Темные времена

Рован крепче сжал кулак, так, что в районе костяшек перчатка туго натянулась, и резко и широко размахнулся. От последовавшего удара голова пленника мотнулась назад, мощь удара была такой, что мужчина не удержался на стуле и завалился на пол. Рован подошел ближе, вставая прямо над ним. — Спрошу еще раз и повторяться не буду, — нетерпеливо рыкнул он. — Координаты места соединения вашего флота? Мужчина сплюнул кровь, его щека уже начала наливаться темным цветом и опухать. Он исподлобья поглядел на Рована и только крепче сжал окровавленные губы, сохраняя молчание. Майор развернулся на каблуках и обратился к паре стоящих в ожидании охранников: — Дайте-ка ему еще немного времени на раздумья. Охранники двинулись вперед; дверь камеры открылась, выпуская Рована. Послышался стон боли, когда пленника силой подняли с пола. И затем… — Твои дни сочтены, Эрвин. Рован, стиснув челюсти, остановился и оглянулся на мужчину, которого с двух сторон держали охранники. Когда-то давным-давно они с ним были друзьями. — Но их осталось не так мало, как у тебя, Карлист. Дверь захлопнулась, как только Рован ступил в коридор. Минуту он просто стоял, сжав кулаки. Черт побери это все! Риекан проявил к нему относительное радушие, дал убежище и место в рядах Восстания. Рован же сейчас не мог предложить ему ничего, лишь долгие мучения и медленную смерть. Он не мог рисковать убийством Риекана в процессе допроса. Не мог ввести ему слишком большую дозу наркотиков, не мог сломать шею во время избиения, не мог повредить нужный кровяной сосуд или разбить о стену голову. Здесь не Эскааль. В этой тюрьме его слово не имело высшей власти. Субъекты умирали лишь тогда, когда этого желал Император, и горе тому, кто убьет заключенного без дозволения Палпатина. В этой тюрьме Рован был точно таким же пленником, как и генерал повстанцев, и значит, будет послушно исполнять приказы своего Императора, и Риекан будет жить, будет страдать и затем — сломается. — Никогда бы не подумал, что вы, майор Рован, склонны к созерцанию. Он похолодел и, напрягшись, вытянулся по стойке смирно при виде Вейдера, целеустремленно шагающего по коридору. — Милорд, — поздоровался Рован, коря себя за то, что потерялся в мыслях, утратил концентрацию и не услышал приближения Темного Лорда. А еще остро осознавая, что они оказываются лицом к лицу впервые с тех пор, как он вытащил Люка Скайуокера с Эскааля. — Простите, меня не извещали, что вы собираетесь навестить генерала. Вейдер мог появиться здесь только из-за Риекана. Тот был самым высокопоставленным из повстанцев, попавших в эту тюрьму — что стало большой удачей для Империи. И невосполнимой потерей для Альянса. На Хоте Восстание понесло сокрушительное поражение, эта планета стала для его членов местом бойни, и всего днем ранее Вейдер самолично доставил Риекана в Имперский Центр. Со смерти Скайуокера Вейдер ни разу не появлялся в Имперском Центре. Казалось, смерть сына послужила для Темного Лорда всего лишь толчком к охоте на повстанцев. Подавление бунтов стало быстрым и жестоким. Было завоевано и подчинено еще больше миров, тысячи разумных были убиты из-за стараний Вейдера раз и навсегда положить конец Восстанию… и все же повстанцы, даже находясь в бегах, продолжали вести борьбу, продолжали планировать и осуществлять свою подрывную деятельность. Ровану стало интересно, где же скрывалась Мотма. Возможно, Риекан сломается и расскажет это. — Я не к нему, — ответил Вейдер, и Рован мог поклясться, что расслышал в голосе Темного Лорда некий намек на юмор. — Я здесь, чтобы увидеться с женщиной. С женщиной? Майор взглянул вдаль коридора, на дверь камеры, которая не открывалась уже больше шестнадцати недель. — С сержантом Восстания? — спросил он, подстраиваясь под широкий шаг Дарта Вейдера и опасаясь вдруг за девушку-солдата, убившую Скайуокера. Инструкции Императора были ясны: она должна была оставаться в той самой камере, где сидит, — и ее нельзя было трогать, как и навещать, — до тех пор, пока Палпатин не вызовет ее. Вейдер собирался нарушить прямые приказы своего повелителя? Если так, Рован был уверен, что это случилось бы не в первый раз. Казалось, лишь Вейдера не касался гнев Палпатина, и лишь Вейдер мог переступать такие границы, к которым любой другой не осмелился бы даже приблизиться. Сдерживая улыбку, Рован вспомнил свой разговор с Риеканом и Элен Андерс, состоявшийся еще тогда, на Адралии, сразу после допроса Люка Скайуокера об инциденте у Касреана. «Вот только когда джедай следует приказам, и пора начинать беспокоиться». Рован ссылался на историю Джабиима, когда Энакин Скайуокер обрек на страдания и смерть сотни людей, подчинившись приказу — это был один из таких вот редких случаев. Пожалуй, в некоторых отношениях ситхи походили на джедаев. Или же это утверждение было верно лишь в смысле Энакина Скайуокера и того лорда ситхов, в которого он превратился. — Идемте, майор, мы оба знаем, что она совсем не повстанка. Рован облизнул губы и нервно втянул в легкие воздух. — Не совсем понимаю, о чем вы, милорд. Я… Вейдер остановился у двери в камеру и повернулся к нему. Рован испытал чувство гордости, оттого что ни на шаг не отступил перед Темным Лордом. — Я не забыл того, что вы совершили на Эскаале, майор! — предупредил Вейдер, в интонациях его сквозила желчь. — Не забыл, что вы помогли повстанцу-пилоту сбежать из тюрьмы. Тому самому, который уничтожил Звезду Смерти. Рован не сказал ничего, лишь уставился в линзы маски, когда Вейдер ненадолго замолчал. Своей первой фразой тот мог подразумевать что угодно. Свершения Рована на Эскаале варьировались от организации подпольной сети сопротивления до передачи схем и чертежей оружейного завода Альянсу и помощи в планировании атаки. А значит, могло подразумеваться как предоставление Скайуокеру убежища членами Сети после того, как его истребитель подбили, так и пытки после ареста. Однако сам факт упоминания пилота Восстания, Люка Скайуокера, говорил о многом. — Я полагаю, на Хораарне капитан Велаптор ясно донес мой намек? — в вопросе Вейдера слышалось подобие мрачного юмора, предостережения. Так и не дрогнув, отказываясь вспоминать, как его пытал этот мастер-садист, служащий теперь на «Экзекуторе», Рован ответил: — Совершенно ясно, милорд. Это было воздаянием, это было уроком. То, что он сделал со Скайуокером, Вейдер сделал с ним. Вейдер глядел на него еще несколько долгих секунд, прежде чем повернуться к двери, за которой сидела верная Империи девушка-агент, убившая его сына. — Значит, вы знаете, кем был Скайуокер. И, несмотря на свинцовую тяжесть в голосе Вейдера, несмотря на печаль, которую, уверен, он в нем услышал, Рован снова похолодел. Слова Вейдера являлись утверждением, не вопросом. — Да, милорд, — смысла лгать не было. — Откуда? И снова он сказал правду: — Мне рассказала леди Мон Мотма. — Мотма? — имя лидера Альянса вырвалось гневным шипением, и снова угловатая маска повернулась к Ровану, тем самым требуя объяснений. И все же Рован не сжался и не дрогнул от страха. Он выпрямил спину и рассказал: — После того, что случилось с Альдерааном, и после битвы у Явина ее разыскал дроид Скайуокера. Он нес сообщение с информацией об обстоятельствах его рождения… — Рован сделал паузу, недолго обдумывая, какая судьба его ждет, когда правда будет произнесена вслух, и поймет ли Вейдер, что некая ее часть опущена; то, что у Люка есть сестра, должно остаться тайной. — И о том, кем были его родители. Кем был его отец. Долгое время Вейдер молчал, стоя без движения, переваривая информацию. Единственным раздававшимся в коридоре звуком было шипение вдохов и выдохов Темного Лорда и отдававшийся в ушах стук его собственного сердца. Рован отдал бы все что угодно, чтобы узнать, о чем думает сейчас Вейдер. Он приготовился, ожидая новых вопросов… ожидая, что ему сожмут горло, перекрывая кислород. Ожидая много большего, чем уже было. — Тогда, майор, присоединяйтесь ко мне, — наконец произнес Вейдер, отпирая дверь в камеру. — Я, пожалуй, еще смогу найти вам применение, — и затем он ступил вниз, в крошечное пространство со спертым зловонным воздухом. Рован выдохнул, втянул слюны в пересохший рот и затем последовал за Вейдером в тюремную камеру. Он не сомневался, что Вейдер почувствовал его облегчение и неверие в то, ему, обладающему такими знаниями, позволили жить. Он также знал, что у Темного Лорда наверняка остались вопросы, требующие ответов… Или нет… Люк Скайуокер был мертв. Так имело ли это знание еще какое-то значение? Девушка сидела на служившем койкой выступе; она часто заморгала и сощурилась, когда в усталые глаза ударил свет, просочившийся из коридора. Надо отдать ей должное, единственными внешними признаками ужаса, который она испытала, стали краткая его вспышка в глазах, то, как дрогнула мышца в районе щеки, и мелкий тремор рук. Она была измотанной, бледной и значительно более худой по сравнению с тем, какой ступила сюда впервые много недель назад. Она вдохнула и повернулась на выступе-скамье так, что ноги свесились с края, пальцы их едва коснулись пола. — Лорд Вейдер, — приветствовала его она. Ее голос был сухим и тихим, едва слышным, а взгляд на мгновение скользнул в сторону Рована. — Император желает тебя видеть, — объявил Вейдер, сразу переходя к делу. И Рован увидел, как приподнялись на миг уголки ее губ, увидел надежду, вспыхнувшую в тусклых глазах. — Я — покорная слуга Императора, — девушка соскользнула со скамьи, чтобы встать, и чуть не рухнула на пол, когда ноги ее подогнулись. Ни один из них не попытался как-то помочь ей. Девушка ухватилась за выступ, подтянула свое тело вверх и высоко и гордо подняла голову. — Ты встретишься с ним в Центре хирургической реконструкции, — сказал Вейдер, стоя прямо перед ней и преграждая выход из камеры. Рован увидел, как по лицу девушки разлилась тревога. ХирРек являлся самым престижным в столице Империи медцентром. И в его зданиях в первые дни Империи также располагался двор Палпатина. Тронные залы и личные комнаты его величества до сих пор существовали на вершине башни этого центра. — Я надеюсь, Император здоров, — произнесла девушка. Судя по голосу, искренне этим озабоченная, несмотря на свое заключение в полном одиночестве, свое наказание. Вейдер шагнул в сторону, и теперь пленнице стала видна дверь, оказавшаяся также в пределах досягаемости. — Император в полном здравии, однако он озабочен состоянием одного пациента. Он полагает, ты сможешь помочь ему. Девушка нахмурилась в кратком замешательстве, но затем ее взгляд метнулся к Ровану. Немой вопрос, который он увидел в ее глазах, был точно таким же, как и тот, что вдруг возник в его голове, таким же, как и неожиданная мысль, от которой внутренности скрутило в тревоге и от которой к горлу подступила острая горечь. — Милорд, я… не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — прошептала она. Рован знал, что она лжет; он знал: понимание настигло ее в тот же миг, что и его самого. — Пациент приходит в сознание, — сказал ей Вейдер, сказал им обоим, поворачиваясь и бросая взгляд на Рована. Интонации подсказывали: Вейдер ожидал, что они должны были понять невысказанный смысл. — Император считает, что восстановление пойдет быстрее, если после пробуждения он увидит знакомое лицо.