В пустоту к искуплению

В серых мутных облаках виднелся белый диск, размытый по краям точно акварелью. Если посмотреть в сторону моря, то сразу не поймешь, где оно заканчивается — казалось, будто небеса слились с ним в одну бледную пелену. Дануолл медленно растворялся в тумане: набережная словно исчезала в влажном воздухе, как и однообразные обшарпанные домики. Отовсюду доносились разговоры, отдаленная ругань, сдавленный кашель, лай собаки в переулке. Все столь привычное и приевшееся, но, благодаря сильному туману, загадочное. Воображение дорисовывало необыкновенные образы, казалось, что очертания крыш стали более причудливыми, а из-за труб на тебя глядит какое-нибудь потустороннее существо вместо ободранной кошки. Да и сами люди, глядишь, начнут бросаться на тебя, подобно замученным плакальщикам. Но вместо этого они с хмурыми лицами шли по своим делам, иногда косо поглядывая по сторонам. Небольшая группа стражников в противогазах настойчиво стучала в дверь одного из домиков, громко требуя их впустить. Должно быть, происходит конфискация жилища у очередных заразившихся. Неподалеку стояли две бабки, оживлённым шепотом обсуждавшие жильцов дома. Порой их «шепот» перерастал в громкие восклики, наподобие: «Да ты что, а мне уже давно казалось, что Марта захворала, последние дни была бледнее снега», или «… зачем она обрекла на такую участь своих детей?..». Отдаляясь от места происшествия, девушка в капюшоне натянула на плечо спадающую лямку тканевой сумки: в ней лежали ароматные угощения, которые будет трудно достать простому работяге. Наклонившись к сумке, чтобы почувствовать запах инжирных булочек, незнакомка слегка улыбнулась. Наверное, Лили очень обрадуется, прижмет кулачки к груди и быстро затопает ногами — так она делает при большом удовольствии. Приятный запах выпечки смог немного перебить вонь рыбы и сырости, которой пропитан почти весь Дануолл. Еще тринадцать лет назад (боже, как же давно это было!) казалось, что зловоние улиц всегда будет навязчиво преследовать тебя, впитываться в одежду и волосы, но сейчас уже не так сильно обращаешь на это внимание. Единственное, что пугает на сегодняшний день больше всего — чума. Девушка свернула с набережной в узкий переулок — так можно было срезать. По мокрым кирпичам изредка пробегали толстые крысы, нагло останавливавшиеся посреди дороги в поисках еды. В небольшом количестве они неопасны, поэтому можно было спокойно ногой отшвыривать их куда подальше. Бедняки, обросшие бородой и, несомненно, толстым слоем грязи, прижимались спинами к холодным стенам, трясущимися руками держа кружку или какой-нибудь мешок, прося о милостыне. Казалось, что в их глазах уже нет никакой надежды, а руки они тянут по привычке. Лили не смогла бы пройти равнодушно мимо этих убогих, не дав монетку, но в силу возраста она еще не понимала, что деньги им самим нужнее. Подняв взгляд, девушка метрах в шести прямо по курсу обнаружила нежелательную компанию, или лучше сказать, банду. Натянув капюшон почти на все лицо, незнакомка спряталась за полупустым ржавым контейнером, положив сумку с угощениями себе на колени. Немного наклонившись, она начала прислушиваться. — Не, ну вы видели, как тот придурок обосрался, когда я к нему приблизился? — один из мужчин рассмеялся. — До сих пор будто чувствую запах его дерьма, ха-ха-ха! — Либо он чересчур самонадеянный, либо слишком тупой — но мне кажется, что именно второй вариант. Хотел под шумок разорвать наши связи, но нет, дружок, задолжал, так будь добр отработать. — Скоро будем расширять поставки элексира за пределы Боттл-Стрит, на таких, как он, и держится наш бизнес. Лучше не портить с ними отношения. — Ты только не скажи это Слэкджову, а то будем собирать твой череп по всей винокурне, ха-ха-ха! Слушай, где страх - там и уважение. Когда действительно нужно проявить дипломатию, Слэкджов сам знает. Ты заканчивай со своим нытьем, будешь сопли разводить, когда у милашки Бетти терпение лопнет, — все дружно захохотали, кто-то даже смешно подхрюкивал. Разговоры стихли, затем послышались отдаленные шаги. Они ушли. Сомнений нет - это шайка, подосланная Слэкджовом. Только вот раньше они не заходили так далеко. «Этот прожорливый и кровожадный садист скоро весь Дануолл будет поить своей разбодяженной дрянью. А люди от безнадеги будут пить все, что им подсунут. Для кого-то чума — это страшное бедствие, а для кого-то — очередной способ разбогатеть». Это была истина. Но за счет этой губительной хитрости кто-то преуспевает там, где другие теряют все. Настолько ли это плохо? Ведь, по сути, добро и зло — стороны одной медали, на ребре которой стоят куда более важные вещи — жизнь и смерть. Поднявшись с колен и отряхнув штаны от уличной пыли, девушка еще раз оглянулась и осторожно пошла по улице, стараясь ступать как можно тише, ведь безопасных территорий оставалось все меньше и меньше, как и доброжелательных людей. Где-то наверху гудела вентиляция, отдаленный писк крыс разносился под решетками канализации, а в темном закоулке какая-то девушка плакала навзрыд, неразборчиво жалуясь на жизнь своей подруге, которая мягко похлопывала ее по плечу и курила сигару. Незаметной тенью быть выгодно —замечаешь то, что многие упускают из виду. Из таких деталей соткано наше мироздание, начнешь видеть меньшее — сможешь осознавать большее. До дома оставалось пару метров, и уже отсюда было видно, как из окна на третьем этаже выглядывало родное детское личико. Ее короткие косички забавно торчали в разные стороны, а лучезарная улыбка обнажала два больших коренных зуба, которые сильно выделялись среди остальных. За это ее в шутку называли «кроликом», а она наигранно обижалась. Девушка сняла капюшон и подняла голову, улыбнувшись в ответ такой же дурацкой улыбкой. Войдя в многоэтажный дом и поднявшись по лестнице, она подошла к двери квартиры и открыла замок. Не успела несчастная войти, как на нее тут же бросилась девочка всем своим весом, заключая в крепкие, даже удушающие, объятия. — Айлин, я по тебе о-о-очень скучала! — для убедительности она развела руками в разные стороны. — Да успокойся ты, не виделись всего-то часов девять-десять, но уж точно не сто-о-олько, — Айлин комично повторила движения руками своей сестры, растянув букву «о» с тем же выражением. — Ты не понимаешь, мне просто приснился сегодня такой странный сон… — Лили не закончила фразу, ведь ее взгляд с лица сестры медленно скользнул в сторону сумки. — А что там у тебя? — Все-то ей надо знать. А ты посмотри. Девочка в предвкушении улыбнулась, понимая, что ее ждет какой-то сюрприз. Она заглянула в сумку, взяла в руки одну булочку и вдохнула ее аромат. — Это булочка с инжиром? — громко воскликнула Лили, не веря своим глазам. — Да-да, только давай зайдем внутрь, не нужно знать всем в доме, что мы иногда можем себе позволить подобные лакомства, — Айлин завела сестру в квартиру, которая до сих пор держала десерт в руках и восхищенно смотрела на него. Она положила его на стол, выхватила из рук сестры сумку и выложила все булочки на большую тарелку. — Спасибо тебе большое, я буду теперь их есть, как те леди из Карнаки, про которых мы читали в книге? — Почему «как»? — Айлин тепло улыбнулась и потрепала Лили по голове, пока та набивала щеки выпечкой, аппетитно причмокивая и облизывая крошки с тарелки. — Что за сон тебе приснился, говоришь? — старшая сестра сняла ботинки и куртку, потом подошла к столу, чтобы тоже отведать сладость. — Мфне прифснилось, фто… — Лили проглотила еду и продолжила. — Мне приснилось, что ко мне пришел Чужой. — Да ну, — Айлин распустила свои русые волнистые волосы, которые на свету отсвечивали мягким рыжим. — И что же этот Чужой забыл в твоем сне? — Я его не видела, все было в сиреневом тумане. Я только помню его голос. Знаешь, это было так странно — сначала голос был как будто передо мной, потом за мной, затем вокруг меня. Он сказал что-то про меня и тебя, предупредил о какой-то угрозе, — девочка задумалась, пытаясь припомнить конкретные детали сна. — Точно, он сказал: «Грядут смутные времена, вам стоит быть вместе». Поэтому я весь день боялась за тебя! Я испугалась, что с тобой что-то могло случиться. — Слушай, помнишь, что я тебе говорила про чужого? Это все — внушение извне, ярые религиозные фанатики либо поклоняются ему, либо, как Аббатство, отвергают его. Слишком много шумихи вокруг его персоны, понимаешь? Я уверена, что все это — лишь выдумки, которыми изо всех сил пытаются манипулировать людьми. Люди, поглощённые страхом, уязвимее всего. А ты у меня храбрая, верно? — Угу… Но ты все равно будь осторожна! Тетя Лиза говорит, что китобойня, где ты работаешь, — очень суровое и опасное место для такой молодой девушки. А еще она сказала, что это изнуряющая работа. Только вот я не знаю, что означает слово «изнуряющая». — Лили, ну как же, мы же недавно читали книгу, где попадалось это слово, не уж то забыла, а, голова-решето? — старшая усмехнулась, и на ее правой щеке появилась небольшая ямочка. — Изнуряющий — это сильная усталость, когда организм истощен какой-то работой. Не бойся, я же у тебя здоровая, как бык, мне любая работа по плечу. А ты вот свою работу сделала? — Да, сейчас принесу, — Лили забавно побежала за книгой. — Вот, прочитала вслух четыре раза, слушай… — и младшая начала чтение седьмой главы, где рассказывалась история одного изобретателя из Тивии. Лили еле слышно посапывала слева от Айлин, подложив руку под подушку. Одеяло непонятным образом завязалось вокруг ее ног. Иногда она слегка дергалась, морщилась, тихо бубнила. Наверное, опять что-то неприятное снилось. Айлин не могла заснуть уже как час, буравя взглядом то бледный потолок, то оконные шторы, залитые желтоватым светом уличных фонарей. С улицы доносились приглушенные пьяные разговоры, которые перерастали в драки и звон разбитых бутылок. Затем все стихало. Беспокойные мысли терзали светлоглазую девушку. В моменты размышлений перед сном можно было дать слабину, иногда бесшумно поплакать, продумать ход действий на ближайшее будущее; но, как бы усердно Айлин ни пыталась мыслить оптимистично, меланхоличные мрачные мысли так и просачивались через маленькие щели в ее душу. Дни до безобразия однообразны, мрачны, и всякий раз, когда девушка пыталась бороться с несправедливым миром, он будто бы поддавался ей, обманывая ложной надеждой, а потом вновь разбивал. Эта противная серость липнет, как испорченная ворвань, только не к рукам, а к сердцу. Куда ни обернешься — нигде нет покоя. Просыпаешься по утрам, а сил уже нет, но тебе все равно приходится идти на противную душе работу. Но есть, конечно, другая альтернатива, более очевидная — податься в домработницы или публичный дом. Первый вариант означает отмывать унитазы от засохшего дерьма какого-нибудь старикашки, второй — сексуально удовлетворять того же старикашку. Нет, лучше уж таскать баки с ворванью. И все же в глубине теплилась надежда, которая истошным криком твердила, что скоро все изменится, начнется новый этап, и тогда наконец-то получится радоваться жизни. Но это все в будущем, а сейчас — баки с ворванью. Айлин перевернулась на другой бок, словно не довольствуясь своими мыслями. А что ей нужно сделать, чтобы изменить жизнь? Не завтра, не на следующей неделе, не через месяц, не через год, а сегодня? В каком направлении сделать шаг, чтобы выйти на верную тропу? Девушка начала смыкать веки, все еще слыша в голове отголоски вопросов, заданных самой себе. Перед глазами расплывался туман, почти такой же, как сегодня днем, только неестественно пурпурного цвета с голубоватым отблеском. Он мутно клубился где-то наверху, а, может, и внизу. Айлин, оглядевшись, везде видела эту нежную дымку, и было совершенно непонятно, где она находилась. Под ногами был островок из грубых камней, которые как будто откололись от горных пород. Они обладали причудливой формой, подобно перьевидным кристаллам. Небольшие куски островка на ее глазах отламывались, превращаясь в мелкие камни, а затем и вовсе блестящую пыль, тихим шелестом развевающуюся по легкому ветру. Этот ветер словно был живым, чувствовалась его вездесущность и вечность, но в то же время эфемерность. Неожиданные трепет и волнение легко кольнули ее сердце, это место как будто было самым настоящим, истинным. Странно, здесь нет абсолютно никакого смысла, все, что происходит — настоящий хаос и неразбериха, а законы физики словно и не существовали в этих краях. Более странным казалось то, что при всем этом на душе было необыкновенно спокойно и легко. — Забавно, прекрасный и гармоничный хаос, разве такое возможно? — Айлин не поняла, то ли она сказала это вслух, то ли удержала эту звонкую мысль в голове. — Немногие оценивают Бездну подобным образом, — чей-то мужской голос раздался за спиной. Девушка от неожиданности вздрогнула и резко обернулась, но позади никого не было. Айлин пару секунд оглядывалась по сторонам, не понимая, откуда донесся этот голос. — И все же лестно слышать такие слова. Лишь несколько человек на моей памяти были приятно впечатлены Бездной. Но позже их разум помутнел, и они стали неинтересными, как это ни прискорбно. Девушка сморщила светлые брови у переносицы, в явной растерянности крутя головой из стороны в сторону. Этот голос разносился отовсюду, гулким эхом отражаясь от пустоты. Каждая фраза как будто расслаивалась и сливалась в единое. — Кто ты? — Твоя сестра уже говорила про меня сегодня вечером, но ты почему-то не восприняла ее всерьез. — Ха, Чужой, значит, — смешок сам по себе сорвался с уст Айлин. Почему-то в этом месте мысли были чётче и осознанней, нежели в реальности. — Неужели сны заразны? — Ты до последнего не хочешь верить в реальность моего существования, но в то же время перечитала все книги, где упоминалось два слова: «Чужой» и «Бездна». Довольно лицемерно, не находишь? Впрочем, я не для этого призвал тебя сюда. — Почему бы тебе не показать свое лицо? Мне кажется, моя просьба довольно проста в исполнении. — Айлин до последнего настаивала на своем, ведь ей было безумно интересно увидеть обладателя голоса. — Далеко не всем выдается шанс увидеть меня, — произнес от над самым ухом, вызывая табун мурашек. — И все же, твой громкий и отчаянный вопрос в ночи долетел до моих краев. Нищета, голод, безнадежность — главные атрибуты последних шести месяцев. Крысы в колыбелях, черным дым над трупами, плач по всему городу… Среди этого хаоса я вижу двух сестер, забытых миром и обреченных на убогое существование. Я видел смерть многих семей, чья участь была еще более суровой. Пополнишь ли ты ряды загнанных и униженных и смиришься со своей неизбежной участью, или же сможешь что-то изменить? Его слова были до такой степени правдивы, что становилось не по себе: неприятный огонек уязвленности обжигал где-то в груди, а в глазах защипало от подступающих слез. Айлин громко повторяла один и тот же вопрос, но он будто бы застревал в мутном тумане, исчезая в нем навечно. Каменный остров начал крошиться и исчезать в бесконечности, затем образовался какой-то сгусток энергии, который засосал Айлин внутрь. В следующее мгновение она проснулась у себя в кровати, вся в холодном поту. Сестра тормошила ее за плечо, пытаясь привести в сознание. — Айлин, ты на работу опаздываешь! Старшая подорвалась и быстро начала собираться, бегая из одного угла в другой. «Неужели будильник не услышала? На меня не похоже, я очень чутко сплю». И тут в голове начали восстанавливаться воспоминания о сне, а, может, и не сне вовсе. Обычно после пробуждения сны кажутся лишь интересной и занимательной историей, но этот был особенный: он оставил после себя терпкое послевкусие и нотку сладкого предвкушения. Но предвкушения чего? Ответ на этот вопрос, как и многие другие, она не знала. Вот только сердце трепетно сжималось. «Жители города, помните! Внимательно осматривайте лица соседей. Заметив кровь на веках или на щеках, сообщите об этом городской страже. Ранние симптомы болезни — кашель и лихорадка. На этой стадии чуму еще можно вылечить, потребляя в изобилии эликсир Соколова. Если же началось глазное кровотечение, смерть неизбежна. Сообщайте страже обо всех, кто может оказаться носителем чумы». Громкоговоритель теперь каждый день разрывался от подобных заявлений. Айлин спешно шла по набережной, краем уха слушая серьезный голос диктора. Однажды она была свидетелем тяжелой стадии заражения чумой. Айлин тогда недавно исполнилось одиннадцать лет, она только-только начала свыкаться с чуждым Дануоллом. В то время еще не появилась чума, поэтому девочка могла свободно гулять, где ей вздумается. Ее любимым местом были Торговые палаты Радшора — еще до прорыва дамбы и последующего наводнения этот квартал был сердцем Дануолла, через которое проходили денежные потоки Островной Империи. И, безусловно, маленькой любопытной девочке было интересно неспешно бродить среди палат, где в огромном количестве продавались диковинные украшения, блестящие безделушки, редкие и дорогие картины, красочна посуда, резная мебель… Представляя, что она скупает импортные вещи, Айлин с живым блеском в глазах наблюдала за богатеями, торговцами, слушала их увлекательные разговоры. И уголком глаза девчонка почти каждый день замечала пожилую женщину, одетую достаточно скромно, но со вкусом. Она никогда ничего не покупала и сторонилась толпы. Женщина молча наблюдала за оживленным рынком, мягко улыбаясь и словно заново проживая свою прошлую жизнь. Полосками тонких морщин было покрыто почти все ее округлое лицо, а темная прядь с проседью иногда мило выбивалась из аккуратно уложенного пучка. Однажды, в очередной раз гуляя по рынку в теплый солнечный день, Айлин услышала за спиной, как кто-то тихо ее позвал. Та самая женщина стояла у фонтана, поманив рукой девочку к себе. Их первый разговор не запомнился девушке, однако потом они встречались на рынке почти каждый день, непринужденно беседуя о жизни. Интересно то, что Эмбер Гарсиа, так звали женщину, была ничем не примечательной пожилой женщиной, по крайней мере, для большого индустриального города. Но для Айлин она стала больше, чем приятной собеседницей. Иногда они уединялись на лавочке в тени деревьев и молча наблюдали за отдаляющимися кораблями. Как-то Эмбер рассказала Айлин о своей жизни. Раньше она была замужем, у них был сын. Вместе с мужем они начали вести совместный бизнес, открыв небольшую лавочку с рыбацкими принадлежностями. Поначалу дела шли в гору, но позже ее муж пристрастился к алкоголю в связи с сложностями бизнеса, пропадал по ночам. Позже он начал раздражаться по мелочам, все чаще и чаще упрекая Эмбер в том, что она неправильно ведет бизнес. Их брак трещал по швам. Однажды, сильно напившись, он в порыве гнева ударил Эмбер по голове серебряным канделябром. Она, открыв глаза, сначала не поняла из-за тупой боли на затылке, что лежит на сырой земле, пока ее муж усердно копал яму. — Я тогда не поверила своим глазам. А то! Представляешь, открываешь ты глаза, а твой муж, с которым ты в браке пять лет, копает тебе могилу? — она смеялась, как будто рассказывала не свою историю, а чью-то чужую. — Я не расстерялась: пока он копался в своих вещах, я тихо подобрала лопату и что есть силы ударила ему по виску. Как оказалось, я лучше умела бить по головам, нежели мой муженек. Он был мертвее мертвого. Ребенка забрали в детский дом, а Эмбер приговорили к тюремному заключению. Отсидев срок, она хотела навестить своего сына, который к тому времени уже был взрослым. Но он и видеть ее не желал, затаив как на мать, так и на покойного отца обиду. Айлин навсегда запомнила эту женщину. Ее уму было непостижимо, как человек, пройдя через болото склизкой грязи, смог выйти из него достойным человеком, не погрязшим в гневе, отчаянии и сожалении. Жаль только, что эта сила не уберегла ее от кровожадной, беспощадной чумы. Айлин навещала старушку, каждый новый день замечая все новые печальные изменения: кровь на щеках, кашель, лихорадка… Все то, что так усердно и монотонно перечисляет бездушный громкоговоритель. Эликсир Соколова не помогал, видимо, истощенный организм не справлялся даже с помощью лекарства. Чтобы не заразиться, Айлин разговаривала с ней на расстоянии. Ее голос был слабым, каждое слово сопровождалось лающим кровавым кашлем. И даже тогда она улыбалась и смеялась. Однажды она по своей воле рано утром ушла в неизвестном направлении, и больше ее никто не видел. Скорее всего, ее тело уже изглодали мерзкие крысы где-нибудь в Затопленном Квартале, а, может, совсем недалеко от дома Айлин. Охватывала жуткая тоска от таких мыслей. Не удивительно, если сын Эмбер даже не знал о смерти самого близкого человека. Неправильно все это, но почему-то имеет место быть. Айлин добралась до китобойной — «Бойни Ротвильда». Она удрученно взглянула на возвышающиеся бетонные заводские трубы, дым от которых черным облаком поднимался к сизым облакам. Характерный запах ворвани ударил в нос, размешанной с лужами на асфальте. Корабль, зловеще приближающийся к берегу, вез огромную тушу левиафана, вес которого, должно быть, составлял не меньше тридцати тонн. Его огромные усы и плавники безжизненно свисали, касаясь корпуса судна. Айлин с детства испытывала жалость к этим величественным созданиям. Их вылавливают и буквально разбирают по кусочкам: жир, кожа, мясо, кости, органы — ничего не остается. Люди варварски раздирают китов на части, которым только и остается петь свои предсмертные душераздирающие песни, пока их режут заживо. — Айлин, гляди, какую тварь выловили, чтоб их черт побрал! — коренастый мужчина подбежал к девушке, радостно указывая пальцем в сторону корабля, только вот она не разделяла его восторга. — Поэтому такие махины и отправляются на ловлю. Большие киты появляются все реже и реже, да и ловить их сложно: сильные, тяжелые и выносливые. Ух, осточертело мне работать на жироварне, в море хочу, понимаешь? Душа тянется к ловле этих гигантов. Хочу собственными глазами увидеть их зверскую силу, как они с легкостью пробиваются через бушующую морскую стихию, словно в них и нет пары десятков тонн. — Что ж, купи биллет на туристический корабль, твои ожидания оправдаются, — саркастично съязвила Айлин, войдя вместе со знакомым на китобойню. — Ты смеешься, а я вот подал заявку на перевод. Кстати, у меня неприятная новость: кажется, кто-то опять тебе насолил, опрокинул пару баков с ворванью в твою смену. У меня даже есть кое-какие мыслишки по этому поводу. — Вот спокойно не живется, честное слово… Ну, давай, выкладывай, — она надела рабочий комбинезон и штаны, натянула на голову специальный противогаз, после которого всегда оставались красные круги вокруг глаз. — Готфрид зуб на тебя имеет, только вот без понятия, почему. А вообще, он никогда мне не нравился. — А я вот подозреваю, почему. Надо мне будет с ним сегодня поговорить. — То, с каким акцентом ты выделила слово «поговорить», означает, что разговор будет зубодробящим, — мужчина рассмеялся, следом за Айлин надевая противогаз. — Не понаслышке знаю, что ты умеешь за себя постоять — как словами, так и кулаками. Но все же призываю к осторожности. Если что, я буду рядом. — Спасибо, я это ценю. Приближался конец рабочего дня. Дел было не так уж и много: надо было перевезти все свежесрезанное сало для вытопки, потом вытопленное сало перенести к прессу. Когда масса настоится и остынет — а происходит это обычно через сутки-двое — она приобретет более насыщенный и необыкновенный оттенок — люминесцентно-голубой. Это, пожалуй, единственное, что нравилось Айлин на работе. С концом рабочего дня приблизилась встреча с Готфридом. Айлин спустилась на лестничную площадку, вытирая пот со лба поношенной перчаткой. Цех почти полностью опустел, лишь несколько рабочих проверяли механизмы огромных шестеренок, из которых валил обжигающий пар. Тот подводный гигант уже был подвешен к железным конструкциям на потолке, несколько длинных трубок торчали из его брюха. Глаза левиафана помутнели, но в них как будто по-прежнему читался упрек и безмолвное страдание. Айлин облокотилась о железные перила, дожидаясь, когда виновник ее возможного понижения появится на горизонте. Она обдумывала, как ей поступить с ним, нервно постукивая пальцами по перегородке. Ее размышления прервала попавшаяся на глаза достаточно тонкая фигура Готфрида. Он быстрым шагом направлялся к раздевалке, криво улыбаясь тонкими губами. Его небольшая лысина на затылке отчетливо виднелась с высоты, Айлин так и хотелось плюнуть на нее. Она бесшумно последовала за мужчиной. Готфрид стоял спиной к преследовавшей и копался в своем ящичке, весело напевая под нос какую-то песенку. Девушка сурово посмотрела на его гадкий затылок, на его костлявые пальцы, суставы которых просвечивались через тонкую белесую кожу. Куда ни погляди, он везде казался мерзким. — Ну, здравствуй, Готфрид, — Айлин выдерживала расстояние в полтора метра от него. — А?.. А-а, Айлин, добрый день, чего хотела? — в одно мгновение он переменился: начал спотыкаться о простые слова, будто произносил их впервые, поправил очки, а его маленькие глазенки забегали по уверенному лицу девушки. Пытался найти что-то утешающее в ее мимике, но его надежды разбивались об абсолютно невозмутимую физиономию. — Знаешь, я заметила очень интересную закономерность в последнее время: кто-то усердно мне пытается насолить. Ослабляет закрученные мной детали, которые потом во время работы механизмов расшатываются, опрокидывает баки с ворванью, которые наполняла я, и многие другие мелкие пакости. И все это происходит, когда наши с тобой графики совпадают. Ума не приложу, кто бы это мог быть, может, поможешь мне? — она наигранно изобразила недопонимание, при этом немного приблизившись к заметно нервничающему Готфриду. — Ты думаешь, что это я сделал, верно? Послушай, я понимаю, что между нами были некие разногласия, но все это в прошлом, понимаешь? Я сожалею, что с тобой происходят такие… неудачи. Я не желаю с тобой конфликтовать, поэтому готов закрыть глаза на твое безусловно оправданное негодование. Вот только воюешь ты не в ту сторону. Внутри у Айлин словно что-то щелкнуло, и после этого щелчка сердце начало отчаянно колотиться, разливая по телу с каждым ударом горячую кровь. Она подобно удаву смотрела на побледневшее и вытянутое лицо собеседника, а верхняя губа слегка дернулась в презрении. Девушка отчетливо понимала, что он будет оправдываться, но чтобы так скользко и изощренно… Готфрид говорил без тени сомнения, украшая слова красивой оберткой лицемерия. Айлин подошла еще ближе, а Готфрид сделал шаг назад, словно невидимая рука отодвинула его. — Разве я создаю впечатление глухой и слепой? Это не только мои домыслы, поверь, друг. Раз ты такой рассудительный, то тебе стоит прямо сейчас признаться. — П-по-моему, ты переходишь все рамки допустимого, Айлин. Не собираюсь я признаваться в том, чего не делал, а теперь пусти, мне нужно идти, — он хотел было прошмыгнуть мимо разъяренной девушки, но та прямо перед его носом ударила ладонью по двери шкафчика, тем самым загородив ему путь. Она схватила Готфрида за край рубашки, со всей силы впечатав того в стену, а затем прошипела ему в лицо: — Ты точно трусливая крыса, которая мечется меж двух огней: с одной стороны — твоя уязвленная гордость и бурлящее негодование, а с другой — свирепый волкодав, у которого ты долгое время утаскивал из-под носа лакомый кусок мяса. Он готов разорвать твою никчемную тушку на части. Неужели эта тупая крыса готова пожертвовать своей жизнью ради мелкого желания подгадить собаке? — Да как т-ты, да как ты… — он задыхался не то в страхе, не то в гневе, но ничего стоящего так и не смог выдавить из себя. — Что здесь происходит? — неожиданно за их спинами раздался голос одного из рабочих жироварни. Айлин медленно отпустила гада, долго не отводя убийственного взгляда с его влажного лица. — Эта бешеная набросилась на меня, будто с цепи сорвалась. Мне кажется, ей надо в отпуск, очистить голову от своих тараканов, а то весь персонал перебьет! — Готфрид быстро сориентировался в сложившейся ситуации, поправив ворот рубашки и застегнув верхнюю пуговицу. Потревоживший их хмуро глянул в сторону Айлин, а затем кивнул и произнес: — Тебя босс зовет сейчас, идем. Айлин вздохнула, не предчувствуя ничего хорошего в предстоящем разговоре. Девушка тихо постучала в кабинет директора — Бандри Ротвильда, владевшего не только китобойней, но и множеством китобойных судов. Он, если суммировать — очень влиятельный и видный человек в Дануолле. — Да, входите. Айлин осторожно шагнула в просторное помещение, сразу оценив дорогой ковер, испещренный золотыми узорами. Такие ковры она видела у торговцев на Радшоре, которые привозили прямиком из Пандуссии. — Прошу, садись, — большой рукой он указал на стул, стоящий напротив рабочего стола. Лицо Бандри, по обыкновению, выражало грубую суровость, граничащую с презрением всего, что его окружает. Именно по этой причине Айлин не любила оставаться с ним один на один, но, тем не менее, при нем она всегда старалась держаться достойно. Тот зажег толстую сигару и начал курить ее, хмуря черные брови еще сильнее. Девушке показалось, будто он ищет подходящие слова для завязки диалога. — В последнее время ты делаешь много ошибок в выполнении работы. И каждая твоя ошибка сказывается на моем кармане, — золотой перстень блеснул на его руке, когда он поднес руку для следующей затяжки. — Я в течение многих лет выполняла свою работу добросовестно, как и сейчас. Меня Готфрид подставил, — жутко неприятно было отчитываться и оправдываться в том, где твоя совесть чиста. — И ты решила выбить из него дурь сегодня? Айлин, раз не умеешь работать с коллективом, а коллектив бывает разношерстным, то нечего тебе делать здесь. Кроме того, жалобы на тебя поступают и от других работников. Твой отец был порядочным человеком, смог добиться немалого в нашей сфере. Мы были с ним знакомы, когда мне было двадцать с небольшим, так же, как и тебе сейчас. Он был амбициозен, молод и горяч. К моему большому сожалению, в тебе я не вижу подобного рвения. Я уважаю твоего покойного отца, но дело своей жизни я уважаю больше. Была бы ты рядовым работником, то я не разжевывал бы с тобой сопли и без лишней лирики уволил бы тебя, — красноватые мешки под его глазами будто стали еще тяжелее. — Думаю, тебе пора подыскать новую работу. — Я понимаю, — едва слышно пробормотала Айлин, словно не веря в реальность происходящего. Она до белых следов впилась ногтями в ладонь. — Вот твой оклад за следующий месяц, еще надбавка небольшая. Айлин молча взяла деньги, попрощалась и собиралась выйти. Бандри напоследок посмотрел ей вслед и добавил: — Не держи зла на меня. Я могу порекомендовать тебя ко двору леди Бойл, она как раз ищет новых домработниц. И платит неплохо. Айлин застыла в дверном проеме. Слова Бандри задели ее уязвленное место, и слезы непроизвольно крупными каплями начали падать на тот самый дорогой ковер. — Спасибо большое за предложение, могу я подумать над ним? — вполоборота пролепетала Айлин, чтобы не показывать предательских слез. — Конечно. Девушка тихо закрыла дверь, и тут ее сдержанность начала трескаться по швам: вот она уже вихрем проносится через цех, не скрывая на своем лице настоящий фонтан эмоций, состоящий из гнева, жалости к самой себе, растерянности и горечи. В коридоре стоял ликующий Готфрид, празднуя свою маленькую победу с двумя рабочими. Он взглянул на заплаканную девушку и ядовито ухмыльнулся, всем своим видом показывая превосходство. Только он хотел открыть рот, чтобы до конца добить Айлин колкой фразой, как получил неожиданный мощный удар по носу. Звонкий хруст услышали все присутствующие, и алая кровь прочертила две дорожки над губой Готфрида. Пока тот отходил от шока, не только морального, но и болевого, Айлин процедила сквозь зубы: — Чтобы больше неповадно было обижать девочек, — с этими словами она наступила на его упавшие очки, те с треском разбились. Она вышла на улицу, где ее знакомый тащил тяжелый ящик с ворванью. — Айлин, извини, меня тут загрузили этими тяжелеными ящиками, никак не мог прийти. А что случилось? — Если коротко — меня уволили. А если вдаваться в приятные подробности — я сломала нос малышу Готфриду, — свежий воздух Дануолла остудил ее раскрасневшееся лицо, но смешок, который она пыталась из себя выдавить, все равно получился дрожащим. — Ха-ха-ха, ну ты даешь, — он по-доброму рассмеялся, похлопывая героиню сегодняшнего вечера по спине. — Железный кулак Дануолла теперь пойдет вершить правосудие в другие места. А если серьезно, что будешь делать? — Мне Бандри предложил работу домработницы в поместье Бойлов, не знаю, может, туда, там денег побольше будет, нежели здесь, — ее пустой взгляд был устремлен в одну точку где-то в море, а соленый ветер развевал густые русые волосы. — Да брось, ты же сама понимаешь, что это — не твое. Что, будешь и там кому-то носы ломать? Может, даже самой леди Бойл, ха-ха-ха! — Айлин звонко рассмеялась вместе с другом, заправив волосы за ухо. — Поступай, как знаешь, но, пожалуйста, прислушайся к своему внутреннему голосу. Он обычно не подводит. Айлин еще некоторое время болтала с другом, наблюдая за тем, как морская пена шипела у причала, затем попрощалась с ним. Кто знает, когда они еще увидятся. «Айлин, у тебя доброе сердце, не позволь всяким Готфридам и Бадри испачкать его» — бросил он напоследок. Что ж, а теперь она вновь шла по каменной набережной. Чайки шумно делили между собой какие-то объедки, люди, по-прежнему угрюмые и мрачные, занимались своими будничными делами. И Айлин теперь была безработной. Мысли об этом выбивались из привычной картины последних вечеров, но, выплакав все эмоции и поболтав, она утихомирила буйный шторм в своей душе. Теперь она просто шла вдоль моря, быть может, впервые за много лет не думая о выживании. Единственное, что иногда настораживало ее — это редкие группы стражников, оживленно обсуждавшие между собой какие-то новости и периодически бегавшие из стороны в сторону. Неожиданно зазвенел громкоговоритель, послышался треск, и диктор взволнованным голосом начал повествовать: «Граждане Дануолла! Сегодня днем, в шестнадцать часов двадцать семь минут, была подло убита наша добрая императрица Джессамина Колдуин. Главный подозреваемый этого бесчеловечного поступка — Корво Аттано, личный телохранитель правительницы. Убийца схвачен стражей. Просим всех сохранять спокойствие и следить за ближайшими известиями». Айлин не могла поверить в услышанное, как и остальные горожане. Кто-то громко ахнул, кто-то тут же начал волнительно обсуждать случившееся с лавочниками и знакомыми. Прокрутив в голове эту шокирующую новость, Айлин побрела домой, думая о чем-то своем. Но одно она знала точно: на Дануолл нахлынула новая волна, которая повлечет за собой страшные последствия.