phantom

Юнги снится темнота. Сверху и снизу. Впереди и позади. Она кругом, и ничего больше не видно. Он идёт по этой темноте без ориентира. Он пытается скрыться. От голоса. — Это бессмысленно, — звучит тот отовсюду. — Ты всё равно не сможешь уйти. Юнги срывается на бег, но сколько бы он ни бежал, перед ним всегда возникает человек с горящими синим пламенем глазами. Юнги просыпается с колотящимся сердцем. Косит взгляд на свою руку и чешет зудящее запястье. На нём — чёрная — как будто ювелирно выполненная татуировка — буква ненавистного имени. Этот сон повторяется время от времени и является самым безобидным. В других — он и его соулмейт занимаются совсем небезобидными вещами, которыми Юнги абсолютно бесстыдно наслаждается. После этих снов приходится идти в душ. Нет, Юнги до сих пор не смирился с тем, кого судьба ему подсунула в соулмейты. Все произошло неделю назад. Спустя полгода долгой, упорной и выматывающей работы им наконец удалось задержать банду преступников, занимающихся незаконной торговлей оружием. Сначала всё шло хорошо. Источник подтвердил место сделки. Команда Юнги с ним во главе прибыла на точку и ворвалась в помещение. После небольшой перестрелки оставшихся в живых поставили на колени с заведенными за голову руками, и коллеги Юнги надевали всем наручники, пока он сам, держа всех преступников на мушке, следил за тем, чтобы все прошло гладко и без фокусов со стороны отчаянных. И тогда-то это и случилось. Он просто осматривал преступников, которые спокойно себе таращились в землю. А один — Ким Намджун, чтоб его, главарь всея банды и просто заноза в заднице — нагло смотрел ему в глаза. И в этот самый момент Юнги, не успевший даже осадить наглеца, увидел в них короткие всполохи, а на своём запястье почувствовал жжение. Это ошарашило его настолько, что от неожиданности он чуть не нажал на спусковой крючок и тем самым едва не вышиб всем мозги. Естественно, на оголённом запястье Намджуна, прекрасно видимом с позиции Юнги, тут же проступила буква его имени. Намджун нехорошо разулыбался. Юнги внутренне содрогнулся. Каким-то чудом, не иначе, ну и благодаря многолетнему опыту удалось не подать вида. И увести взгляд без подозрений. Какое счастье, что позади было ещё два человека в тактических очках — пусть заноза в заднице думает на кого угодно. Какое счастье, что Юнги всегда носит линзы. Желанием встретить соулмейта он никогда не горел, отчаянно мечтая о том, что встретив его и не выдав себя, удастся сбежать от поисков судьбы. Ну, надежда умирает последней. Юнги несколько раз приходит на допрос, в ходе которого пытаются вытащить информацию об остальных подельниках. Но всегда следит за происходящим через зеркало Гезелла. Категорически отказываясь заходить внутрь. Беда пришла, откуда не ждали. На третьем допросе Намджун отказывается говорить с кем-либо другим, кроме Юнги. Причём смотрит из комнаты так, будто знает, что Юнги за ним наблюдает. Не к добру, думает Юнги, автоматически потирая запястье. Момент обретения соулмейта был скрыт от каждой живой души. Поэтому его поведение не должно выглядеть подозрительно. И Юнги, пользуясь положением, откладывает их встречу до последнего, находя различные максимально правдоподобные предлоги. Но дело в том, что это его гребаная работа. И вечно придумывать оправдания, почему он не может, нельзя. Всё это время Юнги сам не свой. Чувствует себя раздражённым, растерянным и как будто кем-то пришибленным из-за угла. В один из дней он с тяжким вздохом откладывает дело, страницу из которого уже десять минут начинает читать заново после первых двух предложений. Смысл прочитанного ускользает от него с завидным упорством. Упорней только Намджун, добивающийся с ним встречи. Юнги выходит в коридор и идёт за кофе. — Как дела, кэп? — хлопает его по плечу возникший рядом Тэхён. — Ты последнее время на себя не похож, — подхватывает выскочивший как черт из табакерки с другого бока Чонгук. Юнги надеялся, что прячет свое состояние так же успешно, как букву. Просчитался. — Просто охренеть как устал, — машет рукой, — на выходных отосплюсь, и все будет в норме. — Если что — звони, — говорит Тэхён. Второй из ларца — как обычно — заканчивает за него предложение: — Сходим вечером в бар, выпьем немного, посидим. Юнги бы с радостью выпил весь бар, все бары в городе, если бы это избавило его от проблемы. — Ага, спасибо, ребят, я буду в порядке, правда. — Он изображает самую убедительную улыбку, на которую способен. Парни прощаются, получив обещание быть на связи, и уходят дальше по коридору, а Юнги какое-то время смотрит им вслед. Чонгук с Тэхёном вместе, сколько Юнги помнит их в организации. Один работает в отделе по борьбе с терроризмом, другой — с наркотиками. Тэхён ходит сверкает зеленью в глазах, а Чонгук — фиолетовым. Год назад Юнги сидел с Тэхёном в коридоре больницы на идиотских неудобных стульях, пока в операционной из Чонгука вытаскивали пули и чёрт знает что ещё. Он смотрел, как фиолетовая буква на запястье Тэхёна бледнела и моментами практически полностью выцветала обратно в чёрный. А кожа на лице в это время стремилась поконкурировать с белизной больничных стен. С искусанных губ изредка срывалось еле слышное «ты не можешь уйти», а ещё Тэхён пугающе гипнотизировал своё запястье взглядом, полным боли, отчаяния и надежды. Как будто если бы он отвёл глаза, все бы в тот же миг закончилось. В итоге все обошлось, но в тот раз Юнги лишний раз убедился, что вся эта херня не для него. Переживать подобное — врагу не пожелаешь. Юнги трясёт головой, прогоняя воспоминания, и сворачивает к небольшому обеденному островку за кофе. Нет, ему совершенно точно не нужна такая головная боль. Но как будто его кто-то спрашивает. Этот мудак приходит в его сны, в его мысли, в его гребаную жизнь и творит там, что вздумается. Уверенность в том, что он легко отделается или отделается вовсе, тает не то что с каждым днем, а с каждым часом. Он какого-то хрена перечитывает личное дело Намджуна раз, наверное, в сотый, и столько же видел его до этого. Закрыв глаза, он уже может воспроизвести его наизусть. И всё равно перечитывает и всматривается в десяток фото. И что тогда, что сейчас — просто сейчас вообще особенно — все больше видит в нём… человека. Не преступника. Видит того, кто прошёл через весь ад и жестокость улиц и просто сделал то, что должен был, чтобы остаться в живых. И что тогда, что сейчас — просто сейчас вообще особенно — заталкивает эти мысли куда подальше, куда они, к сожалению, заталкиваться не хотят. Его нельзя оправдывать, это очень, очень плохо для Юнги. Спустя ещё неделю расследований, разбирательств, изучения улик и всего прочего Намджун снова требует для разговора Юнги. На что приходится, чуть не сточив зубы в крошку, согласиться. Начальство будет не в духе, если из-за его упрямства они упустят важные сведения. Включив всё своё самообладание, он заходит в допросную. Никаких провокаций, никаких поблажек. Он на работе, всё под контролем. — Я знаю, что это ты, капитан Мин, — прилетает в лоб. Кажется, где-то как-то с контролем Юнги не подрассчитал. Он едва заметно вздрагивает и практически тянется, чтобы снова потереть запястье — и выдать себя с потрохами, — но вовремя останавливается. — Не понимаю, о чем ты, — говорит удивительно для самого себя ровным тоном. Он медленно подходит и садится на стул напротив Намджуна. Тот будто только этого и ждал — резко дёргается вперёд через стол. Но на такие выходки Юнги научен реагировать, даже бровью не ведёт. Тем более Намджун в наручниках, которые прикреплены к столу, а ноги тоже скованы. Крепление из пола не вырвать, оно надёжно. Дотянуться, прикоснуться возможности нет. Но… на какой-то миг Юнги пугается, что это может произойти. На какой-то миг он желает, чтобы это случилось. И на какой-то миг он сам себя проклинает. Намджун шумно втягивает носом воздух, как будто принюхивается, скалится, а потом откидывается на спинку стула обратно. — О, ты знаешь, детка, — и поворачивает руки на столе так, чтобы были видны его запястья. Юнги скользит взглядом по пока ещё чёрной букве своего имени. Сердце в груди сбоит, но внешне он сохраняет спокойствие. Которое сохранять все труднее, когда он встречается взглядом с Намджуном. — Это, — показывает глазами на запястье, — появилось во время задержания, а из всей группы полицейских, кто был там, и кому я точно смотрел в глаза, с такой первой буквой имени был только ты. Юнги закатывает глаза. Самоуверенный засранец. Вот как? Как он может быть его соулмейтом? В прошлой жизни Юнги знатно насолил какому-то божеству. — Как ты можешь быть уверен? Ты был в стрессе. И как ты вообще мог узнать имена всех членов группы? Ты, блять, заперт здесь. — Ну, — довольная рожа, — отвечая на твой первый вопрос — я уверен. А на второй — у меня свои источники, — идиотская счастливая улыбочка. — Так ты не отрицаешь? Самое интересное, что не отрицает. Что-то внутри противится этому. Но все равно пытается. — Ты бредишь. Или у тебя недостоверная информация, не думал о таком варианте? Смешок в ответ. — Тогда покажи свои запястья, капитан Мин. И имей смелость снять линзы. Догадался, скотина. Юнги не понимает, почему не может просто прямо и однозначно соврать, сказать чёртово конкретное «это не я». Он сверлит его взглядом. Буква на собственной коже зудит и зудит, но застегнутая манжета рубашки и ещё часы сверху надёжно её скрывают. — Может, ещё стриптиз станцевать? Намджун облизывает губы: — Я бы не отказался. Я бы с удовольствием… — Заткнись! — повышает голос Юнги. От картинок в голове самому становится плохо. Связь соулмейтов влияет на него сильнее, чем ему бы хотелось. — Ты сказал, что будешь разговаривать только со мной. Я здесь. И внимательно слушаю. В глазах Намджуна начинают сверкать голубые всполохи. Юнги против воли сглатывает, что не остаётся незамеченным. — Тогда запомниай, капитан. — Голос становится ниже, отчего Юнги покрывается мурашками. — Я выберусь отсюда и приду за тобой. И сделаю тебя своим, пока ты будешь стонать моё имя и просить брать тебя жёстче. У Юнги плывёт в голове. И перед глазами. Запястье покалывает со страшной силой, и ему ужасно, ужасно жарко, и… возбуждение течёт по венам огнём. Прогнать наваждение выходит не сразу. — Тебе лучше начать говорить по делу, потому что ты никогда не выйдешь отсюда, смирись. Наверно, так он больше пытается успокоить сам себя. На Намджуна его слова не оказывают вообще никакого эффекта. — Повторяй себе это почаще, — разделяет его мысли и подмигивает. — Это угроза, господин Ким? Намджун снова всем телом двигается вперёд. Господи, эта связь сведёт Юнги с ума. Ему тоже хочется податься вперёд, коснуться, провести носом по шее, вдохнуть аромат его кожи… Твою мать. — Это предупреждение, капитан Мин. Не получится продуктивного разговора. Черт, даже на встречу не надо было соглашаться. Намджун снова облизывает свои блядские губы, а Юнги нужно срочно убираться отсюда. — Не желаю больше это слушать. Я ухожу. Если бы Намджун только умел держать рот на замке. — А я желаю. Тебя. Слушать. Особенно, как ты стонешь. Если бы Намджун только знал, что Юнги уже в шаге от этого. — Замолчи немедленно. Как будто его собираются слушать: — О, я вижу все в твоих глазах. Вижу все твои грязные мысли… — Я сказал — заткнись! — рычит Юнги, резко встаёт и в два шага оказывается у двери. Но выйти не успевает. Намджун действительно не намерен замолкать. — Когда я приду к тебе, ты сможешь попробовать заткнуть меня любым другим способом, детка. Юнги не оборачивается, до боли вцепляясь в дверную ручку. Ещё один шаг, и это сумасшествие закончится. — Тебе ни за что не выбраться, — мда, над уверенностью стоило порепетировать. — Прощай. Смех Намджуна пробирается до самого сердца. — До встречи, капитан… Спустя два дня Намджун сбегает. Юнги встречает эту новость… не удивленным. А ещё, в глубине души, очень-очень-очень глубоко, он этому рад. Связь даёт о себе знать всё сильнее. Каждый день группы проходит в поисках, которые безрезультатны. А ещё Юнги знает, что Намджун придёт к нему. Но по итогу каким-то образом приходит к нему сам. Дважды. В то время, когда совсем не ищет. Они просто сталкиваются в случайных местах таким же совершенно случайным образом. Первый раз это происходит во время очередной бессонной ночи. Юнги просто выходит подышать свежим воздухом. Он долго петляет по улицам абсолютно без цели и идёт, куда глаза глядят. Пока взгляд не цепляется за вывеску круглосуточного магазина. Внезапное желание попить он решает не игнорировать и заходит в магазин. Выбрав воду и подняв голову от полки, он сталкивается взглядом с причиной своего отвратительного состояния. Это происходит настолько неожиданно, что Юнги теряется, а Намджун подмигивает, бросает все, что выбирал из продуктов, и за секунды исчезает из магазина. Юнги только и может, что таращиться на закрывшуюся дверь и задаваться вопросом — это было действительно или он уже ловит глюки на фоне стресса? Грустный взгляд кассира на брошенные продукты говорит о первом варианте. Грустный взгляд Юнги на свой смартфон говорит о том, что никуда и никому он сообщать не будет. Во второй раз они встречаются вообще за городом. Юнги приехал проведать брата, заодно немного сменить обстановку, в надежде урвать спокойного, здорового сна. Он сворачивает за угол на одной из улиц и так и застывает. На противоположной стороне от него Намджун разговаривает с каким-то типом в кепке. А потом, видимо, что-то ощущает, обрывает речь на полуслове, поворачивает голову и смотрит на Юнги. Выглядит по-настоящему удивлённым. Но следом на его лицо возвращается привычная наглая улыбка, он салютует ему, в два шага оказывается у своего байка и уезжает. Его собеседник исчезает на каких-то улочках. Юнги внезапно чувствует себя самым тупоголовым в своём отделе, потому что снова стоит как истукан и позволяет преступнику — и, отрицает он это или нет, соулмейту — уйти. Хотя Юнги чувствует, что даже будь у него с собой пистолет, он бы не смог навести его на Намджуна. Не смог бы кинуться в погоню и снова арестовать его. Не смог бы снова видеть его за решёткой. Он так и стоит на тротуаре, смотря перед собой и ничего не видя, абсолютно шокированный этой мыслью и её понимаем, пока ему не звонит брат и тем самым заявляет отмереть. Приехал, называется, отвлечься. Отвлёкся, блять. Со дня побега проходит целый месяц. За все эти дни — особенно тяжёлые после встреч — Юнги вымотал сам себя, кидаясь от отрицания к принятию. Стал меньше спать, потому что Намджун изводил его в каждом сне. Звал. Касался. Тянул магнитом. Под глазами залегли синяки, и жажда того, чтобы Намджун объявился, кажется, намеревалась лишить рассудка. Не хотелось вызвать подкрепление, доставать оружие, задерживать. Хотелось просто… чтобы он пришёл. В очередной вечер после душа Юнги долго ворочается в постели. Мог бы хоть на секунду объявиться, думает он, чтобы хотя бы знать, что он в порядке. А если решил свалить куда-то и залечь на дно? Должен же радоваться. Но нет. Психует. Поднимается. Решает устроить ночную прогулку, раз уж сон не идёт. Может, завалиться в какой-нибудь клуб? Так сказать, уйти в отрыв. Но от мыслей, что в пьяной танцующей толпе его будет касаться больше, чем по-дружески, кто-то кроме, буквально начинает мутить. Он стоит у шкафа с одеждой, уже почти переодевшись, и выбирает кофту потеплее, когда сердце начинает стучать с ненормальной скоростью. — Ну привет, прелесть. Намджун забирается через окно тенью, практически бесшумно и останавливается за спиной. Не то чтобы Юнги оставил его открытым специально. Просто это, он уже смирился, всё равно не остановило бы — ни Намджуна, ни его. Если честно, он устал сопротивляться, так сильно устал. А на то, чтобы противостоять связи соулмейтов, уходит слишком много сил. А во сне, когда сопротивляться не получается, подсознание атакует картинками — нежными и мягкими, горячими и непристойными. Потому что душа тянется к соулмейту, желая получить всё это и столько же вернуть в ответ. И сдаться оказывается единственным вариантом. Кажется, он изначально переоценил свои возможности. Юнги так и стоит перед зеркальными дверцами шкафа, не шевелясь. Намджун подходит сзади медленно, крадучись, останавливается вплотную, дышит в затылок. У Юнги дыхание перехватывает. — Как долго я этого ждал, — и, крепко сжимая ладонями бока, Намджун прижимает к себе, ведёт носом по шее. Они оба вздрагивают, когда буквы на запястьях окрашиваются в цвета, противоположные всполохам в глазах. Кожу сильно жжёт, но потом ощущения сменяются покалыванием и наконец просто теплом, которое эйфорией расползается в груди, разгоняя пульс, увеличивая чувствительность, до покалывания кончиков пальцев. С минуту они льнут друг к другу, слушая только шум дыхания. Оба привыкают к ощущениям, впитывая, принимая их окончательно. — Вот и все, детка. Тебе больше не сбежать от меня, — первый приходит в себя и шепчет ему в ухо Намджун. У Юнги подгибаются ноги. Сколько раз ему это снилось. Сколько раз он проклинал себя за эту слабость. Сколько боролся с собой, и все для того, чтобы сейчас плавиться от чужих рук. Та его часть, которая надеялась, что Намджун не придёт, сбежит, уедет в другой город, страну, куда угодно, уже давно потеряла голос. А другая, более сильная и настойчивая, громко умоляла об обратном. И именно эти мольбы были Намджуном услышаны. Юнги так сильно его хочет, что даже больно. Хочет себе. Хочет в себе. Дыхание срывается, стоит только представить. Намджун, конечно, слышит. — Никак ждал меня, детка? — и оставляет на шее первый поцелуй. Юнги с трудом сглатывает. Наверное, сейчас нет смысла лгать. — Ждал, — выходит очень сипло. Юнги видит в зеркальном отражении хищный оскал Намджуна, а потом он заменяет поцелуй на болезненный укус. Юнги в его руках дергается, но его держат очень крепко. Только Юнги этого малого, ему хочется немного больше боли, больше отметин. Запястье горит от плавящегося между ними напряжения. Он знает, что связь играет свою роль, что ощущения усилены троекратно, но уверен, что и без меток хотел бы Намджуна не меньше. Это что-то на диком, животном уровне. Намджун словно слышит его мысли, оставляет ещё несколько укусов, словно чёртов вампир, засасывает кожу, лижет жадно. Толкается бёдрами сзади. Юнги кажется, что он сдохнет, когда Намджун окажется в нём. Он гортанно стонет. Намджун перестаёт терзать его шею, и они встречаются в зеркале взглядом. Юнги не знает, чей более сумасшедший. Не отводя глаз, Намджун убирает одну руку с талии, поднимает перед лицом Юнги свое запястье с буквой, теперь окрашенной красным, и он тут же касается её губами. По телам обоих мчится что-то безумное и раскалённое. Глаза сияют всполохами чаще. Намджуна — синими, его собственные — красными. В зеркале их сочетание выглядит так красиво, так горячо, что член Юнги дёргается только от этого вида. — Как ты посмел прятать эту красоту за линзами? От меня? — Намджун отнимает свою руку от его губ, опускает ладонь на шею, чуть сжимает и ведёт вниз. Дразнит. Он расстегивает несколько пуговиц рубашки и скользит под неё, а вторая рука путешествует с бока на живот и ниже, ниже, ниже. Пока не обхватывает член сквозь ткань джинсов и не сжимает — так правильно, так хорошо… Юнги дёргает бёдрами навстречу ладони и — громко стонет. — Вот так, мой хороший, — шепчет на ухо Намджун, лижет, прикусывает мочку, и Юнги стоит только потому, что Намджун его держит. — Я же обещал, что услышу твои стоны. — Иди к дьяволу, — тихо хрипит, толкаясь пахом отчаянней. Пальцы второй руки Намджуна ласкают грудь, по очереди потирая соски, и Юнги потряхивает. — Посмотри на себя, — горячо шепчет на ухо, касаясь его губами. Юнги видит в зеркале, как красные всполохи почти вытеснили карий. — Я уже у него. А скоро буду ещё ближе. В нём. Из груди вырывается отчаянный рык. Одна рука Намджуна всё так же наглаживает его член, вторая снова сжимается на шее, язык путешествует от уха до ключиц, Юнги кажется, он сейчас отключится, настолько много Намджуна вокруг. Но и этого не достаточно. — Блять, — шипит сквозь зубы, когда Намджун двигает свои пахом по его ягодицам, и он чувствует, насколько тот твёрдый. — Сделай, — хрипит, — сделай уже что-нибудь. Снова дьявольская усмешка. Намджун расстегивает ремень его штанов, приспускает их вместе с бельем, а потом внезапно весь жар чужого тела исчезает, но ненадолго. Намджун резко разворачивает его к себе лицом и впивается в губы. Юнги сразу же отвечает, открывает рот. Поцелуй мокрый, дикий, когда их языки сталкиваются, Юнги стонет Намджуну в рот, а его руки тянутся к чужому ремню и также следом расправляются с молнией. — Какой нетерпеливый, — Намджун хватает его за запястья и укладывает его руки себе на шею, чем Юнги пользуется, чтобы запустить ладони в волосы и притянуть для нового поцелуя. Его бедра дёргаются в поисках трения, Намджун придвигается вплотную, и Юнги, не контролируя себя, рвано трётся о чужое возбуждение и прикусывает нижнюю губу Намджуна. Эти чёртовы губы столько раз преследовали его ночами, что сейчас он не может оторваться от них, упиваясь, до вспышек перед глазами, этим вкусом. Намджун одной ладонью сминает его задницу. — Иди сюда, — он подхватывает его под ягодицы, и Юнги сцепляет ноги на его пояснице. — Хочу трахнуть тебя на весу, детка, — рычит в губы. Юнги снова кусает чужие, увлекает в поцелуй, язык Намджуна борется с его, толкается так глубоко… Но, черт, как же мало, как же сильно ему нужно большее. — В ванной, в шкафчике, на полке, — Юнги выдыхает между поцелуями, но Намджун никуда не торопится, с жадностью исследуя его рот. — Ну же! — дёргает за волосы, пока Намджун прижимает его за ягодицы теснее к себе, покачивая бёдрами. Издевательства из сна пробираются в реальность. — Блядство! В ванную, живо! — Есть, капитан Ким, — издевательски смеётся Намджун, но послушно несёт его в ванную. И только там опускает на ноги. Юнги тут же стягивает с него футболку, сразу же атакуя губами ключицы и грудь, ставит там пару меток, довольно отмечая дрожь в чужом теле. Не может перестать гладить крепкое тело, мышцы живота, плечи. Намджун разрывает оставшиеся пуговицы его рубашки одним рывком, стягивает её, швыряя к своей футболке. А потом теснит к стене, больно впечатывая лопатками в кафель, наклоняется и снова присасывается к шее. Не отрываясь от своего занятия, шарит в шкафчике над раковиной, находя нужный бутылек. Наполовину пустой. — Развлекался тут без меня? — сверкает синевой и ухмыляется. Юнги пытается перевести дыхание с помощью прохлады плитки за спиной, но это совершенно не приводит в чувство, когда Намджун вклинивается коленом между ног и толкается. У Юнги кружится голова. — Ты мне снился каждую ночь, ублюдок. Сводил с ума и там. Как я должен был снимать напряжение? Намджун тем временем спускается кусачими поцелуями по груди, опускается на колени, выцеловывает каждый участок живота, то слегка прикусывая, то касаясь самым кончиком языка. Юнги не может перестать стонать и терзать его волосы, но видимо Намджуну нравится, тот чуть ли ни мурчит. — Такой вкусный, — переключается на тазовые косточки, стягивая штаны с бельём и отправляя их к остальной куче одежды, — такой сладкий. Каждая косточка изучается языком, им же исследуется низ живота. — С-сука, — шипит Юнги, — Ты говорил, что я могу заткнуть тебя любым способом. — Кивает головой на изнывающий член. — Займись делом, пока прошу вежливо. Намджун мстительно прикусывает многострадальную косточку. — Любите командовать, капитан? И, не дожидаясь ответа, насаживается ртом на член, заглатывая сразу на половину и медленно погружая до основания. — Твою же… — откидывается на кафель, пока Намджун ускоряет движения головой. Юнги сам толкается глубже, как же хорошо, как же горячо, как же он близко… В следующий момент Намджун выпускает его член изо рта, и Юнги разочарованно стонет: — Ты, блять, издеваешься... Чужую ухмылку хочется стереть кулаком. Намджун довольно облизывается: — Повернись, детка, у нас сегодня немного другой сценарий. — Я тебя ненавижу, — выдыхает Юнги, но послушно поворачивается спиной, утыкаясь головой в сгиб локтя и прогибаясь в пояснице. — О, я вижу, как сильно. Юнги слышит, как звякает ремень, пока Намджун снимает с себя остатки вещей, а потом вскрикивает, когда Намджун прикусывает его ягодицу, а следом оставляет на ней шлепок. — Так бы и съел, — ладонь заменяют губы, а внутрь легко проникают сразу два скользких от смазки пальца. — Так ты игрался прям перед моим приходом? — издевается и толкает пальцы глубже, а Юнги закусывает собственный кулак, не зная, чего хочется сильнее — покрыть матом или попросить добавить… — Ох, блять… — … больше. Намджун поднимается, нажимает на поясницу, заставляя выгнуться ещё сильнее, покрывает лопатки поцелуями и не перестаёт двигать пальцами внутри. — Давай, ну давай же, блять, Намджун. — Что такое, детка? Чего ты хочешь? Юнги упрямо мычит, но сдаётся, когда зубы Намджуна кусают за плечо, а пальцы попадают по простате. — Что ты там сам хотел, ммм? Сделать своим? Взять меня у стены? Ну так сделай... ч-чёрт... действуй уже! Намджун резко разворачивает его к себе лицом, снова подхватывает под ноги, и Юнги тут же сжимает бёдрами его талию, прислоняясь спиной к стене. Он смотрит Намджуну в глаза и думает о том, что если бы они, как у него, полыхали красным, он бы кончил в этот же момент. Намджун считает его дьяволом? Он готов поспорить. — С ума меня сводишь, какой же ты красивый, — шепчет Намджун, прежде чем Юнги снова заставляет его замолчать, проникая языком в чужой рот. Намджун медленно входит в него, не прекращая поцелуй, и крадёт протяжный стон. Стенки распирает, пока Намджун входит полностью, и Юнги царапает его спину до кровавых полос. — Любишь царпаться? Мне нравится. Юнги не в силах ответить очередной колкостью, потому что Намджун делает первый толчок, потому что он снова накрывает его губы своими, посасывает язык, забирает весь воздух, и начинает двигаться слишком медленно, плавно и дразняще. — Как горячо, боже, — выстанывет Намджун ему в шею. — Так идеально меня принимаешь. Весь для меня. Весь мой. Юнги выгибает в чужих руках. Он кусает линию челюсти, подбородок, лижет губы, толкается в рот, толкается навстречу сам. Ему нужно ещё, а Намджун снова издевается, фиксируя его ладонями на ягодицах и не позволяя своевольничать. — Что не так? — сверкает глазами, выходит почти полностью и загоняет до основания. Юнги уже ничего не соображает, кроме того, что ему надо… — Сильнее, ммм, Намджун, блять, сильнее, трахни меня как следует, — и впивается взглядом в чужой. Это, наконец-то, срабатывает. Намджун перестает издеваться, отпускает себя и начинает вбиваться до шлепков кожи о кожу. — Давай, ещё, — Юнги шепчет почти в бреду. Он на каждом толчке проезжается спиной по кафелю, когда Намджун выполняет его просьбу. Он перемещает руки с ягодиц на талию, тянет к себе, и Юнги чувствует губы на своей шее. Перед глазами пелена, по телу бежит ток, спина уже болит от трения, но Юнги замечает это слишком отдалённо. Снова откидывает голову, прикрывает глаза, теряя связь с реальностью. — Вот так, да, — вырывается хрипом между стонами, — ещё немного… Джун… Намджун рычит ему в ухо, прикусывает мочку, продолжая вбиваться. Юнги уверен, что не оставил на его спине ни одного живого места. Он на грани. Огненные вспышки удовольствия заменяют то, что течёт в венах. Намджун везде: его дыхание на коже, звук его стонов рядом с ухом, его руки на талии, он сам в нём, двигается идеально. А потом происходит несколько вещей одновременно: Намджун засасывает кожу на стыке плеча и шеи, там, где уже красуется укус, одной рукой продолжает придерживать, а пальцами другой сжимает сосок, и делает особо грубый и глубокий толчок. Юнги, кажется, кричит и кончает, не касаясь себя. Вроде бы он даже отключается на пару секунд, а потом постепенно начинает приходить в себя и осознавать действительность. Намджун горячо дышит ему в шею, все ещё в нём, толкается рвано, быстрее, снова и снова, а потом выдыхает еле слышное «детка», замирает и кончает глубоко внутри. Юнги готов отключиться ещё раз. С минуту они остаются в том же положении, а потом соприкасаются лбами. Первым шевелится Намджун, выскальзывает из него и ставит на пол, удерживая в своих руках. — Ты как? — внимательно смотрит в глаза. Всполохи цвета у обоих уже практически незаметны. — Охуенно, — честно говорит Юнги и получает ленивый поцелуй, так же лениво на него отвечая. — Я же говорил, что ты будешь умолять, — включает свою сволочность Намджун. — Ты затыкаешься хоть вообще когда-нибудь? — Юнги не остаётся в долгу. — Ну ты же теперь знаешь, когда, — и подмигивает. Юнги шлепает его по груди. — Пристрелил бы… — Ладно, это мы отложим на потом, если возможно — навсегда, а сейчас нас ждёт душ. Юнги как никогда рад, что он буквально в шаговой доступности. Они забираются в душевую кабину, натирая мочалкой друг друга и смывая пену. В касаниях страсть уступает место нежности. Говорить не хочется. Юнги ощущает волшебную опустошенность во всем теле и в мыслях. Намджун тоже ничего не говорит, только оставляет мягкие поцелуи на запястье, плечах, губах. Спешить не хочется тоже. Возвращаются в спальню они уже одетыми. Юнги знает, что Намджун сейчас уйдёт. Хотя им ещё предстоит о многом поговорить. — Ты же знаешь, что я все ещё должен тебя поймать? — Намджун кивает. — И что нам надо с этим что-то делать? — Ещё кивок. Намджун подходит, наклоняется ближе и касается лба своим. — Всё получится, если ты мне поможешь. Мне нужно немного времени, и я завяжу со всем этим. Чем, ты думаешь, я занимался весь этот месяц? А потом, если согласишься, уедем туда, где нас никто не будет искать. — И я должен тебе верить? Просто потому, что мы переспали? — Дурак, — шепчет Намджун, — отстраняется, берет за запястье и подносит к своим губам, нежно касаясь ими синей буквы. По телу снова разливается тепло. — Я же нашёл своего соулмейта, мы отметили себя друг для друга, — снова целует то же место, — у меня теперь есть, что терять. Это стоящая причина, капитан Мин? — Я подумаю, господин Ким, — и не сдерживает улыбку. Намджун облегченно выдыхает и тоже улыбается. Он обхватывает его голову двумя руками и целует так долго, пока дыхания не перестает хватать. — Это, чтобы ты помнил меня, пока я не приду в следующий раз. Детка. Ухмыляется. И в следующий момент исчезает в окне так же бесшумно, как и появился. В следующий раз. Господи. Он действительно собирает поверить ему. Он действительно будет ждать. И, черт возьми, даже будет готов бросить здесь все и уехать. Безумие. Но, кажется, Юнги готов в него упасть.