпечатки пальцев в виде синяков на тонкой шее блондинки. — Ну и видок, — Кира это отпустила как-то невольно с лукавой и усталой улыбкой, устремив взгляд на изувеченные запястья. Кажется, хуже ей, действительно, не сделают. — Твой вид действительно удручает, — не стала лукавить она, хотя от нее подобное звучало не как обвинение, а как нечто само собой разумеющееся. Ее руки коснулись золотых локонов, а янтарные глаза устремились на Киру через отражение. — Но есть с чем работать. Это не может не радовать. Рыжеволосая едва изогнула пухлые губы в снисходительной и одновременно теплой улыбке, несущей в себе необъяснимую доброту. Такое вряд ли встретишь в стенах Малого Дворца, где каждый день происходят войны не хуже тех, которыми объята треклятая Фьерда. Так порой улыбаются разве что матери, наверное, когда слушают о вселенской несправедливости от своих чад. Жаль, что светловолосая гостья оставалась невозмутимой и словно за невидимой стеной. Тогда едва стоящий на столике кейс открылся, и Кира смогла увидеть множество предметов, что для обычного человека могли показаться сущими безделушками. Какие-то цветы, лепестки, камни разных пород и размеров, а также еще целая куча разнообразных предметов. Однако прежде, чем приступить к каким-либо действиям, девушка критично осмотрела подопечную вновь. — Ты…? — Предвосхищая твой вопрос: я не целитель, — она едва повела аккуратными бровями, но не подняла глаз на Киру. — Меня зовут Женя, и я портной. — Кира… Никогда не встречала портных, — совсем честно призналась Лобанова, пусть взгляд ее был все еще крайне напряжен, будто направлен на выявление первых знаков опасности. Стоит отметить, что бровь ее все же чуть дернулась, когда за теплыми, обманчиво нежными пальцами Жени ее запястья избавились от пусть и неглубоких, но неприятных ран. И это все еще очень напоминало работу целителя. — Я понимаю, этого мало, чтобы доверять. Но подумай вот о чем, если бы тебя хотели убить, разве мы бы с тобой разговаривали? — Женя улыбнулась уголками губ, но тут же нахмурилась и отняла руки от чужих кистей. Когда девушка коснулась темных пятен на тонкой шее и осторожно провела по ним пальцами, Кира, наконец, смогла отвести взгляд от собственного отражения — не хотела смотреть — и уставилась в окно, наблюдая за будничным потоком суеты, несущимся в лицах слуг и солдат. И наверняка Женя могла принять ее молчание за некое согласие, вызванное обдумыванием очевидного. Правда, мало ли что являлось здесь очевидным. Ей, чужестранке, неочевидным был даже цвет ее кефты, ведь до того она имела возможность видеть лишь разноцветные, строя свои некие догадки на их счет. Сафина же продолжала свою работу, со знанием, точно ювелир, ограняя ценный самородок. На руке вскоре исчез продольный разрез от острого когтя, после каждый темный отпечаток, являющийся признаком ее встречи с Дарклингом. Но вопреки всему, она ничего не меняла во внешности молчаливой подопечной, и в самом деле лишь потому, что ничего такого приказ генерала не подразумевал. Ее задача, как всегда, была проста. Она лишь едва коснулась лица Киры, ее волос, придавая им чуть более опрятный вид и в сердцах понимая не хуже фьерданки, что она легко отделалась. Всего ссадины на руках и шее, но при ней осталось главное — жизнь. — Северная красота — удивительна, — не пытаясь скрыть нотки искреннего восхищения, вдруг честно проговорила Женя и все же потянулась к кейсу. — Правда, обеспечила мне определенные трудности в Равке… Так было не со всеми, но неприязнь людей все же можно понять, — звучало это пусть и с толикой отстраненности и понимания одновременно, но беседа с портной отчего-то удивительным образом немного успокаивала. Пусть и было бы ложным утверждение, что Лобанова чувствовала себя в безопасности. Вряд ли когда-то даже сможет. Но понимала она прекрасно — лучше дружить с приближенными генерала, нежели враждовать. — Спасибо. И снова в комнате повисла не неловкая тишина. Тонкие аккуратные пальцы Жени аккуратно подхватили несколько жемчужин, а затем, призывая Киру прикрыть глаза, коснулись ее век, открыв которые после, девушка могла заметить, как краснота ушла, оставив место лишь здоровому блеску. Сафина в свою очередь ничего не сказала в этот раз сама. — Полагаю, ванну ты в состоянии принять сама, как и подобрать что-то более подходящее из одежды. И Кира лишь молчаливо кивнула. — Черный упрощает твою природную красоту. Лучше обрати внимание на более светлые тона, — обращая внимание на черную рубашку и говоря все это, Женя уже закрывала свой кейс под неоднозначный взгляд голубых глаз бледноликой. Выглядела она сейчас, правда, сильно живее, в отличие от того, каковой была до прихода портной, но ничего решила не говорить насчет комментария относительно выбора одежды. Лишь совсем скоро она отказалась от еды, проводив тем самым рыжеволосую.***
Более покой Лобановой никто не тревожил. Дверь оставалась закрытой, пока в коридоре то и дело раздавались чьи-то шаги и приглушенные разговоры, и, казалось, лишь вид из окна мог занимать внимание девушки. Стайка служанок направлялась куда-то в сторону парка, неся с собой корзины с белоснежным бельем, а там и крепкие конюхи принимались снаряжать пятерку гнедых коней. Те призывно рапывали, били копытами о мелкий камень дороги и мотали изящными мордами в ожидании седоков. Впрочем, долго ждать им не пришлось, потому как уже вскоре четверо мужчин, одетых в кафтаны цвета мятежного моря, и девушка в цвете алого заката покинули здание Малого Дворца, седлали скакунов и помчались к воротам и далее в неизвестном направлении. И если бы из западного крыла было видно чуть больше, Кира могла бы заметить, как пара темных глаз наблюдала за всадниками. После того злополучного случая прошли дни. Не менее невыносимые своей неопределенностью и банальной скукой, сопровождающиеся отчаянной неизвестностью, шелестом книг и непривычной тишиной вместе с осыпающимися лепестками надежды. Сидя ото дня в четырех стенах, Лобанова начинала уже утрачивать ощущение времени, то замедляющее свой ход, то безмерно его ускоряющее. Но чаще всего первое. Солнце с тех пор взошло и вернулось обратно за горизонт дважды, а то и трижды, пока светловолосая умирала от скуки, пролистывая бесполезные и скучные книжки забавы ради. Лишь бы не остаться наедине со своими мыслями и не пустить колесо бесконечных сомнений и раздумий о правильности ее решений вновь. К ней приходила Женя. Порой со служанками, принося подносы, кажущиеся ей чересчур наполненными едой. Однако, чем зря гостью не кормили, для местных обывателей ее излишне не баловали. Сафина же, пусть и приходила каждый раз в разные промежутки времени, старалась несколько скрашивать пребывание девушки в те песчинки времени, которые с ней проводила, но едва ли она могла отвечать на большинство ее вопросов. Как и на самый главный. Но однажды на пороге с силой распахнувшейся двери перед Кирой предстал мужчина. Где-то ближе к вечеру, если судить по опустившемуся на мир сумраку за окном. На нем был кафтан корпориала, а на лице такое выражение, словно он вступил в кучу навоза только что начищенными сапогами. Тот окинул девушку таким взглядом, точно та была не достойна одного только его присутствия, что фьерданка еле воздержалась от совершенно невольного вопроса, не несварение ли его мучает. — Оденься. Да поживей, — рыкнул он и громко цыкнул. И едва ли его волновало, чем занималась Лобанова до его прихода и во что была одета. Иван лишь презрительно вскинул голову, и могло даже показаться, что он сражается с сильным желанием поторопить блондинку силой сердцебита. Правда, в итоге Кира лишь с усилием проигнорировала чужое недовольство и кивнула совсем коротко, направившись в сторону шкафа за последним элементом той одежды, которую она выбрала в первый же день своего пребывания в «заточении». То была светлая хлопковая рубашка с такого же цвета плотной юбкой в пол, обрамленной какими-то серебряными узорами у подола, поверх которой полагалось нечто схожее с традиционным фартуком Равки и широким поясом. Так как все это было примерно в одном тоне, создавалось впечатление единого образа платья. Как только девушка привела себя в порядок, если это вообще можно было так назвать, сердцебит призвал ее «шевелиться» и двинулся вперед, пока сложное сплетение коридоров вновь не встретило Лобанову своим радушием, с каждым поворотом убеждая ее, насколько тщетны могут быть ее попытки хоть что-то запомнить. Те казались ей абсолютно одинаковыми, поэтому она даже не могла знать, что идут они вовсе не в кабинет генерала. На самом же деле девушке хватило одного лишь похода туда, чтобы незаметно избегать любой даже мысли об этом, не то что упоминания, вгоняющих ее в жгучее уныние вместе с липким страхом. Хотя она с удовольствием спросила бы, пожалуй, у своего мрачного сопровождающего, куда они идут. К чему ей готовиться. Дарклинг мог решить устроить ей очередную проверку, а может и решил даже не оказывать ей чести в личной встрече, прознав, что ее смелые слова — на самом деле неоднозначные фразочки, подкрепленные непопулярными слухами, но не ее личным свидетельством. Просто убьет ее чужими руками в каких-то подвальных зданиях без суда и следствия. К примеру, руками этого же рослого гриша с кислой миной. Но какими бы ни были ее догадки, шли они молча. Радовало светловолосую, разве что, отсутствие скованных рук, когда как Иван, кажется, был этим фактом явно недоволен, и даже больше — с превеликим удовольствием сковал бы их сам чем-нибудь явно покрепче и поувесистее веревок. Его общество тревожило. Напрягало, подливая масло в огонь ее волнения и нервозности, так тщательно утаиваемых, как и его отношение, которое мужчина даже не собирался скрывать. Даже служанки и пара гришей субстанциалов и эфириалов, встретившиеся им на пути, как один спешили как можно быстрее убраться с пути одного из приближенных генерала и его спутницы, о которой уже ползли осторожные слухи. И было все же ошибкой со стороны девушки чуть помедлить на повороте — она повернула голову в сторону шепота за спиной на каком-то, видимо, диалекте Равки, и тут же получила грубый толчок в спину, едва удерживая себя на ногах от неожиданности. — Шевелись, фьерданка, — как гром среди ясного неба, неприятный металлический лязг — его голос был груб, резок и с характерным нажимом. Он даже не взглянул на нее, чтобы заметить, как в голубых глазах тронулся лед, а в его отражении будто вспыхнуло пламя раздражения. Снова фьерданка. Знал бы мужчина, как сильно девушку раздражает это обращение, наверняка называл бы ее так еще в ее комнате. Но натерпевшись последствий своей оплошности с Дарклингом, Кира не спешила высказывать недовольство, как бы ее не приводило в бешенство поведение сердцебита, бьющее по ее не самому маленькому самомнению. Уже не просто раздражение — ее челюсти сжались, а «фьерданка» поспешила спрятать руки, сжавшиеся в кулаки, куда-то себе за спину. Она ведь даже не успела что-то вытворить, чтобы ее, подобно какому-то скоту, толкали в загон. Через еще несколько минут ходьбы Иван привел Киру к тяжелым высоченным дверям, которые незамедлительно распахнули. Помещение за ними оказалось поистине огромной библиотекой, темной, наверняка хранящей множество тайн. Позволив девушке пройти внутрь, Иван еще раз недовольно фыркнул, и на очередное высокомерное отвращение к ее персоне ей теперь крайне захотелось что-то выкинуть. Что и произошло, как только она зашла в библиотеку. — Спасибо, — Кира вежливо кивнула, проходя внутрь и оглядываясь на недовольного сердцебита. — У Вас… там пятно. Девушка проговорила это тихо, указав кончиком пальца куда-то ему на область возле ключиц, чуть ниже. На тот момент этот сердцебит в ее глазах вряд ли отличался от тех, что ее тащили в ее комнату в первый день, так что она даже не знала, что выкинула эту злую шалость правой руке самого генерала. Глупую шалость от ее глупой несдержанности, которая ее преследовала с первого дня. Однако в тот момент, как мужчина невольно опустил взгляд на свой кафтан, а двери почти закрылись, ее невозмутимое лицо тронули оттенки злорадствующего удовольствия, так что в данный момент ей было все равно. Даже если он увидел ее дрогнувшие уголки губ. Лобанова далее повернулась к библиотеке лицом уже более равнодушно. Та была огромной, что машинально приковывала взгляд. Здесь было на удивление или не очень спокойно. Пахло книгами, пылью и невероятными знаниями, которыми были полны сотни полок. И светловолосая сразу подумала о том, с каким удовольствием она поискала бы здесь различные книги, о Малой Науке, о истории — все ее знания о собственной силе были основаны на одной лишь грубой практике. На фоне библиотеки заметить высокую фигуру, облаченную в цвета той самой тьмы, что скрывалась в углах, кафтан было непросто. Но непоколебимая сила, которая исходила от Дарклинга, выдавала его. Кира как-то настороженно замерла, стоило ей неожиданно упереться глазами в его спину. И он знал. Прекрасно знал, что она смотрит. — Расскажи мне все, что знаешь. О своей семье, об истории, — Кириган так и не обернулся, словно продолжая что-то искать на полках темными глазами. Он не спрашивал об Алине, о том, что произошло неподалеку от Циберии. Но судя по тому, что девушка была здесь, а не кормила червей в одном из коридоров подземелья, ее слова подтвердили донесения разведчиков. — И о тьме.