Timeline

Мысли о Чон Чонгуке никак не дают Чимину покоя. Он думает о мальчишке, пока ранним утром варит чашку кофе. Он вспоминает его образ, пока принимает душ и бережно трёт неоново-голубую метку на запястье мочалкой. Он безмолвно затирает до дыр в памяти его имя, таращась в окно на старую часть Сеула, расположенную вдалеке, — туда, где сейчас находится он. Его Чон Чонгук. Его грозы с молниями. Его бури, ураганы и штормящее беспокойное море. У них не было даже шанса и словом в тот вечер обмолвиться. Они знают друг друга лишь за глаза, и само понимание этого ворошит в Чимине чувства бунта, несправедливости, о б и д ы. Здравая часть его понимает, что это, наверное, к лучшему: хорошо, что этого не случилось тогда, когда атмосфера была максимально нездоровой, когда Чонгук боялся его, боялся себя и той истинной причины, по которой его тогда принесло на порог их с Юнги дома. Но установившаяся с ним связь ноет, недовольно ворчит, тянется за чёртовы километры. Увидеть бы его. Утешить. Обнять. Стать центром всего его мира. Увидеть бы его. Поговорить. Выяснить всё по-людски. И точку бы поставить, как Чимин планировал. Кофе уже остыл, прохладная жидкость стекает по горлу в желудок. Чимин быстро ополаскивает чашку, когда слышит голос Юнги, доносящийся из их спальни: — Тэхён! Чимин обеспокоенно срывается с места в попытках поскорее добраться в их комнату. — Юнги? — он зовёт его по имени, но никто так и не отвечает. Слышно лишь тяжёлые вздохи. — Юнги! Чимин обнаруживает его на кровати, погружённым в глубокий и тревожный сон. Дыхание отрывчатое, неровное, весь лоб в мелком бисере холодного пота, веки плотно сомкнуты, несмотря на то, что под ними двигаются глазные яблоки. Он дёргает как головой, так и телом; его сознание полностью там, во сне. — Юнги… — Чимин касается его руки, но Юнги по-прежнему не реагирует ни на его голос, ни на присутствие, ни на касание. — Юнги, ты слышишь меня? — Это неправда! Не слушай их! — Юнги! Проснись. Чимин начинает трясти его за руку — ту самую, где выцвел и перегорел таймлайн. Юнги рефлекторно двигается, тело поддаётся встряске, однако он так и не открывает глаза. — Юнги… Он прибавляет силы в свои действия, пытаясь разбудить его снова. — Ну же, открой глаза! — Ты не такой! — слова его возлюбленного явно адресованы не ему. Он на полном серьёзе говорит во сне, чего раньше за ним нельзя было заметить. — Ты не такой! — Юнги! — Тэхён… Он зовёт его, своего истинного. Должно быть, это один из тех снов, о которых рассказывал Юнги. Снов, что так похожи на реальные события. Чимин не на шутку напуган положением вещей и состоянием Мина. Это нехорошо. Очень нехорошо. Он о таком никогда не слышал прежде. — Юнги! Приходится пойти на радикальные меры: Чимин седлает его бёдра для лучшего доступа к телу и удобства позы и, крепко схватившись, начинает трясти его за плечи, отчего подкидывается всё туловище спящего. Нормальный бы давно уже очнулся, но не Юнги. — Проклятье, Юнги! Проснись! — в лихорадочном порыве испуга он вмазывает ему по лицу пощёчину; кожа раздражается и краснеет, но мужчина всё ещё находится во сне. — Юнги! — Тэхён! — Юнги, вернись ко мне, пожалуйста! Но как бы Чимин ни умолял, всё тщетно. Юнги не проснётся, как бы сильно его ни пытались пробудить или как бы он сам ни пытался пробудиться. Он не откроет глаза, пока сон не закончится, как он и предупреждал. Чимин удручённо отползает от него, не спуская настороженного и сочувствующего взгляда. Остаётся лишь беспомощно кусать губы от незнания, как себя вести и что сделать. Может ли он быть чем-то полезен Юнги? Больно. Больно смотреть на то, как он пытается справиться со всем этим в одиночку. Он ещё несколько раз называет его имя дрогнувшим голосом — никакой реакции. Юнги продолжает метаться по подушкам, то сжимать ладонь, то разжимать, словно его действия во сне достаточно активны, и он находится в движении. — Ким Тэхён… Что-то больно колет Чимину в сердце. Он опускается на край постели, косясь на беспокойный вид спящего мужчины, распластанного на простынях цвета стали. Нужно выяснить, что с ним, и чем скорее, тем будет лучше. Может, ему стоит показаться доктору — выяснить, что с этим делать и как избавиться? Записать его к психологу? И с чем идти к нему, если они оба не понимают, что происходит? Лучшее, что Чимин может пока что сделать, — позвонить в офис Юнги и предупредить его заместителя, что начальнику Мин сегодня не здоровится. Может, не только сегодня, поэтому он открывает на имя Мин Юнги больничный в связи с утратой истинного. У Юнги будет до пары месяцев, чтобы найти ответы и избрать курс лечения. Искусственный интеллект-помощник по дому Сандэй помогает Чимину отправить все нужные документы и справки в Око Жизни, чтобы обеспечить Юнги покой. Юнги наконец просыпается, спустя двадцать четыре минуты, — Чимин сидел всё это время рядом с часами в руках и безотрадно вздыхал, бесконечно беспокоясь о нём и его странном недуге. — Ч-Чимин?.. — Юнги заспанно приподнимается на локтях, а потом и вовсе выравнивает спину, упёршись хребтом в стенку, к которой плотно расположена кровать. — Хвала небесам, ты проснулся! — Чимин налетает на него с объятиями и дарит неглубокий поцелуй. — Я чертовски испугался! Он касается своей покрасневшей и пылающей щеки, тогда как Чимин тут же протягивает ему прохладную банку пива из холодильника, чтобы не образовался отёк. — Прости, я испробовал все попытки разбудить тебя, — Пак глядит на него провинившимся щенячьим взглядом, зардевшись в щеках. — Я хотел проверить… И ударил… Мне казалось, если ты не можешь заставить себя проснуться во сне, это могу попытаться сделать в реальности я… Но ты всё равно продолжал видеть сны. Юнги потихоньку приходит в себя, тупо моргая длинными ресницами, а затем понятливо кивает. — Ты… — Чимин не осмеливается озвучить свои догадки, хотя другого быть здесь не может. Ладно, попробовать всё же стоит: — Ты видел его воспоминания? Чимин не называет его имя. По тому, как блестят глаза Юнги, становится ясно, что он и так в курсе, о чём он говорит. — Да, — ответ выходит коротким и хрупким. Голос кажется сиплым и грубым после череды выпаленных во сне криков. Юнги тянется за стаканом воды на тумбочке, неторопливо осушает половину, а через пару мгновений отставляет на прикроватный столик обратно уже абсолютно пустым. — Я не вижу других снов. Они все о нём. — Нам нужно выяснить, что с тобой, Юнги. Что с этим делать, как вернуть тебя в прежнее состояние. То, что стало с Тэхёном, — не твоя вина. Если ты пытаешься наказать себя, а твой мозг проецирует это на сны… — он не успевает закончить, когда Юнги отрешённо качает головой, смотря куда-то перед собой несобранным взглядом. — Не думаю, что это игры моего разума, травмированного случившимся с моим истинным. Но я тоже хочу узнать, что со мной. — Я оформил для тебя больничный, — ставит его перед фактом Чимин. — Что?.. — В офисе и так все знали уже… — словно в оправдание, аргументирует Пак. — Знали о том, что тебе нездоровится ввиду утраты соулмейта. — Есть хоть один человек, который не знал бы, что он — мой истинный? — цедит Юнги недовольно. — Так или иначе, я не могу позволить тебе ходить на работу в таком состоянии. И не пытайся лгать мне, что ты в порядке, Юнги, — мрачно остерегает его Чимин, внимательно посмотрев исподлобья. — Это далеко от понятия «в порядке». Ты… Ты застреваешь в снах… Тебе нужна помощь… — Планирую сегодня заняться поиском информации и соответствующего специалиста, — ровно ведёт плечом Юнги, немного успокаивая возлюбленного своими планами. Чимин довольно поджимает губы и совершает едва заметный кивок. — А ты? — вопрос кажется неожиданным, Чимин не был к нему морально подготовлен, хотя и понимал, что рано или поздно его бы спросили. — Что я? — отвечает он так, словно хочет потянуть немного времени. — Как ты себя чувствуешь? Думаю о нём. Представляю его. Хочу навести тишину в его бурях. Хочу его штормы в свой штиль. — Если честно, меня пугает количество собственных мыслей о Чонгуке, учитывая то, что мы виделись лишь раз, — при встрече. Прошло не так много времени, но я всё ещё чувствую, влияние метки на мой рассудок. Меня тянет к нему. — Это нормально, — Юнги находит его руку и принимается успокаивающе поглаживать кончиками пальцев. — Чуть позже тебе станет легче. — Я всё ещё хочу нормально поговорить с ним, решить всё мирно, чтобы не оставалось недомолвок. — Уверен, что вам стоит? — Юнги не давит, но тем не менее считает нужным выразить беспокойство. — Чонгук тебе не опасен, но мало ли, что он может сказать и сделать, когда не способен контролировать гнев. — Я настроен сделать всё правильно. К тому же… Я всё ещё хочу просто общаться с ним. — Без обид, но вряд ли он возрадуется твоим намерениям, — хмыкает Юнги. — Что ж, попытаться стоит, — слабо улыбается Чимин. — Сегодня? — Не вижу смысла с этим тянуть. К тому же, он оставил у нас кое-что, как бывал здесь в последний раз, — Чимин говорит об огнестрельном оружии, которое находится в ящике комода их спальни. Юнги рефлекторно смотрит туда же, быстро осознав, к чему он ведёт. — Нужно вернуть. Это хотя бы будет повод для встречи. — Тогда у нас с тобой будет достаточно сложный день. Где искать его будешь? — Есть одна мысль…

***

Работа всегда была для него хорошим способом забыться. Больше работаешь — больше получаешь. Больше работаешь — меньше остаётся времени и сил на мысли о чём-то другом. Тяжёлый физический труд, который своей монотонной рутиной здорово притупляет эмоции. Если бы тело и организм Чонгука не были подвластны изнашиванию, он бы сутки напролёт фигачил — это единственное, что держит его ум холодным в эти дни. Это отвлекает от переживаний о Тэ; Чонгук-то понимает, что в нынешнем состоянии и положении дел бессилен и беспомощен. Это позволяет не думать о ссоре с мамой. Чон ненавидит с ней спорить, всегда в конечном итоге испытывая вину. Он и так поступил не лучшим образом тем вечером, когда им сообщили об аварии, оставив её одну наедине с их общим горем. Нужно будет извиниться и подарить ей цветы. Она любит цветы. Она любит Чонгука, сколько бы недоразумений между ними ни было. Они сейчас единственная опора друг для друга, и в душе они вовсе не желают обижать один другого словами. Это не позволяет игнорировать и причину их ссоры — метку, которая так живо отсчитывает время под рукавом рабочей ветровки. Не думать о Пак Чимине. Причине его тишины, его покоя, его гармонии. Не думать о чужом мужчине, сейчас, наверняка, нежащемся в руках другого. Чонгук ненавидит даже саму свою реакцию на это. Он не знает Чимина и в свою защиту скажет, что не горит желанием как-то это исправлять. Чимин никто для него, всего-то истинный, ничего такого. Должно быть, это всё ещё эффект метки наводит беспорядки в его голове, поднимая в памяти образ, который хотелось бы забыть и больше не вспоминать, словно всё это пройденный этап. Вместо этого под веками застряли чужие испуганные глаза — испуганные им и пистолетом в его руке. Бледная бархатная кожа, мягкие прядки светлых вымокших под дождём волос, приоткрытые сочные и такие манящие губы… Он старше Чонгука лет на десять, но абсолютно не выглядит на свой возраст. Если бы Чонгуку и пришла мысль дразнить его по возрастному признаку, то лишь из напускной вредности, потому что внутри он так вовсе не думает, а оттого и злится на самого себя. Не стоит о нём думать в принципе. Это пройдёт. Перетерпится. На Пак Чимине не свело весь мир. Он не может стать для Чонгука непроходимым клином, изменившим весь ход его жизни. Нельзя дать ему такую власть. Нельзя даже возможности такой допустить. — Чонгук, там ещё фура подъехала, — ненадолго, но всё же из мыслей его вытаскивает информирующий голос другого работника. Чонгук взял дополнительные часы смен, и компания доставки направила его с утра в пункт разгрузки посылок, что прибыли ещё ночью поездом. Некоторые из них тяжко поднять, но Чонгуку всё равно. Он уже весь вспотел, и по нему истошно рыдает душ, однако он только и делает, что исправно проверяет номера накладных, а затем дотаскивает коробки до грузовика, который доставит посылку по адресу. Цифровизация и развитие искусственного интеллекта всё больше и больше лишает обычных людей работы. В прочем, нынешний показатель рождаемости тоже так себе, мягко говоря. Люди без возможностей берутся за то, что ещё осталось. Он поднимает голову ввысь, где в небе успевают разминуться две летающие машины. — Чонгук, ты услышал меня? — Да, прости, — торопливо извиняется он перед старшим мужчиной. — Ещё одна, говоришь? Это хорошо. Больше работы — меньше мыслей о нём. О том, какой он красивый, как сильно хотелось бы взять его за руку, посмотреть ему в глаза, почувствовать на коже его дыхание. Чёрт Пак Чимин! Прочь! Прочь из головы! Чонгук — не Тэхён и не мама. Он не собирается днями и ночами убиваться по своему соулмейту. Он выше этого. Через несколько дней чувства ослабнут, а желание прижать к себе его исчезнет. Метка — единственное, что впредь будет у них общего. Один лишь таймлайн, никакой лишней связи. Наверное, Чонгук просто думает о нём слишком интенсивно, вот разум и вовлекает его в жестокую игру. Ему кажется, что Пак Чимин несмело направляется сюда, остановившись на расстоянии в несколько метров. Быть не может… Он несколько раз моргает, силясь прогнать прочь его призрак, растворить его под гнётом реальности. А он всё ещё стоит там, смотрит на него. Одет неброско, как будто понимал, что вычурность не будет ему на руку в местах, подобных этому. Не знай Чонгук, кто он и откуда, подумал бы, что Чимин простой мужчина, живущий, может, самую чуточку лучше, чем он сам. Однако забываться и утрачивать истинные ориентиры не стоит. Между ними огромнейшая пропасть без единого моста. Они по разные стороны океана, не имея ни одного корабля, чтобы пришвартоваться на той стороне. — Здравствуй, Чонгук. Его голос… Нет, это уже точно не воспалённые фантазии его ума. Он реален. Он здесь, во плоти, и он н а с т о я щ и й. И такой красивый, такой родной. Блять…

***

Чимин решил начать с простого: с того, что он уже и так знал о Чонгуке, а там просто плыл по течению обстоятельств. Когда он обращался в отдел кадров в сервисе доставки, где работал мальчишка, он и не надеялся, что встретится с ним так быстро. Кажется, у него было несколько часов в запасе, дабы как-то подготовиться к визиту, придумать парочку шаблонов моделей своего поведения и запастись десятком дежурных фраз на все случаи жизни. Но всё вымывает из головы мощной волной, стоит наконец увидеть его. Единственное, что толкового он может из себя выдавить, — нейтральное, но в то же время частично л и ч н о е приветствие: — Здравствуй, Чонгук. Взмокший от пота, восстанавливающий дыхание… Тёмные волосы растрёпаны, под глазами залегли тени. Чонгук умудряется загореть даже в те редкие проблески солнца, которое чаще всего находится за границей облаков, продуцируя дефицит витамина D. Под рабочей ветровкой рисуется достаточно крепкое и выносливое тело. Чонгук озирается так, словно не верит своим глазам, как будто он увидел призрака. Повисает молчание, пока он проходит через все стадии принятия как данное, что Чимин действительно здесь. Младший брат Тэхёна выглядит иначе, чем той ночью: в глазах больше нет маньяческого блеска, они сейчас кажутся то по-детски мягкими, то по-взрослому серьёзными. В них считывается та тяжесть, какой в его возрасте ещё быть не должно, но в то же время в них мерцает достаточно живой огонь интереса к жизни. — Господин Пак? — проговаривает мальчишка дрогнувшим голосом. — Чем обязан, раз Вы снизошли до путешествия в мирские трущобы ради встречи с моей скромной персоной? Острый на язык. Да, Юнги предупреждал, что общаться по-нормальному с этим юношей может быть тяжко, но Чимину не двадцать, чтобы поддаваться на его смешные ребяческие провокации. — Понимаю, что я чертовски неотразим, но если Вы пришли просто поглазеть на меня, то отойдите и делайте это подальше. Я работаю. Чёрт. Он даже не даёт собраться с мыслями. Чимин только настраивает себя на новый шаг вперёд, как мальчишка предусмотрительно отступает от него на десять. Похоже, он был более эмоционально подготовлен к их встрече. Ну или же он не считает её настолько же важной и нужной, как Чимин. Его метка спрятана под рукавом рабочей курточки, предоставленной ему как сотруднику компанией сервиса доставки. Никто посторонний, взглянув на них сейчас, и не подумал бы, что они могут оказаться истинными. — Постой… — мужчина силится остановить своего соулмейта, пока тот окончательно не повернулся к нему спиной, переключившись на что-то другое. — Погоди… — Зачем? Зачем? Он серьёзно? — Нам… Нам нужно поговорить, — аргументирует Чимин, обняв себя же за плечи и возмущённо выдохнув. Нужно обсудить план действий, прийти к миру с тем, что Вселенная выбрала их друг другу в партнёры, в спутники. Нужно чётко установить, что ничего сексуального между ними быть не может, но можно попробовать дружить, общаться, изредка видеться за чашкой кофе, скажем… Конечно, с буйным характером Чонгука вряд ли удастся достичь понимания хоть в чём-то, но попробовать стоит. Именно поэтому Чимин сегодня здесь. Он здесь и с первых минут терпит хамское отношение к себе. — Не вижу в этом необходимости, — Чонгук дует губы, без особого интереса рассматривая свои пыльные руки. — Нам не о чём говорить, господин Пак. Не о чём? — Не знаю, как Вы, но мне Вам сказать нечего. Если Вы не против, — с нажимом продолжает он, не давая Чимину ни единого шанса завязать между ними что-то здравое, — я продолжу работать, господин Пак. «Господин Пак». Он усердно и упёрто продолжает держать между ними неистовую дистанцию, никак не желая пойти на контакт. Но Чимин понимает, такое нелегко принять, учитывая кто они друг другу и кем приходятся тем, кто им дорог. — Тебе… — Чимин жутко нервничает. Он берёт свои слова обратно, потому что рядом с Чонгуком скоропалительно теряется весь его наработанный и накопленный за жизнь опыт. Он чувствует себя таким же мальчишкой, краснеющим от унижения, но в моменте не смеющим придумать что-то язвительное с той же глубиной эмоционального урона. Чёрт, Чимин. Не опускайся до его уровня. Помни, что ты выше этого и старше его на одиннадцать лет. — Тебе не обязательно всё время называть меня «господином Пак», знаешь? Чонгук раздражённо проходится кончиком языка по внутренней стороне щеки, издав по-мальчишески игривый, но ничуть не потеплевший смешок. Нет. Он до сих пор максимально строг и суров с Чимином в своей манере: — Называть тебя «Чимином» означало бы хоть как-то определить степень нашей близости, а её нет, господин Пак, — подчёркнуто и сухо, ни словом больше, ни словом меньше. — У нас ничего нет общего. Так что желаю Вам хорошего дня и попрошу оставить меня в покое. Некоторые из нас не имеют возможности так бездумно тратить в пустую время. Кое-кто должен тяжко зарабатывать, чтобы прокормить семью. Последние слова больно врезаются в саму Чиминову сущность, однако он отдаёт немало сил, чтобы проигнорировать это. — Чонгук, нам необходимо поговорить, — Чимин не намерен сдаваться, поэтому осталось последнее. — Я же сказал… — по привычке огрызается Чонгук в свою защиту, но Чимин больше не намерен ему уступать и спускать с рук словесное своеволие. Он не позволит собой вертеть этому глупому мальчишке, ну уж нет! — Нам нужно поговорить о том вечере у нас с Юнги дома. Помнишь такой? Он не мог этого забыть. Вечер, когда они встретились. Чонгук заметно деревенеет, и именно здесь Чимин понимает, что хотя бы один бой выигран именно им. Он говорит о том моменте, где Чонгук держал пистолет у лица Юнги. В их взглядах, обращённых друг на друга, точится самая настоящая борьба. Море встретило море. — Я на обед, — оповещает он коллегу по работе рядом с собой. — Но сейчас очередь Тэгю… — огорошено мямлит тот в ответ Чонгуку. — Мне нужно прямо сейчас, — отрезает Чон чуть громче. Становится понятным, что он вовсе не в настроении вести дебаты и торговаться. Всё внутри Чимина всколыхивается, его насквозь прошибает лёгкая дрожь, когда Чонгук почти бездумно инициирует их первое прикосновение, схватив Пака за локоть, словно нашкодившего школьника. Никто из них не думает о том, что грязь с ладони пачкает ткань простого на вид, но явно небюджетного свитера. Мальчишка выпускает его из захвата почти сразу же, удручённо отведя вспыхнувшие глаза и смущённо прикусив нижнюю губу. Прикосновение не было прямым, не было кожа к коже, но тягу, похоже, прочувствовали они оба. Дело в том, что касание истинных людей друг к другу, каким бы интенсивным оно ни было, не может доставить физическую боль. Вселенная предусмотрела всё, лишь бы соулмейты избирали друг друга. Чимин почти уверен, что хватка Чонгука способна оставить следы на коже чуть выше локтя, но дискомфорта он не почувствует. Просто приятное покалывание, едва ощутимый ток, который больше дарит интерес, чем негативное впечатление. Не будь всё так, не будь они оба с такими жизненными историями… Будь Чимин свободен, он был бы волен проверить всю волшебную тягу истинности по полной программе. Чонгук отводит его в сторону и ведёт за угол ближайшего здания, где они оказываются в небольшой, но всё ещё достаточно светлой подворотне. Мальчишка Чон достаточно осмотрительно и подозрительно озирается по сторонам, убеждаясь, что здесь они и впрямь одни. Чимина слегка пьянит то, что расстояние между ними сократилось, а до Чонгука остаётся всего крохотный шаг. В такой близи можно детальнее рассмотреть его: мелкий шрам на щеке, милые мешочки под глазами, придающие Чонгуку вид маленького беззащитного оленёнка, линия мягких губ, где нижняя выглядит достаточно пухлой, а верхняя ей в противовес тоненькая… Вместе с обманчивой мягкостью идут и острые углы лица, внушительный слегка округлый нос — не то, что у Чимина, утончённый, с небольшой горбинкой. У Чон Чонгука имеется пирсинг: штанга в брови и маленькое серебряное колечко на губе. — Чего Вы хотите? — Чонгук не церемонится, решая не расхолаживаться и перейти сразу к делу. — Мы с Юнги решили не обращаться в Око Закона, — кое как начинает Чимин, собравшись с мыслями. — Я это уже понял, раз на мне нет наручников, и я не сижу где-то в участке, дожидаясь решения суда за покушение, — вот же ж гадёныш маленький. Не умеет он по-нормальному, похоже. Он грозится стать причиной смерти далеко не одной Чиминовой нервной клетки. — Вы мне лучше скажите что-то, чего я не знаю, господин Пак. — Я же сказал, что ты можешь обращаться ко мне просто по имени… Ты — моя Вселенная, моё море, мой океан. Тебе можно всё и даже больше. — Я же сказал, что не хочу этого. Мы чужие друг другу, господин Пак. Нам незачем фамильярничать. Вы на порядок старше как по возрасту, так и по статусу, — он продолжает язвить с прохладной улыбкой. — Мама учила меня уважать, кхм, старших. Этот его тон… Он сейчас пытается назвать Чимина старым? Никто. Никто не смел попрекать его на почве возраста. Никто бы и не сказал, глянув на него, что ему уже за тридцать. — Эй! — он оскорблённо рычит на мальчишку. — Между нами всего одиннадцать лет разницы. Я не такой уж и старик! Мне всего тридцать один! — Тридцать один? Да Вы ещё могли застать динозавров, я смотрю. Годом больше, годом меньше… От Вас всё равно рано или поздно начнёт нести землёй, да песочек сыпаться, — на лице паршивца расцветает гаденькая самодовольная улыбка. Вы только гляньте на этого говнюка! Вот уж действительно заставит Чимина поседеть раньше нужного! Свалился на его голову такой! Каким местом Вселенная только думала, скрещивая нить Чимина с нитью этого неотёсанного барана? Точно не головой! Чимина просто распирает от возмущения. — Ой, только не нужно нервничать тут, ладно? — а Чонгук так и продолжает потешаться: — Сейчас ещё давленьеце поднимается и сердечко заболит, а мне тащи Вас в больницу потом. Понимаю, дело стариковское… — Да как ты смеешь, сопляк? Тридцать — ещё не приговор! Лучше на себя взгляни, прежде чем других оценивать! Ты хоть закончил школу вообще? — Чимин взрывается перед ним, вспыхивает ярчайшим динамитом. Да кто он вообще такой, чтобы так разговаривать с Чимином? В с е г о л и ш ь и с т и н н ы й. Пусть знает своё место! Ах, да… Истинные друг другу равны ведь… — Не закончил, — Чонгук пожимает плечами просто и легко, а его ответ вынуждает Чимина остынуть и опешить, потому что не такого ответа он ждал. Если бы Чонгук ответил иначе, Чимин бы отпустил острый смешок. Но, похоже, ситуация всё-таки не на его стороне. — Не закончил?.. — словно не веря ему, осторожно-удивлённым тоном переспрашивает Чимин. — Почему? — Ну, наверное, потому, что мне рано пришлось работать, чтобы не сгнить в трущобах и не помереть с голоду? — Чонгук говорит всё ещё весёлым тоном, однако ничего в его глазах не подсказывает, что в этом всём действительно имелась составляющая забавы. Это были годы выживания. Годы жестокости. Чонгук только её и знает всю свою жизнь. Он борец. — Потому, что мама в одиночку не тянула обеспечение нашей семьи? Потому что Тэхён… И здесь он запинается, прикусывая себя за язык. Родное имя жалит, режет по живому тупыми лезвиями. Чимину кажется, он полностью чувствует его горе. Они ведь соулмейты… Боль в Чонгуковых глазах лишь усиливает шторм моря, поднимает в воздух больше ветра. Чиминовы корабли едва держатся наплаву под таким натиском. Ещё немного — и они перевернутся, потерпев крушение и разбившись о подводные рифы. Безумно сильно хочется его обнять, зачерпнуть все его пенящиеся воды руками и разверзнуть облака. Хочется утешить его, попросить прощения от лица всего мира за ту броню жестокости, которую ему пришлось надеть, дабы защитить себя и всех, кого он любит. Хочется стать его спасением, его покоем, его штилем, его тишиной. Хочется стать его ангелом, который будет отгонять от него всё плохое. Ч о н г у к. Его Чон Чонгук. Его персональная гроза. Собственная молния. Личный раскат грома. — Чонгук, мне очень жаль, — шепчет Чимин непривычно и неожиданно ласково сквозь пелену наваждения. — То, что произошло с Тэхёном… — Мне ни горячо, ни холодно от Вашей жалости, — тон голоса Чонгука делается по-настоящему ледяным и металлическим. Он уже даже не пытается насмехаться, приняв достаточно мрачный облик с непроницаемым выражением глаз. Чимин уже только хочет что-то ему сказать, как совсем рядом с ними пролетает дрон, на «спинке» которого располагается проектор. Они оба глядят в ту сторону, где устройство транслирует 3D-голограмму последних новостей: в который раз за день звучит напоминание о сегодняшней публичной экзекуции заключённого по имени Лим Сумин, о котором в эти дни судачит не только весь Сеул, но и вся Корея. Он осуждён за хладнокровное убийство четырёх людей и покушение на ещё одного. Дрон почётно передаёт изображение каждого погибшего, заканчивая фотографией Ким Тэхёна, состояние которого до сих пор неизвестно. Сегодня он ответит за всё. Если у кого-то не получится прийти на главную площадь, чтобы лично созерцать казнь убийцы, — не беда. Каждый канал так или иначе будет вести трансляцию события в прямом эфире. Чимин метает быстрый взгляд к Чонгуку: у того веки покраснели от щипающих горячих слёз, однако он не позволяет ни одной сорваться. — Если мы закончили, то я пойду, — сухо итожит Чонгук всё тем же тоном, пронизанным северными лютыми ветрами. — У меня осталось не так много времени, а я предпочёл бы провести его за миской риса, а не разговорами с Вами, господин Пак. Я Чимин. Зови меня Чимин. Назови меня по имени. — Есть ещё кое-что, — Чимин усиленно прячет от требовательно-пытливого и в то же время колючего взгляда череду своих обид на каждое из пророненных болезненных слов и хватается за последнюю соломинку. Они так и не поговорили. Классно. — Что ещё? — раздражённым монотоном процеживает Чонгук, наблюдая за тем, как Чимин извлекает из своей сумки свёрток, а затем протягивает в руку мальчишке. — Что это? — Там то, что ты умудрился забыть у нас тем вечером. Чонгук бледнеет в сотую доли секунды, громко сглотнув. — И Вы притащили это сюда? — А у меня, по-твоему, были иные пути передачи тебе этой штуки? — Чимин отплачивает ему той же монетой, с ужасом приходя к мысли, что в жизни так много не хамил, как рядом с этим молокососом сейчас. Чонгук тут же прячет завёрнутый в ткани пистолет себе под рабочую ветровку. Они даже не успевают нормально попрощаться — хотя с Чонгуком вряд ли можно рассчитывать хоть на что-то приличное, — когда истинный Пака оставляет его одного, без дальнейших слов возвращаясь к работе, так и не пообедав. Они так и не поговорили. Не выяснили, кто они друг другу. Не расставили все точки над «і». Вопрос так и остаётся открытым. Ничего. Чимин попытается сделать это с ним чуть позже ещё раз.

***

Не самое опрятное место состоит из ряда руин бывших зданий. Оно по-своему притягательно для группы подростков из бедных районов старой части этого города. Именно здесь Юнги и обнаруживает себя, сидящим в кругу кучки уличной шпаны возраста от тринадцати до семнадцати лет. Тэхёна он находит сразу, да и не было ни одного шанса, чтобы он его не узнал. В своих очках и очаровательно смущающей нескладности Тэхён сильно отличается на фоне приятелей его младшего брата. Здесь есть и девочки, и одна из них всячески пытается делать вид, что прекрасно понимает, про какую такую «Теорию Большого Взрыва» ей так увлечённо рассказывает Тэхён. Чонгук сидит чуть поодаль с энергетиком в руках. Старые изношенные кроссы, футболка с дырками, джинсы, купленные в комиссионке… Он жуёт жвачку и весело смеётся над в общем-то не самыми смешными шутками девчонки, которую достаточно нежно держит за руку. Юнги осеняет: оба брата находятся в возрасте первой подростковой любви. И если с Чонгуком со стороны всё понятно, да и не он интересует Юнги, то с Тэхёном всё сложнее. Ему никогда не снились счастливые моменты, но этот кажется весьма обычным и спокойным. Тэхён нервничает, поправляет очки и силится спрятать под чёлкой все несовершенства и прелести кожи, переживающей расцвет пубертатного периода во всей его красе. Он тощеват; никогда и не подумаешь, что из них двоих с Чонгуком старший здесь всё-таки Тэхён. — Ага, — только и поддакивает девочка рядом с ним, наматывая на палец золотистый локон. Юнги действительно не знает, что делает здесь, что он тут забыл. Никто не пытается избить его истинного или причинить ему боль, или как-то унизить. Он просто безостановочно несёт что-то про физику, пока его собеседница только и делает, что по-кукольному кивает да изредка что-то говорит в ответ. — Короче, мы с Мингваном в магаз за газировкой, — один из компании друзей поднимается на ноги, отряхивая в общем-то и так не самую чистую одежду, а следом за ним Юнги находит взглядом и того, кого прозвали »Мингван». — Я с тобой, — вызывается Чонгук, а за ним, соответственно, увязывается и его девушка, не расцепляя рук. — Тэ? От Тэхёна ждут конкретного решения; даже Юнги задерживает дыхание. — Я подожду вас тут ребят, негромко сообщает он им, и Юнги кажется, будто он слышит Тэхёнов вздох облегчения. Мальчик явно не привык ни к этим людям, ни к тому, чтобы в принципе находиться в компании. Ему бы домой, почитать ещё одну книгу из старой библиотеки… Когда рядом становится поменьше громких людей, а они с девчонкой остаются одни, Юнги чувствует себя лишним. Будто сейчас должно произойти что-то личное, интимное, крайне важное для Тэхёна. Его п е р в ы й п о ц е л у й. Он городит что-то про сверхновые звёзды, тогда как девчонка наконец тянется к его лицу, вынудив замолчать. Однако поцелуя так и не случается, ведь Тэхён пугливо уходит в сторону от её действий. — Ч-что ты делаешь? — слетает с его губ. Он так резко отпрянул, что аж очки съехали с переносицы. — А ты как думаешь? — она всё ещё продолжает наматывать на палец прядь своих волос, а затем пытается повторить задуманное второй попыткой. Исход тот же. — Не надо… — Тэхён подскакивает на ноги, чтобы увеличить с девчонкой дистанцию. Она выглядит старше его на несколько лет. Ну или просто сам вид уже достаточно потасканный и совсем не невинный. — Я… Я хочу этого только с истинным. И, словно это станет его щитом, Тэхён рефлектор хватается за запястье, где расположена метка. Сердце Юнги пропускает удар. Тэхён не искал и не хотел близости ни с кем другим, потому что ж д а л его. Своего избранного. Своего истинного, предначертанного. Своего соулмейта. Свою Вселенную. — Тэхён… — он проговаривает его имя, в который раз наступая на те же грабли: его никто не слышит. Во снах у Юнги никогда нет возможности влиять на события. Холодный смешок заставляет передёрнуться не только Тэхёна, но и Юнги вместе с ним. — Истинным? Ты же страшненький. Думаешь, когда встретишь его, он тебя, такого замарашку, захочет? Тэхён молчит. Ответить ему нечем, однако оскорбление всё же обдало пламенем его лицо. — Ты ведь… Ты ведь только что хотела… — он пытается найти хоть какую-то логику в её словах и действиях. Она называет его уродливым, но секундами ранее едва ли не поцеловала. Как это понимать? — А ты подумал, что понравился мне? — она цинично фыркает, закатив глаза. — Я хотела поцеловать тебя лишь для того, чтобы, когда вернулись ребята, нас увидел твой брат и приревновал. Что? — А вообще он обманул меня, когда рассказывал о тебе. Я думала, ты красивый, как и он, но ты какой-то прям совсем уродливый, да ещё и жутко скучный. Всё про эти свои «теории» да »звёзды»… Аж слушать тошно. О нет. — Тэхён… — Юнги опять зовёт его по имени, но мальчик лишь поджимает губы и отводит от собеседницы пристыжённый взгляд. Уму не постижимо, какой сильный урон по его самооценке нанесли все её слова. Да уж. Как он мог предположить, что кому-нибудь понравится? Он не Чонгук. Он не такой красивый. — Мне нравится Чонгук. Но когда он говорил о тебе, мне казалось, что ты даже ещё лучше, чем он. Я дико разочарована. Господи, какая Мунбёль счастливица! Я завидую тому, что она с ним. Она не заслужила такого крутого парня, как Чонгук. Вы с ним вообще на братьев не похожи. Он красивый, дерзкий, умеет драться. А ты какой-то чудила и размазня. Я всё думала, когда ты уже заткнёшься, а я смогу тебя засосать на глазах у всех. Было бы мерзко, но Чонгук требует жертв. — Мунбёль же твоя лучшая подруга… — он словно всё ещё продолжает искать оправдание её словам. — И что? Чонгук ведь один. Тэхён отшатывается, поднимая с земли лёгкую весеннюю курточку. — Куда ты собрался? — недовольно уточняет она. — Домой, — спокойно сообщает ей Тэхён. Юнги внимательно следит за каждым его движением, каждой его реакцией, эмоционально находясь ещё там, в осознании того, что Тэхён ждал его. Он отказал всем, кто встречался на его пути, ради истинности с Юнги. Он хранил свой первый поцелуй вплоть до их встречи. Себя хранил для Юнги. Однако теперь, в реальности, его тело больше не настолько чистое после произошедшего в том клубе, где его, пьяным, выдрали до трещин и крови. — Передай Чонгуку, что я буду ждать его дома, пожалуйста, — подросток-Тэхён до последнего сохраняет вежливость в своей манере поведения. Он и с Юнги был таким. Как бы ни болело его сердце, он всегда был подчёркнуто мил и благочестив с Юнги, когда они встречались в офисе и вне него. Блять. Этот мир его не заслуживает. Юнги. Юнги его не заслуживает. — Тэхён… — так и остаётся безвольно взывать к нему, наблюдая за новыми и новыми трещинами в его красивой и очень светлой душе. — Слышь, — с упрёками обращается к нему девчонка, — Чонгуку не слова. Всё это между нами, понял? Или ты ещё к тому, что скучный страшило, и крыса у нас? Тэхён ничем не отвечает и никаких гарантий ей не даёт. Для всех очевидно, что он никому не расскажет уже во-первых потому, что ни за что не захочет снова испытать тот же уровень унижения, даже перед Чонгуком, который нашёл бы самый изощрённый способ поквитаться с обидчиками своего старшего брата. — Тэхён! — Юнги просыпается с криком его имени на своих губах. Опять уснул? Он даже не помнит, как провалился. Казалось, предыдущий кошмар напрочь отбил у него желание спать, а пара чашек кофе лишь зафиксировала эффект бодрости. Он обнаруживает себя на диване в гостиной, неопрятно взлохмаченным и в помятой домашней одежде. Таким он мало походит на строгого знаменитого архитектора Мин Юнги. — Чёрт… — он трёт глазницы пальцами с уставшим шёпотом. — Когда это уже закончится? Он даже не знает, правда ли всё то, что ему снится. Это начинает надоедать — собственная беспомощность действий. То, что он не имеет никаких прав в своих снах, принуждённый насильно созерцать всё до самого конца без возможности ни поменять сон, ни закончить его по своему желанию. Приготовив себе ещё одну чашку кофе, Юнги принимается использовать планшет в поисках хоть каких-то сведений. К его удивлению, не находится практически ничего. Ему выплывают сайты и координаты психологов, специализирующихся на проблемах связи у истинных или тех, кто оказывают психологическую помощь после смерти соулмейта. — У меня нет проблем с истинным, — раздражённо разговаривает с невидимым человеком Юнги. — Мой истинный ум… Нет. Он не умер. Но и не жив. Однако их связь всё равно прервалась: метка больше не светится неоновым голубым, не отсчитывает время. Таймлайн стабилен, он выцветшего цвета. Ему находит всё, кроме того, что нужно: и сонники с разделами о соулмейтах, и статьи об общей депривации сна, и о том, как бороться с кошмарами. «Что делать, если твой предначертанный храпит: десять полезных советов». — Какого чёрта? Он отчаянно грызёт подушечку большого пальца, борясь с желанием выйти за сигаретами. Он обещал себе больше не курить. Даже сейчас, когда так чертовски хочется. Отчаяние почти одолевает, берёт верх, но в самый последний момент Юнги каким-то чудом выкидывает на сайт практикующего психолога-специалиста Чон Хосока, который написал в своём блоге целую статью о связи снов с утратой истинности. — «Сомнамбулическая изоляция»? — Юнги вслух читает название болезни, описываемой доктором Чон. В его статье без детальных подробностей описывается случай одной девушки, которая после смерти её истинного начала видеть о нём сны. Как бы она ни пыталась проснуться самостоятельно, она не могла этого сделать, пока не заканчивались события сна. Хосок ничего не говорит ни о причинах данной болезни, о которой, похоже, не слышал весь мир, ни о том, как это излечить или исправить. Однако Юнги находит его номер — именно по нему доктор Чон просит обращаться по любым вопросам и для записи на консультацию. Что ж. Это хоть что-то. Можно начать с него, а там будет уже видно. Юнги несмело переходит в чат, предпочитая сообщения полноценному звонку:

Добрый день, господи Чон!

Моё имя Мин Юнги.

Пишу Вам по поводу Вашей статьи о сомнабулической изоляции.

Случай, описываемый Вами в блоге, достаточно похож на мой.

Думаю, я переживая то же, что и та девушка, Кико.

Если только это всё не выдуманная история, я хотел бы встретиться с Вами.

Встретиться и узнать подробнее об изучаемом Вами недуге сна и таймлайна.

С уважением, Мин Юнги!

Доктор Чон Хосок выглядит его ровесником. На его счету, судя по отзывам, числится множество консультаций, но все обсуждаемые темы не касаются той, что интересует конкретно Юнги. Ни одного отклика на форумах о сомнабулической изоляции. Даже сам запрос недуга выводит Юнги обратно на страницу психолога. Это всё странно. Почему всё сводится лишь к нему? Дальнейший поиск выводит Юнги на новый отрывок информации, и он наталкивается на видео, где Чон Хосок выступает на симпозиуме со своим открытием болезни сна под названием «сомнабулическая изоляция». Его речь строится на английском, но у Юнги не имеется проблем, чтобы её понять. Хосок говорит, что в его практике имелось лишь два случая сомнабулической изоляции, но другие врачи-психологи на сходке считают, что этих случаев ничтожно мало, чтобы утвердить открытие и признать существования чего-то подобного. Хосок вновь рассказывает о том, как наблюдал за девушкой из Японии, Кико, обратившейся к нему с соответствующими симптомами. Юнги не силён во всех тонкостях химических, физических и биологических процессов истинности. Он откровенно пасовал соответствующие уроки, когда об этом им рассказывали в школе, поэтому он не совсем понимает, о чём говорит доктор Чон, упоминая меридианы связи соулмейтов. Это для него тёмный лес, освоить который нужно будет при встрече к Чон Хосоком. Какую чашку кофе за день он уже пьёт? Он забыл про молоко, но настолько витает в мыслях о сомнабулической изоляции, что даже не чувствует горечи кофейной жидкости. Внимание наконец отвлекает громогласная и торжественная музыка, с которой открывается выпуск новостей. Один из проекторов в углу гостиной был включён, и поэтому Сандэй вывела изображение синеватой голограммой в пространств комнаты. Сжимая чашку в руках, Юнги наблюдает за толпой народу, собравшегося на главной площади города, чтобы понаблюдать за публичной казнью Лим Сумина. Для него выбрали электрический стул. Работники Ока Закона усаживают убийцу на стул под всевозможные крики ненависти, и фиксируют его конечности множеством креплений. Над самой площадью летает около сорока дронов, которые снимают действие, и ещё около двадцати, которые функцией проектора показывают собравшемуся народу лица пострадавших от руки Лим Сумина. Среди них есть фото Тэхёна, и это то, что заставляет сердце Юнги до боли сжаться. Этот больной ублюдок едва ли не убил его соулмейта. Он должен за это заплатить. Надевается шлем, проверяется оборудование и надёжность электрических контактов. На лысо побритому Лим Сумину разрешают сказать своё последнее слово, но он молчит, лишь улыбается так, как будто ни о чём не жалеет. Доверенный специалист тянет за рычаг до упора, подавая переменный ток с напряжением две тысячи семьсот вольт, однако система ограничения тока не позволяет затрепыхавшемуся телу воспламениться. Когда рубильник опускается, а тело Лим Сумина обмякает на стуле, три следующие минуты утягивает абсолютная тишина. Юнги тоже затаил дыхание в ожидании, когда по истечению этого времени приглашённый работник Ока Жизни констатирует смерть. И он мёртв. Лим Сумин мёртв. За то, что он сделал с его Тэхёном. Юнги становится немного легче от мысли, что его Тэхён частично отомщён. Он умывается прохладной водой, долго рассматривая себя в зеркале. Метка остаётся всё такой же, некрасивой и неживой. Он прикасается к ней пальцами, задаваясь вопросом о том, проснётся ли его соулмейт вообще. Сколько на это уйдёт времени? Что будет, если он вернётся к нему? Что будет, если не вернётся? Телефон, оставленный на кофейном столике, пиликает каскадом уведомлений. Доктор Чон Хосок: Добрый день, Мин Юнги! Доктор Чон Хосок: Спасибо, что обратились ко мне со своим случаем. Доктор Чон Хосок: У меня завтра свободно обеденное время, Вам подойдёт?

Спасибо, что отозвались так быстро.

Да, обеденное время звучит хорошо.