Один хороший день

Сочувствие не всегда значит прощение, Поражения редко пахнут виной.

      Джером с лёгким вздохом пришёл в себя, чувствуя, как тело затекло от неудобной позы. Он не стал открывать глаза, дезориентированный в первую секунду, а потом почувствовал на запястье знакомое кольцо металла и мгновенно очнулся от сонливого, умиротворённого состояния. Наручники.       Первой в голову пришла неутешительная мысль о том, что Гордон схватил его и оставил в комнате для допросов, надёжно приковав наручниками к подлокотникам, но потом он понял, что сидит на чём-то слишком мягком. Это не вязалось с жёсткими металлическими стульями допросной.       Рассеянно посидев ещё несколько секунд, Джером, наконец, вспомнил, как потерял сознание. Точнее, как заснул.       Он распахнул глаза, когда понял, где находится. Во рту чувствовалось онемение и отёк, но он мало обращал на это внимание, лихорадочно шаря глазами по пустой комнате.       Брюс.       Подбородок и шею охватывали бинты, правая рука была прикована к тяжёлому стулу с мягкой обивкой, пистолет, который он попытался на ощупь найти под рубашкой рваными, резкими движениями левой ладони, отсутствовал, а Брюс и его дражайший дворецкий куда-то пропали.       Джером недовольно застонал, с трудом ворочая языком и пытаясь сказать что-то разборчивое, но даже ругательства выходили шепелявыми и вялыми. Полностью онемевшая нижняя челюсть мешала говорить разборчиво.       Он не мог понять, как смог уснуть в присутствии других людей так быстро и чувствовать себя после этого выспавшимся, пусть и с ломотой в теле из-за неудобного спального места. Джером чувствовал себя уязвимым и растерянным.       Впрочем, ему не пришлось долго мучаться неизвестностью и слабостью, что накатывала на его тело волнами. Двустворчатая высокая дверь открылась, впуская Альфреда с небольшим подносом в руках.       — С пробуждением, мистер Валеска. — Он говорил сухо, но не проявлял открытой враждебности, и Джерому стало интересно, что Брюс сказал своему дворецкому, чтобы тот так присмирел. — Я попрошу вас выполнять все мои предписания, если в ваших интересах поправится быстрее.       — Чёрта с два, — вяло выдал Джером, не в силах говорить много. А как он хотел!       Ему всегда сложно было молчать. Он любил говорить много и быстро, обо всём на свете. Его мало кто слушал, чаще игнорировали, но со временем это перестало его волновать, потому что большинство людей в принципе никогда не слушают. Они просто ждут своей очереди снова заговорить.       В конце концов, он всё же добился к своим словам внимания.       — Я не буду трогать ваши бинты, но в случае, если вы ощущаете боль в полости рта, необходимо будет снова нанести обезболивающее — это обязательная процедура перед каждым приёмом пищи. — Альфред говорил уже более уверенно, чем в прошлый раз, как помнил Джером. Должно быть, он успел «посоветоваться со специалистом», как и планировал.       — Мне не больно, — тихо проворчал Джером, чувствуя себя крайне неуютно в этой спокойной обстановке, которую даже не хотелось разрушать своим безумным смехом или едкими замечаниями. Внезапно он остро ощутил, что чего-то не хватает. Джером немного приподнялся на стуле, снова начиная судорожно оглядываться. — Где Брюс? — получилось сдавленно и хрипло, но Альфред его услышал.       — Мастер Брюс присоединится к нам через несколько минут. Боюсь, он занят разговором с незваной гостьей, — он многозначительно посмотрел на Джерома, намекая, что гости в данный момент были крайне нежелательны, потому что никто их обитателей дома Уэйнов не хотел загреметь в тюрьму за сокрытие опасного преступника.       Джером только кивнул, всё ещё блуждая взглядом по комнате. Он не особо обращал внимание на Альфреда, который сортировал какие-то коробочки, баночки и тюбики на столике, что стоял рядом с массивным стулом, на котором сидел Джером. Откашлявшись, Альфред привлёк к себе внимание Джерома и начал объяснять:       — Я полагаю, вам необходимо поужинать. Сомневаюсь, что вы, занимаясь своими сомнительными делами, озаботились этим вопросом ранее. — Джером хотел пошутить насчёт дяди и его «восхитительного» супа, но не успел, перебитый спокойным, настойчивым голосом дворецкого. — Но прежде выслушайте инструкции по применению некоторых препаратов, которые уменьшат риск заражения, и других…       Джером перестал слушать нудные разглагольствования мужчины, предпочтя вернуться к размышлениям о его нынешнем положении и о Брюсе. Все болячки всегда заживали на нём сами, без какого-либо лечения или лекарств. Нынешний случай не должен быть исключением.       Его мысли медленно вернулись к Брюсу. Брюс. Джером всё ещё не мог поверить, что Брюс не только спас его от дяди, но и облегчил его боль, впустил в своей дом, проявляя при этом странную доброжелательность. Странную, потому что она была искренней.       Никто не может быть таким наивным и добрым. Быть может, Брюсу было от него что-то нужно? Или ему просто стало банально жаль жертву избиений Трамбла? Джерому не нравилась последняя мысль. Он не хотел жалости от Брюса. Это было самым бесполезным и унизительным, что могло произойти, и одна только мысль о жалости в глазах Брюса приводила его в ярость.       Но Джером видел, что Брюс делает это без ожидания получить что-то взамен. Означает ли это, что он помогает ему… просто так? Из-за своего ненормально большого сердца или обострённого чувства справедливости?       В любом случае, следовало пресекать такие порывы Брюса. Если он будет проявлять такаю лояльность и предлагать помощь всем злодеям Готэма, рано или поздно это сильно ему навредит. Нет, Джером будет единственным, кто удостоился помощи Брюса Уэйна.       Он решил, что позаботится об этом.       Его размышления прервала открывшаяся дверь. Альфред, который всё это время что-то ему втолковывал, явно не замечая невнимательности своего собеседника, замолк, ставя поднос ближе к Джерому и сильно хмурясь.       — Я надеюсь, ты хорошо спал, Джером.       Джерому не понравился безличный голос Брюса.       Брюс выглядел уставшим. Он успел переодеться в домашнюю чёрную рубашку и простые чёрные брюки. Непослушные волосы, полностью потерявшие форму какой бы то ни было укладки, торчали во все стороны, придавая молодому миллиардеру уютный вид обычного подростка, который не был озабочен многочисленными покушениями на собственную жизнь и беспорядками, творящимися в городе. Его красивое лицо с гладкой кожей и мягкими линиями было немного хмурым, чётко очерченные чёрные брови сведены к переносице. Глаза внимательно бегали по лицу Джерома, ища признаки боли или дискомфорта.       Джерому вдруг стало грустно, в эгоистичном смысле, потому что Брюс был слишком совершенен, чтобы когда-либо смотреть на покрытое шрамами чудовище перед ним.       Никаких недостатков. Никаких грубых извилистых шрамов, портящих его внешность, уродливых веснушек или родинок, никаких изъянов. У Джерома не было ни единого шанса.       В горле у него запершило от последней мысли и он тут же его прочистил, морщась от лёгкой боли.       — Если ты всех своих гостей одариваешь такими украшениями, Брюси, я начну тебя уважать. — Он потряс рукой в наручнике, отведя взгляд от невозмутимого лица.       — Боюсь, только особенных гостей, — влез Альфред, после чего вздохнул. — Я оставлю вас, мастер Брюс. Но ночью вы уступите дежурство мне. — Не дожидаясь ответа, дворецкий ушёл, напоследок бросив Джерому слова о том, чтобы тот съел весь ужин.       Джером проводил его взглядом и вопросительно посмотрел на Брюса.       — Дежурство?       — Ты же не думаешь, что мы оставим тебя в нашем доме без присмотра? Ты опасен даже будучи связанным. — Брюс подошёл ближе и сел на стул, что стоял немного левее Джерома. Столик, на котором остался поднос принесённый Альфредом, оказался между ними.       — Я польщён твоим высоким мнением о моих способностях, — широко улыбнулся Джером, только сейчас заметив, что дворецкий принёс с собой не только лекарства, но и еду. На подносе умещался какой-то густой суп, что было — ха — почти жестоко со стороны Альфреда, две миски с розовой кашицей и маленький кусочек мягкого даже на вид хлеба.       — Я всего лишь не недооцениваю своего врага. — Брюс постучал указательным пальцем по подлокотнику своего стула, выжидающе смотря на Джерома.       — Кажется, мы пришли к тому, что стали друзьями? — осклабился Джером       — Почему ты не ешь? Твои ожоги болят? — немного подался вперёд Брюс, игнорируя его вопрос. — Альфред может снова обработать их и научить тебя делать это, чтобы тебе не пришлось ждать его каждый раз.       — У меня ничего не болит, малыш. Перестань играть в курицу-наседку.       — Я не играю, Джером. — Брюс выглядел раздражающе невозмутимо. Его стоическая, словно приросшая к лицу, маска, не дрогнула. — Это сырный крем-суп с курицей, — решил он объяснить, видя как Джером смотрит на поднос с едой. — Тебе нельзя твёрдую, горячую и холодную пищу, поэтому Альфред сделал это для тебя. Он измельчил даже мясо. — Брюс понимающе поджал губы, когда Джером, не удержавшись, с отвращением отвернулся от супа. — Тебе нельзя твёрдую пищу, — повторил он, — поэтому суп — лучшее решение. Это не для того, чтобы поиздеваться над тобой.       — С трудом верится, — усмехнулся Джером и сглотнул скопившуюся во рту слюну. Он действительно был голоден, а суп, несмотря на не самые радостные ассоциации, выглядел и пах восхитительно.       — Мне всё равно, что ты думаешь, — пожал плечами Брюс и придвинул тарелку ближе к Джерому, положив ложку так, чтобы её было удобно взять левой рукой. Правая была прикована наручниками к стулу. — Поешь, а потом мы поговорим.       — Неужели ты не составишь мне компанию, малыш? — оживился Валеска от перспективы почти свидания. — Ужин со старым добрым Джеромом, м?       — Не называй меня так, — сдержанно попросил Брюс, его глаза блеснули в свете ламп. — Я уже поужинал. Но я могу съесть с тобой десерт, если хочешь. — Он указал на небольшие миски с розовой кашицей, и Джером заинтересованно посмотрел на неизвестное лакомство, приподняв бровь. — Это смузи. Альфред сделал с малиной и клубникой. Какой нравится тебе больше?       — Я никогда не пробовал смузи, мой любимый доброволец, — Джером хихикнул на недовольный взгляд, вызванный давнишним прозвищем. — Но мне нравится малина.       — В таком случае ты получить малиновый смузи, если съешь крем-суп, — поставил условие Брюс.       Джером фыркнул на это заявление, но послушно придвинул тарелку ближе и взял ложку, на удивление ловко орудуя одной левой рукой. Он осторожно положил ложку в рот, но ничего кроме дискомфорта и лёгкой, почти привычной, боли не почувствовал. Суп оказался вкусным, густым и средней температуры: ни холодный, ни горячий. Джером понял насколько был голоден, как только съел первую ложку, но упрямо отказывался показывать это, нарочито неторопливо разделываясь с едой. Он рискнул съесть кусочек хлеба, который лежал рядом, когда уже закончил с супом. Джером, усмехаясь и вспоминая детство, с непонятным даже ему удовольствием провёл мягким кусочком хлеба по стенкам тарелки, собирая остатки и отправляя всё это дело в рот. Не удержавшись, он блаженно зажмурился, с упоением понимая, что никто больше не посмеет ударить его за то, что он «неопрятен» за столом. А когда открыл веки наткнулся на нечитаемый взгляд Брюса.       — Что? — получилось так, словно он защищался, и Джерому это не понравилось. — Это самая вкусная часть. Сначала попробуй, а потом суди, Брюси.       — Я не осуждаю тебя, Джером, — на удивление мягко ответил Брюс, покачав головой. — Смузи?       — С тобой что-то не так, Брюс Уэйн. — Джером посмотрел на него прямо и без своей обычной игривости и театральности. У Брюса пересохло во рту от этого заявления, но он только упрямо выпятил подбородок, продолжая смотреть в глаза Джерома, который уже через секунду разразился хихиканьем, что пускало мурашки по коже. — Как хорошо, что со мной тоже. Мы хорошо смотримся вместе.       — Я бы поспорил, — усмехнулся Брюс, беря в руки одну из мисок и нюхая её содержимое. — Этот с малиной. — Он протянул миску Джерому, и тот осторожно её перехватил, по пути нарочно коснувшись пальцев Брюса.       — А ты, значит, любишь клубнику? — нарушил странно уютную тишину между ними Джером, когда попробовал свой десерт. Он довольно застонал на нежный вкус и приложил руку к сердцу. — Ты окончательно покорил меня, Брюси. Сначала спас, потом вылечил и накормил. Осталось только спеть колыбельную перед сном.       — Боюсь, у меня не самый приятный голос, — спокойно поделился Брюс, не ведясь на его игривый, заигрывающий — и наверняка фальшивый — тон. И голос его был таким ровным, мягким и западающим в душу, что Джером ни на секунду ему не поверил. Он не мог петь плохо: всем известно, песни ангелов — ликование Небес, а Брюс никто иной, как ангел. — И нет, я не любитель клубники. Мне тоже больше нравится малина.       — Почему ты тогда… — Джером откашлялся, замерев с ложкой в руке. Он посмотрел на Брюса удивлённо, отчего-то чувствуя себя неловко.       — Ты мой гость, Джером, — улыбнулся Брюс, явно забавляясь с его реакции. — И ты сам сказал, что любишь малину.       — Ты мог бы оставить её себе.       — Но не оставил, — Брюс едва подавил порыв закатить глаза, но сдержался, прекрасно понимая, что Джером не привык к проявлению заботы или элементарной вежливости. — А теперь скажи, что тебе было нужно от мистера Трамбла?       — Переходим к делу? — застонал Джером, отставляя тарелку. Он прощупывал наручники, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы освободиться. Никаких шпилек, проволок или гвоздей поблизости не было видно, и Джером понял, что Брюс и его надоедливый дворецкий заранее позаботились о том, чтобы сделать его побег как можно более сложным. Или даже невозможным. — Играешь в детектива, Брюси? Хочешь стать таким же порядочным полицейским, как дорогой Джимбо?       — Я уже говорил тебе, Джером, — внезапно посуровел Брюс. — Ты — моя ответственность. Я отпустил тебя в тот раз. Отчасти я виновен во всех последующих разрушениях и смертях, что ты вызвал.       — Брюс и его синдром спасателя, — пропел Джером, хихикая и с упоением наблюдая, как Брюс сжимает губы то ли из-за злости, то ли из-за недовольства. — Что ты собираешься делать, если я ничего не скажу?       — Полагаю, ничего, — после небольшой паузы ответил Брюс, но глаза его потемнели, и Джером облизнул губы, почти подпрыгивая от возбуждения. — Но тебе следует помнить, что ты всё ещё прикован к этому стулу. — «И находишься в моей власти» — осталось невысказанным.       — Наконец-то эта прекрасная тьма выходит на сцену, чтобы поиграть! — хихикнул Джером. Он немного приподнялся и от этого стал выглядеть так зловеще, будто вот-вот готов был перепрыгнуть через столик между ними и сжать Брюса в своих объятиях — смертельных или нежных. — Не пойми меня неправильно, ты все еще ужасно весёлый, даже когда пытаешься держать это внутри себя — особенно, когда пытаешься, — но когда ты показываешь то, что у тебя глубоко внутри? — Джером прижал руку к сердцу и театрально хлопнул ресницами. — Брюси, детка, мне кажется, я влюблён.       — Прекрати, — Брюс вцепился в стул, на котором сидел, сжимая кулаки до побеления костяшек. — Хватит говорить об этом.       — Ты не любишь говорить о своей тяге к разрушениям, потому что боишься её, — немного поумерил пыл Джером, но его глаза всё ещё горели энтузиазмом и восхищением. — Но ты прекрасно контролируешь себя, Брюси.       — Спасибо, полагаю, — закатил глаза Брюс. — Ты ответишь на мой вопрос?       — Я искал одного человека, — небрежно — слишком небрежно — поделился Джером.       Взгляд Брюса посуровел.       — Ты собирался причинить ему боль?       — Такого плохого мнения обо мне, — схватился за грудь Джером, широко улыбаясь.       — Ты ответишь на мой вопрос или продолжишь увиливать? — Брюс медленно постукивал пальцем по поверхности столика, ощущая усталость после долгого и насыщенного дня.       — Я отвечу, если ты ответишь на мой. Поиграем, Брюси?       — Полагаю, это справедливо, — кивнул Брюс. — Я первый. Кого и зачем ты искал?       — Это два вопроса! — Джером почти подпрыгнул, поднимая руку и изображая возмущение. — Я отвечу только на один. Я искал его, чтобы преподать урок, открыть глаза на некоторые вещи. Убийство не входило в план.       — Удивительно, — прищурился Брюс, не чувствуя облегчения. Иногда убийство — не худшее, что может случиться. Джером Валеска олицетворял это своей прогнившей, сломанной и искажённой со всех сторон жизнью.       — Теперь я! — широко улыбнулся рыжий, что заставило Брюса поёжится — столько в этой улыбке было предвкушения и азарта. — Каков был твой самый лучший день?       Брюс приподнял брови, выдавая своё удивление, но выпытывать, почему Джером спросил настолько бесполезную с точки зрения преступника и террориста вещь, не стал. В конце концов, в голове Джерома творилось нечто невообразимое, и даже он, Брюс Уэйн, не стал бы копаться в этом слишком долго или слишком глубоко.       — Я не могу вспомнить что-то конкретное, — признался Брюс после довольно длинной паузы, — но думая об этом сейчас, для меня лучшим днём был бы день проведённый в компании родителей, Альфреда и Се… И друзей. Не важно, чем мы занимаемся, главное — вместе. Я не могу придумать более честный ответ.       — Ну, Брюси, это довольно мирный лучший день в жизни. У меня было бы больше конфетти. — Джером усмехнулся, наслаждаясь небольшим кусочком сокровенности Брюса и сдерживая небольшую искру злости, что вызвало упоминание — или почти упоминание — его подружки-кошки. Он знал о ней и её дружеских отношениях с Брюсом, но никогда ещё не встречался лично.       Он отказывался принимать то, что ревновал.       — Даже не хочу думать, из кого бы ты сделал эти конфетти. — Брюс выглядел серьёзно, когда говорил это, но в его голосе явно сквозила насмешка и даже небольшое веселье. Джером приосанился, когда подумал о том, что смог вызвать у Брюса столько положительных эмоций. — Кого ты хотел найти? О ком спрашивал у своего дяди?       — Ты такой невесёлый, — состроил гримасу Джером, почти скуля. — Я скажу тебе, Брюси, но только потому что ты мне нравишься.       — Не потому что мы решили… играть?       — Ну и поэтому тоже, — неохотно кивнул Джером, теребя металлическое кольцо наручников и досадуя о их прекрасном качестве. — Я искал Ксандера Уайлда.       — Кто это? — нахмурился Брюс, не зная никого с таким именем.       — Моя очередь! Ты так и жаждешь нарушить правила, — покачал головой Джером, кидая на Брюса строгий взгляд. — Но я тебе скажу: это один болван, который счёл себя слишком умным, а меня слишком опасным, что обеспечило мне незабываемое, беспомощное детство.       — И ты всё ещё не хочешь убить его? — Брюс склонил голову набок, рассматривая Джерома очень внимательно. — Зная тебя, этого было бы более чем достаточно для убийства.       — Убийства — это скучно, — отмахнулся Джером, сжимая челюсти и стараясь не вспоминать. — Чтобы отомстить, нужно сделать нечто куда большее, чем просто убить. Вероятно, мучать его неизвестностью, поймать в ловушку, в один из лабиринтов, что он так любит, показать, что он сделал со мной, и указать на то, что мы не так уж и отличаемся. Он поплатился бы сполна, если бы я вытащил его тёмную сторону наружу, — усмехнулся Джером, смотря в мрачное лицо Брюса. — У меня это хорошо получается.       — Этот человек был тебе близок, — после напряжённой паузы заметил Брюс. — Твой друг?       — Теперь моя очередь, — беззаботно улыбнулся Джером, не желая больше говорить о своём брате. Брюс и Джеремайя сдружились бы, понял он с внезапной горечью. Они сошлись бы во многом, разговаривали бы о науке и ютились в мягких креслах из кожи, которые есть в гостиных исключительно состоятельных людей. Джером не сомневался, что его брат уже весьма состоятелен. — Ты задал уже больше одного вопроса. Ты убил бы ради своего дворецкого?       Брюс долго смотрел на него, почти не шевелясь и выглядя противоречиво. Наконец, он сжал кулаки и длинно выдохнул.       — Да, — Брюс не дал Джерому выразить своё мнение на этот счёт, задав следующий вопрос. — Когда ты собираешься сбежать отсюда? — Брюс решил опустить тему о человеке, которого искал Джером, видя, как сильно он не хочет об этом говорить.       — Ну, это куда более интересный вопрос, — великодушно опустил тему убийств Джером. — Я ещё не продумал это. Мне нравится компания, так зачем мне куда-то уходить?       — Польщён, — сухо кивнул Брюс, вызвав у Джерома хихиканье, что, в свою очередь, вызвало улыбку и у него. — Твоя очередь.       Но задать свой вопрос Джером не успел, прерванный вошедшим после короткого стука в дверь Альфредом.       Дворецкий молча забрал использованную посуду вместе с подносом, смерив Джерома пристальным взглядом. Джером зубасто улыбнулся в ответ, заслужив холодный взгляд Брюса.       — Будьте внимательны, мастер Брюс. Сколько бы ни было во мне веры в ваши способности, я всё ещё в состоянии здраво оценивать ситуацию, в отличии от вас. — Альфред вскинул брови на возмущение, что мгновенно вспыхнуло на лице Брюса в ответ на его слова, и покинул комнату широкими шагами, не дожидаясь комментариев на его предостережение.       Брюс смотрел ему вслед и мрачно, неохотно думал о том, что он прав.       Брюс Уэйн был непозволительно близок к нелепому, безосновательному и глупому сочувствию к Джерому Валеске.