Ад или Рай?

      — Видите ли, Катакура-сан… — Кодзюро показалось, что это насмешка. Точнее не разглядел — зрение его село из-за большого количества бумажной работы вкупе с работой на компьютере. — В воскресенье вас и Датэ-куна увидел другой студент. И так возмутился, что решил поделиться этой информацией с кем-то, кто достаточно справедлив, чтобы не оставлять такой проступок безнаказанным.       «Ну конечно…» — мысленно закатил глаза Кодзюро.       — Студент отлично понимал ситуацию и знал, что ему понадобятся доказательства, — продолжал Оучи. — К счастью, у него был телефон. К несчастью, Датэ-кун успел отвернуться от камеры.       — Уверены ли вы, что студент, предоставивший информацию, говорит правду? — задал вопрос Катакура. Ему нужно было оставаться спокойным, не спешить, чтобы завоевать расположение публики, и он это знал с самого начала. Но и представить не мог, как сложно, оказывается, сохранять спокойствие под осуждающими взглядами!       — А с чего бы ему врать?       Накано прищурила глаза. Ещё один неодобрительный взгляд в его сторону, но Катакура сосредоточился на Оучи.       — То есть вы можете предоставить доказательства того, что этот студент не мой недоброжелатель? И даже того, что он не желает зла Датэ Масамунэ? — первый удар. — Возможно, вы назовёте имя этого студента, чтобы все смогли оценить его честность? — второй. Но если выпад не поддержат…       Есть! Теперь все переключились на Оучи. Тот поджал губы.       — Не кажется ли вам, Катакура-сан, что это нарушения прав человека? Студент пожелал остаться анонимным, чтобы однокурсники не осудили его за этот поступок. Знаете же, что у молодёжи очень размытые границы морали. Они считают, что разглашение информации, пусть даже о запретных отношениях, — это предательство. Мы не должны подвергать его лишнему риску.       Кодзюро усмехнулся. Ход отличный, вот только решать будут другие преподаватели. И он обратился к изголодавшейся публике:       — Кто-то из присутствующих собирается разглашать информацию о личности студента, предоставившего фотографию?       Тихие перешёптывания наполнили кафедру. Впервые преподаватели усомнились в словах Оучи, и некоторые из них даже начали кидать косые взгляды тому в спину. Похоже, он ощутил всё то же самое, что и Кодзюро, на себе. Но радоваться рано — это ещё только тридцать процентов всего пути. Пятьдесят будет, когда…       — Конечно же, никто из присутствующих не будет разглашать эту информацию, — уверила Накано Айко.       …заведующая поддержит его.       — Имя этого студента — Тогаши Мию, — не имея другого выбора, смиренно ответил Оучи. — Она обратилась ко мне за помощью.       Самое время атаковать. Но без лишнего риска — о некотором пока лучше умолчать.       — И обратилась она к вам, конечно, потому что перед сессией советовалась с вами по поводу своей курсовой работы, верно? — с долей иронии уточнил Кодзюро.       Как и ожидалось, вопрос поверг Оучи в замешательство.       — О чём вы?       — По крайней мере, когда я столкнулся с Тогаши, она именно так и сказала. Мне посчастливилось застать её у вашего кабинета: она как раз вышла, когда пришёл я. Это было неожиданно. Зачем студентка, обучающаяся по направлению «Дизайн интерьера», заходила к преподавателю литературы? Поэтому я полюбопытствовал.       Теперь уже все преподаватели вопросительно смотрели на Оучи Садацуну. Публика полностью сосредоточила внимание на новом объекте. Но впереди ещё ждала самая сложная часть представления. Как без доказательств обвинить Оучи в шантаже студенток, Кодзюро не знал. А продолжать необходимо, иначе публика вновь ополчится против него. Нельзя упустить момент.       — Странный ответ, вам не кажется? Можете сказать, по какому поводу она к вам на самом деле подходила? — переформулировал вопрос Кодзюро.       — А вы можете предоставить доказательства того, что действительно столкнулись с Тогаши и не придумываете всё это на ходу?       Хороший ход. Кодзюро при всём желании не мог сейчас их предоставить. Вот только Накано Айко могла.       — Возможно, вы не проинформированы, но в коридорах установлены камеры видеонаблюдения, — вмешалась она. — Мы можем посмотреть запись, чтобы удостовериться. В какой день произошёл этот разговор?       «Если они посмотрят запись, то поймут, что я подслушивал их разговор, — заволновался Катакура. — Не сейчас, ещё рано…»       — Я подтверждаю, что Тогаши обратилась ко мне по поводу своей курсовой работы, — сдался Оучи Садацуна. — Не помню точно, как звучал её вопрос… Она интересовалась литературой как достоверным источником сведений об исторических изменениях оформления интерьера. Я специалист в этой области, и предоставил всю интересующую её информацию. Но не знаю, взяла ли она ту в курсовую…       — Допустим это так. Почему вы сразу обо всём не рассказали? — задала вопрос уже Накано.       Без сомнений, вся публика перешла на сторону Катакуры. Но даже сейчас расслабляться было ещё рано.       — Позвольте! — вмешался один из преподавателей, привлекая внимание заведующей. — Я сомневаюсь в словах Оучи-сана. Дело в том, что я куратор Тогаши Мию, — он поднялся с места, чтобы его могли увидеть все. К сожалению, с того расстояния, на котором он был, Кодзюро не мог рассмотреть лицо куратора по курсовой. Слишком далеко. — Она интересуется стилем модерн в интерьере, и её работа уже на стадии завершения. Основная часть готова, Тогаши лишь проверяет корректность выводов и никак не могла обратиться с таким вопросом.       Семьдесят процентов.       — Что вы скажите в своё оправдание? — снова спросила Накано, переводя взгляд на Оучи. Гнев, скопившийся в преподавателях и не находивший до сих пор выхода, как по команде сконцентрировался на нём. Теперь что бы он ни сказал, его загрызут. И всё с разрешения этой женщины.       — Кажется, мы сильно отошли от темы, — пытался вернуть контроль над ситуацией Оучи. — Катакура-сан, что вы можете сказать в своё оправдание?       — Пожалуй, я могу выдвинуть обвинение, — спокойно отразил атаку Кодзюро. — Но сначала скажу, что не скрывал свою ориентацию, устраиваясь сюда. Накано-сан знает, и несмотря на это, поддержала решение принять меня на работу. Однако немало тех, кого моя ориентация смущает. Похоже, вы один из них. В связи с чем, я могу предположить, что вы подговорили Тогаши сфотографировать меня с партнёром. И именно так, чтобы не было понятно, кем тот является.       Публика взорвалась возгласами, но Накано Айко остановила шум одним лишь взглядом. Никто не напал, отлично. Представление подошло к своей кульминации.       — И вы можете назвать нам своего партнёра? — не отступал Оучи Садацуна.       — Только при условии, что эта информация не выйдет за пределы кафедры. В противном случае моего партнёра, вероятнее всего, уволят, — заявил Кодзюро. — Настоятельно прошу никого не разглашать это имя.       — Имя! — требовал Оучи.       — Уэсуги Кэншин.       Повисла тишина. Казалось, преподаватели забыли не только, как двигаться, но и как дышать. Единственными, чьё состояние не изменилось, были — спокойный Катакура и закипающий Оучи. Первой пришла в себя Накано. Она понимающе кивнула и, признавая свою ошибку, опустила взгляд в пол. Сразу же среди ряда стульев началось движение. Кто-то с краю переспросил соседа, и так по цепочке. Постепенно волна дошла до центра, и прешёптывания сменились возгласами.       — Да ладно!       — Быть того не может!       — Ну это многое бы объяснило…       — Да вы в своём уме?       Так бы и продолжилось, если бы заведующая не остановила взбудораженную толпу. Лёд её взгляда снова помог остудить пыл преподавателей.       — Разве у него каштановые волосы? — с натянутой улыбкой спросил Оучи.       «Туше. Нет у вас больше аргументов, а зрители настроены к вам недоброжелательно, — ликовал Кодзюро. Теперь он мог позволить себе малую передышку. — Так что за собой в ад вы меня не утянете».       — Нет, он брюнет. А разве вы ожидали увидеть его ещё и в форме?       — Что?       Оучи трясло. Он настолько погрузился в свою проблему, что не мог уловить сарказм в словах Катакуры. Кодзюро же решил сбавить обороты. Этой вольности — впрочем по достоинству оценённой преподавателями — достаточно. Всё же перед ним стояла задача важнее насмешек над Оучи Садацуной.       — Не пойдёт же такой небезызвестный человек без маскировки, — заступилась Накано Айко. — Его весь Токио знает, несмотря на то, что отвечает он за один наш район. Именно это и имел в виду Катакура-сан.       — Возвращаемся к вам, — вновь атаковал Кодзюро. — О чём же вы на самом деле говорили с Тогаши?       Оучи молчал.       — Тогда позвольте мне кое-что прояснить, — Кодзюро склонил голову и виновато продолжил: — Я должен признаться, что несколько исказил правду и с Тогаши пересёкся не случайно, — а вот теперь самое время! — В тот день я сидел в кабинете и услышал удар. Решил, что кто-то спорит, и вышел разобраться в происходящем. Камеры засекли меня около вашего кабинета — это можно проверить. Потом я вернулся к своему кабинету и подождал, когда Тогаши выйдет, чтобы задать ей пару вопросов.       — Ради чего вы всё это говорите?       Лицо Оучи покраснело до такой степени, что казалось, кожа вот-вот пойдёт трещинами и из них хлынет кровь. Страшное было бы зрелище. Впрочем самое то для неугомонной публики.       — Дальнейшему доказательств у меня нет, так что вам всем придётся выбирать, верить этому или нет, — Кодзюро окинул взглядом сидящих. — Я услышал лишь одну фразу: «Вы не можете, вы не посмеете». Что она имела в виду? О чём вы с ней говорили?       Оучи Садацуна тоже обратился к публике:       — А не кажется ли всем вам, что это уловка и он с её помощью скрывает собственный проступок?       Но преподаватели уже были на стороне Катакуры. Его логика смогла перевесить чашу весов — теперь все ему верили и сопереживали. Тогда как эмоциональные обвинения Оучи больше для них не имели веса.       — Моя вина в том, что я люблю мужчину? — палка о двух концах, но раз уж Накано поддержала, остальные не осмелятся напасть.       — Вы же точно встречались с Датэ-куном… По-другому и быть не может… — цедил Оучи. — Я абсолютно уверен, что на этом фото именно он…       — Не знаю, как на других парах, но на моих он появлялся в футболках и джинсах или даже спортивных штанах, — парировал Кодзюро, стараясь сдержать самодовольную улыбку. То, что он собирается сказать дальше, никак не соотносилось с действительностью. — Не думаю, что Датэ Масамунэ изменил бы самому себе и даже раз в жизни нарядился так элегантно ради кого-то. Или вы хотите сказать, что знаете его лучше?       «Нужно держать себя в руках, я иду по краю пропасти», — останавливал он себя.       Пример Масамунэ очень помогал: публика ликовала и не искала подтекста в едких замечаниях. Совсем как студенты на парах. Однако один человек всё же понимал, что тут происходит. Но у него — как иронично — не было весомых доказательств.       — Оучи-сан, что насчёт вас? — вмешалась Накано. — Вы так и не ответили, о чём же говорили с Тогаши?       — А это сейчас имеет значение?       В миг Оучи Садацуна стал похож на загнанную в угол крысу, к которой медленно подбиралась дикая кошка. Он был готов вцепиться в кого и что угодно, лишь бы выиграть время и найти спасение.       — Конечно, имеет. Если вы говорили с ней не о курсовой работе, то мог иметь место заговор. Возможно, вы что-то знаете о Тогаши и угрожали ей раскрытием информации. И чтобы этого избежать, она согласилась добыть провокационный материал на Катакуру-сана. Во избежание дальнейших недоразумений, скажите правду.       Провал. Предположение заведующей оказалось лишним. Кодзюро стиснул зубы, заметив, как взгляд Оучи становится непроницаемым. Тот догадался, как выйти с малыми жертвами.       — Да, я действительно стал свидетелем одной сцены, порочащей её имя. Я бы не стал разглашать это, но Тогаши испугалась и сделала всё сама. Впрочем скрывать не буду — я не считаю, что такие преподаватели, как Катакура-сан, должны работать у нас. Это возмутительно!       — Катакура-сан, вам есть, что добавить? — скорее ради соблюдения формальностей спросила Накано. Ей было достаточно услышанного.       Кодзюро посмотрел в глаза Оучи Садацуны и увидел в них торжество. Удалось продвинуться только на семьдесят пять процентов. Обидно. Кэншин был абсолютно прав, когда сказал, что это дело безнадёжное. Без существенных доказательств дойти до ста процентов не выйдет. И пусть Кодзюро смог отстоять себя и Масамунэ, победить в этом сражении у него не получилось.       — Однажды меня уже увольняли из-за моей ориентации, поэтому сейчас я не буду ждать, пока поднимется бунт со стороны родителей. Я уйду по собственному желанию, — ответил он.       — Вы уверены?       — Абсолютно.       — Что ж, пойдёмте со мной, — на мгновение в глазах Накано мелькнуло сочувствие, но почти тут же взгляд заледенел. — Оучи-сан, вы тоже. Сделаем вид, что вам захотелось уйти по собственному желанию. И да… Это такие, как вы, нам точно не нужны! — в эти слова она вложила всю злобу, которая скопилась в ней за два дня.       Представление окончено. Ничья. Но Кодзюро понимал, что не добился ничего: не защитил Тогаши, не предотвратил опасность для других студенток. Он просто сделал работу за родителей, которые бы через месяц или чуть больше стали обвинять Оучи в непрофессионализме и плохом преподавании. Сменится только сцена, и тогда уже ничего нельзя будет сделать. Похоже, это всё-таки не ничья, а поражение.       — Вы точно уверены? — в последний раз спросила Накано.       — Да, — кивнул Кодзюро. — Думаю, мне давно уже пора сменить род деятельности. Если я не уйду из преподавания, это будет повторяться из раза в раз.       — Мне очень жаль…       Вина ли за несправедливое обвинение, сожаление ли о жестокости общества — это было не важно. Катакура чётко осознал, что его никогда не примут. Может, Масамунэ принял верное решение? Понял это раньше и потому попрощался? Нет уж, теперь Кодзюро точно может с ним встречаться. Он больше не преподаватель! У того не осталось аргументов, чтобы уйти.       Но как можно было убедить Масамунэ, если связаться с ним никак не получалось? Он игнорировал звонки — возможно, даже выключил телефон. Он заблокировал в сети. Оставалось разве что писать на сам номер, надеясь, что Масамунэ не удалит сообщения, даже не прочитав их.

среда, хх августа

Сегодня меня открыто обвинили в том, что я встречаюсь с тобой. 14:47 Помнишь, как тогда, в воскресенье, ты сказал, что чувствуешь неладное и лучше уйти сейчас же? Твоя интуиция не ошиблась. Но мы немного опоздали. 14:57 Оказывается, в том районе живёт Тогаши. Если, конечно, не случайно там оказалась. Она заметила нас на выходе из кафе и решила сфотографировать. Но к счастью, ты отвернулся от камеры. Твоя удача восхитительна, и именно она помогла мне сегодня в университете. 14:58 Ты был прав и в том, что тот преподаватель опаснее для нас, чем Такэнака. Это он распространил информацию. По крайней мере, на кафедре. Про общежитие сказать ничего не могу, но я всё ещё сомневаюсь, что это Такэнака. Возможно, причастна Тогаши, но тогда я не понимаю, какая у неё цель. Может, её попросил тот преподаватель. Слишком много «может». 15:00 Знаешь, а я применил твою же тактику. Ту, которую ты использовал на парах, чтобы привлечь моё внимание. С ней я смог переманить преподавателей на свою сторону. 15:01 Но я всё равно решил уволиться. И несмотря на убеждённость преподавателей, что на фото не ты, оставаться здесь мне незачем. 15:01 Конечно, я добился и увольнения того преподавателя, но этого мало. Он просто перейдёт в новый университет или хуже — в школу. Пострадают другие. Родители снова объединятся, чтобы согнать его с места, и всё повторится. Сколько бы я ни искал, сколько бы ни думал, доказательств найти не смог. Я даже не знаю, чего будет достаточно. Мой друг из полиции говорит, что нужны фотографии и показания жертв. Но всё сгорело. Помнишь, я попал в пробку? Видимо, тогда пожарная машина неслась тушить убежище того преподавателя. Было уже поздно. Наверное, я зря влез во всё это. Во всяком случае, ты с ним теперь не пересечёшься. Нужно радоваться хотя бы этому. 15:03 И прошу тебя — вернись. Если я всё правильно понимаю, ты ушёл, чтобы не доставлять мне проблем. Теперь их не будет. Я устроюсь на такую работу, где никому не интересно, с кем встречается сотрудник. Да и преподавание — это не моё. 15:04 Если же ты ещё о чём-то беспокоишься, прошу, скажи мне. Я постараюсь сделать всё, чтобы тебе не о чем было волноваться. 15:04 Да, поначалу нам придётся скрываться — слухи слишком распространились. Я позабочусь о том, чтобы у тебя была собственная квартира. Думаю, в общежитии опасно оставаться. 15:05 Если же у тебя не осталось чувств ко мне, пожалуйста, скажи, и я прекращу все попытки связаться с тобой. 15:06       Кодзюро смотрел на свои сообщения. Не было способа проверить, прочитал ли их получатель, но он всё равно не отрывал от них взгляда, будто пытался почувствовать — а может, и увидеть, — что делает Масамунэ. Но чувствовал он только пустоту. Собравшись, Кодзюро откинул телефон в сторону и взял ноутбук. Работа сама себя не найдёт. Он пролистывал список вакансий и боролся с соблазном снова открыть одностороннюю переписку.       «Всё равно же звук включен. Придёт уведомление, услышу, а до тех пор смысла нет смотреть», — убеждал себя Катакура.       И уведомление пришло. Кодзюро схватил телефон… Чтобы увидеть сообщение от службы безопасности, которое предупреждало о возможном резком повышении температуры на улице. Снова оставив телефон в покое, он вернулся к поискам.