Однострочники по Космоолухам

Прилетев на Кассандру и устроившись работать лесником, — не то чтобы на это место было много конкурентов, — Женя внезапно осознал: это всё. Конец. Край. Осознал, что дошёл до некоей остановки на своём пути и теперь может отдохнуть. Никаких браконьеров. Никаких лесных пожаров. Никаких бабок-гриболовок и мафии, пьяных туристов и охотников без лицензии, никакой угрозы расформирования — один раз уже расформировали и уволили, больше бояться нечего, Женя теперь стреляный заяц, и даже Ледниковое озеро ему по колено. Конечно, к местному колориту бытовой жизни он ещё только присматривался. Киборги — словно альтернативно развитые дети, богато одарённые и во многом превосходящие людей, но в чём-то заметно им уступающие, — к киборгам просто надо привыкнуть. Коллеги — тоже специфические, один Сергей Петрович чего стоит, но и он не страшен. Жене ещё только предстояло погрязнуть в пучине проблем ОЗК, а пока он ощущал себя, словно в отпуске, которого у него так толком никогда и не было. Потому что месяц в лесничьем модуле стрелять по виртуальным зомби — это не отпуск, а только видимость оного. Сейчас же Женя словно заново начал открывать для себя различные удовольствия. Удовольствие от позднего подъёма по утрам. Когда не вскакиваешь по третьему будильнику, а мягко всплываешь ото сна, настолько отдохнувший и расслабленный, что хочется валяться в кровати ещё минут десять-пятнадцать, временами потягиваясь, напрягая плечи и спину, ни о чём не думая. Удовольствие от первой утренней чашки кофе, сваренного Джеком. До этого всё глотал впопыхах, торопливо прикусывая бутерброды, пока продирал глаза и собирался на работу, а теперь наконец распробовал. И горьковатые нотки на языке, и приятный запах свежемолотых зёрен, и даже температуру оценил, когда напиток ещё горячий, но уже не обжигает. Удовольствие от шуток и болтовни. Раньше-то Женя всё больше раздражался, постоянно ожидая от Джека какого-нибудь подвоха, — только дай слабину, и этот наглец тут же на шею сядет, — но сейчас прекратил, и подколки и шуточки сразу перестали напрягать, перейдя в разряд дружеских, где им, должно быть, и надлежало находиться с самого начала. Удовольствие от прогулок по лесу. Всё ещё незнакомому, но, как ни посматривал Женя вокруг с ревностью, неожиданно завораживающему и красивому. Все эти инопланетные растения, все эти неожиданные формы жизни. Летающие моллюски, ну надо же! Ползающие кустарники! Как это необычно и удивительно! Приятно было после нескольких часов, проведённых в одиночестве на снежных тропах, вернуться в замок к вечеру, поздороваться с дежурными киборгами у входа и знать, что Джек уже в курсе его прихода, уже хлопочет на кухне и обязательно встретит его за столом с ужином, с разговорами о том, как у кого прошёл день. Впрочем, иногда Джек ходил в лес вместе с ним, и это тоже было особым, острым удовольствием: каждая прогулка превращалась в исследование или приключение. Например, когда они обнаружили место посадки корабля Лисы, сейчас пустующее, или когда три часа просидели на дереве, спасаясь от разъярённой Джековым любопытством местной фауны... Удовольствие от неторопливого принятия душа перед сном, когда не опасаешься, что вот-вот кончится горячая вода, и не тревожишься о том, что завтра рано вставать, потому что запланирован обход и облёт сразу двух участков по дурацкой прихоти начальства или проверяющей его комиссии... Удовольствие спать в большой широкой кровати, а не в своей — уже ставшей за несколько лет привычной и даже в чём-то удобной — койке модуля. Хоть и считал Женя колонизаторский модуль, предоставленный ему для проживания лесничеством, вполне подходящим для одинокого холостяка, всё-таки койка в нём была узкой и короткой. Конечно, замковая комната, в которой они расселились вдвоём с Джеком, тоже не была номером люкс, но осознание того, что вокруг — настоящий многоэтажный замок, в котором множество киборгов и людей живут и работают, ощутимо раздвигало Женины границы. Это на Эдеме у него было: вышел — и сразу лес, будто ещё одна комната. Но сейчас, открывая дверь в коридор, Женя с удивлением осознавал: комнат — много. Осознавал, что и он — не одинок, не предоставлен самому себе, он — больше не нелюдимый Леший, сидящий в сердце дикой чащи на замшелом пне, он — часть чего-то большого, цельного, он не просто охраняет лес от людей и людей от леса, он помогает ОЗК, способствует более важному начинанию, нежели препятствие порубки омлохов. Здесь, совсем рядом с ним, спасали чужие жизни. И он, Женя, тоже был к этому причастен. Это нравилось ему сильно, чуть ли не до эйфории. Она была его потаённым удовольствием, сознаваться в котором даже себе он не торопился. Высшие цели — они такие. Женя ещё успеет ими проникнуться. Главным же сейчас было ни на чём не зацикливаться, а жить по-простому. Главным было — просто жить. Раздумывая о поздних побудках и ощутив к ним вкус, Женя распробовал и ранние пробуждения, когда весь замок ещё спал, и можно было встать на рассвете, никому не желая доброго утра, выйти на морозный зимний воздух, провожая взглядом бледную луну, — так вот оно как, с луной-то, забавно, — и отправиться всё в тот же лес в полном одиночестве. А нет, всё-таки не в полном. — Без меня уйти хотел? — зашипел громким шёпотом нагоняющий его Джек. Хвостик на затылке растрёпанный, болтается криво; должно быть, ещё не перевязал со сна, впрыгнул в форму, сапоги — и бегом за ним. Зря, поспал бы лучше. — Да нет. Я просто, — пожал плечами Женя. Кажется, такое косноязычное объяснение Джека удовлетворило, потому что он не ответил. Кивнул только, сунул руки в карманы и пошёл рядом. Безо всяких там охранных режимов, просто рядом, пока расчищенный снег на посадочной площадке позволял. Воздух холодил лицо. Женя притормозил, всматриваясь в желтеющее на рассвете небо, а потом развернулся и глянул, будто мельком, какими прозрачными стали у Джека его знаменитые лиловые глаза: зрачок почти в точку ужался, радужка показалась побледневшей от света солнца, яркими лучами из-под горизонта раздвигающего хмурые предутренние облака. Переведя взгляд дальше, Женя залюбовался замком, его светлеющим камнем: нижняя половина ещё тёмная, но черепица на крыше с башенками уже яркая, а оконные стёкла верхних этажей так и вовсе слепят огненными всполохами. — А всё-таки не зря мы сюда прилетели, — сказал Женя, отвечая на немой вопрос Джека, разглядывающего его, внезапно затормозившего и озирающегося, с непониманием. — Тут, знаешь... — Женя вдохнул морозный воздух полной грудью, — тут хорошо. — Да, — подтвердил Джек. Он — каждый день наблюдал. Внимательно наблюдал, как Женю... отпускает. Как медленно расслабляется туго, почти до предела, накрученная пружина. Расслабляется после той истории с мафией, после суеты с потерей работы, после перелёта на космическом корабле и беготни первых дней с баней, вениками и комиссией. Такой Женя, спокойный, довольный и счастливый, был его, Джека, самым главным удовольствием. Такое вот оно, удовольствие. Никогда не знаешь, что понравится в следующий момент, что зацепит. — Ну как, ты сегодня со мной? — спросил Женя, вдоволь наглядевшись по сторонам и надышавшись. Холодный воздух прочищал голову, выгоняя остатки сна. — С тобой, — ответил Джек, наконец догадавшись перевязать волосы в свежий хвостик. Женя кивнул и ступил с посадочной площадки на протоптанную им же ранее тропку, ведущую к лесу. Джек двинулся за ним. Каждый шёл за своим удовольствием.