***
На улице был вечер. В мае температура воздуха достаточно высока, чтобы гулять в легкой пляжной рубашке. Темнеть стало намного позже. А улицы пропахли тем самым запахом теплого асфальта, по которому в полдень уже было горячо ходить босиком. Из цветков на деревьях появлялись маленькие зеленые вишни, абрикосы, яблоки. Тополиный пух кружился не выше колен, застревая в колючей молоденькой травинке. Освальд сидел у себя в комнате огромного особняка. Последние лучи солнца освещали комнату, через несколько минут нужно было включать свет. Закат был необычайно красив: солнце, уходящее вдаль, окрасило небо в нежно-розовый цвет. Кобблпот читал письма от избирателей, которые были написаны еще в прошлом году. В них были написаны пожелания, благодарности. Критических листов не было, они сразу же уничтожались. Освальд скучал по временам, когда он был мэром этого городишки. — Я однозначно вошел в историю. Прийти к власти с помощью популизма и нуля опыта в политике, управлении казалось невозможно, но это население настолько глупо, что если в президенты будет выдвигаться какой-то шоумен, он однозначно победит. Ему даже не надо что-то обещать. Все равно найдутся олухи, которые проголосуют за того, кого они знают, даже программу не будут читать. Справа от Пингвина сидел Джеремайя в фиолетовом одеянии, с волосами, зачесанными назад. — Люди, возможно, просто не видели альтернативы. Коррумпированная верхушка крайне не устраивала большинство. Вы тоже не были честным политиком, но при Вас хотя бы процент доходов составлял плюсовое значение, — подметил Валеска, подходя к стулу напротив Пингвина. — Спасибо, что приняли. — Не за что благодарить. Так с чем Вы пришли? Господин Валеска, расскажите Вы свою мотивацию в нашем, как Вы сказали «сотрудничестве». — Все просто — мы объединяем свои силы в изменении города. Преступность должна быть уничтожена, Вам тоже надо будет пожертвовать своим «хобби», но не волнуйтесь, Вы будете реабилитированы перед законом. Мы не можем просто попросить власть предпринять какие-то меры в борьбе с коррупцией, преступностью, так как они имеют с этого прибыли, некоторые причастны к громким скандалам, связанных с взяточничеством, заказными убийствами, изнасилованием и стандартным превышением полномочий. Поэтому мы в первое время будем военной хунтой, мы попробуем договориться с властями штата, Вашингтона, если придется, что восстание подняли «обычные граждане». И мы начнем «Большую чистку». — Кто будет во главе хунты? — А Вы желаете? — Нет — Тогда буду я. В планах также есть пункт «Честные выборы», после признания нашей легитимности властями мы проведем выборы мера, где будете участвовать Вы. Это обязательно. Какой бы победитель не был, наши силы заставят его признать нас законотворческой, исполняющей и судовой властью в городе. — Тогда зачем нужен мер? — Тут ситуация, как с выборами в Северной Корее. Для видимости. — Джеремайя уселся на стул, опрокинувшись на спинку. Далее они взяли два стакана с виски и чокнулись за сотрудничество, обоюдно выпили из них все содержимое. — А что, если нашу власть не признают? — поинтересовался Пингвин. — Они признают. Властям начхать на город. Они бы хотели про нас вообще забыть. Затопить, разрушить город — все что угодно, вместо того, чтобы реформировать прогнившую правоохранительную систему. Ведь чтобы провести реформы — нужно потратить много денег — миллионы. Никто не хочет этим заниматься. Все ресурсы сейчас идут на военную отрасль, чтобы не отставать от Советской России. А народ бедствует, но слугам народа некогда заботиться о нас, ведь они еще не поняли ужасы первой половины этого века. Когда тысячи юношей шли в Европу воевать за интересы чиновников, — всю свою речь Джеремайя смотрел в окно, прищурив от злости глаза. — Они шли воевать против зла... Вселенского зла, — Пингвин решил остановить Валеску. — Так а что, если не признают? — Мы взорвем мосты. Они будут наступать армией. У нас тоже будет качественно обученная армейка. Когда мы поймем, что армия США вот-вот высадиться на побережье, мы убежим крысиными тропами, иначе не будет. Мы не будем иметь танков и авиации. Но умрет много. — Тогда чем мы будем отличаться от остальных чиновников, которые призывают народ на фронт? — Тем, что мы будем звать на оборонительную войну. — Но мы же ее развяжем. — Да, из-за того, что власть не захотела прислушиваться к народу Готэма. Джеремайя сделал еще один глоток виски. — Но нужно позаботиться о финансах, — промолвил Валеска, — у меня есть один партнер...***
На следующий день Гордон вернулся на участок. На пороге все ему начали пожимать руку и поздравлять с успешно перенесенной операцией. Он снова рад был видеть это готическое помещение. Как будто его тут не было десятилетия. А на самом деле месяц. Он постучался и через секунду открыл кабинет капитана. Напротив сидел Харви Буллок. Он заполнял бумажки. — Эх, ненавижу бюрократию, всего лишь один человек вернулся, а его нужно оформлять, переназначать, — вдруг Харви поднял взгляд на Джима. — Привет, Джимбо! — Я не отвлекаю? — приоткрыв дверь на выход, поинтересовался Гордон. — Нет, садись. Тут пустяки: просто нужно подтвердить, что ты вышел с больничного и с этого дня ты снова капитан полиции Готэма, — Харви перевернул бумажку, отодвинул ее поближе к Гордону, потом покатил шариковую ручку. — На, подпиши! Гордон удостоверился в правильности оформления документа и оставил на нем свою роспись. — Вот и славно! Не имею права больше тут сидеть, — Харви с поднятыми руками встал с кресла. — Сиди-сиди. Шериф-то еще не утвердил, — Гордон махал одной рукой, показывая Харви, чтобы он сел. — Твое право, — Буллок увалился на кресло. — Как там Джером? — Ни слова ни духу. Вообще после того действия на сцене по сегодняшний день всего пятьдесят три преступления совершено, вместо привычных пятьсот за месяц. — В десять раз уменьшилось? — на лбу Гордона от удивления появились складки. — Да, полежи еще годик на больничном. — Нет, мне нужно работать. — Я могу на оплачиваемый больничный отправить, — Буллок отодвинул голову вперед, пальцы скрестились между собой. — Нет! — холодно сказал Гордон. — Ладно, — Харви поднял руки, — а я ведь хотел лучшего для города. — Буллок повернулся к окну и через жалюзи смотрел на небо. Гордон вспоминает, что его портрет висел на информационных блоках для посетителей участка. — Почему мой портрет висел в холле под табличкой «Капитан полиции Готэма»? Твои еще не успели распечатать? — Гордон насмехался над самолюбованием Харви. Это его обидело. — Не совсем, — Буллок повернулся к Гордону. — Ты же все еще носил звание капитан. А я был только и.о. Я тут все эти бюрократические тонкости выучил! Хотя нужно было это сделать при своем капитанстве... — Харви грустно и медленно опустил голову в стол. — Ты был прекрасным капитаном, — их взгляды пересеклись — так что ты там говорил насчет уровня преступности? — Он был снижен на более чем тысячу процентов, если верить нашему аналитику. С пятисот шестьдесят четвертого за период двадцать восьмого марта по десятое апреля до пятидесяти трех с одиннадцатого апреля по сегодняшний день. Более семидесяти процентов из пятидесяти трех злодеяний — административные преступления. Двенадцать убийств — шесть процентов, двадцать три изнасилований — двенадцать процентов. Остальное — другие убийства. — Зачем так отчитываться? — Гордон был в шоке от того, как коллега точно запомнил все аналитические данные. — Я же перед начальством, — Гордон удивился, а Харви улыбался. — Да ладно, мне просто понравилась аналитика и статистика. Буду чаще наведываться в аналитический центр. Хоть кто-то к ним будет заходить, кроме редакторов газет. Телефон в кабинете зазвонил. Оба быстро дотянулись до него, рука Харви лежала на устройстве, рука Гордона на конечности коллеги. Харви отступил, дав право взять трубку капитану. — Капитан полиции Джеймс Гордон. Слушаю. — Только что несколько старых развалюх ехали в сторону леса на материк. Среди них был тот самый террорист, который выступал на сцене, — шепотом говорил мужчина. — Вы про Джерома Валеска? — Да, наверное, его так звали. — Сколько машин было? — Три. Это были обычные фургоны. Внутри слышались неразборчивые крики. — Где Вы сейчас находитесь? — Около моста, который ведет на материк. Эйдхоуский. А именно в кустах. Я забоялся, что меня заметят и убьют. Ладони Гордона стали влажными, когда он услышал название моста. — Советую Вам выйти из кустов. К Вам сейчас приедет патруль и спецназ. Они зададут Вам уточняющие вопросы, потом можете быть свободны. — Сколько мне тут стоять? На улице солнцепек, — видимо, мужчина успокоился, его тон стал выше. — Ну-у-у, около получаса. — Хорошо, потерплю. Буду рад помочь, — было слышно шелест кустов. — Спасибо Вам за помощь. Гордон нервно положил трубку и молниеносно выбежал к участку. Харви не успел задать вопрос. — Пятьсот тридцатый патруль в составе двадцати трех человек, включая меня, сейчас едут в направлении Эйдхоуского моста. Возьмите вооружение и спецназ. — Гордон, что случилось? — вопрос задал сержант из толпы. — Со слов мужчины, который позвонил в участок, он заметил три фургона с бандитами, среди которых был Джером Валеска. Выполняйте приказ! — Так точно! — хором сказали полицейские. Гордон повернулся на Харви, тот спешил к нему. — Джим, ты прям разволновался, что случилось? — Харви положил руки на плечо капитана. — Ты знаешь, кто живет за Эйдхоуским мостом? — И кто же? — Уэйны... — Гордон вырвался из охапки друга и пошел давать указания спецназу в полицейском фургоне.