На нашей стороне

      — Ты вкрай оборзел уже, — Макс тянет Дениса к краю капота. — Совсем страх потерял?       — Сам сказал выйти, — Денис пожимает плечами. — Че не нравится?       — Да все, блять, не нравится! — Макс оставляет попытки стянуть его с гелика и отходит на пару шагов. — Ты нормально мне можешь объяснить, что произошло, или опять ссышь? Только пилить в силах, а, Дэн?       — А че объяснять? — свесив ноги, Денис вскидывает голову и в упор глядит на него. — Сам не догадываешься, почему Элю грохнули? Скажи спасибо, что Хозяин самолично башку не отрубил.       — Дак кто кроме тебя и его людей валит, а?       — Че, думаешь, Иван просто так прохлаждается? Что ему Хозяин приказы не дает?       — Не совестно на брата гнать?       — А тебе на меня?       Макс закусывает щеку, шумно втянув носом воздух, и принимается расхаживать из стороны в сторону. В башке подкрепленный мутью от водки и смертью Эли бардак. Ничего не укладывается.       Хер поймешь, чьих рук дело. Денису ведь пиздеть, недоговаривать то есть, и других обвинять не зазорно. С ним до правды никак не докопаться.       Кое-что до Макса доходит все-таки. Денис же Катьку хлопнуть побоялся, от Хозяина получил, а приказа вальнуть Элю, двух зэков прикончившую, испугался бы совсем. Не смог бы тупо.       Может, и смог. Верить в это Макс не хочет.       — Даже если Иван, то что с того? — остановившись, спрашивает он. — Эля труп.       Болтая ногами, Денис равнодушно отвечает:       — Ну так и че ты паришься? Что ты сделаешь? Отмаливать пойдешь? Чтоб с сеструхой Сониной, конченой этой, в монастыре сидела? Что ты предлагаешь?       Максим зарывается пальцами в волосы, думает о том, что с другого начать нужно было. Да и прежде, чем говорить, мысли упорядочить стоило. Фактически разницы нет: словами действительность изменить не удастся. Конечная же.       Топи — конечная. Тут уж без сомнений.       — Дэн, сука, помолчи.       — Да че ты нервничаешь, Макс? Все окей.       — Да ни хрена не окей! Ты вообще понимаешь, о чем, блять, говоришь?       — Макс, ну в натуре, — спрыгнув с капота, Денис подходит к нему и укладывает ладони на плечи, — че ты так распереживался? Не ты же сдох. И не я.       Он вдруг опускается на колени и трется щекой о бедро — ласково, без пошлости.       — Ма-а-акс.       — Че, соблазняешь опять? — Макс крепко хватает за воротник и тянет Дениса наверх. Пошатнувшись, тот поднимается и раздраженно фыркает. — Хочешь, чтоб повелся снова? Думаешь, у меня совсем мозгов нет, а?       — Пара извилин.       Макс мрачно улыбается.       — Не-а, Дэнчик, не соблазнишь. Ты ж не Аришка, у тебя шортиков нет. Дохлый номер, даже не пытайся.       — Так ты мне тогда изменять ходил?       — Ага, по девочкам соскучился. По кискам.       У Дениса лишь уголки губ дергаются.       — Че еще расскажешь, дрочер? Как на меня крепче, чем на Лолиток стоит? Или как Арина не дала? Она с лохами не водится.       — Ты кого лохом назвал, Дениска?       — Тебя. А че, не так, что ли? Бегал ей за водой, на трах разводил. Ну че, развел?       — А тебе-то че? Че лезешь, куда не просят? Тебя не касается, кого и на что я разводил, понял?       — Меня не касается?       — Тебя-тебя, Дениска.       Многозначительно помолчав, Денис тускло спрашивает:       — Мы сколько уже мутим, Макс?       — А ты че, расстроился? — Макс притягивает его к себе, уложив ладони на щеки. — Утютю, какие мы обиженные.       Денис продолжает с враждебностью глядеть в глаза.       — Гордый какой.       Не отвечает — лишь смотрит исподлобья.       — И не скажешь ничего? Как же так, Дэнчик? Че, фантазия кончилась?       — Отъебись от меня, — цедит Денис.       — Отъебаться говоришь? — с напускным удивлением говорит Макс и резко толкает его к гелику, на капот. — Да как тут отъебаться, а? Ты ж провоцируешь! Провоцируешь же, сука!       — Хуйню несешь! — Денис цепляется за шею и плечи в попытке вырваться, мечется как бешеный. — Ты сам себе все придумал! А гонишь на меня! Еблан! Руки, блять, убери!       Макс ловит за запястья, фиксируя их над головой, придавливает всем весом, чтобы не брыкался, и продолжает с разгоревшейся яростью:       — Трупак тоже я придумал? То, что отсюда не выбраться никак, придумал, а? Отвечай, блять! Только и умеешь мозги ебать!       — Попробуй к Хозяину с такими вопросами доебаться! Ко мне не лезь, блять! Самым умным себя возомнил?! На хуй иди!       — Щас ты у меня на хуй пойдешь, ясно?! «К Хозяину», блять, «к Хозяину»! Так че ты передо мной на колени падаешь, а не перед ним, а?! Авторитет же, блять, такой! Не то что я, да?!       — А ты че?! Ни хуя ты не сделал! Терпила ебаный, вот ты кто! Хуйня твоя идея, раз не готов стоять до последнего! Не я ссыкло, блять, а ты! Ты, Макс!       — Че сказал, сука? — Макс заглядывает в распахнутые глаза, нависнув сверху, и плотно сцепляет пальцы под дрогнувшим кадыком. Денис больно пихает коленом в бедро. — Ты что вообще плетешь? Кто тут терпила еще, а? Хули гордым притворяешься? Показушник хуев! Сам променял гордость на шубу, а мне еще что-то доказываешь!       — Ебало завали, блять!       — Наркошам местным указывать будешь. Самый умный нашелся.       — Отъебись, — Денис дергает руками. — Еблан.       — Меня послушай, Денич, — вкрадчиво начинает Макс. — Сколько угодно можешь пиздеть, только я на это больше не поведусь, ясно тебе, а? Ясно, Дениска?       — Себя не обманывай, — подуспокаивается Денис. — Тебе же нравится в неведении быть, россказни слушать. Нихуя ты не скептик, Макс, нихуя.       — Ты на себя посмотри! Только Алябьева и слушаешь! Никого ж больше нет!       — Тебя вообще ебать не должно, кого я слушаю.       — А кто об отношениях наших упоминал, а? «Сколько уже мутим», «сколько мутим». Ты определись, блять, о чем говоришь! Заебал.       — Ну тебя в жопу, Макс.       — Что, слова кончились? — убрав руку с шеи, Макс наклоняется совсем близко. — Позиции сдаешь, Дениска.       Денис прикрывает глаза и рвано выдыхает:       — Отпусти.       Макс лишь вглядывается в напряженные черты лица, прижимается плотнее и вдруг заливается смехом — до того леденящим, что самому становится на мгновение страшно. Приоткрыв рот, Денис смотрит томно, со скользнувшим во взгляде испугом.       — Вот значит как, Деня? — довольно усмехается Макс и подается бедрами вперед. Денис сводит брови и закусывает губу. — Я тут тебя прессую, а ты что, Денечка?       — Макс, отпусти, — шипит Денис сквозь зубы.       — А ты кайфуешь. От оскорблений растекаешься, да? Комплименты тебе нахер не нужны.       — Ебало стяни, блять.       — Я тебя ща стяну, Дениска. И натяну. Мазохист ебучий.       — Охуел, блять? — Денис вновь пытается вырваться. — У тебя крыша поехала, Макс! Отъебись, блять, дебил! Макс!       — Че ты городишь, сука? — Макс крепче сжимает его запястья. — В глаза мне врать не стыдно?       — Макс, бл… — Денис срывается на тихий стон от того, как Максим вжался бедрами. — Отпусти меня.       — Не-а, — нахально улыбается он. — Поздно назад сдавать, Дениска. У тебя ж стоит. Нравится, когда прижимают так?       — Не нравится, на хуй катись!       — Себе не пизди, Дениска. Нравится же, блять.       — Я сказал: отпусти.       — А я не пиздеть сказал, че не слушаешься?       — А с хера ли я тебя должен слушаться? Я те псина или че? Ты за кого меня держишь, бл…       Макс затыкает поцелуем — впечатывается натурально в губы. Денис резко отворачивает голову, заставляя отстраниться и недовольно выдохнуть. От возмущения и внезапно накатившего желания в подреберье начинает гореть.       — Упрямый какой, принципиальный. Я знаешь где принципы твои видал, а?       Гневно зыркнув на Макса, Денис молчит.       — Ответить нечего, Дениска? Давай разнойся еще.       — На хуй иди.       Макс невесело посмеивается, беззастенчиво задирает его футболку до подмышек и оглаживает изгиб талии. В том, что Денис на питьевой торчит, находится своя прелесть: ребра выпирают красиво и почти неболезненно. Да и положение его отчасти безысходное это Макса откровенно заводит. Что угодно ведь сделать можно, а у Дениса, на дерзость невзирая, втащить просто-напросто не выйдет. Как удобно-то.       — Макс, блять, не гони!       — Че, думаешь, блефую?       Сжав зубы, Денис смеряет его тяжелым взглядом. Осознал, видимо, что Макс настроен серьезно и что за слова свои отвечать придется. Максу не стыдно совсем: возбуждение похлеще водки в башку ударило.       Дениска же худенький, беспомощный такой. Равноценный ломающейся малолетке, упрямо желание отрицающий. Нравится Максу удерживать над головой запястья его изящные и разглядывать с придыханием как в первый раз. В отличие от Ариши, Дениса на секс развести получилось не единожды. И сейчас получится, ясное дело: сам же хочет, да недотрогу строит. Будто пару часов назад не лез.       Скользя ладонью по впалому животу, ребрам и вздымающейся груди, Макс наклоняется и вгрызается в тонкую кожу на словно нарочно вытянутой шее. От всего Дениса ведет, а сопротивления безуспешные — лишь попытка жадной до прикосновений блядью не показаться и остатки мужественности не растерять. В делах этих Макс прошаренный, бывалый уже.       Денис вдруг лязгает ступней в бок с такой силой, что наверняка останется синяк. Макс рывком вскидывает голову, ловит озлобленный карий взгляд своим и, толкнувшись бедрами, просит с напором:       — Хватит бесоебить.       Денис закусывает губу — сдерживается. Макс довольно лыбится.       — Лежи спокойно, не выебывайся. Че ты разводишь тут?       Наклонившись, обводит кончиком языка затвердевший сосок, прикусывает, отчего Денис вздрагивает, оттягивает слегка.       — Макс, Макс, отпусти, — невнятно шепчет он, ерзая в противовес просьбе, чтобы потереться.       Максим продолжает шарить ладонью по торсу и скользить языком по груди. Отрывается лишь после того, как Денис серьезно произносит:       — Руки затекли.       Перспектива на обман повестись и лохом прослыть Макса не прельщает, но тон голоса, смиренный и спокойный, вызывает отчего-то доверие. Че-т реально заигрался Макс в альфача.       — Рыпнешься, блять…       — То что? Въебешь?       — Выебу.       — Так че ты медлишь?       Макс отпускает Дениса, резко выпрямляется.       — Нечего целочку из себя строить, — и принимается стаскивать с него штаны.       — Да ты ж заводишься, — уверенно говорит Денис, наблюдая с хитрецой в глазах за рваными движениями, и выпутывается из рукавов шубы. — Много девах уломал таким способом?       — Денич, да че ты такой?       — Какой?       — Непостоянный, — откликается Макс, поразмыслив, и стягивает безрукавку с кофтой. — Я ща отвлекусь — ты патлы повыдираешь.       Риторическое «Оно мне надо?» остается неозвученным. Еще как надо, если Денис доводит каждый раз до грани, а эмоции вызывает необъяснимо пылкие.       — Повыдираю, — ласково улыбается он, притягивая за шею, — если больно будет.       — Вот такой, — сипит Макс и, нетерпеливо, с жадностью поцеловав, тихо продолжает: — Говоришь одно, делаешь другое, — задирает повыше футболку. — Я чему верить должен, м? Скажи.       — Мне верь, — произносит Денис, прикрыв глаза.       — А можно? — тупо спрашивает Макс, ведя влажными губами по ребрам, и поднимается поцелуями к груди.       И правда: можно ли Денису после всего этого верить, словам внимать? Даже под легким действием водяры Макс понимает: нельзя. Опрометчиво, незаслуженно. Тварей таких, как Денис, поискать еще нужно.       Но деваться некуда. Да и устраивает все Макса, как бы ни было стремно признавать. Может, в натуре терпила — и хер с тем. В стране этой по-другому не получится. А вообще грех жаловаться, когда Денис в развратно скомканной футболке и грязных кроссах красивый такой, на раз-два напору поддавшийся на капоте лежит.       — Больше некому.       Макс поднимает голову, в лицо его вглядывается. Рот приоткрыт, губы блестят, тонкие брови чуть сведены, ресницы дрожат. Подцепил так подцепил. Лолитки реально и рядом не стояли.       — Че, хочешь, чтобы выебал? — издевается Макс, с нажимом оглаживает тощий бок. — А, Дениска?       Открыв глаза, Денис прерывисто, с раздражением выдыхает и зарывается пальцами в волосы на затылке.       — Хочу, — он медленно проводит кончиком языка по искусанным губам. — Или че, мне еще поломаться надо? Я тебе не малолетка, андестенд?       — Андестенд, — Макс расплывается в предвкушающей усмешке, подхватив под коленями, и подтягивает Дениса к себе. — Андестенд, Дениска…       Макс шире разводит его ноги, хуеет на миг. Какой же Дениска запредельный все-таки. Реально как в первый раз.       — В следующий раз полюбуешься, — едва слышно говорит Денис, вызывающе выгибаясь. — Давай.       — Че давать тебе, Дэнчик?       — Себя давай.       — А че, заслужил ты?       — Ты долго пиздеть собираешься?       — Не устраивает че-то?       Резким движением он притягивает Макса ближе и впивается в губы пылким поцелуем. Во вкус войти Макс не успевает — Денис кусается, заставляя тотчас отстраниться.       — Че творишь?       Он улыбается в манере своей блядской — искренне, дерзко, поехавше. В глаза его почерневшие Макс глядит с помутнением. Кажется на секунду, что тонет даже в неутихающем безумии. Он быстро себя одергивает: Дениска провоцирует — только и всего.       — Резче, Максюш.       — Ща будет тебе резче.       Пока Денис давит самодовольную лыбу, Макс расстегивает подрагивающими пальцами джинсы и расплывчато думает о том, как хочет его трахнуть. И о том, насколько давно сам умом двинулся. Еще тогда в монастыре, наверное. Вот и просветление духовное. Мысли эти омрачают, но настрой не сбивают ничуть. Да и по-хорошему ниче не собьет, когда Денис с настойчивостью такой подгоняет и жаждет в открытую.       В башке, как и перед глазами, у Макса все же до предела затуманено. Он-то и осознает это только когда, размазав по-быстрячку слюну по члену, жмется вплотную между ягодиц. Денис вдруг дергается:       — Куда, блять?! Ты че, Макс?!       — Че ты ноешь, Деня? — Макс поудобнее подхватывает под коленом. — Утром трахались, нормально.       — Ты меня порвешь нахуй! — Денис пытается отползти.       — Я осторожно. Расслабься.       — Сука, я еще расслабиться тебе должен? А на хуй не пойдешь?       — Денька, — Макс наклоняется к лицу и чеканит: — Рот закрой и расслабься.       Злобно сверкнув глазами из-под растрепанной челки, Денис гордо отворачивает голову. Поддается.       Макс толкается внутрь. Не так осторожно, как обещал, — резко, на половину сразу. Денис судорожно хватает ртом воздух, сжимается до боли. Хрипло простонав, Максим сцепляет зубы и снова двигается. Тугой Дениска до невозможности — у Макса от желания все сводит.       — Да ты, — Денис протяжно вскрикивает, — охуе-е-ел!..       —  Не зажимайся ты, блять, — рычит Макс и подается вперед, чтобы полностью член вогнать. — С-с-сука…       Денис вновь срывается на крик и с силой тянет за волосы. Понтов больше было.       — Да че ты орешь?       — Тварь ты, Макс!       — Че, понежнее?       — В жопу себе свою нежность засунь, сука! Закройся нахуй!       Макс сипло посмеивается, но пыл поумеривает. В конце концов, реально порвать боится. Денис прерывисто выдыхает, стоит Максу крепче вцепиться в бедра и замереть ненадолго. Себя сдерживать трудно, но ради Дениса и потерпеть можно. И потерпеть, и перетерпеть.       То, какой Дениска с закушенной губой и блеснувшими на ресницах слезами беззащитный и открытый, опьяняет похлеще водки. Еще и узкий такой, сука. Макс не выдерживает все-таки  — двигается. Зажмурившись, Денис надрывно стонет.       По тому, как впивается ногтями в плечи через ткань футболки и выгибается в истоме какой-то болезненной, Макс тащится. Вот вообще адски. Водка тоже роль сыграла, но это так, второстепенное.       Надолго Максовой выдержки не хватает. Да и Денис подрасслабился, скулить перестал. Теперь просто постанывает — тихо, сладенько, как Макс любит.       У него, до предела возбужденного и поддатого, все происходящее смазывается во что-то запредельное. Как, впрочем, с Денисом всегда и бывает. Тот доводить умеет, а Макс ведется каждый раз. И проблемы, с такими-то последствиями, нет никакой. Только Денис ноет потом, типа, а полегче нельзя было, болит все. А ведь сам соблазняет.       Макс привык к этому, к жгучим прикосновениям, к лицезрению закатывающихся карих глаз, разодранных алых губ и пылающих щек. Прикипел к Дениске всем естеством. Готов и руку, и сердце, и отрубленную по приказу башку отдать. Все, что захочет вообще.       Ощущением нереальности Максим преисполнился настолько, что вслух даже не пошлит, мол, нихуя, Дениска, ты ножки натренировано раздвигаешь, еще и лежишь на шубке своей совсем как блядь с трассы. Да и похуй как-то Денису. Абсолютно.       У Макса сердце колотится бешено, легкие горят от рваных вдохов, футболка липнет к спине. Протрезвеет он, успокоится. Если не откинется от впечатлений.       С протяжным стоном Денис кончает первым, расслабляется, опускает подрагивающие руки с плеч. Максу многого не требуется, чтобы догнать — едва не внутрь успевает. Он опирается ладонями на капот, пытаясь отдышаться и прийти в себя.       Не получается: зарывшись во влажные кудри, Денис утягивает во влажный поцелуй. Хорошо становится до одури.       Возможность адекватно оценить ситуацию накатывает с прохладным порывом ветра. Поежившись, Макс отстраняется, заставляя Дениса неудовлетворенно выдохнуть, и почти не глядя застегивает джинсы.       Собирая пальцами сперму с живота, Денис с легкой улыбкой спрашивает:       — Успокоился?       Макс снова нависает сверху, ухмыляется беззлобно.       — Это у тебя методы такие, Дениска?       — Тебе ли, Максюш, — Денис вдруг хватает за волосы, пачкает, — не знать.       Макс резким движением отводит его руку, скрежетнув от злости зубами, говорит:       — Прикройся, чушка ты моя болотная, — и, отстранившись, одергивает полы скомкавшейся шубы.       Денис довольно смеется.       Сполоснув руки водкой, Максим с минуту пялит на себя в зеркало заднего вида в попытке понять, заметна ли засохшая в спутанных кудрях конча. Вроде не особо. Он выпрямляется, допивает в два глотка водяру и закуривает. Чувства испытывает самые что ни на есть возвышенные. Денис натягивает штаны, накидывает на плечи шубу и, прихрамывая едва заметно, подходит к нему.       — Ты че, офигел? — он локтем пихает Макса в бок. — Чем мне руки вымыть?       — А ты оближи, — ехидно подмигивает Макс. Денис закатывает глаза.       — Ну тя в жопу.       Затянувшись несколько раз сигаретой с рук, он находит в гелике потрепанную бутылку с водой на дне. Умудряется даже умыться.       Макс притягивает Дениса к себе за рукав, обнимает за талию, утыкаясь в макушку, и, опомнившись словно, интересуется:       — Денич, а что в монастыре-то?       Денис прижимается вплотную, молчит с минуту, а после тихо откликается:       — Хозяин.       — Деня, он мне башку снесет, — шепчет Макс.       — Не снесет, не ссы, — флегматично говорит Денис, отстранившись. — Если тебя кто и убьет, то только я. Если по девкам ходить будешь.       — Че ты начинаешь опять?       — Сам сказал, что соскучился.       Макс неслышно вздыхает, аккуратно убирает челку с его лба и поглаживает по волосам.       — Ты ж знаешь, что это неправда. Мне ты нужен, а не эти все. Нафиг они мне не сдались. Денич, ну.       Денис качает головой.       — Поехали, Макс.

***

      Разворачивающаяся у разгромленного монастыря картина доверия Максу не внушает. Тут те и зареванная Катька, к Козлову жмущаяся, и Денис с ружьем на капоте гелика, и Хозяин с топором. Вот бы еще Аришка голенькая на фоне маячила, а то напряг и в воздухе ощутим. В целом мрачновато: на деревню потихоньку опускаются сумерки, зарево зловеще багровеет, в густой темной листве шелестит ветер. Настораживает. Даже стремно немного.       После стольких дней тут, в Топях-то, все вроде привычно и непримечательно. Но кое-что для Макса остается загадкой: че они тут собрались? Казнь чья-то намечается или просто показуха в репертуаре хозяинском? А хер знает. Ни одна догадка не обнадеживает.       Алябьев проводит туда-сюда по острому лезвию топора — все запугивает да запугивает. И продолжает:       — …Я вам, москвичи, что говорил? — он глядит в упор сначала на вздрогнувшую Катю, а потом на насторожившегося Макса.       Повисает гробовое молчание.       То ли от водяры, то ли от желания вернуться поскорее в деревню Максим вдруг смелеет:       — Виталий Вениаминыч, ну чего вы сразу? Слушаться говорили.       — Слушаться, — кивает Алябьев. — Дак вы не слушаетесь. И что делать с вами положено, Максимка? Вы ж не успокоитесь никак, все убежать от меня пытаетесь… А куда ж вам бежать? Отсюда дорожка одна, — и говорит Кате: — Вслед за подругой твоей.       Та под пристальным взором рывком поправляет волосы и, потупив взгляд, несмело отзывается:       — Эля боялась.       — А ты, Катенька, не боялась? — притворно удивляется Алябьев, притягивает Катю за затылок и смеется в лицо: — Вон дрожишь как! Не бойся, девочка. Страх старит.       Катя не моргая смотрит на Алябьева, бледнеет.       — Я н-не…       — А я предупреждал, Виталий Вениаминыч, — встревает Козлов.       Алябьев отпускает Катю, погладив напоследок по щеке, и обращает на него внимание.       — Предупреждал, предупреждал, а они… — тот с неприязнью окидывает Катю и Макса взглядом. — «Пропала, искать будем» — и все тут. Меня со службы выдернули…       На ментовскую попытку жопу свою прикрыть Алябьев не реагирует. Ну все, тушите свечи. Пиздец подкрался незаметно. Ща и Максу, и Катьке головы с плеч. А Денис молчит себе, лыбится, беззаботно болтает ногами. Макса начинает выносить.       — Капитан, ты че лезешь вообще? — он хватает Козлова за руку, поворачивает к себе. — Сильно ты нам помог? Че ты на нас все катишь?       — Угомонись, журналюга, —проговаривает Козлов сквозь зубы. — Лапы убери.       Прерывисто выдохнув, Макс отпускает его. Прав был: та еще Козлов сволочь мусорская.       — Максимка, — раскатисто зовет Алябьев.       Напрягшись пуще прежнего, Макс переводит на него вопросительный взгляд.       — Сюда подойди.       Вот она кара что ли небесная за желтушные статьи и порнушку? Не торопясь принимать судьбу, Макс опасливо шагает навстречу. Не уверен, по собственной ли воле. Ну бля, ну как так-то…       — Ну что ты, Максимка? — весело улыбается Алябьев. — Чего забоялся так? Укушу тебя что ли? Ничего ж не сделаю.       Вся журналистская уверенность тает в миг. Взглянув на топор в руках, Макс едва подбирает слова:       — Да все, что захотите. Вы же Хозяин.       Под ребрами клокочет от боязни, предъявить что-то язык не поворачивается. Попробуй от вида нарочито не угрожающего этого не зассать.       Раньше Макс не верил, позволял себе насмехаться, Дениса не понимал. Теперь-то он врубает окончательно: перед ним директор Порожского комбината только формально. А по сути бесспорно Хозяин — всего и всех.       Макс смотрит на него сверху вниз, но себя все равно ощущает загнанным в угол. По-другому никак. Власть у Хозяина безгранична и над монастырем с одним-единственным попом, и над деревней, и над густо раскинувшимся кругом бесконечным лесом, и над Иваном с Дениской, и над каждым, кто посмел в Топи сунуться. Только слушаться и остается.       — Ты, Максимка, мальчик неглупый, — Хозяин медленно проводит по острию. — Варит же котелок иногда, варит. Дак почему ж тебе, Максимка, ровно не сидится?       — Да сидится мне все, Виталий Вениаминыч, ну в самом деле. Сами знаете, как мне тут нравится.       — Ну держи тогда.       Макс ошарашено поглядывает то на довольного Хозяина, то на протянутый топор. В беспорядочных мыслях мелькает, что прикажут сейчас Катю завалить. Чтоб по справедливости было. А на попятную ведь не пойти…       Хозяин снисходительно наблюдает за тем, как Макс взвешивает в руке топор, и обыденно говорит:       — Дровишки поруби. В монастыре холодно.       — Чего? — нервно улыбается Макс.       Хозяин посмеивается.       — Капитан, это что у тебя за водка? Оглох вон, вишь?.. Дрова, говорю, поруби, Максимка, — он указывает на груду поленьев в сторонке. — Ты топор-то хоть раз в жизни держал? Вы ж, москвичи, люди нежные.       Сдвигаться с места Макс не спешит. «Это че щас такое?» — думает.       — Давай, Максимка, не стой, — Хозяин поторапливает хлопком по плечу.       Макс оборачивается на Дениса. Тот усмехается с хитрым прищуром, кивает едва заметно.       Он принимается за выполнение приказа. Хоть дрова, а не башка чья-то — и на том спасибо.       На мгновение Максу кажется, что он готов на Хозяина накинуться. Всадить нож — топор — пресловутый в спину, аккурат вдоль хребта. Чтобы неповадно было. Идее Макс безрадостно ухмыляется.       Не-а, не сможет. Боится.       За спиной гудят голоса. Хозяин принялся Козлова с Катей прессовать. Макс особо не вслушивается, сосредоточенно колет поленья.       Таким топором только головы и рубить. А Макс дрова раскалывает. Ржака.       Его пробирает на тихий истерический смех. В сложившейся ситуации веселого мало — Максу смешно. Ясно-то, че у Дениса крыша поехала.       Хозяину, видно, делать нечего, раз находится столько времени на наезды. Пусть и на оправданные: сами спровоцировали, на рожон полезли. Плоды теперь пожинают. Макс вон в поте лица трудится.       А Катьку по-человечески жалко. Она подругу нашла, привязалась, а потом оп — и нет подруги. Остался от нее побелевший трупак в яме. А ведь у них мутки девичьи наметиться могли, если б Эля не ершилась и не рвалась упрямо за свободой. В итоге нарвалась на колья.       Макс не до конца знает, что у девчонок там было. Вроде дружили, а вроде и передружили. У обеих тараканы в мозгах, желание душу родственную отыскать после страстей в Москве. В друг друге, может, и нашли, потому что сошлись стремительно, начали с первых дней таскаться вместе. Да и Катя вечно к Эле жалась, обнимала, обращала на себя внимание. Но тварь какая-то, Иван предположительно, идиллию их нарушила. И осталась Катя одна — Максу даже грустно. Хотя обычно эмпатия в нем просыпается исключительно по отношению к Дениске.       Чудотворные все-таки Топи. Чудодейственные. Людей меняют: Денис чутка с ума сошел, Максим в процессе. Местность живописная — запутывающая, таинственная, пропитанная насквозь кровищей и химикатами. Однако репортаж о ней Радио Свобода уже не узрит.       Раньше Макс думал, что зря с перрона тогда сошел и укатил со спутницами в ебеня на серой ладе. А сейчас, когда рубит по хозяинскому наставлению дровишки, чувствует, что оказался на своем месте. Законном, Хозяином выданном. Рядом с Дениской, трындящим о сыне Козловым, Аришей в коротеньких шортиках, речной поебенью вроде рыжей молдаванки, километрами непроглядного леса и крайне поэтическими видами. А лохи какие-то мечтают до сих пор о хате в Москоу-сити.       Новых туристов бы поскорее, чтобы тухляк деревенский заполнить и понаблюдать за Денисом в действии. Вот оно — становление личности. В том, что осталась личность эта, Максим не совсем уверен. Да и хрен с ней. Хорошо живется.       Макс устало вздыхает, вытерев рукавом пот со лба. Рука ноет: топор-то тяжелый. Макс им намахался уже. И замахался. Тем более от водки картинка перед глазами временами расплывается и земля ощущается не совсем твердой. Зато Сонечка с сестрицей, баб Нюрой и отцом Ильей отогреются в монастыре.       Воткнув топор в пенек, Макс возвращается к остальным. Козлов че-то перед Хозяином оправдывается, Катя в сторонке глотает молча слезы, а Денис скучающе глядит на зажатое между коленей ружье. Макс приваливается к гелику.       Ощутимо похолодало, ветер усилился, небо потускнело — к ночи дело. Снова придется по ухабистой дороге плутать в темноте, чтобы вернуться в деревню. Если Хозяин в последний момент с решением Макса с Катькой отпустить не переиграет. Может ведь. Желания хозяинские — закон.       — Страшно? — на ухо шепчет Денис и отстраняется.       Встретившись с ним взглядами, Макс отвечает едва слышно:       — Нет.       Денис задорно улыбается, одними губами произносит:       — Не боись, — и поглаживает кончиками пальцев по загривку.       Макс осознает с концами, что без Дениса он бы дичь всю эту не вывез. Давным-давно попытался бы Хозяину накостылять, землю бы собой удобрил.       Макс тоже одаривает улыбкой — мягкой, благодарной. Сенк фор ер супорт, как сказал бы в игривом настроении Дениска.       Делать нехуй — Макс переключает внимание на Козлова с Хозяином. Монотонные разборки подзаебали конкретно.       — …Виталий Вениаминыч, поздно уже, — ноет мент. — Дома Мишка один сидит. Ехать надо.       — Никуда тебе не надо, — Хозяин с хлопком опускает ладонь на его плечо, давит развеселую лыбу. — Пока я не отпущу, — и, поправив погоны, разворачивается к Максу.       Козлов досадливо опускает фуражку. Макс раздраженно фыркает.       — Справился, Максимка? — радушно интересуется Хозяин.       — Справился.       Он треплет его как псину по волосам. От жеста этого неправдоподобно дружелюбного становится не по себе, противно почти. Но что поделать. Макс криво усмехается.       — Вот видишь, как все просто? А ты все залезть куда-то пытаешься… Зачем же так, Максимка? На Сонечку погляди — вон послушная какая. Получила что хотела, благодарит… А ты мне чем отплачиваешь?       — Хотите, статью напишу про чудодейственный монастырь и целебную речку? Рекламную.       — Нравишься ты мне, Максимка, — хохотнув, говорит Хозяин. — Понятливый. Арину не проведываешь?       — Да ну, Виталий Вениаминыч, обижаете. Я к школьницам больше ни ногой.       — Не школьница она давно, — Хозяин вздыхает. — Обманула тебя вертихвостка. Ну ничего, Максимка, ничего. Я ее, ведьму, образумил на днях. А все узнается еще, поймется… Дениска, не обижает он тебя?       Макс оборачивается на Дениса. Тот с легкой усмешкой мотает головой.       — Вот и хорошо. Молодец, Максимка. Ты про уговор наш не забывай, я ж слов на ветер не бросаю. Узнаю, что обижаешь — мало не покажется. Это я так, предупреждаю. Не нервничай. Лучше пример бери с Дениски, слушайся. А про дуреху вашу не вспоминай: она свой выбор сделала, получила. Глупая девка, смелая. Сама себя извела…       Максим кивает, краем глаза замечая, что Катя ретировалась в сторонку, к дровам. Чуть погодя он с дружелюбием говорит:       — Виталий Вениаминыч, понимаю: поздно, по домам пора. Но вы мне скажите: трудно Хозяином быть?       — А ты все репортерствуешь да репортерствуешь, Максимка… — посмеивается Хозяин. — Горбатого могила исправит, так вот и со статейками твоими. Никак все не забудешь… Профессионал! Кого Москва потеряла… Да как же не трудно? Трудно, Максимка, трудно. За столькими уследить, а если еще такие как вы, москвичи, попадаются… Свободы вы все хотите. Даю вам, даю, а все не то: больше надо. Да куда уж больше? Хоря с Чучундрой свобода и погубила… Я-то к вам с душой, а вы требуете и требуете: отпустите, на волю хочется. Чем вам тут не воля? Зажрались вы, городские, столичные. Все вам здесь не так… А тебе, Максимка, в Москву хочется?       — Хорошо там, где нас нет, — лаконично отвечает Макс. — А мне в деревне нравится. Зима не за горами, пашем с Дениской в огороде. Вы, Виталий Вениаминыч, загляните к нам как-нибудь с Ваней на огонек. Настойки целый шкаф.       — Молодец ты, Максимка, молодец! А я все боялся, что ты дурачком окажешься, сбежать попробуешь.       Радости Макс не разделяет: Катька за хозяинской спиной пытается достать воткнутый топор. Козлов с Денисом видят — молчат. Макс принимается стелить дальше:       — Да какой сбежать, Виталий Вениаминыч? Грех сбегать от красоты такой. Тут тебе и речка, и лес, и чистый воздух. Настоящая сказка, ну. Не то что Москва. Метро забито, пробки. Там народу — не продохнешь. Бегут все куда-то. А здесь спокойно, никто не беспокоит, — и добавляет с озорной улыбкой: — Если б еще петухи по утрам не орали.       — Петухи, Максимка, это дело привычки, — довольно смеется Хозяин. — В Топях одни старики остались, детей в институты поотправляли — вот и занимаются хозяйством, петухами. Хорошо хоть Ванька со мной остался, помогает постоянно. И Дениска одумался: мать его ко мне отправила. Родители они все такие: знают, что лучше, добра желают… Да, Дениска?       Денис кивает.       — А деревушка-то вымирает… Нам свежая кровь нужна, вот и зовем всех из столиц. А им то не так, се не так.       — Эти пускай и едут обратно в столицы, — настойчиво поддерживает Макс, пока Катя с топором в нерешительности косится на Хозяина. — Идиоты они, Виталий Вениаминыч. Не понимают всю прелесть. Им только кинотеатры с ресторанами и подавай. Правильно вы сказали: зажрались. Вот такие они, городские. Тут уж не исправить.       — Почему это не исправить? Тебя, москвича, вон как исправил! Тебе ж не нравилось, плакался — домой хотел, в Москву. А теперь и не выгонишь. Вот так оно и бывает, Максимка.       — Дак я только благодаря Дениске, — Макс хлопает Дениса по колену, — и одумался! И благодаря вам, Виталий Вениаминыч, ясное дело. Не зря вы тут Хозяин. От души спасибо.       — Пожалуйста, Максимка. Ты мальчик хороший, я сразу увидел. Незачем было сцены устраивать. А то сдурил бы, за Элей вашей отправился…       То ли Макс разводит добротно, то ли его самого разводят. Не может же Хозяин, мужик с виду мудрый и власть над всеми имеющий, так лести верить. Но тут уж пан или пропал: либо один трупак, либо четыре. Хотя Дениску Хозяин точняк пожалеет.       У Кати даже руки не трусятся, когда она неслышно приближается к ним. Макс заливает напоследок:       — Спасли вы меня, Виталий Вениаминыч, чесслово.       — Лучше поздно, чем никогда, правильно, Максимка? А то бывали тут кадры такие…       Уже не бывали — Катя с размаху ударяет по затылку. И еще разок, чтоб наверняка.       Хозяин замертво падает к ногам тотчас отступившего Максима.       Ну все, финита ля комедия.       Денис задорно хохочет, резко притягивает Макса за подбородок и звонко чмокает в щеку. Макс восторженно скалится:       — Че, вот он — Хозяин ваш всесильный?       Довольно хмыкнув в усы, Козлов невозмутимо закуривает.       Зрелище почти киношное. Артхаусное даже: алое зарево за монастырем, мертвяк, Катька с окровавленным топором. Макс всегда знал, что женщин злить последствиями чревато.       Отшатнувшись, Катя ошеломленно глядит на трупак, роняет топор и зажимает рот ладонью. Макс обходит залитое кровищей тело и прижимает ее, затрясшуюся в глухих рыданиях, к себе.       — Катька, ну че ты в самом деле? — продолжая ликующе, со злорадством ухмыляться, он поглаживает Катю по спине. — Ля, какую услугу ты нам оказала. Радоваться надо, че ты сырость разводишь? А, Катька?       Она неразборчиво отвечает что-то, уткнувшись в грудь, плачет навзрыд. Вздохнув, Макс переводит взгляд на Дениса. Тот за ними наблюдает с недобрым огнем в глазах, губы кривит. Сука такая.       Катя рывком отстраняется и выхватывает у Козлова сигарету. Глубоко затянувшись, выдыхает дым, бормочет:       — О-он же вернется, — и с надрывом закашливается. — Вернется!..       — Не вернется, — спокойно откликается Козлов.       Катя истерически хихикает:       — Это как это?       — Все тебе расскажи да покажи.       — Давайте вы нам за водочкой все расскажете, — вкрадчиво предлагает Макс, плавно обвивая ее руками со спины.       — Ишь какой, Максим! — одобрительно смеется Козлов. — Наш!       — Наш, — лукаво улыбается Денис.       Метнув растерянный взгляд с Козлова на Макса, Катя всхлипывает и решительно шепчет:       — Я ее отмолю…       Спрыгнув с капота, Денис не глядя всучивает ружье Максу, цепляет ее под руку и ведет в сторонку.       — Отмолишь, подружка, — он ловко забирает сигу из задрожавших пальцев, отбрасывает щелчком. — Я тебе столько классных способов покажу. Это Соня идиотка: думала, что только молитвами можно. Ну и хуй с сеструхой ее, пусть сидит, все равно ебнутая. А с Элей все заебись будет, — обернувшись, громко просит: — Козлов, ты тело ее не убирай. Ивану тоже скажи, — и говорит Кате в лицо: — Ток ты к Максу не лезь, заебала уже.       Катя вырывает руку из хватки. От любования заревновавшим Дениской Максима отвлекает Козлов:       — Ваньку ждать будем?       — Нахер надо, — фыркает Денис, вернувшись к гелику. — Еще скажи Соню с молитвенником подождать. Летс гоу, Козлов, к сынульке.       — А говорил, что малой мой не нравится, — хмыкает Козлов и, постояв еще с полминуты, открывает переднюю дверь своей тачки. — Ты трезвей давай, Максим, иначе к Мишке не подпущу. А то как Денис матерщине научишь.       — Не переживай, капитан, я как стеклышко, — уверяет Макс, по-пионерски отсалютовав.       Денис цокает языком.       — Хуеклышко. Давай на пассажирское.       — День, не начинай, — Макс приобнимает его за плечи и еще разок, для пущей убедительности, бросает взгляд на залитую багровым землю.       Сдох Хозяин — все, занавес.