Однострочники по Космоолухам

Томас сиял. Совладелец и сушеф-повар в их ресторане, он всегда прибеднялся, шутя, что его вклад в дело — всего лишь стоять у плиты. А вот вдохновителем, по его словам, всегда был Джек. Джек, кто с самого детства крутился на кухне, перенял все секреты у своей приёмной матери, вместе с нею составлял рецепты к новым блюдам... Томас однажды признался, что когда Джек рядом, ему кажется, что и дух старой хозяйки тоже поблизости. По завещанию всё имущество поделили пополам с сестрой, «Яблочко и корицу» выгодно продали, Джек забрал свою долю наследства и улетел строить новую жизнь на новом месте. Спустя некоторое время они списались с Томасом и договорились открыть новый ресторан, который «станет ещё лучше прежнего». Неизвестно, получилось это у них или нет, но Джек шёл к этой цели очень долго. Поначалу вообще не был уверен, что ему стоит и дальше заниматься готовкой. Всё, что касалось еды, напоминало ему о матери. Её советы порой звучали у него в голове, когда он резал, жарил, помешивал, шинковал, обонял и пробовал приготовленное. Её руки, её голос, её смех над его шутками. Трудно было пропустить через себя горе от её потери и продолжить жить дальше. В какой-то мере он выправился. Новое место помогло. И работа с Томасом тоже. Поначалу Джек изучал клиентуру и образ жизни на Эдеме. Пробовал себя и в местном отдыхе, и в работе, однажды даже на месяц устроился в местную кондитерскую простым продавцом; это было забавно. Он изучал место, в котором ему предстояло жить заново, изучал людей и их быт, пытался понять, что ими движет и что интересует. И именно в тот момент познакомился с Женей. А дальше уже ничего не мог с собой поделать. Та зависть к нему, то восхищение… Он был покорён Женей безоговорочно, практически капитулировал. В Жене была некая внутренняя сила, которая никогда не иссякала. Он был прост и труден одновременно. Его хотелось привлечь к себе. Стать с ним рядом. Джек и не понял, в какой момент захотел сделаться частью его жизни. Захотел удивлять и радовать его, захотел наполнять их дни общим досугом, тратить время на их общие занятия. Та тоскливая зависть к нему и то тайное восхищение, что он испытывал поначалу, едва познакомившись, переросло во что-то большее, достаточно громоздкое и сложное, чтобы его было трудно удержать внутри. Если раньше Джек хотел открыть свой ресторан, то теперь это открытие прошло для него будто в тумане. Все мысли его заполонил человек, сидящий в зале за отдельным столиком. То, как Джек для него готовил... Дрожь не раз за вечер пробегала по его хребту, когда он осмысливал и понимал, что это для него значит. Он превратил приготовление еды в признание. Не важно, поймёт ли Женя его сейчас, он больше признавался себе, чем ему, и осознание сути этого действа вгоняло его в эйфорию и боязливое волнение. Влюбиться так по-глупому случайно и, возможно, безответно. Тянуться к человеку всем, что есть, и понимать, что есть у него немного, что этого может не хватить... Его, Джека, может не хватить для такого человека, как Женя. Жене нужен кто-то более соответствующий ему по силе, по свободе, по открытости души. Скромный повар с небольшим капиталом, амбициями и, быть может, талантом — вот кто он. Он совсем не подходит для жизни на Эдеме, хотя изо всех сил и старался влиться в неё... — Джек, хоть пару слов скажи для интервью, — отвлёк его от мыслей Томас. — Там ещё мэр с женой. Они впечатлены. Пойдём, поздороваешься. От Томаса почти физически веяло радостным возбуждением. Успех, как же! Джек улыбнулся ноткам жжёного сахара и жареного кешью, что донеслись до него, когда Томас обхватил его за плечи в дружеском объятии. Бывало, приятель хвастался, что только благодаря грамотно выбранной профессии он может клеить девушек и не казаться при этом в их глазах слащавым. Вообще-то пахнуть десертом — не так уж и круто, — как-то рассуждал он после удачно проведённой ночи с очередной пассией, — но приведи её на кухню после закрытия, угости клубникой со взбитыми сливками, — и она вся твоя, голодна и хочет сожрать тебя полностью; хорошо, что девчонки такие сладкоежки, готовы вылизывать тебя с головы до... Джеку всегда претили подобные подробности, но за приятеля он был рад. Интересно, а понравился ли Жене штрудель? Они с матерью вместе придумали оптимальную комбинацию специй к этому яблочному пирогу. А смесь яблок, одна часть кислых «Лемонгваев» и две части сладких и сочных «Рэд файер» были их секретом. Понравилось ли Жене?.. Он не выглядел особо впечатлённым, когда Джек увидел его в зале. Но уже хорошо, что пришёл... Прежде, чем начать готовить, Джеку пришлось справиться с нешуточным волнением. Одно слово метрдотеля о том, что означенный гость явился и проведён за столик, заставило руки Джека дрожать. Как мальчишка, — подумал он с улыбкой. Фотограф ослепил его очередной вспышкой. Что, неужели поймал удачный кадр? Вот кто он сейчас: простой влюблённый мальчишка, нервный и взволнованный. — Мне нужно отойти, — шепнул он Томасу, попрощался с мэром и его супругой, журналистами и фотографом, кивнул поварам и официантам, у которых брали интервью, и вышел на лестницу второго этажа из малой залы, которую сегодня решили не открывать для гостей, оставив для презентации и встреч с прессой. Спустившись на первый этаж, он прошёл через кухню к выходу в главный зал, то и дело пропуская пробегающих мимо официантов. Заказы всё ещё поступали, но теперь больше на десерты и напитки. Джек вышел в зал, но остался в нише, частично скрытый тканевой драпировкой. А вот и Женя, именно за тем столиком, что Джек для него зарезервировал. Часть гостей уже начала расходиться, но вечер ещё не кончился, и Джек какое-то время просто стоял и смотрел издалека на своего персонального гостя, прекрасно чувствуя аллегоричность ситуации: вот она, его новая и недостижимая цель, стержень одинокой силы и равновесия, который ему никогда не поколебать ни своими словами, ни действиями... Хлопнула в очередной раз дверь, закрывшись за официантом, несущим поднос с опустевшей посудой. Женя повернул голову, их взгляды встретились. — Жень... — беззвучно позвал Джек его по имени, сам не расслышав своего голоса, но Женя поднялся из-за стола и пошёл к нему. Ух-х, будто пригвоздил его взглядом к стене, и Джек застыл, не шевелясь за тканевой драпировкой, дожидаясь, пока Женя пройдёт по залу в его сторону. Очередному официанту пришлось обогнуть их, но ни Женя, ни Джек не обратили на это внимания. Ещё ближе — и снова этот запах, ощущение не физического плана, а скорее ментального, ощущение чужого внутреннего мира, который имеет свои вкусы и запахи, в который может войти каждый, но вот остаться и оставить свой след... Джек протянул руку, потому что ему уже очень давно хотелось этого: дотронуться и не отпускать, — но не успел коснуться его и пальцем, как Женя подошёл вплотную. Словно собрался пройти сквозь него и вобрать в себя. Это потрясло Джека до дрожи — сколько раз за сегодняшний вечер он справлялся со своими нервными реакциями, сам себя изводя размышлениями и фантазией, а вот сейчас победить не смог. Уткнулся носом в угодливо поставленную шею и, будто дикий неприрученный зверь, втянул ноздрями долгожданный запах. Сердце — взорвалось, воздух — до отказа наполнил лёгкие, в районе солнечного сплетения судорожно сжалось, скрутилось жёсткое напряжение, в глазах помутилось, и их пришлось зажмурить. Над ухом раздался голос Жени, всего лишь короткое восклицание, но Джек от него ощутил себя сухой спичкой, которую запалили, резко чиркнув о коробок. Женя содрогнулся, вжимаясь в него телом, или это уже у Джека ноги не стояли?.. Удержаться. Он закинул руку Жене за шею, сгрёб воротник рубашки и потащил за собой, пятясь спиной назад. Толкнул дверь не глядя, что-то грохнуло и звякнуло, кажется, разбилось. Свет кухни ослепил после полутьмы ниши. Суета и гомон голосов поднялись и резко смолкли, когда Женя втолкнул его в коридор, ведущий в кладовую. Все звуки отсекла ещё одна дверь, закрывшись с резким хлопком. В ноздри ударил запах специй. Женя выдохнул через нос, а потом сделал безумное: приник лицом к его шее, щекой и, кажется, даже губами. Джек замер, вытянувшись в струну. Это ощущение хотелось продлить на вечность, полнейшее необузданное желание слиться воедино, не желание физического обладания или плотской страсти, а глубочайшее удовлетворение от близости, такой нужной ему сейчас. Как будто всё физическое и сексуальное уже случилось, и вот они оба — друг перед другом, и теперь сняты все заслоны. Джек разжал стиснутые зубы и пропустил сквозь них удовлетворённый стон. И вновь наполнил лёгкие его запахом — и вновь, — с каждым вздохом погружаясь всё глубже в состояние единения. Женя задышал вместе с ним, оставив его шею в покое. Они будто входили в унисон друг с другом, как два инструмента, долгое время одиноко игравшие порознь, теперь устраняли дисгармонию, вслушиваясь в звуки друг друга и стараясь им вторить. Чутко, внимательно. Успокаиваясь. Когда Джек посмотрел, то увидел, что глаза у Жени были закрыты. Он не спал, разумеется, нет, но с ним что-то происходило. То, что не назвать словами. Что-то общее для них обоих... — Я бы хотел всю жизнь готовить для тебя, — сказал Джек первое, что пришло ему на ум. Наверное, прозвучало странно и ерундово, но именно это он сейчас и чувствовал. Заботой и вниманием — вот чем он хотел бы окружить Женю. Заботой, вниманием и своей любовью. Этим признанием он вывернул себя перед ним наизнанку. Все его чаяния, все его цели. Дай мне быть с тобой всю жизнь, Женя, дай мне быть для тебя... — С-слушай, я должен сказать, — шепнул Женя после какого-то тяжёлого молчания. — Я не в порядке... — Джек?! — из кухни влетел гомон людских голосов, шум текущей воды, хлопанье двери, звяканье посуды. — Что творится? Мне сказали... Томас увидел их и осёкся. Он был не вовремя, и Джек постарался взглядом передать всё раздражение и досаду, что на него накатила от того, что их прервали. — Ох... Прости. Простите. — По крайней мере, у него хватило духу извиниться. Женя снял его руку со своих плеч, отстранился и тихо сказал: — Давай позже поговорим? Сейчас же не совсем уместно... К сожалению, он был прав. Ну почему их нельзя было оставить ещё минут на пять вдвоём? Женя ведь начал что-то говорить, а теперь... Он шагнул было к двери, но Джек поймал его за рукав рубашки, заставив обернуться. Вот так. Он заставит его смотреть только на себя и только так, всегда! — Спасибо, что приехал сегодня, Жень. — Ничего не значащие слова, такие пресные после того, что они вместе только что ощутили. Эти слова были, как... Как неумелое картонное представление перед нежеланным зрителем... Ну, Томас, ну удружил. — Я не ожидал, — сказал Женя. Потом добавил: — Поздравляю. — А? — С открытием. — Да... Спасибо. Жень? — Я пойду. — Жень... — Встретимся завтра? Это предложение заставило его воспарить. — Да! Конечно! Женя прошёл к выходу, споткнулся о порог, но удержался за дверную ручку. Джек не отводил взгляда от его спины, пока та не скрылась за хлопнувшей дверью.